Когда я вернулась, Ирен все еще отдыхала в обитом тканью кресле, возложив ноги на оттоманку, но только теперь ее маленький эмалевый мундштук украсила сигарета, наполнив комнату змейками дыма.
– Ну и?
Я вытянулась перед супругами, как прилежная школьница, и зачитала свои записи:
– Ужасный вечер закончился тем, что обезьяну вытащили из рояля. Страшный убийца медведей сказал: "Ваша мадам Нортон политик. Из красивых женщин получаются очень опасные политики. Передайте ей, что мой интерес к змее остается прежним. Скажите, что ей следует уступить кобру мне".
Я захлопнула дневник, сжала губы и в ожидании уставилась на друзей.
Ирен посмотрела на Годфри, который в свою очередь посмотрел на меня.
– Он именно так и сказал: его интерес к кобре остается прежним? – спросила меня подруга.
Я кивнула:
– Яснее ясного.
После этого Ирен расхохоталась, и от ее бурного веселья мои крепко сжатые губы задергались.
– Ох, Нелл, многое в этом деле еще нужно прояснить, но как же замечательно, что ты умудрилась принять столь замысловатое послание за чистую монету!
– Капитан Морган говорил не буквально?
– Капитан Морган предупреждал меня. Его "кобра" – твой "Кобра".
– У меня нет никаких змей!
– Он говорил о человеке, а не о любительнице кусать людей. Квентин Стенхоуп. Помнишь? У него была шпионская кличка Кобра в Афганистане.
Я снова взглянула на страницы дневника, и аккуратные буквы, выведенные синими чернилами, приобрели неожиданно зловещий смысл.
– Значит, Кобра, в котором по-прежнему заинтересован капитан Морган, это… Квентин. И он хочет, чтобы ты уступила Квентина ему!
– Как будто у меня есть мистер Стенхоуп, чтобы отдать его капитану, – иронично заметила Ирен.
Я прижала открытый дневник к груди:
– Неужели ты готова его предать?
– Нет, но мне интересно, что попытался бы сделать капитан Морган, если бы знал местопребывание мистера Стенхоупа. Не волнуйся, Нелл, в крайнем случае я использовала бы твоего друга как приманку.
– Бедный Квентин! Неудивительно, что он сбежал из нашего коттеджа, опасаясь ловушки.
– Думаю, его побег скорее связан с капитаном Морганом – вероятно, владельцем духового ружья, как ты полагаешь, Годфри? – и в значительной мере с тобой.
– Со мной? Но моя роль в этом деле совершенно ничтожна.
– В настоящий момент ты являешься посредником между охотником и добычей.
– А какова твоя роль в этой игре в кошки-мышки?
– Ах! – Ирен вдохнула дым своей сигареты, будто он помогал ей думать, а потом сообщила нечто страшное: – Лучше назови это игрой кобры и мангуста – или тигра. Я убеждена, что капитан Морган – именно тот человек, которого мистер Стенхоуп знал в Афганистане под именем Тигр.
Даже Годфри выпрямился, услышав это:
– Тигр? Ты уверена, Ирен?
– Я-то уверена, но нет фактов. Мне снова придется попросить тебя покопаться в официальных бумагах.
– В Париже нет записей о войне англичан и афганцев! – победоносно объявила я.
Ирен посмотрела на меня, будто я пришла на прослушивание для роли сумасшедшей:
– Конечно нет. Они в Лондоне.
– Ты посылаешь Годфри в Лондон?!
– Нет. Я еду с Годфри в Лондон.
Ее супруг мягко рассмеялся, без сомнения, впервые услышав о столь смелом плане. К сожалению, Годфри в значительной степени был сговорчивее меня.
– Но, Ирен, тебе нельзя в Лондон! – воскликнула я.
– Возможно, от этого зависит жизнь мистера Стенхоупа, – напомнила она мне.
– Уверена, он привык сам заботиться о ней.
– Нужно изучить дело на месте, если мы хотим добраться до самых глубин.
– Я вовсе не уверена, что хочу добраться до самых глубин – или до самых высот – всей этой истории. И уж конечно, тебе ни в коем случае нельзя ехать в Лондон!
– Почему?
– Ирен, неужели нужно все время напоминать тебе очевидные вещи? Тебя считают погибшей в крушении поезда. Ты по собственному желанию инкогнито поселилась под Парижем. Тебя хорошо знают в Лондоне. Если ты туда поедешь, то неизбежно выдашь себя. Ты рискуешь привлечь внимание агентов короля Богемии, который, возможно, до сих пор не забыл о тебе. И ты почти наверняка привлечешь внимание мистера Шерлока Холмса с Бейкер-стрит.
– Он знает, что я жива.
– Но он предупредил тебя в Монте-Карло, чтобы ты избегали тех дел, которые касаются его. Я знаю, что ты задумала, не отпирайся! Ты сразу же кинешься искать доктора Уотсона, который связан с мистером Холмсом. И тут-то ты и попадешь прямиком в пасть змеи. И разрушишь свою анонимность.
– Боже мой, – спокойно произнесла Ирен, – ты выстроила целую теорию. Действительно, будет неразумно уехать с континента. Тут ты права, Нелл, – добавила она более покладисто. – Я бы сразу же нашла доктора Уотсона, чтобы узнать, не он ли спас мистера Стенхоупа, хотя совпадение… ну, скажем, маловероятно. – Она вздохнула и замолчала.
Я закрыла дневник и посмотрела на Годфри, который наблюдал за понуро склоненной головой супруги с беспокойством или, по крайней мере, с удивлением. Наконец Ирен резко выпрямилась, и впервые за все утро ее манера поведения стала оживленной.
– Ну конечно! Вот решение! Нелл, твоя непогрешимая логика еще раз указала мне путь. Ты должна поехать в Лондон с Годфри, а я останусь в безопасности в Париже, где меня не найдут. Как я могла упустить из виду такой очевидный выход?
– Я? И Годфри? Но…
– Тебе не угрожает опасность быть узнанной, и Годфри тоже. Никто из вас не был столь широко известен в Лондоне, как я. Или вы вели двойную жизнь?.. Нет. Конечно, вы оба умеете держаться скромно, не в пример мне. А раз Нелл беспокоилась бы во время моей поездки в Лондон…
– Я бы и беспокоилась.
– Я останусь здесь, дома в Нёйи, и буду сама беспокоиться о тебе! – Ирен откинулась на спинку стула со счастливым выражением ребенка, которому удалось избежать отхода ко сну, убедив гувернантку начать новую игру.
– Почему вообще кто-то должен ехать в Лондон? – пробормотала я.
– Потому что, дорогая Нелл, капитан Морган очень опасный человек. К тому же он идет по следу не только бедного мистера Стенхоупа, но и человека, которого мистер Стенхоуп надеется защитить. А теперь капитан Морган убежден, что мы вовлечены в интригу. Надо поглубже покопаться в деле если не ради чужих, то ради наших собственных шкур. Разве я не права?
– Мне не нравится твое выражение.
– Какое выражение?
– Про шкуры, – пояснила я. – Я достаточно насмотрелась на шкуры медведей, и мне совсем не хочется сталкиваться со змеиными шкурами в любой форме, пусть даже метафорической, как в реплике капитана Моргана.
Годфри рассмеялся:
– Деваться некуда, дорогая Нелл. Ирен попросила, чтобы коронер парижской полиции осмотрел… э-э… погибшую кобру, а также ее жертву. Он обещал заехать завтра, и полагаю, он так и сделает.
– Ты согласен с моим планом, Годфри? – требовательно вмешалась Ирен.
Он на мгновение задумался, с любовью глядя на жену:
– Я согласен, что надо действовать. Нравится нам это или нет, наша заинтересованность в Стенхоупе привлекла внимание людей с весьма зловещими целями… как по отношению к Стенхоупу, так и ко всем нам.
– Значит, решено! – Ирен встала и принялась с шелестом отряхивать свой халат из тафты. – Я останусь здесь и буду искать змей разных видов, пока вы оба отправитесь в Лондон и расспросите обо всем врача по имени Уотсон, который служил в Афганистане. – Она вздохнула и завистливо посмотрела на меня: – Думаю, моя дорогая Нелл, ты выбрала лучшую роль.
– Весь мир – театр , – объявил попугай, словно суфлер.
Подозреваю, таковым он и был.
Есть одна радость в приготовлениях к путешествию: они так занимают ум, что замечательно заглушают текущие потрясения и разочарования от жизненных неурядиц.
Итак, в те два дня, которые предшествовали нашему с Годфри внезапному отъезду, я была похожа на человека, быстро двигающегося сквозь туман. В голове роились мысли о Квентине Стенхоупе, в то время как руки споро разбирали английские блузы и чулки, корсеты и воротнички.
Хотя я прекрасно знала, что поездка – как и все недавние начинания Ирен – спланирована с целью отвлечь меня от попыток образумить и сдержать подругу, я также чувствовала некий скрытый мотив. Однако я не могла препятствовать стремлению примадонны защитить Квентина вне зависимости от того, насколько грубо он обошелся со мной. Я так радовалась своей удавшейся попытке убедить Ирен остаться в безопасности, что не разглядела за ней очевидный факт: если мы с Годфри удачно проведем расследование, в Лондоне я почти наверняка снова встречу Квентина.
Много раз я ловила себя на том, что стою в оцепенении, прижав к груди охапку сложенных юбок, а сердце бьется часто и громко. Я переложила последнюю тетрадку дневника из одного тайника в другой, а затем все-таки упаковала его в свой чемодан. Если со мной что-то произойдет или пароход утонет в канале, пусть та же участь ждет и мои записи.
Я почти не думала об Ирен или Годфри, моем спутнике в грядущем путешествии. Впервые я столкнулась с настолько неотложным делом, что мои собственные интересы, какие бы они ни были, отступили перед неизбывным стремлением посвятить себя заботе о других. Я не желала тратить время на размышления о бытовых мелочах. Даже Люциферу, с удрученным видом устроившемуся на моем покрывале, оставалось лишь наблюдать, как поднимается уровень содержимого в моем чемодане. Казанова, пытаясь привлечь мое внимание, выдавал все новые вариации серенад на тему "Птичка хочет печеньку", но все было напрасно.
Не изменив своей привычке к эффективной организации, Годфри отправился забронировать для нас билеты из Кале. Нам предстояло короткое путешествие на поезде, затем спокойное, как я надеялась, пересечение Канала и еще один короткий переезд на другом берегу. Признаюсь, меня очень волновало предвкушение новой встречи с Лондоном, возможности дышать воздухом Британии. Без сомнения, в этом и заключалась единственная причина, по которой сердце у меня время от времени немного замирало, а дыхание перехватывало.
– Он здесь! – объявила Ирен на следующий день, останавливаясь, запыхавшись, на пороге моей комнаты.
Только один мужчина (за исключением Годфри) мог вызвать у нее столь неожиданное воодушевление, когда щеки розовели, а в глазах загорался огонь, – посланник из царства преступлений и хаоса, лежащего за пределами жизни большинства приличных людей.
Я отложила маленькую стопку носовых платков и спустилась вниз, где в нашей гостиной расположился представитель префектуры полиции Парижа.
Годфри как раз наливал ему шерри – парижские служители закона всегда готовы совмещать дело с удовольствием – и кивнул в мою сторону, когда я вошла после Ирен:
– Наша дорогая подруга, мисс Хаксли. Нелл, это доктор Совер.
Я кивнула человеку, внешне напоминающему ежа: непослушные пучки растрепанных волос торчали во все стороны вокруг ярких карих глаз и далекого от изящества, но впечатляющего носа.
– Доктор Совер работает на парижскую полицию, – объяснила Ирен без необходимости: некоторые выводы я в состоянии сделать и без чужой помощи. – Он осмотрел несчастного индуса, который погиб на Монмартре, и кобру, которую я убила.
– Как удачно, – пробормотала я, садясь.
– Совсем неудачно, – возразил мне доктор. – Это происшествие – абсолютная загадка. – Он откинул фалды сюртука и уселся, привычным жестом ухватив бокал обеими руками, что вполне практикуется среди французов, когда дело касается алкогольных напитков. – Я теперь в еще большем недоумении, чем когда впервые услышал о деле.
– Возможно, – предложил Годфри, после того как принес мне стакан минеральной воды, – вы расскажете нам о состоянии мужчины?
– Он мертв. – Доктор радостно засмеялся. – Из-за отравления ядом кобры, хотя следы клыков на теле не обнаружены. Весьма загадочно.
При этих словах Ирен буквально вскочила со стула:
– Нет следов укуса? Но змея, которую я убила…
– Была ядовита, мадам. Вы хорошо сделали, что разделались с ней. Однако не она явилась причиной смерти индийского джентльмена.
– Вы имеете в виду, доктор Совер, – уточнил Годфри, – что моя жена и мисс Хаксли нашли мужчину, погибшего от укуса змеи, в помещении наедине с ядовитой змеей – и однако же змея ни при чем?
Доктор Совер пожал плечами и глотнул шерри:
– То же самое спросил меня инспектор Дюбюк. Но факты остаются фактами. На мертвеце не было отметин клыков.
– А какие-нибудь другие следы? – спросила Ирен.
Доктор с некоторым неудовольствием поднял на нее глаза:
– Я понимаю, мадам, что… в прошлом вы были театральной актрисой и привыкли носить с собой пистолет, отправляясь на поздние прогулки. Вы так объяснили это инспектору Дюбюку, а он передал мне.
Ирен загадочно улыбнулась в ответ на его неодобрительный тон. Она могла бы возразить, что была примадонной, а не какой-нибудь статисткой из множества безвестных звездочек. Но сейчас она не стремилась рекламировать свою прошлую славу, чтобы не раскрыть прежнее имя.
– Моя жена, – сообщил Годфри вместо нее, – американка. Там принято, чтобы приличные женщины ходили с оружием для самозащиты.
– А, Америка. Вечное шоу Дикого Запада, не так ли? Короче, инспектор передал мне ваши объяснения. Однако… для дамы привычка гулять по Парижу с пистолетом столь же необычна, как для мужчины – смерть от укуса змеи без каких-либо следов зубов на коже.
– Необычна, – вмешалась я, несмотря на погрешности во французском произношении, – но в нашем случае очень кстати. Та тварь собиралась атаковать Ирен.
– Змея была напугана, мадемуазель… – начал доктор.
– Мисс Хаксли не питает особой нежности к змеям, – сказала Ирен, – и я ее не виню. Итак, что вам удалось выяснить о мужчине и о змее помимо того интригующего факта, что у них нет ничего общего, кроме индийского происхождения и явной… ассоциативной связи их смерти?
– По словам инспектора, индийца вряд ли можно опознать. Такие люди не имеют имени: обычно они подвизаются в качестве слуг или матросов, приезжают и уезжают вместе со своими хозяевами или кораблями; мало кто знает их в лицо или замечает их переезды. Кобра тоже обычная, по крайней мере в ее родных краях. Азиатская кобра имеет всего полтора метра в длину – примерно пять футов в вашем английском или американском измерении, мадам Снайпер, – последнее слово он произнес по-английски с явным французским выговором, – и обычно эти кобры не бывают больших размеров. Совсем другое дело королевская кобра. Та достигает – только представьте! – восемнадцати футов.
Вероятно, я неприязненно хмыкнула, потому что все внимательно взглянули на меня.
– Самая королевская, но не самая опасная, – заявила я. – Мадам Сара пришла бы от нее в восторг.
Доктор Совер тряхнул в мою сторону своей взлохмаченной головой, выражая некоторую симпатию:
– Какие эксцентричные эти актеры, верно? – Он благостно улыбнулся Годфри, наблюдавшему за ним холодным, змеиным взглядом, который хороший адвокат умело использует в суде.
Врач одним жадным глотком проглотил остаток шерри и поднялся:
– Я мало что могу добавить. Меня попросили доложить, и я выполнил просьбу. Человек умер от яда кобры. Кобра не явилась причиной его смерти, и она тоже мертва – убита из пистолета.
– И у вас нет предположений? – недоверчиво спросила Ирен.
Губы доктора скривились.
– Нет, мадам, мне не платят за предположения, только за осмотр. Однако коллега Дюбюка инспектор ле Виллар предполагает, что лишь один человек способен разгадать эту головоломку – мистер Шерлок Холмс из Лондона. Он сыщик-любитель из Англии, автор монографий по разным вопросам. Ле Виллар перевел их на наш язык. Возможно, вы слышали об этом человеке?
– Нет, – быстро сказал Годфри, но не быстрее, чем Ирен произнесла:
– Да.
Мне пришлось заступить за тонкую грань между правдой и личным интересом.
– Возможно, – легко произнесла я. – Театральные люди такие эксцентричные.
Доктор Совер нахмурился, будто не знал, как воспринять мои слова. Впрочем, я и сама не была уверена в их смысле. Затем он взял свой цилиндр и отвесил церемонный поклон, прежде чем покинуть комнату. Софи ждала в холле, чтобы проводить гостя.
– Вот это да! – Переменчивые глаза Ирен искрились чистым медом предвкушения. – Меня терзает искушение передумать и отправиться с вами. Неужели Шерлок Холмс, о котором мы "возможно" слышали, действительно выступит консультантом в этом деле? Ну и головоломка!
Годфри нахмурился и зажег сигарету, бросив спичку в стеклянное блюдо:
– А что ты скажешь об обстоятельствах дела, Ирен? Жертва и оружие в одной комнате, но не связаны.
Она скрестила свои тонкие пальцы и оперлась на них подбородком – такая поза выглядела бы пикантной, если бы при этом на лице моей подруги не отражалась напряженнейшая работа мысли.
– Может быть, – наугад предположила я, – там была другая змея?
– Другая змея! – Годфри одобрительно кивнул мне.
– Тут-то и суть проблемы, – заявила Ирен. – Откуда взялись змеи, и было ли их две? Мы решили, что кобра обитала в той комнате, потому что там стояла ее клетка. Но был ли индиец еще одним неучтенным жильцом? Нельзя сказать наверняка, пока мы не найдем мистера Стенхоупа и не спросим у него.
– Пока мы не найдем мистера Стенхоупа, – поправили я ее. – Мы с Годфри. Ты останешься здесь, в Париже.
– Ах да. Так и есть. И со мной останется наша головоломка: две змеи и загадочный мертвый индиец, который, возможно, был или не был знаком с мистером Стенхоупом и зловещим капитаном Морганом. – Ирен потерла руки в предвкушении.
– Годфри, – обратилась я к адвокату, – думаешь, безопасно оставлять твою супругу здесь?
– У нас нет выбора, – весело ответил он. – Я опасаюсь, что развязка дела в Лондоне будет весьма неприятной. Но Ирен озвучила восхитительные вопросы. Принес ли индиец смертельно ядовитую змею – или змей – в каморку Стенхоупа, собираясь убить его? Укусила ли одна из них своего хозяина и сбежала – ты говорила, там были открыты несколько створок окон? Убила ли Ирен невинную свидетельницу? – Годфри рассмеялся и потер руки, подражая своей жене.