- Ну не знаю. Знаю только, что где-то через две недели Джордж позвонил мне и сказал, что Мишель там, с ним, и он просил ее выйти за него замуж, а она согласилась.
- Угу.
- Свадьба была тоже такая красивая. Невеста хорошенькая, прямо загляденье, прекрасная, как июньский день. На ней было, помню, белое атласное платье. Признаюсь, мистер Хоуп, мне не очень-то нравилось, что мой сын женится на белой, я ведь знала, какими бедами это ему грозит. А получилось-то - лучше и не бывает, по крайней мере, я никогда ничего другого от него не слыхала. До нынешнего дня все было в полном порядке. А теперь кто-то подкараулил ее, убил, а обвинили в этом моего мальчика, и это очень нечестно, не мог он убить ее, мистер Хоуп. Уж слишком он ее любил.
* * *
Я еле успел на самолет, вылетавший в Калузу в половине третьего…
Прямо от миссис Харпер я поехал к ее соседке, по тому адресу, который дала мне мать Джорджа, - к миссис Бут, и получил там подтверждение, что Джордж Харпер действительно приезжал в воскресенье повидаться с матерью, как он заявил об этом в полиции. Поскольку миссис Бут была слепа, я старательно расспросил ее, каким образом она догадалась, что это был Харпер, и получил информацию, что она знала Джорджа с пеленок и всегда узнает его по голосу и запаху. Раньше мне не приходило в голову, что слепые распознают людей по слабому запаху, абсолютно индивидуальному для каждого человека. Я поблагодарил миссис Бут за беседу и уехал от нее несколько успокоенным.
Я понимал, что она будет надежным свидетелем, когда придется точно установить, что делал Харпер в Майами.
Проблема была, конечно, не в том, где он провел воскресное утро пятнадцатого числа, нас гораздо больше интересовало, где он был в 11.45 в ту ночь, когда Мишель жестоко избили, и где он провел весь день в понедельник, когда ее убили. Я попал в окружную тюрьму только к четырем часам. Надзиратель не выразил особого восторга при виде меня, он ворчал всю дорогу, пока мы шли к камере Харпера, выговаривая мне, что следовало сначала позвонить, что у него не гостиница, куда можно приехать в любое время.
На Харпере была тюремная одежда, не слишком отличавшаяся от той, что была на нем при первой нашей встрече: темно-синие брюки, голубая хлопчатобумажная рубашка, черные носки. Вместо коричневых рабочих башмаков в окружной тюрьме ему выдали черные ботинки, которые выглядели несколько странно в сочетании с остальной одеждой, - до блеска начищенные башмаки, которые можно надеть на ежегодный зимний карнавал. Он вскочил на ноги в ту же секунду, как надзиратель отпер дверь его камеры и впустил меня. Потолок казался слишком низким, а стены - слишком тесными для его громадной фигуры. Ощущение угрозы, опасности, исходившее от Харпера, было настолько сильным, что меня снова охватил страх, когда дверь за мной закрылась и надзиратель повернул ключ в замке. Звук его шагов, отдаваясь эхом от асфальтированного пола, замер вдали. Мы с Харпером остались наедине.
- Я просил этого сукина сына, надзирателя, позвонить к вам в контору, - сердито начал Харпер. - Он три раза звонил, и три раза ему говорили, что вас все еще нет в городе. Куда, черт побери, вы запропастились, приятель? Вы, кажись, мой адвокат?
- Был в Майами, - ответил я. - Расспрашивал людей, которые нам понадобятся как свидетели, когда дело передадут в суд.
- Каких это людей?
- Ллойда Дэвиса и его жену. Вашу мать и ее соседку, миссис Бут.
- Чего это вам пришло в голову беспокоить их?
- Чтобы выяснить, действительно ли вы были в Майами, как заявили в полиции.
- Был.
- Теперь уверен в этом. По крайней мере, знаю, где вы находились в течение часа или чуть больше. Но главное - надо выяснить, где вы были все остальное время.
- Говорил вам, где был это остальное время: в Помпано, Веро-Бич, потом вернулся в…
- И ни одного свидетеля.
- Не знал же я, что мою жену убьют. Знать бы заранее, так я бы у всех встречных на этой проклятой улице спросил имя и адрес.
- Где у вас был ленч в то воскресенье?
- В Помпано.
- Название кафе помните?
- Нет. Первый раз в жизни приехал в Помпано.
- А где обедали?
- В Майами.
- Где именно?
- В какой-то забегаловке.
- Помните ее название?
- Нет.
- А где находится, на какой улице?
- Где-то в центре.
- Смогли бы узнать, если бы попали туда?
- Да она не отличается от всех забегаловок.
- Не помните, как выглядел официант?
- Я перекусил за стойкой.
- А как выглядел продавец за стойкой?
- Не помню.
- Это был мужчина?
- Наверное.
- Белый или черный?
- Не помню. Я попросил гамбургер, жареной картошки и коку. Потом заплатил этому мужику и отчалил.
- И поехали к пляжу?
- Точно.
- Поспать.
- Точно.
- И проспали на пляже всю ночь.
- Именно так все и было.
- И провели в Майами весь понедельник.
- Да.
- Зачем?
- Уже говорил вам. Решил, может, вернется Ллойд.
- Ллойд рассказал, что у вас в Майами были и другие покупатели.
- Пара-другая была, верно.
- Вы не попытались увидеться с одним из них в понедельник?
- Нет.
- Но ведь ваш грузовичок был забит вещами, которые вам не удалось продать Ллойду?
- Ллойда-то не застал.
- Знаю. Но вы не попытались связаться с кем-нибудь из своих покупателей?
- Этот груз годился только для Ллойда.
- А вы обычно работаете по воскресеньям?
- Я был уверен, что в воскресенье застану Ллойда на месте. В конце недели у Ллойда самая бойкая торговля.
- Но его не было дома.
- Нет, не было.
- И вы не позвонили ему, прежде чем…
- А зачем? По воскресеньям он обычно дома.
- Вы заправили свою машину бензином в субботу, перед отъездом, так?
- Так.
- На бензоколонке "Эй энд Эм Эгзон" в субботу, в семь - половине восьмого утра?
- Ага.
- И вы еще купили там пустую канистру на пять галлонов и попросили налить в нее бензин.
- Так все и было.
- Служащего звали Гарри Лумис.
- Гарри продал мне канистру и налил в нее бензин, верно.
- Он был в перчатках?
- Что?
- Перчатки. Были на мистере Лумисе перчатки, когда он держал в руках эту канистру?
- Да зачем человеку здесь, в Калузе, носить перчатки?
- Некоторые служащие бензозаправочных станций…
- Не упомню, чтобы он носил какие-то перчатки, нет, сэр.
- Лумис обтер канистру, прежде чем передал ее вам?
- Не помню.
- А что вы сделали с этой канистрой, мистер Харпер?
- Поставил в кузов грузовика.
- Взяли ее с собой, в Майами?
- Нет, сэр.
- Что же вы с ней сделали?
- Поставил ее в свой гараж.
- Зачем?
- Нужна была.
- Для чего?
- Для газонокосилки.
- Вы говорите, что купили бензин для этого? Чтобы заправить газонокосилку?
- Да, сэр.
- Какая была срочность с утра пораньше, до отъезда в Майами, покупать бензин для газонокосилки?
- Никакой "срочности", просто поехал заправляться, вот и прикупил новую канистру и велел налить в нее бензин.
- А что случилось со старой канистрой?
- Продырявилась, пришлось выбросить.
- Когда вы ее выбросили?
- Когда продырявилась.
- Это произошло до вашей поездки в Майами?
- Дня за два - за три. Бензин разлился по всему гаражу, пришлось подтирать, чтобы не случилось пожара.
- Куда вы ее выбросили?
- В мусор.
- Когда забирают мусор у вашего дома?
- По понедельникам и четвергам.
- Так если это произошло за два-три дня до вашего отъезда в Майами, старую канистру увезли в четверг?
- Наверное, так.
- И вы говорите, что поставили новую канистру с бензином в гараж в то самое утро, в воскресенье?
- Все точно.
- Где именно в гараже вы ее поставили?
- Там, на полке. Над моим верстаком.
- Вы уверены, что не брали с собой в Майами эту канистру?
- Уверен.
- Хорошо. Давайте поговорим немного о Бонне, не возражаете? Там вы познакомились со своей женой, правда?
- Угу.
- Как вы с ней познакомились?
- В одном баре.
- И начали за ней ухаживать?
- Угу.
- И влюбились в нее, правда?
- Да, сэр.
- Тогда почему вы даже не позвонили ей перед отъездом?
- Что?
- Ллойд Дэвис…
- Я звонил ей десять, двадцать раз на дню перед тем, как уехать. Все просил ее выйти за меня замуж, а она все…
Он покачал головой.
- Вы просили ее выйти за вас замуж, когда были еще в Бонне?
- Да. Сто раз, тысячу раз.
- И?..
- Она сказала, что должна обдумать все это.
- Что, очевидно, и сделала.
- Не понимаю, о чем это вы.
- Я говорю о том, что через три месяца она приехала сюда и разыскала вас.
- Это верно.
- Требовала, чтобы вы женились на ней, грозила утопиться.
Первый раз за все время нашего знакомства с Харпером лицо его осветила улыбка. Его лицо не стало при этом более привлекательным, но улыбка осветила его глаза и совершенно изменила выражение лица, чудесным образом преобразив весь его облик: исчезли грубая неуклюжесть и агрессивность.
- Ага, - подтвердил он, с удовольствием погрузившись в воспоминания. - Сколько раз говорила мне это, Мишель-то. Дескать, если я на ней не женюсь, так она тут же утопится.
- А для такой угрозы были какие-то основания?
- Так это же просто шутка, понимаете?
- Она не была беременна?
- Беременна? Мишель? Нет, сэр, не была.
- В Бонне у вас были с ней интимные отношения?
- Вот что: по-моему, это вас не касается, мистер Хоуп.
- Возможно. Но если мы не хотим, чтобы вы попали на электрический стул…
- Я и пальцем не дотронулся до Мишель, пока мы не поженились.
- Понятно.
- Это правда. Немножко целовались, немножко обнимались, но больше ничего не было. Мишель была девственницей, когда я на ней женился. Пришлось учить ее всему как несмышленыша. Богом клянусь, мистер Хоуп, ничего такого в Бонне между нами не было.
- А какие чувства вызывало у вас ее поведение с другими мужчинами?
- Какими такими "другими мужчинами"? Кроме меня, у Мишель никого не было. Она была мне верной женой, мистер Хоуп. А если кто говорит другое, так он просто врет.
- Но вы ведь очень ревновали ее, разве не так?
- У меня не было причин ее ревновать. С чего это мужу ревновать свою жену, если она ведет себя как полагается?
- Вы никогда не ссорились из-за ее недостойного, как вам казалось, поведения?
- Не знаю, что это значит: недо… как вы сказали?
- Вам не казалось, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам?
- Нет. Потому что она и не делала этого, все ясно и просто. Она любила меня, мистер Хоуп. Женщина, которая сходит с ума по своему мужу, не станет ни на кого смотреть…
- Она все еще была без ума от вас после полутора лет брака, так?
- Да, сэр.
- У вас не было никаких проблем, верно?
- Не совсем так, кое-что изменилось, но…
- Что именно?
- Вы же знаете, как бывает, когда люди женятся, они… А вы женаты, мистер Хоуп?
- Был.
- Тогда вы знаете, как все происходит. Все меняется. Это не значит, что люди больше не любят друг друга, просто приходится приспосабливаться друг к другу, все становится иначе.
- Так что же изменилось, что стало по-другому?
- Да разные мелочи в личном плане. Мистер Хоуп, к убийству Мишель все это не имеет никакого касательства, мне так кажется. Никакого. Не было между нами никаких таких раздоров, не за что мне было убивать ее. Совсем не за что.
- Какие же мелочи в личном плане у вас не ладились?
- Личное, оно и есть личное. Это означает, что не станешь это обсуждать ни со своим священником, ни с доктором, а уж тем более - с адвокатом.
- А это были такие "мелочи", которые можно было бы обсудить со священником или с доктором?
- Это очень личное, мистер Хоуп, и поставим на этом точку, давайте забудем про это.
- Ладно. Поговорим о вашей службе за океаном. Вы служили в военной полиции, верно?
- Верно.
- А не были ли вы чересчур жестоки с теми солдатами, которых брали под стражу?
- Нет, сэр.
- А когда вам попадались пьяные, часто приходилось пускать в ход дубинку?
- Нет, сэр.
- Вы что же, никогда не били солдат, которые…
- Никогда.
- Мистер Харпер, у меня слишком противоречивые показания.
- Чьи же это?
- Ваши, Салли Оуэн, Ллойда Дэвиса. Единственное, на чем, кажется, все сходятся, - что вы появились в Майами в воскресенье утром, пятнадцатого ноября. Все же остальное…
- Я и правда был там.
- Но помимо этого…
- Не знаю, зачем кому-то понадобилось врать про меня и Мишель: какая была она, каким был я. В нашем браке был полный порядок, мы любили друг друга, и каждый, кто говорит, что это не так, просто самый последний лжец. А теперь, вот что хотелось бы узнать, мистер Хоуп, - почему меня не выпускают отсюда? Вот поэтому весь день напролет я пытался добраться до вас, пока вы там болтались по Майами да собирали разные сплетни про меня и Мишель. Хочу знать, что вы делаете, чтобы вызволить меня отсюда. Этот сукин сын, судья, сказал мне, что до суда меня не отпустят, может, аж до самого января, - так я что же, буду сидеть здесь все это время? Как это вам пришло в голову отправить сегодня утром со мной к судье этого несмышленыша? Я наперед вам сказал бы, что никакой судья не станет разговаривать с таким вот недоноском, который предлагал внести за меня залог. Так когда вы вытащите меня отсюда, приятель, - вот что хотелось бы знать.
- От меня это не зависит, - сказал я. - По закону нельзя заставить суд выпустить вас под залог. Вам отказали в освобождении под залог, потому что суд рассматривает это преступление как особо жестокое. Вот почему вам грозит электрический стул, мистер Харпер, - по той причине, что преступление "носило характер мучения или истязания и было совершено с особой жестокостью". Я цитирую параграф из Свода законов нашего штата, отягчающие вину обстоятельства делают его тяжким преступлением, караемым смертью. Поэтому очень прошу вас еще раз обдумать все, о чем мы с вами только что говорили, и если вы в чем-то солгали мне…
- Я говорил вам чистую правду.
- Тогда лгут все остальные. Знакомы ли вы с человеком по имени Лютер Джексон?
- Нет, сэр.
- Он утверждает, что видел вас на пляже с Мишель в ту ночь, когда ее убили.
- Он ошибается.
- Еще один врет, так? Лжет Салли Оуэн, лжет Ллойд Дэвис, лжет Лютер…
- Может, их просто память подводит. По крайней мере, Салли никогда мне не симпатизировала, а Ллойд, - так с ним я встречался в основном по делам. Кстати, мистер Хоуп. Скажите точно, во что мне все это обойдется?
- У меня еще не было случая обсудить подробно этот вопрос с моим партнером, - ответил я. - Я уже говорил вам…
- Так мне хотелось бы, чтобы вы побыстрее разобрались с этим делом. Какой же смысл: на электрический стул тебя не посадят, а потом до конца дней будешь вкалывать, чтобы расплатиться с парочкой адвокатов?
- Мистер Харпер, - предложил я, - давайте сначала разберемся с самым важным, ладно?
- По-моему, это и есть самое важное. И я хочу, чтобы все до последней буковки было записано на бумаге, слышите? Когда явитесь за наградой, я хочу, чтобы у меня все было записано черным по белому, ясно? Не хочу, чтобы потом все изменилось, как вам взбредет в голову.
- Я составлю договор, - пообещал я с глубоким вздохом.
- Ладно, - согласился Харпер, удовлетворенно кивнув.
Я подумал о том, что человек, которого больше волнует гонорар адвокату, чем грозящая ему смертная казнь, конечно, абсолютно невиновен. В таком случае, почему же его версия всех событий так разительно противоречит той, что рассказали мне Салли Оуэн и Ллойд Дэвис…
- Вы сказали, что Салли Оуэн никогда не испытывала к вам симпатии. Почему она была настроена против вас?
- Ее муж - мой приятель. Ее бывший муж. Когда дело дошло до развода, я встаг на его сторону. Она мне этого не простила. И никогда не простит.
- Где он сейчас? Ее бывший муж?
- Да здесь, в Калузе. У него винный магазинчик на углу Вайн и Второй улицы, кажется, так, на Второй или на Третьей улице.
- Его зовут Эндрю, верно? - спросил я, с трудом вспоминая имя. - Я не ошибаюсь, Эндрю?
- Эндрю Оуэн, верно.
- А что означает буква "Н" в вашем имени?
- Что?
- "Н"? Ваш второй инициал?
- Нэт. Меня назвали в честь Нэта Тернера. А как это связано со всем остальным?
- Терпеть не могу тайн, - ответил я.