- Нет, но каково совпаденьице, а? - Генеральный был перевозбужден. - Этот тип звонит начальнику Федеральной службы и говорит, что у него что-то там в хозяйстве нехорошо. Потом бац - и начальника больше нет. Причем он умирает естественной смертью.
- Не совсем естественной, - уточнил Турецкий. - Учитывая, что он был в прекрасной физической форме…
- Э, бросьте, Александр Борисович, - махнул рукой генеральный. Ну ладно. Что еще он вам наплел?
- Вообще-то я записал наш разговор. Может быть, послушаем?
- Наконец-то я слышу что-то дельное! Давайте.
Турецкий положил диктофон на стол, включил запись.
"Турецкий. Как вам удается дозваниваться высокому начальству, минуя многочисленных секретарей? Откуда у вас вообще их телефоны?
Стасов. Это техническая проблема. Хорошо подготовленный человек, не зацикленный на социальных штампах, может ее решить.
Турецкий. Я не понимаю, что вы хотите сказать.
Стасов. Значит, и не поймете. Значит, вы зациклены на социальных штампах.
Турецкий. Чего вы добиваетесь?
Стасов. А вы как думаете? Зачем человек набирает телефонный номер?
Турецкий. Чтобы поговорить, наверно…
Стасов. Вот именно.
Турецкий. Ладно, допустим. Но вот вы дозваниваетесь до начальника Федеральной службы исполнения наказаний, убей меня бог, не пойму как, но дозваниваетесь. И говорите ему, что у него там в хозяйстве - все не слава богу. Это оказывается неправдой…
Стасов. Это еще как посмотреть.
Турецкий. Да как ни смотри - информация-то не подтвердилась. Только скандал разразился. Потом вы в другие министерства, в Генпрокуратуру звонили, какие-то идиотские вещи говорили… Ну что вы молчите?
Стасов. Я не понимаю, что вы ждете от меня.
Турецкий. А я не понимаю, чего вы добиваетесь. А здесь я - напоминаю - как раз для того, чтобы в этом разобраться.
Стасов. А заодно надеть на меня наручники?
Турецкий. Да бросьте вы! Хотите - можете меня обыскать.
Стасов. Я знаю, как это делается. Вы приехали не одни. За нами наблюдают.
Турецкий. Валентин, никто не желает вам зла. Но вы умудрились привлечь к себе внимание силовых структур. Теперь хотите или нет, но это придется как-то расхлебывать.
Стасов. Расхлебывайте, если вам нравится.
Турецкий. Что вы имели в виду, когда предупреждали начальника Федеральной службы Клементьева о некоей опасности, исходящей от его сотрудников. Он жив и здоров. В министерстве все нормально.
Стасов. Возможно, я ошибался… Вы помните греческий алфавит?
Турецкий. Э-ээ… как это "помните"? Я его вообще-то не учил. А почему вы спрашиваете?
Стасов. Ну хоть буквы-то помните?
Турецкий. Наверно. Кириллица ведь имеет к нему отношение. Аз, буки, веди.
Стасов. Мы говорили про греческий.
Турецкий. Это вы говорили. Чего вы хотите, Стасов? Чтобы я продиктовал алфавит? Какого черта?! Альфа, бетта, гамма?!
Стасов. Ладно, хватит.
Турецкий. Еще дельта…
Стасов. Достаточно.
Турецкий. Эпсилон…
Стасов. Уймитесь.
Турецкий. Сами же попросили!"
На этом запись прекращалась.
- Содержательный диалог, - прокомментировал Меркулов. - Не хватало вам еще о Платоне подискутировать.
- Чем богаты, - сказал Турецкий, прекрасно понимавший, что не богаты ничем.
- Ошибался он, видите ли, по поводу Клементьева, - прорычал генеральный. - Ни хрена он не ошибался! Он же сам все подстроил!
- Это вряд ли, - заметил Меркулов. - Какой смысл? Зачем ему?
- Откуда он тогда знал, что тому грозила опасность?
- Он не говорил про опасность, - уточнил Меркулов. - Он сказал, что у него в аппарате - опасный человек.
- Да уж. Ладно. - Генеральный нахмурился. - Значит, Александр Борисович, вы не выяснили, что это за личность?
- Я нашел в Москве семь Валентинов Стасовых. И все - мимо кассы. Даже по возрасту никто не подходит. Никаких биографических данных поэтому пока что собрать не удалось. Дактилоскопия тоже ничего не дала. - Турецкий поморщился, вспомнив, как издевательски Стасов оставлял отпечатки в его машине. Конечно же он знал, что на него нигде ничего нет, иначе отчего был так уверен в себе? Хотя возможна и другая ситуация - он же зачем-то Турецкому сам позвонил, словно бы напрашивался на какое-то "разоблачение", идентификацию собственной личности… Он хотел, чтобы Турецкий что-то узнал про него? Почему тогда просто и внятно не сказать? Но нет, он, кажется, ведет какую-то свою мудреную игру, где А. Б. Турецкому выделяет отнюдь не главную роль. Считает, по крайней мере, что ведет…
- Думаете, этот тип не прост, Александр Борисович? - прищурился генпрокурор, словно читая мысли Турецкого.
- Еще бы.
- Значит, это все? Негусто. Тогда теперь моя очередь. - Генпрокурор открыл ящик стола и протянул Меркулову какую-то бумагу. - Ознакомьте и Александра Борисовича заодно.
Меркулов отодвинул очки на кончик носа и стал читать вслух:
- "Необходимость основать Центр экологического выживания и безопасности назрела давно. Правда, пока я работаю один, но недалек тот день, когда у меня появятся сподвижники, которых интересуют не хорошая зарплата и теплые места, а наше светлое будущее, будущее наших детей. Гринпис и прочие "зеленые" прозападные организации занимаются профанацией Экологической Идеи, им доверять категорически нельзя! Экология - это не только состояние воздуха, лесов полей и рек. Это в первую очередь состояние нашей с вами души. Я опытным путем доказал тлетворное влияние нецензурной брани на человеческий организм. Мат - это святые слова, которые в древности применялись русскими мужчинами во время проведения обрядов и ритуалов для вызова родовой силы. Употреблять эти слова можно было лишь 6 дней в году, а потом они были (и должны находиться!) под строжайшим запретом. И когда в наше время мужчины без надобности произносят эти сакральные слова, то это неминуемо ведет к реальной импотенции. А если матерится женщина - она медленно превращается в мужчину. Не в буквальном смысле, но утрачивает свое первозданное предназначение - быть матерью и дарить любовь.
Мои выводы подтверждает недавнее исследование. Я испробовал влияние нецензурной брани на воде, которая обладает памятью. Жидкость была обругана отборным матом, после чего полили ею семена пшеницы. В результате из тех зерен, которые были политы водой с агрессивным матом, взошли только 48 %, из тех, что бытовым, - 53 %, а семена, политые святой водой, проросли на 93 %. Страшно представить, что происходит с человеческим организмом!
Безусловно одно: ни одна иностранная ругань не способна нанести такой вред человеческому организму, как "святые слова" из древнерусских ритуалов. С другой стороны, многие вещи, сами по себе таящие опасность, угрозу, иногда удается использовать на благо человечества. Взять хотя бы змеиный яд или атомные электростанции. Мат крайне полезен в экстремальных ситуациях. Его, как последний патрон, надо беречь, например для военных действий. К тому же на войне при помощи мата значительно ускоряется передача информации". Все. Дата, подпись. Валентин Стасов. - Меркулов положил лист на стол.
- Ну как вам? - поинтересовался генпрокурор.
Турецкий ошеломленно молчал.
- А что это вообще такое? - спросил Меркулов.
- Письмо, которое он накатал в Министерство здравоохранения.
- Куда?! - не поверил Меркулов.
- Он у них грант попросил на дальнейшие исследования.
- Большой?
- В три четверти миллиона долларов. Копия была отправлена в ФСБ и в администрацию президента. Президент, к счастью, этого письма не видел. То-то был бы скандал. Самое поразительное, что ему раз за разом удается каким-то образом находить тропинки к первым лицами правительства. Черт возьми, как он это делает?!
- Мне кажется, он всех за нос водит, - сказал Меркулов. - Ясно же, что никто на это не клюнет. Он, с одной стороны, привлекает к себе внимание, с другой - уводит его от чего-то более существенного. И деньги просит такие, какие заведомо никто не даст, специально.
- А вы, Александр Борисович? - Генеральный повернулся к Турецкому.
Турецкий вздохнул: вопрос был поставлен в лоб.
- Я бы тоже так сказал, если бы… если бы не разговаривал с ним лично. Он не производит впечатление однозначно здорового человека. Как там сказано? "Жидкость была обругана отборным матом"? Ну сами подумайте.
Генеральный снова открыл ящик стола. Было видно, что там лежит лист бумаги, исписанный вручную до середины. Генеральный посмотрел в него, потом задвинул ящик назад.
- Наверно, вы правы. Несмотря на этот бред, что вы сейчас прочитали, этот кадр действительно совсем не прост. Псих он или нет - это отдельный вопрос, но… Итак. Валентин Семенович Стасов, скорее всего, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения… - Здесь генеральный сделал тактическую паузу, которой Турецкий незамедлительно воспользовался.
- Как это - "скорее всего"?
- А вот так. Шестьдесят шестой год - это по метрике на имя Валентина Семеновича Стасова, выданной Замоскворецким ЗАГСом…
- Мне такой найти не удалось, - вставил Турецкий.
- Справку мне передали из ФСБ, - сухо объяснил шеф. - Есть вероятность, что документ этот не совсем точно удостоверяет личность нашего, так сказать, клиента. Неизвестно, что там все-таки верно, в паспорте, а что - сочинено. И кем сочинено - тоже неизвестно.
- КГБ? - предположил Меркулов. - ФСБ? ГРУ? Или, может, внешней разведкой?!
- Я же говорю - неизвестно. И по образованию, и по роду деятельности был наш Стасов какое-то время военным, как говорит о нем официальное и доступное нам дело - передали из Министерства обороны. Срочная служба, - сержант, потом военное училище, потом погранвойска. Служил там в звании лейтенанта и капитана. Служил на Туркменской границе. Понимаете, чем пахнет?
- Конечно, - кивнул Турецкий. - Но только в конце восьмидесятых, тем более в начале девяностых, там уже и не было почти ничего особенного. Раббани стал президентом Афганистана только в девяносто втором. А до этого там пытался рулить лучший друг Советского Союза - Наджибулла. Были там наши советники, сотрудники спецслужб… разве что срочников уже не было, чтобы не светиться. А вот что было после Наджибуллы - это мало кому известно.
- Верно, - кивнул генеральный. - Так вот, личное дело капитана Стасова сообщает, что он был уволен из Вооруженных сил в тысяча девятьсот девяносто втором году по причине инвалидности - осколочное ранение в голову на учебных стрельбах. Все.
- В смысле - все? - удивился Турецкий. - Листы вырваны в конце личного дела?
- В прямом смысле все! Не было там больше никаких листов. Сняли с учета в части и отправили домой. В Москву. Родители его умерли уже, он был поздний ребенок.
- А как же ФСБ? Если он в погранвойсках служил, его личное дело в КГБ должно было быть. Наверняка со всеми подробностями.
- Должно, но нет!
- У них действительно нет или они не желают делиться? - наседал Турецкий.
Генеральный вздохнул:
- Я общался по этому поводу с замдиректора ФСБ. Он клянется, что не меньше нас заинтересован в том, чтобы… Словом, из ФСБ данные по нашему подопечному будто бы все вычистили.
- Ну хорошо, - вмешался Меркулов. - Уволили капитана Стасова из части, он же должен был потом отметиться в военкомате по месту жительства?
- Должен. Только не отметился. Есть в Кунцевском военкомате на учете один Валентин Семенович Стасов, да только он на десять лет младше. Так что наш подопечный - этакий вечный дембель. Но главное в другом. Остался у Стасова один только родственник, двоюродный брат. Очень он заботится о своем кузене, сил нет. Из-за этой заботы мы с самого начала не могли своими способами взять за задницу этого Стасова и вынуждены носиться с ним как с писаной торбой. Выслушивать его бред по телефону, вежливо отвечать и так далее.
Турецкий подумал, что все это не очень верно - не слишком-то он в руки дается, вечный дембель Стасов.
- Брата этого зовут Александр Филиппович Мелешко. Знаете, кто это? - Генеральный даже очки снял. - Он работает в аппарате президента. Звонил мне еще три недели назад и недвусмысленно попросил обращаться с его родственником максимально либерально. Сегодня утром тоже звонил и сказал, что в случае личного контакта Стасова с сотрудниками Генпрокуратуры они, эти самые сотрудники, должны передать Стасова лично ему, Александру Филипповичу Мелешко. Вопросы есть? Ясно теперь, на кого работаем?
- Вообще-то наглость, - высказался Меркулов. - Какие у него полномочия…
- Полномочий у него хватает, поверьте на слово.
Турецкий даже крякнул от досады и выразительно посмотрел на Меркулова.
С этим господином Турецкий уже пару раз сталкивался. Формально Мелешко работал в отделе по связям с прессой, чем конкретно занимался - узнать было невозможно. В сферу его интересов входили самые разные дела. Он был известен довольно вздорным характером и непревзойденным умением портить жизнь людям, которым приходилось с ним конфликтовать. Впрочем, у Турецкого от недолгого общения с чиновником осталось ощущение, что, возможно, все это только маска. Потому этот господин был полон сюрпризов.
Полтора года назад Мелешко был помощником президента по вопросам национальной безопасности. Тогда-то он и прославился - тем, что предложил ввести новый показатель коррупции, который назвал "процент соблазна". Измерялся он очень просто. Нужно было взять зарплату в частном секторе и разделить ее на зарплату в государственном секторе на аналогичной должности. По мнению Мелешко, в развитом мире этот "процент соблазна" находится в пределах двойки, то есть в частном секторе зарплата выше в полтора-два раза. А в России - раз в двадцать. В пределах двух раз чиновник еще выдерживает. Не каждый, конечно, - коррупции-то везде хватает. Но если "процент соблазна" равняется двадцати, выдержать уже нереально. Идея нашла поддержку, и Мелешко стал ее всячески лоббировать в Думе, вызвав, разумеется, ярость у самых разных партий, блоков и депутатов. Еще бы! Формула была очень проста и очень выразительна.
Был ли Мелешко на самом деле толковый специалист, его ли вообще это была идея - бог весть. Своего высокого поста он в результате лишился и перешел на работу в президентскую пресс-службу, судя по всему, и там себя чувствует очень комфортно.
Ныне его положение казалось неуязвимым, и в Генпрокуратуре его побаивались, но не очень-то уважали. Все помнили, как он вытащил практически из-под носа у самого генерального одного крупного бизнесмена, увязнувшего в криминальной ситуации, но баллотировавшегося даже на пост главы субъекта федерации и, по слухам, являвшегося креатурой руководителя кремлевской администрации.
Выходит, дальше разрабатывать Стасова надо, стараясь обойти возможные препятствия и подводные течения, то есть помехи со стороны высших чиновников. Конечно, о полном освобождении от пристального взора сверху речь не шла, но максимально выключить из игры этих деятелей очень хотелось бы…
Меркулов, на поддержку которого Турецкий рассчитывал, молчал, и тогда Александр Борисович сам не выдержал.
- Ладно, - сказал он. - Двоюродный брат Мелешко плюс гипотетическая связь с органами десять с лишним лет назад. И что с того? Нельзя послать Стасова куда подальше из-за того, что Мелешко обидится? Но Мелешко-то не идиот, он же видит, что его родственничек собой представляет. Хочет запретить всей стране материться! Это же национальная катастрофа выйдет.
- Слушать больше ничего не желаю! Продолжайте свою дружбу со Стасовым, Александр Борисович, это ваша работа на сегодняшний день! - отрезал генеральный.
Прокурор уже утомился, от злости, охватившей его с утра, не осталось и следа. Турецкий обратил внимание на его красноватые глаза - наверно, недосыпает шеф. Вряд ли в компьютерные игрушки играет. Ну да а кому сейчас легко? Покой нам только снится.
У самого же Турецкого теперь в голове была форменная каша. Ничего существенного про Стасова образца сегодняшнего дня генеральный так и не сообщил, подробности прошлого опустил (а знал ли?), а уж что касается отношений между двоюродными братьями, то тут вообще мало что было понятно. Турецкий уже хотел было встать, но не тут-то было: генеральный приступил к неформальной части общения - очередному рассказу о детях:
- Вчера жена вернулась из каких-то гостей и поведала занимательную историю, которую там услышала. Некий молодой папа решил научить свою маленькую пятилетнюю дочурку кататься на велосипеде. Для этих целей был куплен двухколесный велосипед с маленькими страхующими колесами по бокам заднего. После непродолжительных тренировок дополнительные колеса открутили, и ребенок начал осваивать езду на двух колесах. Конечно, папе все время приходилось бегать следом и держать велосипед за багажник, чтобы дочка не упала. Наконец ему это уже порядком поднадоело, а может, покурить захотелось, в общем, он отпустил багажник, и девочка, не замечая этого, продолжала катиться. Счастливый отец, гордый достижениями ребенка, решил постоять в стороне и понаблюдать за дочкой. Спустя некоторое время девочка оглянулась и обнаружила, что папа ее больше не поддерживает. Велосипед завихлял, и окрестность огласилась звонким детским голосом: "Папа, ты что, ох. л?!"
Генеральный перевел дух и засмеялся. Турецкий с Меркуловым тоже сдержанно улыбнулись, но при этом Турецкий как бы невзначай глянул на часы.
- Ну, по домам, хватит на сегодня, - спохватился генеральный.
Из кабинета вышли молча.
- Прогуляемся?
Меркулов глянул на приятеля с удивлением, но понял, что Турецкому есть что сообщить. Или спросить.
На улице Турецкий сказал:
- Костя, у меня только один вопрос. Как генеральный узнал, что я со Стасовым в воскресенье виделся?
Ведь даже ты был не в курсе. Этого вообще, кроме меня и Грязнова, никто не знал!
Меркулов улыбнулся:
- Доверюсь тебе, как старому другу. Только никому ни слова.
- Нем как рыба. - Турецкий все еще недоумевал.
- Ответ очень банальный. У нашего шефа любовница на Севастопольском проспекте живет. Он к ней когда едет, разворачивается на кольце у Битцевского парка. Выглядели вы оба посреди этого кольца, по его словам, совершенно по-идиотски.
Турецкий открыл рот, но так ничего и не сказал. Ну и жук новый генпрокурор. Это при молодой-то жене, в которой души не чает?!
- Вот примерно как и сейчас, - подтвердил Меркулов. - Челюсть подбери..
- При чем тут челюсть! Как он опознал Стасова? Ты разве забыл - до того, как я его сфотографировал, никто не знал, как выглядит наш "телефонный хулиган". Как ты себе представляешь такую необыкновенную проницательность? Ну хорошо, едет себе генеральный по городу. Невероятное совпадение - видит своего помощника Турецкого. Бывает, не спорю, и на Северном полюсе люди встречаются. Но генеральный видит, что Турецкий не один, а с каким-то мужиком. И что же? Каков ход мыслей нашего шефа? А уж не тот ли это самый Стасов, за которым Турецкий гоняется? Так, что ли?!
Меркулов почесал затылок.
- Что, неувязочка? - съязвил Турецкий.