– На девочек не жалеешь? Они ведь за одни красивые глаза не "флиртуют".
– Не жалею. – Красноперов игриво подмигнул. – Жизнь, Вячеслав Дмитриевич, дается один раз. И надо прожить ее так, чтобы в старости было что вспомнить.
Голубев осуждающе покачал головой:
– О, времена! О, нравы! Даже советского классика перелицевали на свой лад.
– У каждого времени свои песни.
– Не сносить тебе, Всеволод, головы. – Слава посмотрел на торчавший из кармана малинового пиджака кончик антенны сотового телефона. – Ты постоянно таскаешь эту игрушку с собой?
– Постоянно. Без нее как без рук.
– Если увидишь Куксина, звякни дежурному милиции по ноль-два.
– Обязательно звякну. А за мою голову, Дмитриевич, не беспокойся. Она у меня не казенная, чтобы наплевательски к ней относиться.
– Смотри, Всеволод. Я тебя предупредил, дальше – дело хозяйское…
Глава V
После разговора с Красноперовым Голубев решил побывать у матери Куксина, куда Никита вполне мог наведаться после отбытия наказания. Похожая на запущенный нерадивыми хозяевами старый хлев с обвалившейся замшелой крышей избенка Куксиных находилась на тихой улочке недалеко от милиции. Окруженное бурьяном убогое жилище могло бы послужить впечатляющей декорацией для нашумевшего в перестроечные годы фильма "Так жить нельзя".
Голубев хотел было отважно войти в избу, но металлическая накладка на покосившейся двери была прикручена к пробою алюминиевой проволокой. Сообразив, что в избе никого нет, Слава огляделся. На противоположной стороне улицы возле побеленного желтой известью шлакоблочного домика на скамеечке судачили две старухи возрастом явно за семьдесят. Одна полная, в бордовой вязаной кофте, что-то рассказывала. Другая, похожая на монахиню, в коричневом платье с закрытым воротом, слушая, кивала головой. Недолго раздумывая, Голубев подсел к ним и поинтересовался: живет ли кто в избушке Куксиных?
– Какая там жизнь, – махнув рукой, ответила полная старуха. – Не живут – маются, горемычные.
– Насчет их маяты, Фрося, не утверждай, – возразила похожая на монахиню. – Если своевременно опохмелятся, то живется им веселее, чем нам с тобой. На дняхКапитолиназабежала спозаранку соли попросить. Насыпала ей спичечную коробушку и говорю: "Солнце едва взошло, а ты уже водки выпила". Капка в ответ: "Ха-ха-ха! Баба Зина, это я чупа-чупса нализалась".
– Язык у Капитолины без костей, – усмехнулась Фрося. – Тоже как-то попрекнула ее, мол, чего ни свет ни заря водку хлещешь? Она не моргнув глазом: "Принцип жизни у меня такой, с утра выпью – весь день свободная".
– Капитолина – это хозяйка избы? – спросил Слава.
– Ну, Куксина. Еще двадцатилетняя дочка с ней обитает. Эмма…
– Наркоматка, – живо вставила баба Зина.
– Наркоманка, – поправила Фрося и продолжила: – Еще Солдат Солдатыч к ним приблудился.
– А это кто такой?
– Бог его знает. Крупный мужчина. Годами вроде ровесник Капитолины, лет пятидесяти. Носит солдатскую одежку, за что и прозвали Солдатом Солдатычем. Военную пенсию хорошую получает. Говорит, в какой-то заграничной стране воевал. Там, наверное, и умом тронулся. Какой пустяк ни спросишь, он сразу руку к козырьку: "Разрешите доложить?!" В темное время, когда выпивши, пугается автомашин пуще, чем черт ладана. Недавно после затяжного дождя улица наша раскисла от грязи. Кюветы доверху залило водой. Вечером, в сумерках, Капитолина под ручку с Солдатом Солдатычем вышли из хаты. Наверное, нацелились за недостающей бутылкой. В этот момент грузовик осветил их фарами. Солдатыч как рявкнет: "Танки справа! Ложись!!!" И вместе с подругой бултых в кювет!.. Кое-как на карачках оттуда выползли. Ох, и дала же Капа Солдатычу матерков! А он вытянулся перед ней и словно заводной: "Ат-ставить разговорчики! Ат-ста-вить разговорчики!"
– Голова у Солдатыча сильно не в порядке, – заговорила баба Зина. – Но Капка хвалилась, что по мужской части Солдат Солдатыч очень даже здоровый. По-моему, он без разбора сожительствует и с ней, и с Эмкой.
Фрося ухмыльнулась:
– Они ж втроем спят на одном топчане. Как там спьяну разберешься, где мать, а где дочка?..
– Гости часто у них бывают? – спросил Голубев.
– Раньше табунилась всякая пьянь да рвань. И наркоманы к Эмме заглядывали. Солдатыч всех отвадил. Теперь втроем гуляют. Эмма даже колоться перестала, на водку перешла.
– А Никита не навещает родительский притон?
– Никишка Куксин в заключении сидит.
– У него срок уже кончился.
– Надо же, как быстро три года пролетели!.. Нет, после отсидки Никита тут не появлялся. Да и нельзя ему теперь сюда нос казать.
– Почему?
– Солдат Солдатыч с треском гонит отсюда всех лиц мужского пола.
– Никита ведь сын Капитолины.
– А Солдатычу без разницы: сын, брат или сват. Он же умственно ненормальный и охраняет своих женщин, как племенной бугай стережет стадо коров…
– Вон она, неразлучная троица, выписывает кренделя, – внезапно сказала баба Зина.
Серединой улицы, качаясь из стороны в сторону, понуро брели под руку неряшливо одетая женщина и угрюмый мужчина в камуфляжной форме. Следом за ними, будто матрос на шаткой палубе, колесила пьяной походкой тонконогая девица с бутылкой водки в руке. Метрах в двадцати от куксинской избы она дурашливо прокричала:
– Выше ногу! Шире шаг!
Мужчина, словно очнувшись, зычно запел:
Несокрушимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед…
Неожиданно ноги "певца" подкосились, и он со всего маху рухнул на дорогу.
– Мама, ты чо его уронила?! – вскрикнула девица.
– А ты, паразитка, куда глядела?! – огрызнулась женщина. – Не могла поддержать, что ли?..
– Поддержать!.. А если б я при этом поллитровку расхлестала?..
Аргумент, видимо, показался женщине убедительным, и она принялась тормошить упавшего:
– Чего разлегся, как офицер на привале?! Идти осталось пять шагов. Ну-ка, победитель, вставай на ножки! Ну-ка… Подъем!!!
– Ат-ставить р-р-разговорчики! – заплетающимся языком прорычал тот.
– Поднимайся, баран, твою-скотину-мать! Живо – в блиндаж, пока танки не раздавили!
Мужчина с трудом отжался руками от земли и на четвереньках неуклюже пополз к куксинской избе.
– Это и есть Солдат Солдатыч? – спросил Голубев.
– Он, горемычный, – ответила баба Зина. – Видал, как наловчилась Капитолина стращать его танками? Наверное, до помешательства мозгов солдатик навоевался.
– И часто они так "воюют"?
– Пока солдатскую пенсию не пропьют. Потом, как говорит Капка, голоданием очищают организмы от накопившихся шлаков. Эмку жалко. Молодая, но опустилась ниже родительницы. И Никита у них пропащий человек. С сопливой поры начал у матери самогонку воровать да по чужим квартирам шариться. А до чего ж шкодливый был малец, страшно вспомнить. Сколько окошек и куриных цыпляток из рогатки побил, что не пересчитать. Не приведи бог, если снова сюда заявится. Всей улице житья не будет.
– О его появлении вы сразу в милицию сообщите, – сказал Слава.
– Упаси господи от доносительства. Пока милиция поймает Никиту, он всех доносчиков перережет.
Глава VI
Ответ Информцентра УВД пришел к концу рабочего дня. Как и предполагал Голубев, Никита Куксин освободился из Новосибирской исправительно-трудовой колонии в среду утром. Одновременно с ним вышел на волю житель города Кузнецка Дмитрий Алтынов по кличке Митяй, отбывавший наказание за вымогательство с применением огнестрельного оружия. Получив документы и причитавшиеся им небольшие суммы денег, оба освобожденных намеревались отбыть к местам своего прежнего жительства. О том, куда они отбыли на самом деле, сведений в Информцентре, разумеется, не имелось.
Еще больше ободрила Голубева эксперт-криминалист Тимохина. По ее заключению, самые свежие отпечатки пальцев на руле, рычаге переключения передач и на никелированной пепельнице в левой задней двери люлькинских "жигулей" оказались идентичными с отпечатками Никиты Куксина, а на крышке багажника оставил следы своих рук Дмитрий Алтынов.
Прочитав заключение дактилоскопической экспертизы. Голубев оживленно обратился к Тимохиной:
– Леночка, давай маленько порассуждаем, а?..
– Давай, Славочка, – в тон ему ответила эксперт-криминалист.
– Вопросы буду задавать я.
– Задавай.
– Итак… Вопрос первый: о чем тебе говорят пальчики Куксина, отпечатавшиеся на пепельнице?
– О том, что Куксин сидел за спиной водителя на заднем сиденье и, вероятно, курил.
– Отличный ответ!.. Когда Всеволод Красноперов между постом ГАИ и Таежным встретился с Олегом Люлькиным, в "жигулях" за спиной Олега горбился какой-то хлыщ. Личность этого "хлыща" мы с тобой установили. Так или не так?
– Так, Славочка.
– Рассуждаем дальше. Рядом с Олегом сидел "амбал в черной рубахе". По имеющимся у нас сведениям, это не кто иной, как вымогатель Алтынов, широко известный в узких кругах Кузнецка под псевдонимом Митяй. Скажи, не так?..
– Так.
– Кроме установленных нами личностей еще чьи-нибудь отпечатки в "жигулях" обнаружены?
– Обнаружены, – утвердительно наклонив голову, ответила Тимохина. – Вероятно, Олега Люлькина. Но идентифицировать их не с чем, так как люлькинских образцов у меня нет.
– Что еще интересного добавишь?
– Очень мало. По характерным особенностям сигаретных окурков можно предположить, что курили три мужика. Все трое пили водку из одного стакана и, кроме хлеба, ничем не закусывали. Вафельное полотенце вроде бы скручивали в тугой жгут. После им вытирали перепачканные грязью руки. К масляным пятнам на полотенце прилипли несколько волосинок да табачный пепел. Вот и все.
– Не густо… Судя по отпечаткам пальцев на руле, последним рулил "жигулями" Никита Куксин?
– В этом можешь не сомневаться.
– А где же "брокеры" оставили хозяина машины?
Тимохина улыбнулась:
– Если я отвечу на этот вопрос, ты можешь оказаться безработным. Зачем нужен такой оперативник, работу которого выполняет эксперт-криминалист?
– Извини, Лена, поторопился. Даю честное пионерское, что добросовестно отработаю свой кусок хлеба.
Порывисто распахнув дверь лаборатории криминалистики, Голубев чуть не ударил ею проходившего по коридору участкового инспектора Дубкова. Извинившись, Слава подхватил под руку пожилого капитана милиции и увлек в свой кабинет. Когда оба уселись у письменного стола друг против друга, спросил:
– Владимир Евгеньич, ты – милицейский ветеран, наверное, всех жителей райцентра наперечет знаешь?
– В райцентре насчитывается более тридцати тысяч душ. Такое количество людей знать наперечет невозможно, – словно опасаясь подвоха, ответил осторожный Дубков.
– Ну, скажем, Капитолину-то Куксину знаешь?
– Куксину знаю. Известная скандалистка. Любит выпить. И дочь Эмму с малых лет в пьянство втянула.
– А что за Солдат Солдатыч к ним припарковался?
– Несветаев его фамилия. Бывший прапорщик Советской армии. Выполнял, как в ту пору говорили, интернациональный долг в Афганистане. Там получил серьезную черепно-мозговую травму. Врачи с трудом вернули к жизни, но восстановить полностью умственные способности прапорщика не смогли.
– Откуда он залетел в райцентр?
– Пока Несветаев воевал да лечился в госпитале, жена нашла другого мужа. Пришлось неприкаянному инвалиду определиться на житье в местный психоневрологический интернат. Больше года прожил здесь в нормальных условиях, трезво. Пока Куксина не заманила в свой шалман.
– Неужели нельзя вернуть его в интернат?
– Неоднократно возвращали. Убегает.
– Он по слабоумию не натворит бед?
Дубков вздохнул:
– Слабоумие Несветаева относительное. В трезвом состоянии мужик вполне нормален, если исключить из его лексикона уставные армейские фразы типа: "Разрешите доложить", "Докладываю", "Отставить" и так далее. Неадекватное поведение начинается, когда выпьет. Обычно танки ему мерещатся. Ну что на это сказать?.. Водка делает дураками даже очень умных и талантливых людей.
– Так-то оно так, Владимир Евгеньич, да соседки Куксиной говорят, будто Солдатыч по-зверски оберегает Капитолину с Эммой от других мужиков.
– Преувеличивают. Раньше избушка Капитолины была форменным притоном. Как говорится, и пеший, и конный туда нырял, если у него бутылка или деньжонки в кармане заводились. Почти каждая пьянка завершалась скандалом с мордобоем. И Капитолина, и Эмма постоянно бродили с лиловыми от синяков физиономиями. Несветаев положил этому безобразию конец. Теперь только втроем пьют. Хотя и загульно, но без рукоприкладства. Проще говоря, для общества Несветаев безопасен.
– А как насчет "опасности" Никита Куксин?
– В криминальном плане Никита непредсказуем.
– Если в райцентре появится, кого в первую очередь навестит?
– Кого-либо из уголовных дружков.
– А мамашу?..
– Вряд ли. Родственных связей для Куксина не существует. Если бы у Капитолины можно было сытно подкормиться или чем-то подразжиться, тогда бы Никита заглянул к ней обязательно. А просто так… Он задолго до судимости материнский кров покинул и стал ошиваться по уголовным притонам.
– Владимир Евгеньич, имей в виду, что Никита Куксин в среду освободился из колонии, а уже с сегодняшнего дня объявлен его розыск, – заканчивая разговор, сказал Голубев.
– По какому поводу? – спросил участковый.
– Пока по подозрению в угоне автомобиля у гражданина Люлькина. Дальше станет видно, по какой статье пойдет Никитка на новую отсидку.
– Самого Люлькина, выходит, не нашли?
– Нет.
– Мужик пьющий. Может, через день-другой сам появится.
– Поживем – увидим…
Ни на другой, ни на третий день Олег Люлькин так и не появился.
Глава VII
Николай Бормотов проснулся с восходом солнца. Стараясь не разбудить преспокойно посапывающую жену, осторожно поднялся с кровати, натянул спортивные брюки и, сунув босые ноги в войлочные шлепанцы, тихонько вышел из дома во двор.
На загляденье ясное утро предвещало солнечный день. С хрустом потянувшись, Бормотов "покачал" бугристые, как у профессионального штангиста, мускулы, выжал стойку на руках и, ловко перевернувшись через спину на ноги, вытащил из-под крыльца двухпудовую гирю. Легко вскинув двухпудовку правой рукой, сначала перекрестился ею, потом принялся жонглировать, будто заправский силовик в цирке. Закончив спортивные процедуры, умылся под рукомойником похолодавшей за ночь водой и лишь после этого вернулся в дом.
Жена еще спала. Безмятежное и красивое лицо ее теперь кривилось такой гримасой, словно спящую душили слезы. "Опять что-то неприятное снится", – подумал Бормотов и весело сказал:
– Вставай, Надежда, поднимайся! Родина-мать зовет!
Надя рывком села на кровати. Стыдливо прикрыв краем простыни обнаженную грудь, она несколько секунд испуганно смотрела на мужа, а когда наконец очнулась ото сна, виновато проговорила:
– Такая чертовщина приснилась – жуть.
– Ты же недавно пела, что казачка Надя черта не боится.
– Во сне все кажется страшнее, чем в жизни.
– Жизнь нынче тоже не подарок… Однако нам с тобой грешно на нее жаловаться.
– Разве я жалуюсь? Меня пугает, как бы сон вещим не оказался.
– Какие бесы тебе снились?
– Да так все…
– Ну, если так, то перетакивать не станем, – Николай подмигнул жене. – Не печалься, Надюха! Двадцать пять лет – такой возраст, когда и жизнь хороша, и жить хорошо! Не я это придумал. Великий пролетарский поэт сказал на заре социализма.
Надя улыбнулась:
– Коля, внешне ты совсем не похож на отца, но по говорливости – вылитый батя.
– Куда мне до него! Мой батя, если заведется, любого политика-говоруна за пояс заткнет. Поднимайся, Надежда! Нас ждут великие дела!
– Который час?
– Счастливые часов не наблюдают. Я пойду управляться по хозяйству, а ты готовь завтрак да провизию на покос. Сено после дождя теперь хорошо просохло.
– Прежде мне надо Буренку подоить.
– Буренку без тебя подою и в стадо спроважу. Кабанов и пернатых тоже накормлю сам.
– Ты почему такой хороший?! – игриво удивилась Надя.
– А потому, дружок, что я жизнь учу не по учебникам, – весело пропел Николай, наклонившись, поцеловал жену в зарозовевшую теплую щеку и вышел из спальни.
Крестьянскую работу Бормотов, не сказать, чтобы обожал, но делал ее с удовольствием. После электровоза, где каждая поездка сопровождалась напряжением нервов, в сельской глуши Николаю казалось, будто он находится в долгосрочном отпуске, когда никто тобой не командует и ни перед кем не надо отчитываться.
На том, чтобы уехать из Кузнецка в село, настояла Надежда, как только они расписались в загсе. Какая причина побудила коренную горожанку принять такое решение, Бормотов разбираться не стал. Удовлетворился ответом: "Там мы не будем ни от кого зависеть. А это такое счастье, что лучше не придумаешь!" О небезупречном прошлом Надежды Николай кое-что знал, но, чтобы не обидеть любимую, делал вид, будто о ее грешках ничего не ведает. Главным в супружеской жизни он считал любовь, все остальное – суетой сует. Перед регистрацией брака Надежда сделала робкую попытку "исповедаться", однако Николай, заметив ее смущение, остановил: "Надюш, что было, то сплыло. А что будет, зависит от нас с тобой и ни от кого больше. Ты любишь меня?" – "Честно, Коля, люблю!" – "Вот и ладушки, будем вместе есть оладушки". – "А не станешь попрекать, что ты у меня не первый?" – "Эка невидаль! Буду счастлив, если окажусь последним". – "Клянусь, верность тебе сохраню до гроба!" Николай улыбнулся: "Вот это здорово!" – "Не веришь?" – спросила Надежда. "Верю". – "А почему же иронично улыбаешься?" – "Вспомнил, как одна находчивая дама ответила упрекнувшему ее мужу: "Да, я давала тебе клятву в верности, но не клялась, что буду верна до гроба"". Надежда смутилась: "Ты все перекраиваешь в шутку". – "С шутками да прибаутками жить веселее". После загса к разговору на эту тему молодые супруги не возвращались.
Через год супружеской жизни Бормотов однажды спросил: "Надюша, когда у нас появится вершина любви?" – "Что?" – не поняла жена. "Помнишь, старую песню: и вершина любви – это чудо великое дети", – шутливо пропел Николай. Надежда потупилась: "Детей у меня не будет никогда". – "Почему? Ты разве больна?" – "Я, Коленька, здорова, как лошадь, но по молодости круто залетела", – густо покраснев, тихо ответила Надя. Бормотов без лишних объяснений тему о детях "закрыл" навсегда. За это, по словам Нади, она стала любить его еще сильнее.
Непонятные странности Николай стал замечать за женой в последние дни. То она испуганно вздрагивала, когда в поселок заезжала черная иномарка, которых расплодилось – хоть отбавляй, то вдруг ей начинало казаться, будто в сумерках под окнами дома кто-то крадучись ходит, то снилась какая-то "чертовщина", вроде сегодняшней.