* * *
Было уже около пяти, когда я добрался до винного магазинчика, в котором Эндрю Оуэн был и владельцем и продавцом. Когда я вошел, он стоял за кассовым аппаратом, ящик для денег выдвинут; за спиной хозяина тесными рядами выстроились бутылки виски разного оттенка коричневого. Хозяин тоже был коричневым - цвета красного дерева. Он был почти одного роста со мной, но весил намного больше, - дородный мужчина с громадными ручищами, которыми он проворно перекладывал деньги из ящика кассы на прилавок, раскладывая их в аккуратные маленькие пачки: единицы, пятерки, десятки, и пачечка потоньше - двадцатки. Наконец он перевел взгляд на меня.
- Чего угодно? - спросил он. - Я собираюсь закрывать.
- Меня зовут Мэттью Хоуп, - ответил я, - представляю интересы…
- Хоуп, - повторил он и, посмотрев на меня более внимательно, кивнул.
Выйдя из-за прилавка, он подошел к двери, запер ее, а затем перевернул висевшую на ней табличку, теперь за стеклом красовалось объявление: "Закрыто". Не оборачиваясь, он произнес:
- Помню вас. Вы тот самый адвокат, который отсудил для Салли такие громадные алименты.
- Ну, не такие уж и большие, - возразил я, вспомнив о том, сколько ухитрилась выжать из меня моя собственная супруга под руководством этого сладкоречивого адвокатишки, Элиота Маклауфлина.
- Дом да три сотни зелененьких в месяц слишком много для таких, как я, - сказал Оуэн, возвратившись к прилавку. - Так о чем речь на этот раз? Она что, хочет начать по новой? Я выплачиваю ей алименты аккуратно, каждый месяц, все до последнего цента. Что ей…
- То, с чем я к вам пришел, не имеет никакого отношения к бракоразводному соглашению.
- Так что же это?
- Вашему другу Джорджу Харперу предъявлено обвинение в убийстве жены. Я адвокат…
- Понятно. Видел по телику, - сказал Оуэн.
- Я защищаю его интересы.
- По-моему, он выбрал не самый плохой вариант. Раз вы добились таких благ для Салли, так и Джорджу будет не так уж плохо.
- Он ваш друг, не так ли?
- Вообще-то вы могли бы и так его назвать.
- А как вы его назвали бы?
- Конечно, другом.
- Насколько близким другом?
- Да как вам сказать. Мы частенько вместе рыбачили. Он был ко мне внимателен, когда началась вся эта кутерьма с Салли. Это близкий друг? Наверное. Кто знает? В последнее время мы как-то потеряли контакт, но, мне думается, мы были хорошими друзьями.
- Почему же изменились ваши отношения? Что случилось?
- Ничего. Кто говорит "изменились"? Джордж все еще мне друг, ясно? Просто люди плывут по течению, приятель, и течение уносит их в разные стороны.
- А как он помогал вам, пока шел бракоразводный процесс?
- Подставлял свое плечо, чтобы выплакаться, - ответил Оуэн.
Точно так же сказала мне его бывшая супруга, когда рассказывала о своих отношениях с Мишель.
- Может, расскажете поподробнее?
- Конечно, почему бы нет? Хотя лучше бы вам попросить меня об этом во время развода, тогда, может, и мне осталось бы что-нибудь, кроме рубашки на плечах. Я ужасно любил Салли. На развод подала она, а не я. Я плакался Джорджу, а он меня слушал. Он очень внимательно слушал меня. Друг в беде…
- Когда это было?
- Да уже почти год прошел. При разводе вы представляли ее интересы, разве вы не помните, когда это было?
- Хотел уточнить… К тому времени они с Мишель стали подругами?
- Конечно.
- Близкими подругами?
- Наверное.
- Настолько близкими, что Мишель доверяла ей свои секреты?
- Приятель, у меня, знаете ли, хватало и своих неприятностей, и мне было неинтересно, о чем разговаривает Мишель с моей женой.
Кто-то забарабанил в дверь.
- Закрыто! - закричал Оуэн. - Прочитайте объявление! Написано же "закрыто"! - Покачав головой, он обратился ко мне: - Проклятые пьянчуги, до последней минуты все ждут, никак не могут утолить жажду. Ведь написано: "закрыто", так для чего колотить в дверь? - Он посмотрел в сторону двери и еще раз прокричал: - Закрыто! Расходитесь по домам! Ничего не выйдет! - Покачав головой, он пробормотал себе под нос: - Проклятые пьяницы! - а потом вновь обратился ко мне: - Такая вот история.
- Харпер когда-нибудь говорил о Мишель?
- Нет.
- А казался он вам ревнивым?
- Нет.
- Как Мишель вела себя с другими мужчинами?
- Прекрасно.
- Кокетничала с кем-нибудь?
- Нет.
- Видели ли вы хоть раз, чтобы они ссорились при посторонних?
- Нет.
- А не случалось ли вам заставать ее в слезах у себя дома? Когда она приходила к Салли посекретничать?
- Нет.
- О чем вы говорили с Харпером, когда ездили на рыбалку?
- Да мы не ездили. Шли за мост и рыбачили там.
- Ночью?
- Ночью, как правило. Иногда по уик-эндам. Зачем нужен был бы мост, если бы с полдюжины негров не рыбачили с него?
Он подождал, как я отреагирую на его слова, и, казалось, был разочарован, не заметив на моем лице никаких эмоций.
- Так о чем шел разговор, пока рыбачили?
- До начала развода или потом?
- До того.
- Да обо всем на свете. Такого болтуна, как Джордж, я не встречал. Жужжал мне в ухо всю ночь напролет. Всякие истории: про свое армейское житье-бытье, про свой бизнес, про свое детство в Майами, - да обо всем на свете. Рта не закрывал.
- А ваша жена говорит о нем совсем не так.
- А он на самом деле был вот таким: мистер Болтун. Послушайте меня: на свете нет второй такой бестолочи, как Салли. То, что она думает, далеко не всегда соответствует фактам, понимаете? Единственное, что интересно Салли, - это собственная персона, за которую и дырявого цента не дашь. Джордж Харпер мог бы организовать четырехдневную обструкцию в сенате, а Салли на это и внимания не обратила бы. Все, что заботит Салли, она сама, и точка.
- Салли, однако, уделяла достаточно много внимания Мишель, выслушивала ее всякий раз, как та являлась к ней с…
- Такова участь черной женщины, - заявил Оуэн и опять уставился на меня, ожидая моей реакции.
- Вам не кажется, что Мишель приходилось нелегко? - спросил я. - Иностранка. Белая женщина, вышла замуж за черного. В Калузе у нее не могло быть много друзей…
- Ни разу не слыхал, что у Мишель какие-то затруднения. Не знаю, что натрепала вам эта вонючка Салли, но я на вашем месте не верил бы ни одному ее слову. Она с вами кокетничала?
- Нет. Ничего похожего не было.
- Не сидела перед вами, скрестив ноги и задрав юбку выше задницы?
- Нет.
- И не трясла перед вами титьками?
- Нет.
- Должно быть, состарилась, - решил Оуэн.
- А какое у вас впечатление от Ллойда Дэвиса? - спросил я.
- А кто такой Ллойд Дэвис?
- Я думал, вы знакомы с ним. Он был почетным гостем на свадьбе Харпера…
- Так меня там не было.
- Совершенно точно, что несколько раз он заходил к Харперам.
- Ах да, Дэвис. Большущий черный ниггер вроде меня, верно?
Я не ответил ему.
- Теперь припоминаю, - сказал Оуэн и улыбнулся с таким видом, будто одержал какую-то одному ему известную победу.
- Расскажите мне еще о Харпере, - попросил я.
- Что вы хотите узнать? - спросил со вздохом Оуэн. - У меня был длинный день, приятель, мне пора домой.
- Кажется ли он вам человеком жестоким?
- Нет. Совсем напротив. Скорее, мягким. Всегда переживал, если надо снять рыбу с крючка. Бывало, говорил, что рыба-то чувствует то же, что и мы с вами.
- А вы как считаете: убил он свою жену?
- Быть этого не может.
* * *
Я застал своего партнера Фрэнка в нашей конторе, когда прибыл туда в начале седьмого. Ему страшно не понравилась сделка, которую я заключил с Уиллоби, и это все еще продолжало портить ему настроение к моменту моего прибытия.
- Мы как будто были партнерами, - заявил он мне, не успел я войти. - Ты не имел права обращаться к нему за моей спиной.
- Не собирался обманывать тебя, - возразил я.
- Нет? Но ты ведь отправился к этому мошеннику, у которого, как известно каждой собаке в Калузе, комплекс вендетты, даже не посоветовавшись со мной, и заключил с ним соглашение, согласно которому ты выполняешь всю черновую работу, а он в это время бездельничает, зато потом вся слава, если, конечно, он сумеет выиграть это дело, достанется ему. Только я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Едва ли Уиллоби это по силам, твой Харпер виновен, никаких сомнений.
- Я в этом совсем не уверен.
- Кто, по-твоему, возместит наши убытки, Мэттью?
- Какие убытки?
- Те убытки, которые терпит наша фирма, пока ты носишься по всему городу, работая не покладая рук на Уиллоби. Убытки от потери твоего времени, Мэттью, убытки, которые мы уже понесли, так как тебя не было в конторе весь день. Ты же летал в Майами, а телефоны трещали без умолку. Как говорил Авраам Линкольн: "Время адвоката и его советы - вот его акции". Наше время - вот чем мы торгуем здесь, в компании "Саммервилл и Хоуп", Мэттью, твое и мое время, - именно за это нам платят. Теперь, если можно, объясни мне, какой цифры приблизительно достигнут наши убытки, если ты, как одержимый…
- Я не одержимый, Фрэнк.
- Тогда как можно назвать твое состояние?
- Послушай, - сказал я, - у меня нет настроения обсуждать дальше этот вопрос, договорились? Если это тебя так сильно волнует, я откажусь от своей доли дохода, сколько бы времени у меня ни заняло…
- И это не одержимость, а?
- Что бы это ни было, черт побери, не будем больше говорить на эту тему, ладно?
- Чудесненько, все в порядке, - сказал Фрэнк, - еду домой. Удостоишь ли ты нас своим присутствием завтра утром или неотложные дела зовут тебя в дальнюю дорогу?
- Буду на месте, - ответил я.
- Польщен. Если у тебя найдется свободная минутка, может, разберешься в той груде записок, которую Синтия положила на твой стол. До встречи, Мэттью, - попрощался он и ушел.
А я, оставшись в его кабинете в одиночестве, размышлял о том, что за все годы нашей совместной практики у нас ни разу до этой минуты не возникало с Фрэнком разногласий по серьезным вопросам. Я отправился к себе, где нашел на столе обещанную мне груду посланий и поручений, оставленных Синтией. Вытащил из-под стола свой портфель и бесцеремонно сгреб в него все записочки. Подождут, пока доберусь до дома; утро вечера мудренее. Но одно обстоятельство необходимо выяснить немедленно.
В одном из шкафов нашей уютной приемной, где сидела Синтия, я откопал нужное мне дело и унес в свой кабинет. Уже стемнело. Зажег настольную лампу и достал из нижнего ящика стола бутылку виски, которую держал там про запас для тех клиентов, которые приходили в слишком сильное волнение, изливая мне душу. Как правило, я и капли в рот не брал в адвокатской конторе "Саммервилл и Хоуп". Мне приятнее заниматься этим на свободе, не торопясь, но и в этих случаях не позволяю себе лишнего, хотя моя бывшая супруга Сьюзен, стоило мне выпить рюмку, начинала ныть, что мое увлечение "Бифитером" превращает меня в человека "опустившегося, замшелого и неустойчивого" (это ее точные слова). Но даже относясь со всем возможным уважением к ее приговору, следует отметить, что на самом деле не "Бифитер", а сама Сьюзен действовала на меня так, что я превращался в человека "опустившегося, замшелого и неустойчивого". Извлек из нижнего ящика стаканчик - у Синтии они всегда под рукой на случай очередной истерики - и плеснул в него на два пальца виски, а затем раскрыл папку с делом о разводе Салли Оуэн.
Она обратилась к нам в октябре прошлого года; в своем заявлении писала, что ее муж, Эндрю Н. Оуэн (еще одно "Н", подумал я: что же на этот раз крылось за ним - Николас, Норрис, Ньютон, Натаниэль?), бросил ее и переехал к женщине по имени Китти Рейнольдс, которая проживала в то время на острове Люси, в квартире, расположенной над принадлежавшим ей магазинчиком предметов женского туалета. Магазинчик входил в комплекс дорогих магазинов острова Люси. О белой женщине, которая увела мужа Салли, было сказано, что она блондинка и ей 35 лет.
Я закрыл папку.
Внезапно меня охватила страшная усталость.
Глава 6
Я выбрался к Китти Рейнольдс, женщине, которая фигурировала в деле о разводе Салли Оуэн, только к четырем часам дня в среду. Чувство вины приковало меня невидимыми цепями к моему столу в нашей конторе. Чувство вины и жуткое количество дел, которые просили меня уладить клиенты. Мне предстояло разобраться с этим сегодня, до завтрашних праздников и нашего отъезда в пятницу в девятидневный отпуск. Я собирался вернуться в субботу на той неделе, но, тем не менее, в конторе появлюсь только в понедельник, 7 декабря.
Первым позвонил в то утро наш клиент Марк Портьери.
- Марк, - приветствовал я его. - Как дела?
- Паршиво, - ответил он.
- Что случилось?
- Хочу сделать новое завещание.
- Еще одно? - удивленно спросил я. - Зачем?
- Хочу быть абсолютно уверенным, что ей не достанется ни цента.
- Кому? - спросил я.
- Дженни.
Дженни - его бывшая жена. Фирма "Саммервилл и Хоуп" всего полгода назад занималась бракоразводным процессом Марка, и затем мы составили по его просьбе новое завещание, по которому его бывшая жена исключалась из списка лиц, имевших право наследования.
- Но ведь она не упомянута в завещании, - сказал я.
- Знаю. А я хочу внести специальный пункт, в котором было бы сказано, что после моей смерти она не получит ни цента.
- Такой пункт совершенно ни к чему, - возразил я. - Если она не упомянута…
- Я хочу включить такой пункт.
- Марк, - начал я, - вы имеете полное право не оставлять своей бывшей жене ни цента. Если она не упомянута в завещании, у нее не может быть никаких притязаний…
- Когда будут зачитывать завещание, - прервал он меня, - когда все соберутся, чтобы выслушать мою последнюю волю, хочу, чтобы прозвучали эти слова. Хочу, чтобы все услышали: "А моей бывшей жене Джейн Портьери не оставляю ничего".
- Хорошо, сделаем, - согласился я со вздохом. Марк представлял себе эту процедуру по голливудским фильмам: вся семья собирается в какой-нибудь пыльной конторе, чтобы выслушать дряхлого адвоката, который зачитывает собравшимся завещание. В реальной жизни тех, кто упомянут в завещании в качестве наследников, обычно информируют по телефону или по почте, ставя их в известность, что они унаследовали крупную сумму, или виллу на Бермудах, или аквариум с золотыми рыбками. - Но подумайте над тем, что я вам сказал, ладно? Мне не хотелось бы вводить вас в лишние расходы, ведь вы уже вполне недвусмысленно…
- Хочу изменить свое завещание, Мэттью, - заорал он и бросил трубку.
Тут же из приемной позвонила Синтия и сообщила, что меня ожидает некий Абнер Филдстон - имя его упоминалось в одной из вчерашних записочек, - он просит принять его на минутку. Я сказал Синтии, чтобы он вошел. Часы на стене моего кабинета показывали 9.30.
Филдстон оказался негром, которому было хорошо за семьдесят. Он рассказал мне, что родился в маленьком городке на Миссисипи в те времена, когда рождение черных ребятишек нигде официально не регистрировалось. Он очень переживал, что у него нет свидетельства о рождении.
- Прожил столько лет, - сказал он, - а у меня даже не было свидетельства о моем появлении на свет. Вы не можете помочь мне достать свидетельство о рождении?
- Нет, если такого документа не существует, - ответил я.
- Так что же мне делать, по-вашему?
- Есть и другие способы установить факт вашего рождения и получить эквивалент свидетельства о рождении.
- Правда? - воскликнул он, и лицо его расплылось в широкой беззубой улыбке.
- Живы ли еще ваши отец и мать?
- Нет, - ответил он, и улыбка сползла с его лица.
- Есть ли у вас братья или сестры, которым известна дата и…
- Я единственный ребенок, - сказал он.
- А как насчет тетушек или дядюшек, которым было бы известно, когда и где вы родились?
- Тетушка Мерси самолично присутствовала при моем рождении, - обрадовался он, - она была акушеркой при моей матери.
- И эта тетушка еще жива?
- О да.
- Сколько же ей лет, мистер Филдстон?
- Девяносто восемь, - ответил он.
- И в здравом уме?
- Помнит все до мелочей, - заверил он меня.
- Дайте мне ее имя и адрес, - попросил я. - Дам указание отправить ей по почте аффидевит.
- И у меня будет все, как положено по закону? - спросил он и снова расплылся в улыбке.
- По всем правилам вы станете юридическим лицом, - подтвердил я, улыбнувшись ему в ответ.
В 9.45 я принялся отвечать на звонки, что значились в списке, переданном мне накануне. В первую очередь позвонил нашему клиенту Холу Аштону (раньше его звали Гарольд Ашкенази), актеру, который состоял в "Эквити" и играл в спектакле "Время нашей жизни" в "Канделлайте", одном из калузских клубов, где давали театральные представления.