– Входите, входите! – приветствовал нас приятный, хотя слегка высоковатый голос, когда мы вошли в гостиную наверху. – Мисс Баксли, мистер… э… Блоджетт.
Я сразу узнала Холмса. Как я и запомнила, он был высокий и худощавый, со стремительными движениями и речью. Нам указали на диван, а сам хозяин со сдержанным напряжением опустился в плетеное кресло, в котором, наверное, было прохладно сидеть в летний день.
– Теперь, – произнес он, – вы должны рассказать историю, с которой начиналось ваше, мисс Баксли, необычное и интригующее письмо. Позже я попрошу присоединиться к нам моего коллегу, который в силу особых причин может пролить некоторый свет на это дело. Однако для начала мне нужны факты. – Он водрузил локоть на подлокотник и подпер голову рукой – поза полного внимания, которой противоречили сонно приспущенные веки.
Я сразу же вспомнила ремарку доктора Уотсона об употреблении кокаина. Не предавался ли мистер Холмс своей порочной привычке перед нашим приходом?
– Начинайте, – предложил он, как маэстро, дающий стремительную отмашку оркестру. – Сначала, пожалуйста, вы, мистер Блоджетт.
Мы с Квентином в замешательстве обменялись взглядами.
– Так не пойдет, мистер Холмс, – сказала я, – как бы сильно мы ни желали вам угодить. Дело в том, что всего три дня назад я искала… – я посмотрела на Квентина с нежным выражением, которому Ирен бы поаплодировала, – дорогого Джаспера. Настоящее чудо, что мы обрели друг друга после стольких лет, но наше воссоединение было омрачено весьма странными и даже опасными происшествиями – такой вот жестокий поворот судьбы.
– Тогда расскажите о вашем совершенно поразительном недавнем воссоединении. Как это произошло?
Я снова посмотрела на Квентина, потому что не успела придумать подробности предполагаемого события. Он нырнул в опасные воды этой темы, как форель в пруд.
– На Энджел-стрит, – быстро сказал он. – Просто невероятное совпадение. Я только вернулся в Англию после долгого и не совсем добровольного пребывания в Индии и Афганистане, сэр.
– Вы, разумеется, ветеран битвы при Майванде, – вмешался детектив с несколько усталой улыбкой.
– Как вы?.. Да, в самом деле, потрясающе, мистер Холмс! Теперь я вижу, почему столь ярко сияет ваша репутация.
Мистер Холмс ринулся вперед со скоростью ястреба, пикирующего на голубя:
– А как вы узнали обо мне?
– Ну… – Квентин посмотрел на меня, пытаясь выиграть время и собраться с силами, чтобы запустить новый виток обмана.
Меня осенило:
– От моего поверенного мистера Маршвайна.
– Не слышал о таком, – произнес Холмс, как мне показалось, с явным вызовом.
– Вам и не требуется, – едко парировала я. – Достаточно того, что он слышал о вас. У него есть связи во Франции – месье ле Виллон, если не ошибаюсь, из парижской полиции высоко отзывается о ваших поразительных дедуктивных способностях. – Благодаря неожиданному вдохновению я слегка исказила фамилию, чтобы история не выглядела слишком гладкой.
– Месье ле Виллар, – поправил меня мистер Холмс.
Я слегка притормозила, изобразив недоумение:
– Простите?
– Говоря о связях во Франции, вы имели в виду месье ле Виллара, а не месье ле Виллона, верно?
– Да, вы правы! Эти французские имена так похожи.
Мистер Холмс кивнул и откинулся в плетеном кресле, уставившись на газовый рожок на стене:
– Продолжайте, прошу вас.
Квентин принял его приглашение:
– Как я сказал, я шел по Энджел-стрит, когда заметил мисс Баксли в окне… Кажется, это был магазин мануфактуры. Я был так потрясен, что совершенно не глядел по сторонам. Видите ли, мы с невестой были разлучены девять лет. И представляете, встретились по чистой случайности!
– Да, весьма маловероятно с точки зрения здравого смысла, – сухо заметил мистер Холмс. – Почему же вы так долго не возвращались из той суровой части света, мистер Блоджетт?
Мы с Квентином сохраняли на лицах невинное выражение.
– Жестокая лихорадка после битвы при Майванде, – пояснил мой "жених". – Я потерял сознание, а в результате и память. И только в марте на базаре в Пешаваре на меня напали воры и стукнули по голове, после чего я будто снова очнулся.
– Я слышал о подобных удивительных фокусах памяти, – кивнул мистер Холмс. – Похоже, в последнее время ваш путь прямо-таки усыпан досадными казусами, которые оборачиваются к лучшему.
– Верно. – Затем лицо Квентина помрачнело, и он взял меня за руку. Естественно, на мне были короткие перчатки, но все же я едва сумела унять восторженное возбуждение, не имеющее никакого отношения к опасениям по поводу нашего спектакля. – К бедняжке Мэй вернулся жених, которого будто преследует зловещее божество. На мою жизнь покушались, еще когда я садился на корабль в Бомбее. Следующий раз это случилось в Бельгии; последнее и самое причудливое происшествие имело место в моем номере гостиницы на Оксфорд-стрит.
– В чем же заключалось последнее покушение? – спросил мистер Холмс.
Я притворно содрогнулась, и это было игрой лишь отчасти.
– В мое отсутствие в номере была оставлена… одна вещь, – пояснил Квентин. – Ядовитая змея.
– Точнее, азиатская кобра, – подсказал мистер Холмс.
– Точно! – Квентин посмотрел на меня с невинной радостью: – Просто поразительно. Видишь, моя дорогая, этот человек наверняка нам поможет.
– Каким же образом, – продолжил расспросы детектив, – вам удалось спастись и все рассказать?
Тут Квентин скромно опустил глаза:
– Я прожил в Индии почти треть жизни, сэр, и, похоже, приобрел некоторые экзотические привычки. Одно из моих приобретений – преданный домашний зверек. Я никуда не езжу без него.
Холмс буквально подскочил в кресле:
– Конечно! Мангуст.
Квентин бросил на меня еще один притворно-удивленный взгляд:
– Разве это не замечательно, моя дорогая! Мистер Холмс практически все предвидит. Конечно, он разрешит все наши проблемы. Вы, мистер Холмс, очевидно, знаете, что мангуст больше всего любит смертельные танцы с коброй. Видимо, завидев противника, моя Мессалина мгновенно выскочила из клетки – она невероятно умное и ловкое животное. Вернувшись, я нашел лишь дохлую кобру… прости, дорогая… и слегка порванные шторы: Мессалина иногда любит полазать.
Мистер Холмс достал карманные часы и молча уставился на них, пока золотая цепочка раскачивалась, словно гипнотизируя нас. Среди ее звеньев сверкнуло крохотное желтое солнце – золотой соверен, подвешенный на цепочку в качестве причудливого сувенира. Я обрадовалась, что заметила эту деталь и смогу благополучно сообщить ее Ирен, как мне было приказано. (Разумеется, я никогда не смогла бы передать подруге ужасные слова из записей доктора Уотсона, будто Шерлок Холмс одержим ею.)
Сыщик вдруг поднял голову, прислушиваясь, как зверь:
– Ага, я слышу на лестнице шаги моего друга. Как удобно, что ваш рассказ достиг того момента, который наверняка его заинтересует.
Он встал и открыл дверь для человека, которому я не удивилась: перед нами стоял тот самый доктор Уотсон, чьи записи я бесстыдно читала и под чьим столом ненамеренно пихнула ногой мертвую змею.
Во время приветствий я слегка нервничала, поскольку мисс Баксли выразила огромное удивление, что мистер Холмс знает доктора Уотсона, но сам доктор лишь вежливо кивнул нам с Квентином. Все внимание доктора было приковано к его другу.
– Я рад видеть, мисс Баксли, – резко произнес Уотсон, – что вам удалось вернуть вашего пропавшего жениха… э… мистера Блоджетта, верно? – Он повернулся к своему товарищу: – Холмс, какое отношение это имеет к происшествию в Паддингтоне? В записке вы обещали разгадку.
– И мы ее услышим, Уотсон, – произнес мистер Холмс, явно довольный собой, указывая другу на обитое бархатом кресло, в котором, наверное, было слишком жарко в такой день. – Пожалуйста, продолжайте, мистер Блоджетт.
– Осталось добавить совсем немного. Я незаметно избавился от змеи…
– Вот здесь в рассказе самое важное, – вполголоса прокомментировал мистер Холмс.
– …но боюсь, что причиной этого вероломства стала старая тайна, которую я помню со времен войны.
– Война? – спросил доктор Уотсон. – Вероломство?
– Мистер Блоджетт сейчас нам объяснит. – Мистер Холмс сосредоточил все свое внимание на Квентине.
Теперь настало время, когда мой спутник мог изложить свою истинную историю среди фальшивой конструкции из наших выдумок, и он рассказал детективу и его другу то, что уже открыл Годфри, Ирен и мне.
Квентин с увлечением говорил о своей шпионской деятельности в Афганистане и о подозрениях в отношении другого британского агента-шпиона по имени Тигр, который оклеветал его друга лейтенанта Маклейна. Он ярко описал, как получил удар по голове после разговора с Маклейном и как очнулся на следующий день среди хаоса британского отступления.
Доктор Уотсон сначала слушал внимательно, потом начал немного беспокоиться, постукивая пальцами по бархатной обивке своего кресла и поворачиваясь, чтобы найти более удобную позу для ноющей ноги.
– Погодите, – вмешался доктор Уотсон, когда Квентин остановился, чтобы перевести дух. – Мисс Баксли думала, что я оказывал вам помощь. Я помню в своей практике лишь один случай ранения головы в Майванде. Вскоре после этого меня самого ранила в плечо афганская пуля. Вы могли быть тем человеком, которого я лечил, но я не готов в этом поклясться, Блоджетт. Простите.
Квентин подался вперед с дивана:
– А я готов, доктор Уотсон, потому что не сомневаюсь! Я действительно был тем, кому вы оказывали помощь за несколько мгновений до того, как сами были ранены в плечо. Боже, как замечательно, что мы снова встретились почти через десятилетие после Майванда. Помните пыль?
Доктор Уотсон коротко рассмеялся:
– Пыль и повсюду фанатики-гази – кто такое забудет? Но должен признаться, Блоджетт, что даже не помнил точно момент своего ранения, пока мисс Баксли не восстановила события, расспрашивая о вас несколько дней назад.
– Как вы нашли доктора Уотсона? – неожиданно спросил Шерлок Холмс.
Квентин был готов к вопросу:
– По фамилии. Он упомянул ее в Майванде, и это было едва ли не первое, что я вспомнил, когда вернулись мысли о прошлом. – Квентин с искренним воодушевлением повернулся к Уотсону. – Вы не представляете, какое облегчение для меня, что я вижу вас снова, доктор! В какой-то мере это вознаграждение за потраченные мной впустую годы беспамятства.
– Я сам восстановил некоторые потерянные воспоминания, – признал доктор.
– Эти тайны со страшной скоростью раскрываются без моей помощи, – сухо заявил мистер Холмс. – Кажется, вас, джентльмены, объединяет нечто большее, нежели встреча на поле боя и печальные воспоминания. Недавно вы оба получили по азиатской кобре.
– И Блоджетт? – переспросил доктор Уотсон. – Что происходит, Холмс? В Лондоне новая зараза – импортные змеи?
– За ответом нам придется обратиться к мистеру Джасперу Блоджетту. И пусть начнет с объяснения, как ему удалось найти вас как раз вовремя, чтобы натравить на кобру своего дрессированного мангуста в вашей приемной.
– Быть не может! – Похоже, доктор Уотсон испытал искренний шок. – Мангуст! Мне это даже в голову не пришло, Холмс.
– Значит, хорошо, что мне пришло, хотя я еще не успел выследить владельца мангуста. Помните следы на вашем подоконнике? Очевидно, это когти животного. Итак, мистер Блоджетт?
– Все очень просто, мистер Холмс. Когда я, наконец, вспомнил фамилию своего спасителя, я решил найти в Англии врача по имени Уотсон, потому что в последний месяц понял, что Тигр идет по моему следу. Действительно, когда я попытался обнаружить имя доктора Уотсона в записях в Пешаваре, выяснилось, что предыдущий посетитель недавно их нашел и изъял. Тогда я понял, что ваша жизнь в опасности, доктор, и поэтому приехал в Лондон. Я определил ваше место жительства и стал наблюдать за домом, планируя представиться вам, если решу, что вы подходящий кандидат, но вскоре стало ясно, что вы – тот самый доктор Уотсон. Именно в ту ночь я увидел преступника, залезшего в дом и принесшего коробку в ваш кабинет. Возможно, я не детектив… – здесь Квентин со скромной гордостью кивнул мистеру Холмсу, – но я знаю, что обычный грабитель не приносит вещи, кроме нескольких орудий взлома, в дом, куда собирается проникнуть. Я заглянул внутрь через окно, после того как он ушел – и все подчистил за собой, – и вскоре услышал шуршание твари, от которой стынет кровь любого, кто провел некоторое время в Индии, – кобры.
– Без сомнения, мангуст был при вас, – предположил Холмс с некоторым пренебрежением.
– Я обнаружил кобру в своем номере в отеле и после этого никуда не хожу без мангуста, – сказал Квентин с таким чувством, что я лишь через мгновение сообразила, что это абсолютная неправда.
Наступило молчание, в течение которого Квентин и мистер Холмс сверлили друг друга взглядом, сузив глаза. Квентин излучал уверенность. Я даже преисполнилась извращенной гордости за него, хотя он откровенно лгал. Мистер Холмс демонстрировал другое отношение, которое я не могла точно определить. Возможно, это был скептицизм.
– Продолжайте, – поторопил детектив моего предполагаемого жениха.
Квентин только добавил:
– Я нагнулся к подоконнику, поставил клетку, и Мессалина выскочила и сделала свою работу…
– Ах, Джаспер, – я обнаружила, что жеманничаю, как настоящая невеста (и на короткое мгновение я странным образом почувствовала, что ею и являюсь), – неужели ты не боялся, что ужасная змея победит твоего очаровательного зверька, особенно в темноте?
– Что ты, что ты, Мэй! – воскликнул он с таким чувством, что я не сразу узнала свое новое имя. – Мне не о чем было беспокоиться. Мангуст не размышляет, когда сталкивается с коброй, и Мессалина еще ни разу не проиграла. Кобра может быть вялой и медлительной, хотя всегда остается смертельно опасной.
– В самом деле, мисс Баксли, – сказал хозяин дома, выражая не слишком искреннюю поддержку, – мы, люди, можем извлечь урок из столкновения мангуста и кобры. Результаты можно применить к ежедневным событиям в Лондоне.
Меня не покидало странное ощущение, что детектив играет со всеми нами, включая своего друга, – так мангуст обыгрывает более медлительную змею. Сейчас он напоминал мне Ирен, когда она уподоблялась сфинксу. Меня даже слегка передернуло от осознания этого факта. Мистер Холмс казался таким же хладнокровным, каким его описал друг на страницах, которые я прочла в Паддингтоне: "…холодный, точный, но поразительно уравновешенный ум". Теперь я неожиданно сообразила, что Ирен в какой-то степени обладает той же патологической отстраненностью.
– Закончив работу, Месси прыгнула обратно в свою клетку, – сказал Квентин, наверняка описывая реальные события. – Я ее закрыл и выскользнул прочь, зная, что, даже если служанка доктора Уотсона слегка испугается, когда будет убираться завтра, жизнь доктора в безопасности.
– Так и было. – На этот раз содрогнулся доктор Уотсон. – Змею нашли у меня под столом, совсем мертвую. Получается, ее поместили туда, чтобы она ужалила меня в ногу.
– Мангуст мистера Блоджетта предотвратил трагедию и повторную травму ноги, Уотсон, – протяжно произнес детектив в своей раздражающей манере всезнайки.
– Да не было никакой первой травмы ноги, Холмс! – отозвался доктор Уотсон с некоторым раздражением. – У меня всего лишь затекают суставы, и это остаточные симптомы брюшного тифа. Лондонская погода слишком сырая для того, кто жарился в печи Афганистана и Индии.
– Абсолютно верно, – пылко подтвердил Квентин.
Мистер Холмс развернулся к нему; по виду сыщика было понятно, что ему надоело играть со слишком ручной добычей.
– Так у вас есть объяснение этому злодейству, мистер Блоджетт, или вы хотите, чтобы объяснение нашел я?
Квентин застыл, изображая потрясение:
– В самую точку, мистер Холмс. У меня есть подозрения, и мы можем предъявить две мертвые кобры в качестве доказательства, что ведется нечестная игра.
– Если не считать нечестного исхода битвы при Майванде, – подсказала я.
Квентин кивнул с серьезным видом:
– Это больше, чем нечестный исход битвы, моя дорогая. Если мои подозрения верны, то шпион, которого я знал как Тигра, тайно работал на русских, а это может означать, что наши войска потерпели поражение единственно из-за предательства. Были погублены очень многие жизни, а не только Маклейн.
– Что вы говорите, Блоджетт? – переспросил доктор Уотсон. – Англичанин предал своих? В Майванде случилась настоящая резня. Я был свидетелем битвы до того, как меня самого ранили. Шестьдесят шестой Беркширский держал оборону и понес страшные потери, прикрывая наше отступление. Меня ужасно расстроит известие, что жертв можно было избежать.
– Если я прав, доктор Уотсон, – заявил Квентин, – то как минимум можно было избежать вашего ранения. Теперь я считаю, что пуля, попавшая вам в плечо, предназначалась мне. Тигр знал, что я его подозреваю. Я уверен, что это он стукнул меня по голове в ночь перед битвой, намереваясь убить, чтобы потом происшествие списали на несчастный случай. Во время отступления он увидел, что я жив, а вы оказываете мне помощь, и под прикрытием пыли и паники снова постарался меня убить. Вот почему я проделал сюда весь этот путь после стольких лет: чтобы предостеречь вас и сохранить вам жизнь. Я считаю, вы тогда спасли меня, приняв пулю, предназначенную мне.
Ничто не могло опровергнуть искренность слов Квентина, ведь сейчас он не лгал: беспокойство заставило его вернуться в Англию, хотя это было не только страшно, но и опасно для него. Два ветерана сидели в молчании от нахлынувших эмоций, пытаясь осмыслить свои чувства.
– Мой дорогой друг, – сказал мистер Холмс Квентину с гораздо большей теплотой, чем раньше, – по-моему, нет сомнения, что вы спасли жизнь Уотсона, принеся своего пушистого союзника в его приемную, и за это я вам очень благодарен. По поводу кобр можно не волноваться. Но это не значит, что загадка разгадана или что злоумышленники престанут перед правосудием. У вас есть доказательства, что Тигр в самом деле шпион и предатель, как вы утверждаете?
– Только это, мистер Холмс. – Квентин полез в нагрудный карман своего покупного костюма и достал бумагу, которую мы с Ирен добыли накануне из афганской сумки доктора Уотсона.
Мне было неприятно смотреть, как Квентин передает документ детективу, который его подхватил и поднес к свету окна эркера. Ирен настаивала, что копия записки более чем девятилетней давности не обманет знаменитого детектива, поэтому Квентину пришлось расстаться со своей ценной бумагой, единственным доказательством предательства Тигра, если загадочные каракули действительно могли это доказать. И все же мне не нравилось, что Квентин отдает еще один кусок своего прошлого, ради которого многим пожертвовал в своей жизни.
– Теперь у нас есть с чем разбираться! – воскликнул мистер Холмс. – Уотсон, мою лупу!
Он сгорбился над документом, чуть ли не пожирая его глазами. Когда его партнер принес увеличительное стекло, мистер Холмс обследовал листок вдоль и поперек и сверху донизу с обеих сторон.