– "Золотой петушок" вторую неделю не функционирует. Алевтина Тарасовна затеяла устройство зала для игровых автоматов и сразу после похорон Ильи Большанина отправила Вадима с Джоном в Новосибирск за этими "игрушками".
– Расширяет производство?
– Угу.
– Выкладывай, что еще у тебя на душе накопилось?
– Еще разобрался с молодым "челночком", которого застрелили из автомата. Фамилия мальчишки Созинов. Десятиклассник. Криминальных связей – никаких. Все каникулы работал грузчиком в универмаге, чтобы скопить денег на хорошую кожаную куртку. За ней и ехал. Погиб из-за собственной опрометчивости. Если бы не выскочил из автобуса, лишился бы деньжат, как прочие "челноки", но остался бы жив. Других версий его расстрела нет. Жалко мальчугана. Грош нам будет цена, если не задержим убийц.
– Как это не задержим?! – искренне удивился Таран. – Не малодушничай. Сосредоточься на разработке казино. Через налоговую инспекцию разнюхай все их доходы и расходы, кто и какой "грязью" там расплачивается. О подозрительных нюансах докладывай мне оперативно.
– Надо бы еще с Пузырем потолковать…
– Аскольдом Пузыревым займусь сам. По сотовому телефону его не искал?
– Сотовый номер он держит в секрете.
– Не от всех. Мы с ним давние знакомые и телефонных номеров друг от друга не скрываем, – Таран полистал лежавшую на столе записную книжку и набрал на своем аппарате шестизначное число. После нескольких сигналов вызова в трубке раздался соединительный щелчок и басовитый мужской голос ответил:
– Говорите…
– Здравствуй, Аскольд Денисович, – сказал Таран. – Узнаешь или отрекомендоваться?
В трубке воцарилось молчание, затем вроде бы со смешком послышалось:
– Тебя, Викторович, и на том свете без рекомендации смогу узнать.
– Не торопись на тот свет. Там, говорят, от безделья скучают.
– А мне на этом все дела наскучили.
– Отчего так? Плохо жить стал?
– Не жизнь – карнавальная ночь.
– Не верю, Денисович, и до зарезу хочу срочно с тобой повидаться.
– Принцип мой тебе давно известен: в милицию добровольцем не хожу.
– Давай я к тебе приеду.
– Приезжай, если не лень. Только чур при условии…
– Каком?
– Встречаемся один на один. Ты обязательно едешь в тачке без милицейских украшений и непременно в цивильном наряде. Мне не к лицу хвастать перед братвой дружбой с ментами. Согласен?
– Согласен. Скажи свои координаты.
– Дорогу к "Астралии" знаешь?
– К дачному поселку "Астра"?
– Ну.
– Разумеется, знаю.
– Дуй по ней. Не доезжая до "Астры", на проселочном отвилке поверни влево. Выедешь к речке. Тут я и бросаю камешки с крутого бережка, почти как у проливаЛaперуза.
– Еду, Денисович, жди.
– Не тушуйся, бежать не кинусь. В молодые годы досыта набегался…
Положив телефонную трубку, подполковник Таран распахнул дверку вмонтированного в стену платяного шкафа и стал быстро переодеваться в штатскую одежду.
– Вас подстраховать, Анатолий Викторович? – спросил Фомичев.
– Не надо, Володя. Пузырь – мужик старой закваски, без экстремистских вывихов. В случае чего, ты же в курсе, куда и на какую встречу я отправился. Только преждевременно тревогу не поднимай. Аскольд Денисович всегда любит пофилософствовать о смысле жизни, а сегодня, похоже, у него еще и плохое настроение. Поэтому беседа с ним может затянуться.
– Знаю этого "философа". Даже на пустяковый вопрос заводит такую иносказательную бодягу, что надо иметь железное терпение, чтобы дослушать до конца.
– Зато в его иносказании бывают золотые крупинки истины. Нужно лишь не пропустить их мимо ушей.
…Дачный кооператив "Астра" находился от окраины Кузнецка в десяти километрах по направлению к Раздольному. Чтобы отдышаться от угольной пыли, шахтеры выбрали для садово-огородного поселка живописное лесное место на берегу неширокой речки Ини, неспешно несущей свои скромные воды из предгорья Кузнецкого Алатау к величавой матушке Оби. Появившиеся здесь первые строения напоминали дощатые будки российских туалетов. В лучших случаях дачники приспосабливали на отведенных им участках списанные строителями вагончики или ветхие железнодорожные контейнеры. В полную силу "Астра" расцвела с наступлением перестроечного сумбура. Внезапно разбогатевшие на халяву чиновники и коммерсанты с непостижимой быстротой стали возводить кирпичные хоромы, и разросшийся вширь поселок с чьего-то легкого словца в обиходе стал именоваться "Астралией".
На встречу с Пузыревым Таран поехал в оперативных "жигулях" с обычным госномером, не подчеркивающим принадлежность машины органам милиции. Подполковник неплохо знал подноготную "авторитета", с которым предстоял своеобразный разговор, обещающий хотя бы чуть-чуть высветить укрытое мраком неизвестности беспрецедентное по жестокости преступление.
Главарь самой многочисленной в Кузнецке группировки, шестидесятилетний Аскольд Пузырев, был коронован в клан "воров в законе" на общесоюзном "сходняке" еще в благодатное старое время. Первую судимость он схлопотал в родном городе при хрущевской оттепели, а вернулся сюда уже титулованным "авторитетом" в разгар реформаторской неразберихи. Проблем к тому времени у кузнецкой братвы накопилось с лихвой: иссякал денежный ручеек от сокращающих угледобычу шахт и пустующих бензоколонок, пошла новая волна разборок за территории и коммерческие структуры, хроническими стали взаимные неплатежи между преступными группировками, что по воровским понятиям было верхом беспредела. Такой раздрай оказался на руку смекалистому от природы и наделенному божественным даром лидерства Пузырю. В короткий срок – где кнутом, где пряником – он сплотил в одну мощную группировку грызущиеся между собой мелкие бригады и взял ситуацию под свой контроль. Вступившие с ним в конфронтацию ершистые "авторитеты" вскоре исчезли из города так незаметно, будто их вымело ураганным ветром. Растекавшиеся по разным карманам жидкие ручейки денег слились в финансовый поток и потекли в пузыревский "общак".
Дальнейшее укрепление Пузырева в "авторитетах" произошло, когда началась череда местных, областных и федеральных выборов. По утверждению Сомерсета Моэма, деньги – это некое шестое чувство, без которого остальные пять неполноценны. Не страдающие острой щепетильностью безденежные кандидаты в депутаты, чтобы ополноценить свои чувства, потянулись к воровскому "общаку". Пузырев щедро одаривал жаждущих власти. Финансировал без разбора, как он с лукавой усмешкой сам говорил, "коммунистов и фашистов, демократов и плутократов". Не все его протеже добились успеха, но те, кому удалось втиснуться во властные кресла, заботливо стали опекать своего благодетеля Аскольда Денисовича Пузырева. Для правоохранительных органов Пузырь стал почти неприкасаемым. Однажды на прямой вопрос подполковника Тарана – почему Пузырев сам не попытал удачу в хождении во власть? – тот с присущей ему хитринкой иносказательно ответил: "На хрена попу гармонь, когда есть кадило". В прямом смысле это означало, что он и без депутатского мандата своими финансовыми накоплениями может повлиять на представителей власти.
В отличие от многих новоявленных богатеев Аскольд Денисович не прожигал деньги на заморских курортах, не устраивал пышных банкетов-презентаций и не транжирился на возведение ошеломляющих дворцов. Из недвижимости закоренелый холостяк имел только с блеском отделанную по европейскому образцу квартиру в элитном доме, бревенчатый двухэтажный теремок на окраине дачной "Астралии" да роскошный, под стеклянной крышей, городской рынок, ежедневно приносящий ему чистоганом такой "навар", которого для среднестатистической российской семьи хватило бы для безбедного проживания не на один год. Единственной слабостью Аскольда Денисовича были импортные автомобили. Иномарки Аскольд менял, пожалуй, чаще, чем заядлые модницы меняют наряды.
Глава XVI
Приехав в условленное место, подполковник Таран застал Пузырева за странным занятием. Хмурый "авторитет" сидел на бережку возле вороного цвета автомашины "ауди" и действительно, как сказал по телефону, периодически кидал в речку отшлифованные водой разноцветные гальки. Был он явно не в духе, однако встретил Тарана без неприязни. Зная, что в деловом разговоре с Пузырем сразу брать быка за рога бесполезно, Таран присел рядом и с напускной серьезностью процитировал шутливый афоризм Козьмы Пруткова:
– Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою…
– У человека для того поставлена голова вверху, чтобы он не ходил вверх ногами, – прутковским же изречением тотчас ответил Аскольд Денисович и, вздохнув, добавил: – Вроде бы шутка, но если задуматься, смысл-то глубокий, а?..
– Особенно сейчас, когда жизнь то и дело переворачивается вверх тормашками, – поддерживая разговор, сказал Таран.
Пузырев опять вздохнул:
– Это не жизнь, а как писал Фридрих Энгельс, "способ существования белковых тел посредством постоянного обмена веществ с окружающей внешней природой". Ты ведь изучал классиков марксизма…
– Мы все учились понемногу, – Таран засмеялся. – Круто ты, Денисович, повернул с шутки на политику.
– В нашей державе, Анатолий Викторович, все шутливое, в том числе и политика. Понимаю, тебе изучение марксистских наук необходимо было лишь для того, чтобы сдать экзамены. В розыскной работе они и на фиг не нужны. Я же занимался ими всерьез, ради постижения смысла жизни, – Пузырев кончиками пальцев постучал себя по лбу. – Этот компьютер в молодые годы работал у меня надежно, да и теперь пока еще не подводит. Чтобы не подумал, будто бахвалюсь, закончу свой монолог тем Прутковым, с которого началось наше толковище: "Век живи – век учись! И ты наконец достигнешь того, что, подобно мудрецу, будешь иметь право сказать, что ничего не знаешь".
– Концовка монолога, кажется, намекает на то, что я напрасно сюда приехал, – с улыбкой сказал Таран. – Чувствую, сегодня тебе не до разговора со мной.
– Не спеши с выводами. Торопиться надо лишь в двух случаях: при ловле блох и когда занимаешься любовной аэробикой с женой приятеля. Во всех других житейских делах прежде, чем принимать решение, необходимо думать. Этим сейчас и занимаюсь. Грустно признаться: мне стукнуло шестьдесят! Не каждый из моих коллег доживает до такого возраста. Отстрел братвы не уступает падежу колхозного скота. Пора подбивать бабки жизненного пути. Вот и уединился я в тихий уголок, чтобы поразмышлять: не завершить ли общественную суету и подобно пушкинскому Дубровскому скрыться за границу?..
Таран усмехнулся:
– Меня удивляет стереотипность разбогатевших россиян. Как только набьют карманы, сразу норовят ушмыгнуть в заморские края. Почему вы так не любите обогатившую вас родную страну?
– Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
– Кушайте на здоровье! Время талонов и очередей давно миновало. Чего вам теперь не хватает?
– Игры по правилам.
– Говорят, жизнь – такая игра, из которой никто не выходит победителем.
– Факт неоспоримый. Однако, пока я не сыграл в ящик, хочу, чтобы родное правительство не пудрило мне мозги пустыми обещаниями и изо дня в день не меняло правила игры в свою пользу.
– Зачем вам это? Вы же никаких правил не соблюдаете.
– Не чеши всех под одну гребенку. Крутые беспредельщики свою игру уже отыграли.
– А бандитское нападение на автобус с "челноками"? Если не беспредел, тогда что это?..
– Это то, что бандиты, по определению любимого мною Козьмы Пруткова, "пошли вверх ногами".
– Конкретнее можешь о них сказать?
– Могу. Скоро этих жлобов понесут ногами вперед. Если этого не случится, считай, дорогой Анатолий Викторович, что жить в стране, где безнаказанно жируют такие изверги, не имеет смысла.
– Выходит, тебе известно, что они натворили?
– Естественно.
– Из твоей братвы кто-то был в автобусе?
– Отнюдь нет. Разведка моя работает не хуже твоих оперов. Знаю, кого застрелили, сколько гильз оставили налетчики на месте преступления, как они были одеты и вооружены, но пока не имею сведений, откуда эти хищники залетели в наш город.
– Уверен, что бандиты не из местных?
– В смутную пору, каковым является нынешнее время, уверенным можно быть лишь в том, что Волга впадает в Каспийское море. Все остальное под вопросом. Хотя твердо могу сказать: ни Гуляй-нога, ни Хипарь, ни Мурзик с Копченым к этой бойне отношения не имеют. Съезжались мы на толковище без подлянки. Все круто встревожены нарушением конвенции о поддержке челночного бизнеса. Лично мне такие гроши, прямо скажу, до лампочки. Я – человек независимый. Имею собственное прибыльное дело. А Гуляй-нога и прочие "хипари" кормятся от "челноков". Не идиоты же они, чтобы резать крылья птице, несущей золоченые яйца. К тому же, достоверно знаю, калашниковских стволов ни у кого из них нет.
– А у кого из кузнецкой братвы есть "калашниковы"? – спросил Таран в надежде, что Пузырь проговорится. Однако тот не проговорился. Усмехнувшись, Аскольд развел руками:
– Извини, Викторович, к военной тайне всех группировок допуска не имею. Собственно, автоматический ствол в России нынче – не проблема. При желании обзавестись им проще, чем папуасу догола раздеться.
– Тогда хотя бы скажи: были попытки иногородних группировок укрепиться в Кузнецке?
– Серьезных не было.
– А несерьезные?..
– Новосибирские нахалы пытались обдирать наших шахтеров, продающих уголь на территории их области. "Крышу" углекопам обеспечивают парни Копченого, которые раньше сами добывали уголек и знают, почем кусок антрацита. Пришлось им ехать на "стрелку" к вымогателям. Встречу провели в крутой запарке, но вернулись без потерь. С той поры дополнительные поборы с наших продавцов угля прекратились.
– Не те ли "нахалы" наехали на наших "челноков"?
– Допускаю такой поворот. Хапнули с чужих людей полный матрасник добра и ищи-свищи ветра в поле.
– Аскольд Денисович, а что если глубже поискать чужих среди своих? – внезапно спросил Таран.
Пузырев медленно повернул к нему холеное, чисто выбритое лицо. Усмехнувшись, ответил вроде бы с досадой:
– Не прими за обиду, Анатолий Викторович, но мои ребята контролируют ситуацию в городе покруче, чем твои оперативники. Коли они с зубовным скрежетом разводят руками, значит, тут нечего ловить.
– Не слишком ли ты самоуверен?
– Отнюдь нет. Появление жлобов, сделавших заявку на лидерство, щекочет меня сильнее, чем шестидесятилетний юбилей. Оттого и прервал игру в камешки, чтобы потолковать с тобой.
– Тогда давай подумаем о клиентах казино "Золотой петушок", – предложил Таран.
– Об игорном доме мною уже думано.
– И что же?..
– Кроме того, что у Джона Корягина угнали подержанную "ауди", ничего.
– Разве Джон ездил на подержанной машине?
– Машины для негра – не главное. Секс-балдежник до безумия обожает длинноногих кобылиц. Вот младший брат его Вадим обходится одной блондинкой и имеет новейший джип "Лэнд Краузер", стоимость которого зашкаливает за полсотню тысяч долларов.
– Хорошо знаешь эту компанию?
– Еще бы!.. – Пузырев вдруг утробно хохотнул. – С хозяйкой шулерского притона мы друзья по первому в жизни несчастью. Как вспомню юность золотую, так смех до слез одолевает.
– Давно знаком с Моревой?
– С молодых юных лет, когда нынешняя Алевтина Тарасовна была еще Алькой Корягиной. На шахте вместе работали. Она – нормировщицей, я – горнорабочим в забое. Заядло участвовали в шахтерской самодеятельности. Алька пела и плясала, я лихо отстукивал чечетку да танец "Эх, яблочко – на тарелочке, два матроса подрались из-за девочки". За активную комсомольскую работу в пятьдесят седьмом году нас отправили на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москву. Закружившись в праздничном вихре, мы с Алькой ускользнули из-под опеки комсомольского вожака и закорефанили с зарубежными спортсменами. На Альку положил глаз чемпион по прыжкам с шестом какой-то сверхслаборазвитой африканской страны – длинный, как фитиль, негр. Парень оказался компанейским и с толстым кошельком валюты. Тут же свел меня со своей землячкой – чемпионкой по спортивной гимнастике. По-русски он знал только "Мир-дружба!", но на ломаном английском "Увыпьем уводки" понимал. Негритяночка владела нашим языком лучше. В ее лексиконе кроме "мира-дружбы" было еще "давай, давай", "капнем" и "карашо". На трезвую голову рядом с ней я чувствовал себя неловко. Казалось, вроде с обезьянкой сижу. Когда же в гостиничном ресторане изрядно "капнули" и уединились в одноместном номере, чемпионка увлекла меня такой страстной и затейливой гимнастикой, что спортивные игры в постели у нас с ней получились очень даже "карашо". Алька тоже словила кайф по высшему разряду. Вышла она от негра с помятой девичьей красой, будто героиня русской народной песни про нашумевший камыш, где "одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра"… – Пузырев опять хохотнул. – Расплата за удовольствие наступила, как только вернулись в Кузнецк. За связь с иностранцами и моральное разложение нас с Корягиной выгнали из комсомола. Вдобавок Алька забеременела от негра. Мне воспроизводство на свет негритенка, разумеется, не угрожало. Для мужика, как говорится, было бы дело сделано, а там хоть черт родись. Но меня другая подлянка подкараулила. От африканской гимнасточки гонорею подцепил. Пришлось начатую в гостиничном ресторане интернациональную дружбу завершать в кузнецком триппер-баре, то бишь в кожно-венерологическом диспансере. Между прочим, отчество Алькиному негритенку подсказал я. Мол, пусть будет парень хотя бы наполовину русским. Алька согласилась. Таким образом и получился Джон Иванович Корягин – нынешний крупье в "Золотом петушке".
– Романтическая история, – улыбнувшись, сказал Таран.
– Дети сталинской неволи мы даже для мизерной хрущевской свободы оказались слабы, – Пузырев усмехнулся и продолжил: – После фестиваля наши с Алькой дороги разбежались. Она, прижав хвост, осталась нормировщицей на шахте. Меня же за то, что при исключении из комсомола обложил комсорга, мягко говоря, ненормативной лексикой, выперли и с работы. История не знает сослагательного наклонения, и умные люди отказываются рассуждать на тему: "Что было бы, если"… В жизни все получается так, как получается…
Заметив, что Пузырев прочно усаживается на любимого конька, Таран, воспользовавшись паузой, сказал:
– Аскольд Денисович, давай вернемся к клиентам "Золотого петушка".