Но это было некоторое время назад, а теперь, с появлением идиотской проблемы под названием "Стасов", ничего другого шеф больше не навязывал. Да только тут-то и заподозрил Турецкий неладное - с чего бы это сам генеральный прокурор да текущими делами стал заниматься? Больше разве нечем? Все олигархи в кутузке уже? Или это дело действительно какое-то сверхважное, или сам Стасов не так-то прост.
И так эти подозрения в голове барахтались, что несколько минут уже Александр Борисович стоял в лифте на своем пятом этаже и давил кнопку "5", не удивляясь столь длительной паузе между открытием и закрытием дверей, а только пережевывая в пятьсот пятьдесят пятый раз подряд всю имеющуюся у него информацию: кто такой этот Стасов? откуда взялся? куда собирается деваться? И вообще, какого хрена ему надо?! Тоже моду завел - по телефону людям звонить…
Наконец Турецкий обратил внимание на очевидную нецелесообразность своих действий и нажал кнопку первого этажа. Двери лифта закрылись, отвоевав у прокуренной до нижних слоев штукатурки лестничной площадки несколько глотков свежего воздуха. Консьержка на первом этаже спала, только очки как будто следили за унылыми перемещениями бразильских актеров по пыльному экрану небольшого телевизора - потерянные дети, тайные наследства, инцесты, фальшивые браки, любовь и предательство. В общем, настоящая жизнь.
Все в подъезде было каким-то пыльным, и Турецкий с радостью вдохнул загазованный уличный воздух, чувствуя всем нутром, как оседают в легких тяжелые металлы и прочие элементы таблицы Менделеева. Однако это не в пример лучше, чем ощущать, как частички чужой одежды, кожи и волос прилипают к гортани, шуршат где-то еще ниже в горле, летают туда-сюда при каждом вдохе и выдохе. Пыль и деньги - вот две вещи, которые Турецкий не любил, пожалуй, больше всего на свете. До них в списке антипатий не дотягивали даже соевый майонез и пробки на Кутузовском.
Мысли Турецкого были заняты предстоящей встречей с пресловутым Стасовым. Сколько интеллектуальных усилий было потрачено на то, чтобы уговорить этого параноика хотя бы на небольшой личный разговор, даже не в кафе или ночном клубе, а в многолюдном сквере в центре города, - и все впустую! А тут на тебе - звонит сам и предлагает немедленное рандеву. Хорошо хоть Турецкий успел найти Славку Грязнова и попросить организовать наблюдение. Грязнов, чертыхаясь, сказал, что, кроме себя любимого, ему послать совершенно некого. Ничего не остается, как тряхнуть сединой. Турецкий же этим обстоятельством как раз был доволен: Грязнов - профи, каких поискать…
Пожалуй что, больше всего в общении со Стасовым поражала невероятная его уверенность в собственной значительности. Его делом должны были заниматься самые высокопоставленные чиновники, при этом соблюдая максимальную секретность и осторожность, да еще и скрывая друг от друга все подробности. Удивительно, но почему-то все именно так и происходило - на общих разносах шеф прилюдно заявлял, что Стасов - обычный псих и, мол, странно, что до сих пор не поступало заявление из Кащенко о побеге тяжело больного пациента, а сам при этом пытался загрести в свои руки все материалы по этому делу.
Итак, Стасов. Как же построить разговор, чтобы человек с очевидной манией преследования максимально раскрылся? Никаких гениальных психологических ходов в голове Турецкого не появлялось. Наверное, опять придется действовать по старому доброму наполеоновскому принципу: главное - ввязаться в заваруху, а там посмотрим.
Турецкий улыбнулся зеркалу заднего вида, в котором отражались бесконечные разделительные полосы на мокром асфальте, и припарковался в полусотне метров от назначенного места встречи, среди прихотливых изгибов лубянских переулков. Пешком прошелся вокруг Политехнического музея, время было: выехал с запасом, а пробок почти и не было - удачно попалась "зеленая волна" светофоров и гаишников. Прочитав внимательнейшим образом все афиши - концерт памяти такого-то, лекция профессора сякого-то, собрание экстрасенсов и ясновидящих, - Турецкий перешел через подземный переход и начал отсчитывать лавочки в сквере на площади. Третья скамейка по левой стороне от музея в сторону реки, там встать около урны и посмотреть в небо - детство какое-то, казаки-разбойники, а не помощники генеральных прокуроров и параноидально настроенные собиратели компромата. Тем не менее в нужном месте Турецкий послушно уставился в начинающее темнеть небо, по-городскому серо-бордовое, как от далеких пожаров.
- У вас есть машина, Александр Борисович? - в эту же секунду услышал он спокойный мужской голос, знакомый заочно, но на этот раз не искаженный телефонной связью.
Как будто отслоившись от стоявшего рядом деревца, Турецкому протягивал руку высокий мужчина, пожалуй, метр восемьдесят, не меньше.
- Я - Стасов, - продолжил мужчина тоном, не терпящим возражений. - Мы должны сесть в вашу машину и приехать в нужное место.
- Какое именно?
- Туда, где есть Сила.
- Понятно, - после паузы сказал Турецкий. Он счел за лучшее до поры до времени не спорить с "телефонным хулиганом".
- Там я буду в безопасности и смогу ответить на некоторые вопросы, которые у вас, безусловно, имеются.
- Ладно, - кивнул Турецкий. - Идите за мной.
Стасов сел на заднее сиденье и почти всю дорогу
молчал, изредка указывая нужные повороты. Место, "где есть Сила" (и зачем только Турецкий читал афишу про собрание экстрасенсов в лектории Политехнического музея - прямо сам себе накаркал), оказалось в пределах Кольцевой автодороги и выглядело не самым удачным для длительных разговоров.
Стасов был одет, как обычный госслужащий или какой-нибудь оператор ксерокса: простенький костюм, ботинки в тон. Правда, не хватает галстука, а карманы пиджака топорщатся и явно тянутся вниз. Лицо как будто запоминающееся, хотя и не представляющее из себя ничего особенного. Темные короткие волосы расчесаны на косой пробор, узкий острый нос и крепкая нижняя челюсть. Человек как человек, и не скажешь с виду, что не все дома. Впрочем, у Турецкого был с собой миниатюрный цифровой фотоаппарат, который он взял у Дениса Грязнова (офис у частных сыщиков был буквально набит передовой "шпионской" техникой). Воспользоваться им было необходимо: ведь до сих пор никто не знал, как Стасов выглядит.
- Вы кое-кого здорово напугали своими телефонными звонками, - сказал Турецкий. Было интересно, как Стасов отреагирует на такие слова.
- Кого имеете в виду? - Стасов усмехнулся. - Министров-капиталистов?
- Приблизительно…
- Их, пожалуй, напугаешь.
- Зачем же вы…
- Хотел привлечь к себе внимание. Но если в тебе постоянно видят только врага, - негромким, но пронзительным голосом добавил он, - то возникает желание действительно им стать.
Они остановились в самом центре кольцевой развязки на впадении улицы Миклухо-Маклая в Севастопольский проспект и вылезли из машины.
В центре поросшего травой круга в полсотню метров диаметром Стасов остановился, вытащил из кармана несколько гаек и разбросал их по сторонам. Турецкий подумал, что, наверно, со стороны двое мужчин солидного вида, премило беседующие посреди оригинального хоровода из машин и троллейбусов, смотрятся несколько дико.
- Это чтобы Сила не утекала по бокам, - хладнокровно объяснил Стасов цель своих действий. И продолжил, не давая Турецкому раскрыть рот и спросить про гайки и их влияние на утекающую по бокам Силу: - Помните содержание моих звонков? Хотя бы на уровне основных идей? Я был готов сообщить ценнейшие сведения, но не встретил взаимопонимания. По крайней мере, пока со мной разговаривать не стали вы.
Турецкий мало что понимал из того бреда, над которым уже несколько недель ухохатывалась Генеральная прокуратура. Кажется, Стасов установил связь между фазами луны, политическими событиями на Ближнем Востоке и ротацией сотрудников среднего звена в силовых министерствах Российской Федерации. Из этого он делал вывод о мировом господстве некоей секты, обладающей конечно же небывалой
Силой, и утверждал, что знает, как от нее, от этой секты, обороняться.
Примечательно было то, что по телефону странный псих умудрялся говорить ровно столько, что застукать его местонахождение каждый раз (всего звонков было четыре или пять) оказывалось невозможно. С другой стороны, мало кто смог бы выдержать лекцию по разбрасыванию чудо-гаек и вычислению гипотетических силовых полей.
- Конечно, помню. - Турецкий был сама вежливость, хоть и приходилось врать без всякой подготовки. - Основная идея в том, как я понимаю, что в происходящих вокруг нас событиях…
Тут Турецкий сделал многозначительную паузу и взглянул в холодные глаза Стасова. Его лицо почти ничего не выражало.
Сквозь шум автомобилей Турецкий продолжал:
- … в происходящих вокруг нас событиях, особенно ключевых, важных для всех и каждого… м-мм… как будто бы замешана некая не очень объяснимая сила, действующее лицо со стороны… как бы это сказать?
Это был довольно нахальный маневр, преимущественно употребляемый студентами. Мало-мальски опытному дипломату попытка предложить все рассказать самому показалась бы лобовым тараном. Однако на этот раз хитрость сработала.
- Отлично, Александр Борисович, - подтвердил псих. - Вы, я вижу, помните в общих чертах то, о чем я пытаюсь заявить на протяжении последнего месяца. Все, что вы видите вокруг, подстроено! - Стасов подчеркнул свои слова широким жестом, намекая не то на Севастопольский проспект, не то на Москву, а может, и на что-то большее. - Кстати, - сказал он, - вы умеете по отпечаткам пальцев воссоздавать портрет человека?
- Я лично? - удивился Турецкий, отмечая про себя, насколько круто собеседник поменял тему. Хотя, с другой стороны, что с негр взять? Наверно, это неизбежные издержки шизофренического сознания.
- Вы, ваши криминалисты - мне все равно кто.
- Ну, - протянул Турецкий, - отпечатки пальцев, или, если использовать строго научные термины, следы рук человека, индивидуальны, и если вы это имеете в виду и вам нужно их идентифицировать, то у меня есть доступ ко всероссийской базе данных и…
- Я задал конкретный вопрос, - не без досады на такую непонятливость сказал Стасов. - Ваши специалисты могут сделать портрет человека по его "пальчикам"?
- То есть как это?
- Значит, все еще не научились, - насмешливо протянул Стасов. - Я другого от них и не ожидал.
- Простите, а что, у вас есть какие-то идеи по этому поводу?
Но Стасов только рукой махнул. Очевидно, Турецкий уронил свой авторитет в его глазах. Во всяком случае, больше он ничего не рассказывал. Они вернулись в машину, и замкнувшийся Стасов попросил высадить его возле Павелецкого вокзала.
Турецкий искоса следил за его руками, и Стасов, поймав этот взгляд, ухмыльнулся и положил ладони на приборную панель. Придавил.
- Достаточно? - сказал издевательски.
Турецкий отвечать не стал, а спросил, лихорадочно соображая, как бы проследить за Стасовым поделикатней, когда он выйдет из машины:
- Валентин, вы же еще позвоните? - Другой возможности может и не быть, а узнать, где он обитает, необходимо. - Когда мы увидимся?
- В четверг, после дождичка, - буркнул Стасов. Посмотрел на Турецкого и сказал: - Наверно, хотите сфотографировать меня? Ну так за чем же дело стало? Валяйте.
Турецкий от такой наглости только покачал головой.
- Ладно, задавайте свои вопросы, - смилостивился Стасов, - у вас есть время до Павелецкого…
Александр Борисович себя упрашивать не заставил. Разговор напоминал партию в пин-понг: Турецкий торопился подать, а Стасов принимал удар и возвращал его назад. Причем розыгрыш мяча длился очень недолго, поскольку Александр Борисович спешил спросить о самых разных вещах. Время от времени Турецкий незаметно смотрел на часы. Скоро все должно было закончиться…
Разговор не исчерпался, но зашел в тупик. Турецкий по инерции что-то спрашивал, Стасов отвечал - так, что это ровным счетом не давало никакой новой информации о нем или его мотивах. Наконец Турецкий замолчал - теперь это было уже неважно. Через несколько минут он притормозил возле Павелецкого вокзала. Повернулся назад и обомлел. На заднем сиденье никого не было.
Турецкий чертыхнулся - вот вам и слежка! А все так хорошо начиналось…
Но когда же удрал? И главное, как умудрился неслышно открыть дверцу и выпрыгнуть на ходу? Впрочем, пару раз Турецкий останавливался на светофорах… Но тогда он неизменно наблюдал за насупленным Стасовым в зеркальце заднего обзора. А по ходу движения Турецкий смотрел в основном в боковое зеркальце, видимо, этим Стасов и воспользовался. Ну ушлый тип…
И тут Александр Борисович вспомнил. На последнем светофоре водитель соседней машины спрашивал у него, как проехать на Новый Арбат, избегая пробок. Турецкий, выглянув в окно, добросовестно объяснил. Наверняка этим моментом Стасов и воспользовался - тогда можно было и дверь неслышно открыть…
Рядом с визгом затормозил автомобиль, из которого тут же выскочил Слава Грязнов с пистолетом в руке. Рывком распахнул дверцу машины Турецкого. Поводил глазами туда-сюда.
- Где он?!
- В багажнике…
Грязнов дернулся было проверить, потом остановился.
- Ты серьезно его туда засунул?
- Никуда я его не засовывал.
- А где же он?
- Понятия не имею. Ушел.
Грязнов спрятал оружие и достал сигарету. Закурил и сел к Турецкому в кабину.
- Саня, я тебя не узнаю. Что случилось?
- Не знаю, Славка, - сознался Александр Борисович. - Только что он был у меня в салоне. Мы разговаривали. Я записывал на диктофон.
- Кому нужен твой диктофон?! Диктофон в камеру не посадишь.
- Чего ты кипятишься? - угрюмо спросил Турецкий.
- Я тебе скажу чего! Того, что мы упустили преступника - вот чего.
- В чем же его преступление?
- В убийстве!
- Славка, ну что ты городишь? - устало возмутился Турецкий, тоже закуривая. - Каком еще убийстве? Ну удрал он качественно, это факт. Но при чем тут убийство? И чье к тому же?
- Начальника Федеральной службы исполнения наказаний Министерства юстиции - вот чье.
Турецкий сжал зубы, чтобы сигарета не выпала изо рта. Потом вынул ее и спросил:
- Когда?
- Сегодня. Клементьев плавал в бассейне в окружении охранников. Потом остановился у бортика, бац - и упал в воду. Мертвый.
- Так, может, это сердечный приступ?
- Ну конечно! Он так разволновался, разговаривая со Стасовым по телефону, что сердце не выдержало - спустя несколько дней. Ты его когда-нибудь вблизи видел?
- Клементьева? Не помню, кажется, нет.
- Здоровенный детина. Мастер спорта по пятиборью, представляешь себе, что это такое? У него грудная клетка - как наши с тобой вместе взятые.
- Не перебарщивай, - обиделся Турецкий.
- А, - махнул рукой Грязнов. - Впрочем, ты прав, она ему теперь уже не важна.
Грязнов сел в свою машину и поехал в МВД.
Турецкий вынул телефон и позвонил в РФЦСЭ (Российский федеральный центр судебной экспертизы), который с недавних пор возглавлял не кто иной, как знаменитый Студень. Студень откровенно ему обрадовался и, выслушав вопрос по поводу связи следов рук и внешности человека, сказал:
- Приезжайте, Александр Борисович.
- Когда вы свободны?
- Для вас - хоть сейчас.
ЦСЭ находился на Пречистенской набережной, так что дорога много времени не заняла.
Турецкий и сам наверняка не знал, зачем решил проверить слова "телефонного террориста". Ему почудилось в интонациях Стасова странное - вот и все…
Глава вторая
Студень, бодрый старичок со шкиперской бородкой, отвел Турецкого в кабинет, где, окруженный целой кучей микроскопов, сидел всклокоченный молодой человек. Турецкому он чем-то напомнил компьютерного гения Макса из "Глории". Правда, Макс был большой и толстый, а этот, напротив, маленький и костлявый.
- Вася, - сказал Студень, - вот этот господин из Генеральной прокуратуры - очень серьезный господин, между прочим, - пришел по твою бессмертную душу. Я тебя предупреждал, помнишь?
И он уже готов был умчаться по своим делам, но Турецкий остановил:
- У меня там, в машине, "пальчики" бы проверить…
- Сделаем!
А Вася не глядя пожал "серьезному господину" руку и снова припал к своему микроскопу.
- Гм, - сказал Турецкий после нескольких минут молчаливого ожидания, когда ему показалось, что криминалист Вася вообще забыл о его присутствии. - Мы можем побеседовать? Меня интересует, правда ли, что по следам рук можно воссоздать портрет человека?
Вася повернулся к Турецкому, и оказалось, что глаза его изрядно округлились. К микроскопу он тут же потерял интерес.
- Кто вам это сказал?
- Какая разница? - досадливо ответил Турецкий. - Просто ответьте на вопрос. Это правда или нет? Мы ведь еще со времен невинного детства, начитавшись первых детективов, усвоили раз и навсегда: нигде нельзя оставлять "пальчики". Так?
- Ну допустим.
- Вот! Уж на что ушлый был Штирлиц - помните, как чуть было не засыпался на оставленных отпечатках на чемодане радистки?
- Еще бы! - радостно засмеялся Вася. - С тех пор как криминалистика взяла на вооружение дактилоскопию, лучшие преступные умы все думали, как бы избежать этих распроклятых следов на различных поверхностях. Перчатки в криминальных делах не панацея, и вот кто-то предлагал специальный лак, который заливал предательские линии, не мешая при этом "работать", кто-то бестрепетно опускал кончики пальцев в кислоту. Конечно, параллельно криминально-шпионским разработкам следов человека - антропоскопией рук - занимались ученые, не работающие ни на криминал, ни на ЦРУ, ни на ФСБ. Нам просто интересно, понимаете ли, понять и проиграть в лаборатории процесс.
- Можно конкретнее? - попросил Турецкий. - Вы ответите на мой вопрос?
- Пожалуйста. В этом году американцы создали модель кожи пальца, в которой на месте слоя, ответственного за поры и морщины, находится специальная эластичная прокладка. Изменяя силу сжатия этой прокладки, можно создавать различные "узоры" на искусственном пальце.
- Для чего же они это сделали? - спросил Турецкий.
- Загадка, - пожал плечами Вася. - Не иначе как тайные разработки, случайно просочившиеся в печать. Единственное, что имеет хоть какое-то прикладное значение, так это факт, который установили попутно. Что папиллярные узоры зависят от формы подушечек пальцев.
- То есть?
- Если кончики пальцев округлые, то на отпечатках будут преобладать завитки, а если плоские, будет больше дуг. Ну а если идти дальше, то формы подушечек пальцев и папиллярный узор определяются особенностями фенотипа человека. Именно в этом направлении американцы решили двинуться дальше. Их главная цель - полная идентификация человека по следам рук. То есть сняли "пальчики" - извольте получить портрет. Но пока что до этого не дошло. Иначе это, конечно, была бы революция.
- А у нас чем-то подобным никто не занимается?
- Вот уж не знаю. Хотя мало ли что там в секретных подвальчиках ФСБ творится, - хихикнул Вася.
- Да… Это будет, пожалуй, даже посильней популярной некогда теории о том, что изображение преступника запечатлевается в глазах его жертвы.
- А что, была такая? - оживился Вася.
- Трудно сказать наверное. Вам это легче выяснить - вы ближе к науке. Скорее, тут кинематографом попахивает.