Однако в реальной жизни Колян ходил всегда с надёжным проверенным оружием – складным ножом с почти десятисантиметровым лезвием. Вытаскивая из штанов такую вещицу и поигрывая ею, то открывая лезвие, то с лязгом захлопывая его, он заставлял считаться с собой даже подростков – на несколько лет старше, тем более что для своего возраста он был высок и силён.
Но не только оружие стало связавшим нас мостиком: у нас оказалось общим ещё кое-что, гораздо более личное и глубокое. Я говорю о предках: так же как и мой отец, его родители находились в далёкой долгосрочной экспедиции – ну, сами понимаете, какой, только они, в отличие от моего отца, не бросали его и не отказывались от общения. Регулярно – хотя бы раз в месяц – они одаривали его очередным посланием, то есть обычно это делала мать, насколько я понял, сидевшая в зоне и отбывавшая меньший срок, чем отец, вляпавшийся по-крупному. Он был то ли медвежатником, то ли домушником, и уже не в первый раз испытывал превратности судьбы, предопределив, можно сказать, будущее Коляна. Да и кем ещё мог стать задиристый и наглый пацан, из которого так и пёрло: "а пошли вы все на, что хочу, то и делаю!", или так: "вы все овцы, и я буду вас как волк резать, резать и резать!"
Настоящих друзей с такими замашками у него, разумеется, не было, мои же отношения с ним сложились как у крыши и крышуемого. Ну вы понимаете: постоянные финансовые дела требовали реальной поддержки и подкрепления, и за помощь я отдавал ему определённый процент. Рубль из трёх, если быть точным, компенсируя это возможностью самых серьёзных заработков. То есть я играл уже с самыми взрослыми ребятами из всех, кто соглашался на такую глупость и авантюру, надеясь при обострении на физическую поддержку.
Такие отношения я установил с ним в третьем классе, когда он уже был повидавшим всё и почти выпертым из школы семиклассником. Учиться он так и не собрался, но выгнать до конца восьмого класса его физически не могли, так что у него имелась куча свободного времени. Распоряжался он им на самом деле достаточно разумно: сляпанное в подвале дома подобие качалки он посещал несколько чаще школы, заранее выбрав себе будущее. Культурист? Не смешите меня: он там качал не мышцы, он заботился о силе, заодно отрабатывая приёмы и удары.
К счастью, меня он не воспринимал как серьёзного партнёра в подобных делах и отрабатывал свои умения на других. Об этой примитивной качалке знали многие, но мало кто решался вваливаться в тесный узкий закуток, где встреча с неофициальным хозяином не обещала ничего хорошего. Он мог просто послать подальше, но мог и накостылять наглому нахрапистому приставале. Хотя кое-кто в конце концов произвёл на Коляна впечатление и задержался там на долгий срок.
Это я про ближайших дружков и соратников: но не моих – нет, стал бы я связываться с такими болванами! Первым к Коляну приблудился Штырь, главный его помощник в дальнейших делах. Он тоже был Коляном, но, разумеется, настоящий Колян не потерпел бы рядом человека, претендующего на его кличку, так что прозвище он получил по фамилии – Штырёв – тем более что он хорошо так вымахал вверх. По возрасту он располагался между Коляном и мною, но почти не уступал Коляну в росте. Чего нельзя было сказать о силе и агрессии: здесь никто не мог и близко подойти к Коляну, тем более второй его подручный – Борька.
А что вы смеётесь? Смешное погоняло? Ах, у вас был поросёнок с таким именем? Может быть, может быть. Да Борька был как раз таким свином: жирным, щекастым и наглым до невозможности. То есть когда Колян позволял ему хамить. Но кроме жира у него хватало и мускулов, а когда он впервые припёрся к нам в качалку: он просто хотел скинуть жирок.
Однако так просто от Коляна никто не уходил: отработав тогда на Борьке пару приёмов, он принял его в стаю, тем более что тот сам рвался под сильное крыло. Его ведь чморили все, кому не лень: жирный тупой увалень становился удобной мишенью для издевательств, и хоть под слоем жира и скрывались серьёзные мускулы, но обиды-то никто не отменял! Вступив же в банду Коляна, он сразу почувствовал разницу: все знавшие Коляна больше не осмеливались хамить, намекая на свинскую сущность Борьки.
Да, именно в таком составе – золотом составе! – наша банда и прославилась в конце концов, оставив о себе память у многих местных. В какие-то моменты к нам приходили ещё пацаны: однако надолго у нас никто не задерживался, теряясь где-то в подворотнях. Да нас вполне устраивал и такой состав, мы и так в-общем справлялись. С чем? Ну, до серьёзных дел мы добрались далеко не сразу, сначала ведь к ним требовалось хорошенько подготовиться. Неужели вы думаете, что серьёзные пацаны – когда идут на дело, проворачивают его с бухты-барахты? Ничего подобного. Вы, надеюсь, видели "Леона": который в оригинале называется, кстати, "Профессионалом"? Видели?! Так вот любой, кто работает не так: жалкий любитель и дилетант, который легко вляпается и ничего не сделает: из того, что должен. Ну то есть планировал. Да, так вот: мы уже ясно понимали – по какой дороге собираемся пойти – а чтобы путь оказался удобным и цели достижимыми: надо ведь было хорошенько подготовиться!
Небольшое помещение не позволяло особенно развернуться, комната за железной дверью вмещала лежанку со стойками у головы: лёжа на спине человек мог поднимать штангу или гири; сами гири стояли всегда на месте, штангу же мы приволокли после; у входа свисала перекладина для подтягивания; в углу с потолка свисала груша, которую любил дубасить Колян. Там же – на старых изодранных матах – он отрабатывал приёмчики и удары, используя как противника Штыря или Борьку.
Разумеется, бил он не со всей силы: он ведь не хотел покалечить ближайших помощников и сподвижников, которым тоже дозволялось оттачивать мастерство. Но только друг на друге! По силе они были примерно равны, хотя в ловкости Штырь безусловно превосходил Борьку, и доставалось Борьке в любом случае больше всех.
А я? В потасовках, разумеется, я никакого участия не принимал: я был мозгом и кошельком банды, а что бывает с мозгами, если их хорошенько отдубасить? Гири, самые лёгкие и доступные: именно с ними я занимался в самом тихом углу, когда остальные, как правило, уже отдыхали от трудов праведных. Хорошо потренировавшись, мы прикидывали, куда пойти сегодня: где нас явно не ждут и можно будет обуть подходящего терпилу.
То есть сейчас с этим проще: ночные клубы, рестораны, кафе и прочие заведения так и раскиданы повсюду, приманивая к себе глупых доверчивых клиентов. Совсем не так было всё лет двадцать пять назад: клубы тогда ещё даже не появились, а рестораны и кафе – куда могли стремиться богатенькие прожигатели жизни – были наперечёт. В ближайших окрестностях моего дома имелось три таких точки, и ещё штук пять или шесть злачных мест мы могли достичь при большом старании. На дело мы шли обычно вечером, в темноте. Начинали мы, разумеется, с того что попроще: собравшись в узком тёмном месте, мы подкарауливали подростка или молодую девицу, не обращая внимание на окружающее стремящуюся к свету: именно у таких всегда имелось при себе достаточное количество денег.
Вырастая внезапно из темноты, мы притормаживали разгорячившегося клиента: Штырь шёл с одной стороны, Борька – с другой, а предводитель и организатор – с третьей, перекрывая окончательно путь к отступлению. Даже двадцатилетние парни не могли чувствовать себя спокойно: наша сплочённая банда действовала уже вполне профессионально: обступив обалдуя со всех сторон, Штырь и Борька хватали его за руки, а Колян доставал надёжный проверенный ножик. Парочки лёгких движений – с доставанием длинного блестящего лезвия и его дальнейшим захлопыванием – обычно хватало. Клиент понимал тяжесть ситуации и готовился уже расстаться с деньгами и вещами. Однако он ведь мог заранее спрятать деньги, по крайней мере большую их часть, и тогда наступал мой черёд.
Моя функция заключалась в том, чтобы добраться до самых последних тайников клиента: мы должны были выудить у него даже то, что он скрыл от посторонних глаз в абсолютно неожиданном месте, и именно тут выходили на авансцену данные природой способности. Моя ловкость рук, моя изворотливость, мой ум наконец: именно эти качества помогали докапываться до какого-нибудь тайного кармашка, скрытого в глубине куртки или обнаруживаемого в штанах в нижней части ляжки. Мои чувствительные пальцы ощущали каждый всхлип клиента, каждый его порыв и желание вырваться из нашего тесного общества, когда же я совсем близко подбирался к главному заветному тайнику, то именно руки получали ясный чёткий сигнал, и я доводил дело до конца.
Без денег терпила сразу стухал, он был нам больше неинтересен, но ведь он мог устроить шум и позвать милицию, которая, при неудачном для нас раскладе, могла оказаться где-нибудь неподалёку. Так что иногда требовалось и некоторое физическое воздействие: пока Штырь и Борька держали обгадившегося клиента, а я распихивал добычу по карманам, Колян делал несколько контрольных ударов. Бил он в живот и солнечное сплетение, освоенные техники позволяли Коляну не самыми могучими ударами вырубить возвышавшуюся перед ним громадину. После чего его бережно укладывали в тихом месте на травку, и мы радостно возвращались в логово. Ну, то есть в качалку.
Что касается делёжки заработанного, то у нас сразу сложилась такая система: Колян получал сорок процентов, мы же – остальные – по двадцать. Точнее, он выделял нам по двадцать процентов из того, что считал своим в-общем-то заработком. Он как бы организовал и придумал такой промысел, мы же – остальные – были его наёмными сотрудниками.
Меня лично такое восприятие вполне устраивало: оно снимало с меня лишнюю ответственность. В конце концов я никого не хватал и не бил: что бы могли предъявить мне в случае поимки? То, что я рылся в чужих сумках и карманах? Но ведь не я заставлял отдавать деньги: я выполнял лишь маленькую вспомогательную функцию, просто делал это добросовестно и качественно. И именно это, возможно, и помогло мне и спасло меня, когда дело дошло наконец до расплаты.
Вы же понимаете, что далеко не все пострадавшие просто тихо шли домой и предавались унынию. Были, наоборот, те, кто рвался в бой и горел желанием свести счёты. Но тут нас спасала родная ментовка. То есть: я имею в виду те порядки, которые царят в милиции. И тогда тоже царили.
Ну вы же знаете: когда приходит помятый такой кадр в отделение и начинает качать права, вспоминая о вечернем происшествии: то как к нему относятся? Посылают подальше, отфутболивают изо всех сил, или даже грозятся его самого отправить на освидетельствование. Если не отстанет и будет и дальше отвлекать ментов от их важных дел. Чтобы менты прониклись доверием: тут ведь нужны дополнительные обстоятельства. Например, социальный статус терпилы: какая-нибудь его корочка, из-за которой ментам – хочешь не хочешь – придётся-таки заняться нудным мелким делом. Поскольку иначе им такое могут устроить, что не приведи господи.
Так вот после долгой серии вполне удачных вылазок, когда нами явно никто не интересовался, мы сделали глупость. Мы взяли в оборот не простого обычного балбеса – нет! – в нашу засаду угодил уже взрослый серьёзный такой мужик, на портфель которого соблазнился Колян. Солидное кожаное изделие, по мысли Коляна, должно было содержать ценные предметы, а в кошельке плешивого уже мужичонки лежало много денег.
Денег там оказалось действительно достаточное количество – рублей сто – но с вещами получился облом: найденные бумаги мы потом выкинули на помойку. Но ещё больший облом ждал нас через несколько дней, когда нагрянувшие менты, можно сказать, прервали на взлёте наши карьеры. То есть мне как раз повезло – дико повезло! – что в том вечернем происшествии с лысым мужиком моё участие ограничилось самым минимумом. Он даже, по-моему, не совсем понял, кто я такой и что мне надо, когда в темноте я обыскивал его карманы, и во всяком случае, я как-то выпал из его поля зрения. Потому что когда я вечером – как обычно – спустился в качалку – то вся компания уже находилась в сборе и тихо скулила, сидя в наручниках в компании нескольких ментов, меня же никто не задержал. Щуплый и заморённый вид сыграл в мою пользу: менты только спросили, что здесь надо такому карапету как я – а в двенадцать лет я тянул лишь на десятилетнего – после чего я быстро слинял. Парни держались: было видно, что, несмотря на расквашенный нос Колян не собирается так просто сдаваться сам и сдавать своих. Штырь и Борька были подавлены, но и они не предали: в течение нескольких дней я с тоской ждал, что вот сейчас раздастся звонок в дверь, и мент – здоровая орясина – наденет мне на лапки наручники, а потом отправит туда, где ждут уже обречённые Колян, Штырь и Борька. Но такого не случилось: они так и не выдали своего маленького помощника, позволив мне без сложностей закрыть эту часть жизни и начать новую с чистого незапятнанного листа.
IV
Здравствуйте, здравствуйте. Быстро вы добились нового свидания, не ожидал я увидеть вас всего через две недели. А то мне начальство в прошлый раз даже скандал устроило: долго я вас тогда своими воспоминаниями третировал. Ничего так воспоминания: школа молодого бойца, можно сказать. То есть начинающего гопника, обещавшего так много и со временем оправдавшего обещания. Но это всё уже потом, потом, а тогда я ещё только осваивался в профессии, пробуя себя в разных качествах. Неужели вы думаете, что простое щипачество могло устроить меня, вертевшего в уме уже тогда разные схемы и комбинации? Кое-кто из олигархов – ныне процветающих и хвастающих своими свалившимися на них богатствами – мог бы кое-чему у меня поучиться! Они ведь заявляют, кажется, что получили состояние как награду за то, что они такие умные и способные, совершенно оставляя в стороне те жульнические пройдошеские схемы, которые использовали в реальности. И на каждом их них трупов-то побольше будет: чем на мне. Просто мне свои сложности пришлось решать самому, не прибегая к помощи посторонних людей: так уж сложилось, и именно поэтому я сижу тут, а они красуются на обложках газет и в списках Форбс. А почему? А потому, что они оказались в самое нужное время в самом нужном месте, меня же туда и на пушечный выстрел не подпустили.
Я понимаю: меня и не должны были подпустить, элитные места там ведь бронировались заранее, так что если кто-то посторонний хотел бы влезть: то пришлось бы кого-то выкидывать, ну, или – копытами вперёд… Хотя… Расхвастался я что-то сегодня, в самом деле ещё подумаете, что я бывший олигарх: просто маленький такой.
К сожалению: не так это. Я мог бы наплести и наврать с три короба – как я лихо обувал и окучивал многочисленных лохов и терпил – чем, собственно, олигархи и заработали себе состояние. Но нет: с лохами я работал поштучно, можно сказать индивидуально, так что где мне… Хотя когда я простился с Коляном, до этого было ещё далеко: игры в расшибалочку на деньги мало что давали – меня ведь уже знала каждая собака, не рискуя больше кошельком и репутацией. Да и я тоже опасался: пару раз расползавшиеся по школе слухи о моих сомнительных заработках заставляли классную руководительницу устраивать допросы с пристрастием, и только сознательно придурковатый вид отводил от меня лишние подозрения. Они просто не решились копнуть поглубже, а то могли бы найти много для себя интересного! Именно тогда я попробовал клей и ещё кое-какие вещи, хотя далеко эти увлечения, к счастью, не зашли. Но впервые они случились не в школе: у меня ведь бывали и другие возможности. Например? Ну, летом мать несколько раза отправляла меня в пионерский лагерь, и лагерем был совсем не "Артек". Порядочки там процветали те ещё: надо же было куда-то на лето девать мелких гопников, за кем ещё следили родители, не позволяя им совсем опуститься и пойти по кривой дорожке. Те, кто из порядочных семей: они ведь могли отсидеться на даче, как Сергей – мой одноклассник и единственный друг. Кое у кого ещё имелись бабушки-дедушки где-нибудь в деревне: а я ведь выглядел голодранцем, так что лагерь – это было как раз для меня!
Хотя мать совсем не так воспринимала их: получив путёвку по какой-нибудь там профсоюзной линии, она думала, что я должен ей радоваться. Как же! Щаз! Козлов, норовящих обидеть такого карапета как я, хватало и в городе, а уж в лагере их было выше крыши.
У меня вообще сложилось впечатление, что оболтусы, сплавляемые в лагерь, как бы решали: ну если вы к нам – так, то мы тоже насрать на вас хотели! И на всё, и на всех тоже. Короче, когда меня угораздило в первый раз оказаться там, это стало шоком. Я рассказывал: какие впечатления у меня остались от детского сада? Так вот: там – в детском саду – был именно что детский сад по сравнению с беспределом, творившимся в лагере пионерском.
Когда я туда приехал, то думал: это я – гопник и начинающий бандит, меня все должны остерегаться и обходить стороной, пускай внешне я и выгляжу совсем не грозно. Но первый же день заставил изменить мнение: устроенная вечером в корпусе всеобщая потасовка – да-да, сражалась целая комната, каждый против всех! – закончилась всеобщим задержанием и выпиныванием зачинщиков из лагеря. Среди злобных десятилетних оболтусов – моих сверстников – явно затесались будущие гопники и уголовники, на фоне которых я ощущал себя тихим воспитанным мальчиком. Дать ни с того ни с сего подзатыльник, двинуть локтем в живот, сорвать с головы чужую пилотку и бросить её с высокого обрыва, так что хозяину останется лишь проводить её взглядом: такое встречалось сплошь и рядом. Я оказался в комнате, где каждую ночь сопели и храпели двадцать вонючих наглых оболтусов, причём такое сокращение случилось уже после той драки и выкидывания троих зачинщиков – самых буйных. Они хотели тогда всего лишь устроить бой подушками, но представьте: как должны были отреагировать два десятка незнакомых друг с другом лоботрясов на внезапное нападение? Кто же хотел признавать свою слабость и подчиниться, что и привело к грандиозной потасовке, когда от подушек некоторые перешли к более серьёзным предметам. Я же тогда, разумеется, никаких подвигов не совершил: в ходе случившегося разбора полётов я оказался признан как один из пострадавших, что подтверждали царапины на руках и приличный такой фингал на макушке. Я был самым мелким из обитателей палаты, так что рассчитывать на спокойную жизнь мне не стоило. И когда я это понял, то стал мстить: так же, как делал до того и делал после, используя свои личные преимущества и недоступные другим возможности.
Нассать в чужую постель, подсыпать незаметно соли в компот или сахара в суп, измазать самой едкой – мятной до изжоги пастой – лицо и вещи очередного недоброжелателя или врага: в этом мне точно не было равных! Кто как не я мог незаметно прокрасться в комнату – чтобы никто не увидел неожиданного внезапного гостя, в случае же чьего-то появления я мог быстро спрятаться под кроватью. Скрываясь так от хозяев, я узнал немало секретов и представляющих интерес вещей, которые мог использовать для собственных целей. Тайная страсть одного жмота и жадины к особо вкусным шоколадным конфетам заставляла его тайно обжираться днём, когда – по замыслу – никто не мог накрыть его с поличным. Не тут-то было! Обнаруженный мною тайник скоро оказался почти полностью очищен, а впавший в ярость хозяин так до конца смены и не понял: кто же наказал его за жадность и обжорство!