- Какая там неувязочка, - хмуро отозвался Константин Дмитриевич, - все ясно как божий день. Фотографию Стасова ему показал Мелешко. Причем совсем недавно - сегодня или вчера, то есть задним числом, уже после того, как шеф видел тебя в городе.
- Ладно. А почему же тогда Мелешко не стал давить на него сразу?
- Может быть, он ждал результата следствия по Клементьеву. Не хотел светиться, демонстрировать свою связь со Стасовым раньше времени. И потом, разве он знал наверняка, что ты со Стасовым встретишься?
- А что, - оживился Турецкий, - все сходится! Мелешко увидел, что Стасов формально ни при чем, перевел дух и позвонил нашему шефу.
- Ты не слишком-то радуйся, - заметил Меру-лов. - За то, что по Клементьеву оперативно сработал, награждать тебя никто не станет - гарантирую.
- Сам знаю, - фыркнул Турецкий. - Вот если бы маху дал, тут бы на меня вельможное внимание живо обратили.
- Все это, Саша, не слишком здорово. Начальство всегда что-то скрывает, на то оно и начальство, но в подобных обстоятельствах… Ладно, ничего не попишешь, занимайся своими делами и не ной - не в первый раз.
Но Турецкий все-таки пожаловался на жизнь - это был проверенный годами ритуал:
- Нет, Костя, нуты скажи, почему это дело попало именно ко мне, а? Я же психов терпеть не могу. С ними же надо терпеливо, а я могу не сдержаться и сразу в рыло сунуть.
- Может, звезды так сошлись, - предположил Меркулов. - Но имей в виду, помимо генерального и меня, никто не знает, что ты уже виделся со Стасовым. Понимаешь, о чем я? - Меркулов заглянул Турецкому в глаза. Это означал одно: "Я даже знать не хочу, кому ты уже наболтал".
- Кроме Грязнова, никто не в курсе.
- Это ладно. Тем более что Грязнов теперь имеет приказ от собственного руководства в отношении Стасова - он официально подключен к этой проблеме. В остальном - молчок.
- Но ведь Мелешко Стасова наверняка пасет! Почему же ты думаешь, Костя, что о нашей встрече никто не знает?
- Пасет, конечно. Точнее, пытается. Но ты же сам видишь, этот Стасов, параноик он или нет, уходит от любого "хвоста". И по телефону его засечь невозможно. Если он псих, то какой-то уж очень профессиональный. Похоже, его невозможно контролировать. Значит, и у Мелешко с этим проблемы. Так что ты пока разбирайся, куда и как исчезает Стасов. И вообще, кто он такой на самом деле и какие цели преследует.
- Ну и ну… - покрутил головой помощник генерального прокурора.
Турецкому даже начинал нравиться его подопечный. Он действительно не обычный псих. Он псих с особенностями. И это было интересно.
А Меркулов продолжал гнуть все ту же линию:
- Подумай о том, что ты уже про него знаешь, о том, что он сам говорит. Письмо в Минздрав - это, конечно, неплохо, но личное общение оно не заменит. Он вообще рассказал тебе что-нибудь действительно интересное? Без всякой псевдонаучной лабуды? Что в запись не вошло?
Турецкий задумался:
- Некоторые его слова выглядели действительно примечательно. Например, он сказал: если в тебе постоянно видят только врага, то возникает желание действительно им стать.
- Вот это выраженьице, - оценил Меркулов. - Значит ли оно, что его вынуждают к каким-то действиям, которых сам он не желает?
- Вот поди догадайся, - проскрипел Турецкий.
Глава третья
У помощника генерального прокурора были собственные проблемы с дочерью, и они касались отнюдь не трехколесного велосипеда - Ниночке Турецкой было уже четырнадцать. Когда Александр Борисович приехал домой, на Фрунзенскую набережную, он застал остальное семейство в состоянии войны. Или, по крайней мере, жесточайшей ссоры. Дочь закрылась в своей комнате и выходить категорически отказывалась. А Ирина Генриховна с белым от злости лицом мыла посуду. Турецкий сразу понял, что произошло нечто экстраординарное. Но пока не станет ясно, что именно, решил вести себя нейтрально.
- В этом доме кормят? - осведомился он усталым голосом.
- Твой ужин в микроволновке, - нервно сказала Ирина Генриховна. - Нажми на кнопку, получишь результат.
- Как у тебя в школе? - сказал Александр Борисович, нажав на кнопку, сполоснув руки и усаживаясь за стол.
- У меня - нормально. У меня в школе все замечательно! Я сегодня дала три урока сольфеджио, будь оно проклято! А вот что, хотелось бы знать, у нее в школе?!
- А что?
- Да, вот именно - что?!
Ирина Генриховна преподавала в музыкальной школе, а дочь Турецких Ниночка ходила в общеобразовательную школу, точнее, в частный лицей имени Грибоедова, точнее, перешла в 9-й класс. И, по сведениям главы семейства, все у нее вроде бы было в порядке. Или нет?
- Подожди, - спохватился он, - но ведь сейчас каникулы, кажется?
- Кажется! - саркастически обронила жена. - Ему кажется! Тебя что-нибудь, кроме твоих государственных преступников, вообще колышет? Ну и что, что сейчас каникулы?! Уж лучше бы была учеба!!!
- Не заводись, - порекомендовал Турецкий, хотя явно уже было поздно.
Он достал тарелку из микроволновки, обильно полил разогретую котлету по-киевски кетчупом и за пять минут расправился с ней, одновременно - с тушеным картофелем, зеленым горошком, проглотил несколько пучков шпината, полбанки маслин, опустошил начатую банку шпрот, а на десерт сделал себе внушительный бутерброд с сыром. Обычно вид ужинающего мужа неизменно вызывал у Ирины Генриховны улыбку, обычно - да, но не сегодня. Турецкий заметил это и понял, что ссора в его отсутствие вышла действительно нешуточная.
- Ну ладно, - сказал Александр Борисович, притягивая к себе супругу за руку, - хватит страдать, давай кофе пить.
- Вечером вредно, - машинально сказала она, усаживаясь ему на колени.
Чуткое ухо Турецкого уловило, как в коридоре открылась дверь - из комнаты дочери - и босые ноги осторожно ступили на паркет. Ага, наследница приготовилась подслушивать. Ну и пусть. Тем лучше.
Через десять минут он восстановил картину происшествия. Дочь сегодня вернулась домой, как обычно слегка задержавшись где-то примерно на час-полтора. Должна была появиться в пять, пришла в шесть. Ничего необычного в этом не было. Нинка считала себя существом вполне самостоятельным, и Турецкий тут большого криминала не видел. Кроме того, он полагал, что взрослый человек и отличается от ребенка тем, что периодически не держит данное слово - очень уж много в нынешней жизни на нею наваливается.
- Не говори ерунду, - возмутилась Ирина Генриховна. - Еще не хватало, чтобы она это слышала.
Турецкий смущенно кашлянул, и сообразительная Нинка его поняла. Вышла из коридора с гордо поднятой головой:
- А я и слышала!
В некоторых отношениях Нинка уже действительно выглядела по-взрослому. Кроме того, она работала, точнее, подрабатывала - в "Макдоналдсе". Училась действительно весьма достойно. Разумеется, отец в дочери души не чаял, но, как ему казалось, умел относиться к ней объективно. А вот с точки зрения матери, далеко не все было в порядке. Дочь стремительно росла - во всех отношениях, и принимать за данность то, что сегодня она уже не то милое безобидное существо, каким была еще только вчера, Ирине Генриховне удавалось не всегда. Кроме того, она считала, что все пошло наперекосяк с того момента, как Нинка забросила музыку.
Случилось это два года назад. Сначала она переключилась с фортепиано на флейту. Потом, о ужас, с полгода поиграла в школьной рок-группе на ударных инструментах, а потом и вовсе послала все к черту. Турецкий лишь пожал плечами, но Ирина Генриховна была вне себя. Она считала, что гармоническое образование ребенка непоправимо нарушено, и переубедить ее было невозможно. Отец и дочь быстро это поняли и смирились - оставалось лишь терпеливо ждать, пока Нинка не вырастет и не станет нобелевским лауреатом за что-нибудь сверхъестественное. Например, за мир во всем мире.
- Ладно, девочки, - примирительно сказал Турецкий. - Может, наконец объясните мне, из-за чего сыр-бор?
- Посмотри на ее руку, - буркнула жена.
Но Турецкий сперва вопросительно глянул на жену.
- Посмотри-посмотри. Сам все поймешь.
- Ладно…
Но Нинка (она была в футболке) тут же убрала руки за спину.
- Ну? - сказал отец. - Я жду.
Дочь нехотя вернула руки из-за спины. Правая рука в районе локтя была забинтована.
Улыбка сползла с родительского лица. Турецкий почувствовал, как пересохло горло. Ирина права, дело было дрянь.
- Так, - сказал он в наступившей тишине. - Так. - Второе "так" звучало особенно зловеще, но Нинка не испугалась и не втянула голову в плечи: она хорошо знала, кто тут на самом деле ее главный защитник. Нинка подошла и взяла недопитый отцовский кофе.
- Не смей на ночь кофе пить, - сказала мать. - Хотя, - она махнула рукой, - конечно, кофе - это совсем безобидно по сравнению…
- Сейчас, дорогие родители, такое время, - с вызовом сказала Нинка. - Современнее надо быть! Если вы мне действительно желаете самого лучшего, как все время об этом твердите, то должны понять, что ничего ужасного не случилось. Просто мне жить теперь будет веселее, да и вообще…
Тут Ирина Генриховна издала какой-то гортанный крик и вскочила, роняя табурет.
Военные действия Турецкому надоели. Он вспомнил, что существует классический рецепт покончить с проигранной войной. Надо объявить ее выигранной и быстренько вывести свои войска.
- Брэк, - сказал Турецкий, вставая между женой и дочерью. - Хватит воевать. - Он увел дочь назад в комнату и запер дверь - теперь уже снаружи.
- Папа, ты что?! - возмутилась Нинка.
- Сиди там и помалкивай, - порекомендовал отец и вернулся на кухню.
На кухне жена сидела за столом и тяжело дышала, подперев подбородок руками. Во взгляде ее было отчаяние.
- Она же так хорошо учится… Всегда же все было нормально… Ну как же так, Саша, а?! Она посмотрела на мужа. - Что же нам делать?
Турецкий вздохнул:
- Как говорил Мао Цзэдун, сколько книжек ни читай - императором не станешь.
- Да при чем тут Мао Цзэдун?!
- Я имею в виду, что есть вещи, на которые вообще никто повлиять не в силах. Я слышал, что в принципе родительское воспитание престает быть действенным после трех лет. И если мы в первые три года чего-то там в нее не заложили…
- Что за бред?! - снова взорвалась Ирина Генриховна. - Что ты несешь? По-твоему, выходит, мы двухгодовалому ребенку должны были объяснять, что наркотики - это плохо, да?! А мы, значит, этого не сделали и упустили время, да? А что мы еще ей тогда забыли рассказать? Про противозачаточные средства? Или, может, все десять заповедей?
- Успокойся, пожалуйста, и не надо кричать. Мне этого на работе хватает.
- Кто кричит? - завопила Ирина Генриховна. - Я кричу? Ты просто не слышал, как кричат! Хочешь, я тебе продемонстрирую, как кричат?!
- Хватит, - рявкнул Турецкий.
И на жену это произвело магическое действие, она сразу вся как бы сдулась. Вот что значит сказать нужное слово нужным тоном в нужном месте, удовлетворенно подумал Турецкий, но туг же устыдился этих мыслей: думать сейчас, конечно, следовало о дочери.
- Что она сама тебе говорила?
- Ничего! Я вообще не сразу заметила - она в джинсовой куртке была. Увидела, говорю: что с рукой, Нинка? Она покраснела как рак и сразу давай хамить: "Это мое дело!" Представляешь?! Ее дело! Ее дело!!! Вот соплячка, а?! Больше вообще нормально поговорить не удалось. Сплошной ор…
- Могу себе представить, - пробормотал Турецкий.
- А там и ты пришел.
- Ясно. Ты не знаешь, чем она колется? Винт? Героин, не дай бог?
Жена покачала головой:
- Видимо, это первый раз. Я бы заметила…
- Будем надеяться. Наверно, надо искать врача, - сказал Турецкий. - И главное - хорошего детского психолога. В принципе у меня есть кое-кто на примете.
И я знаю, с кем посоветоваться. У нашего генерального родились двойняшки, он по этому поводу совершенно рехнулся и окружил семейство первоклассными медиками. Да это вообще не вопрос! Найдем мы докторов. И сделаем все, что нужно. Меня другое беспокоит. Ты видишь, как легко она к этому относится?
Жена кивнула, смахивая слезы с ресниц.
- Это же просто какое-то нарушение психики. Она что, не понимает, к чему это может привести? Конечно, - Турецкий закурил и заходил по кухне, - Нинка растет в такой благополучной среде, она никогда еще не сталкивалась с последствиями - не видела людей, которые превратились в руины… Думает, дуреха, что это игрушки. Но все равно не знать, не слышать об этом она не могла.
Ирина Генриховна взяла у мужа сигарету и глубоко затянулась. Турецкий посмотрел на нее, но ничего не сказал. Жена давно бросила, а совсем недавно, вместе с дочерью кстати, потратила немало усилий, чтобы заставить и его отказаться от вредной привычки. Ничего, разумеется, не вышло. Турецкий вспомнил, сколько энтузиазма проявила тогда Нинка. Заботилась. Выискивала хитрые рецепты… Эх, Нинка, Нинка… Видно, не может все всегда быть хорошо. Пришло время и для отцовской печали.
Турецкий тяжело вздохнул, забрал у жены сигарету, сделал последнюю затяжку и потушил.
- Для начала надо все-таки с ней поговорить и успокоить ее.
- Кажется, мы побольше разволновались.
- Уверяю тебя, она тоже напугана. По крайней мере, твоими криками.
- Хорошенькое дело! А что я должна была, по-твоему, сделать? Сбегать в аптеку, шприцов ей накупить?
- Перестань.
Турецкий пошел отпирать дочь, которая преспокойно валялась на диване и что-то читала. Турецкий заглянул в книжку. Это была "Лолита" Набокова. Ну и ну! Не рано ли? Впрочем, еще недавно они с женой вздыхали по поводу того, что она вообще ничего не читает, так что пусть уж лучше так. Вид у Нинки был совершенно беззаботный, как будто и не было всех этих кухонных разборок.
- Слушай, па, - сказал она, - этот Гумберт ну и жук, а? Маленьких девочек ему подавай!
Турецкий не нашелся что ответить. Неужели дочь действительно не понимает, во что вляпалась? Впрочем, дети, конечно, воспринимают все не так серьезно, как взрослые, - в этом их главное преимущество. Но ведь она-то как раз настаивает на том, что уже достаточно взрослая. Достаточно для чего? Что это я, одернул сам себя Александр Борисович. По крайней мере, Нинка еще несовершеннолетняя - до этого еще почти четыре года. Значит, отвечаю за все, что с ней происходит, именно я. Да хоть бы и была совершеннолетняя, какая разница?
- Ну вот что, Мисс "Макдоналдс", давайте сюда вашу руку.
- Зачем это?
- Значит, надо.
- Что значит - надо? - Нинка села на кровати, отбросила книжку. - Это моя рука. И я хочу знать, зачем она тебе? Я тебе не твоя подследственная. И пусть мама не подслушивает в коридоре, а войдет в комнату! - Последняя фраза была сказана громче предыдущих.
Ирина Генриховна так и поступила, правда не сразу - сделала вид, как будто шла из кухни. Отец с дочерью прекрасно поняли этот маневр и снисходительно улыбнулись. Но Турецкий, как опытный юрист, еще и воспользовался тем, что внимание Нинки отвлеклось, и схватил ее за руку.
- Ну папка?! - Она задергала рукой.
- Тихо! - приказал отец. Он уже осторожно разматывал повязку.
- Папа, как тебе не стыдно?! Это же просто нечестно!
- Помалкивай. Для раскрытия истины все средства хороши. Мы желаем тебе добра и только хотим помочь.
- Чем это вы мне поможете… - пробурчала Нинка, надувшись, и уже больше не сопротивлялась.
Ирина Генриховна закусила губу, чтобы в очередной раз не дать волю чувствам.
Повязка слетела, и родители увидели, что на локтевом сгибе любимой и единственной дочери красуется свежая татуировка - изящная маленькая роза. Кожа вокруг линий рисунка немного покраснела и вспухла. Для того и нужна была повязка, - судя по запаху, в ней была какая-то противовоспалительная мазь.
- Это… что… такое?! - изумилась Ирина Генриховна.
- Татуировка, - механически сказал Турецкий.
- Т-татуировка? - глуповато переспросила изумленная мать семейства, хотя все и так было очевидно.
- Татуировка. Только она временная, - подтвердила Нинка. - Через полгода смоется. Тогда можно будет что-нибудь другое нарисовать, поинтересней. А пока у меня фантазии не хватило… Мамуля, ты все еще дуешься?
- По-моему… по-моему, красиво, - пролепетала Ирина Генриховна.
И Турецкий расхохотался. Ну вот, подумал он, говорят, глаз да глаз за ними нужен, а что толку-то? Захотела девчонка татуировку - и сделала. Да, в наше время это было бы из ряда вон, да и просто неприлично, а сейчас - ничего, даже модно. Диалектический вопрос: как далеко, в сущности, простирается власть родителей над детьми?
Щербак остановился возле подъезда, чтобы докурить сигарету, и равнодушно посмотрел на припаркованный рядом "БМВ" 7-й серии. Впрочем, все же не совсем равнодушно: если это потенциальные клиенты для агентства, в котором он работает, то лучшего и желать не приходится.
Щербак, зевая, скользнул взглядом по номерам машины и, швырнув окурок в урну, взялся за ручку двери. Но та распахнулась сама, и из подъезда ему навстречу стремительно вышли трое мужчин в дорогих деловых костюмах. Самый последний, почти наголо стриженный, ощупал Щербака подозрительным взглядом. Но двое других уже прошли к "БМВ" и скрылись за затемненными стеклами. Стриженый последним медленно направился к машине, чуть повернув голову и краем глаза стараясь следить за тем, что происходит за спиной.
Щербак поспешил зайти в дом. Взлетев по лестнице, он увидел из окна второго этажа, как "БМВ", подрезая машины, вклинивается в автомобильный поток на дороге.
Спустившись обратно на первый этаж, Щербак открыл железную дверь с табличкой "Частное охранное агентство "ГЛОРИЯ" и прошел в коридор. Он здесь работал.
- Шеф, ты здесь? - крикнул Щербак в закрытую дверь.
- У себя он, у себя, - не оборачиваясь, буркнул компьютерный гений Макс.
- Макс, сделаешь мне чашечку кофе? - ехидно осведомился Щербак и получил в ответ то, что ожидал, - средний палец левой руки. Макс вставал со своего рабочего места по большим праздникам, например когда кончалась кока-кола и чипсы.
Директор "Глории" Денис Грязнов стоял в своем кабинете у окна и смотрел на забитую машинами дорогу.
- Коля, ты только приехал? Значит, видел сейчас субчиков во дворе? - кивнул он на улицу.
- Да. И чего?
Денис недовольно взъерошил рыжие волосы.
- Ничего. Есть заказ. Шпиона будешь ловить за руку.
- Шпиона?! - удивился Щербак. - Что за чушь? И при чем тут мы - частный сыск?
- Почему чушь? Что такое, по-твоему, шпионаж?
- Ну тут я тебе фору дам, - ухмыльнулся Щербак, между прочим бывший армейский разведчик. Поднял голову в потолок, что-то припомнил и оттарабанил: - Задачи шпионажа исторически определились как информационная, в том числе предупреждающая шпионаж и диверсии со стороны противника, и наступательная, то есть разведка, контрразведка и проведение локальных подрывных и военных операций в тылу врага.
- Годится, - кивнул Денис рыжей головой. - Только стоит добавить, что сбор информации в наши дни зачастую упирается в проблему обработки и анализа официальной информации. Которая благодаря деструктивной власти СМИ циркулирует по любым информационным каналам, начиная с газет и телепрограмм, заканчивая Интернетом. Так?
- Ну допустим…