11
Вадим Юрьевич Субботин оказался даже моложе, чем представлял Николай, услышав, что когда-то тот был студентом Хабарова. Вряд ли старше тридцати с небольшим. На его взгляд, для онколога у доктора был не в меру оптимистичный вид: на круглом доброжелательном лице прямо-таки сияли веселые голубые глаза, из-под маловатой ему докторской шапочки выбивались светло-русые кудрявые волосы. Доктора вполне можно было счесть симпатичным, если б не несколько портившая общее впечатление расплывчатая фигура со слишком рано наметившимся животиком.
Пухлые губы Субботина при виде оперативника дрогнули в приветливой улыбке:
- Здравствуйте! Вы, конечно, и есть Николай Алексеевич? А я - Субботин. Владимир Кириллович ввел меня в курс дела, так что можете сразу приступать к допросу.
При последних словах Вадим Юрьевич слегка подмигнул, давая понять, что шутит, и улыбка на его лице сделалась еще шире. Однако в следующее мгновение он как-то сразу посерьезнел. И, тяжело опустившись рядом с Николаем на осевший под ним диван, покачал головой.
- Крайне малоприятная история, - произнес он. - Крайне! Честно говоря, мы с профессором обсуждали ситуацию и так и эдак… Ничего существенного так и не надумали. Лично мне с трудом верится, что кто-то из наших… ну, сами понимаете… У нас, знаете ли, очень хороший, дружный коллектив!
- Но ведь если доктор Хабаров прав в своих предположениях, - возразил Щербак, - для конкурентов иного источника информации, чем ваш "дружный коллектив", быть не может, верно? Кстати: как давно вы заподозрили, что с несчастными случаями что-то нечисто? Ну не после первого же из них? В жизни всякое бывает… Если честно, я бы, несмотря на свою профессию, и после второго мог счесть это совпадением…
- Я тоже, - кивнул Вадим Юрьевич. - Но Владимир Кириллович как раз после гибели Рубиса вызвал вечером - ну, после того, как нам это стало известно, - меня и Ираиду Сергеевну… Ираида Сергеевна Солодовникова - хирург-консультант и давний ассистент Хабарова… В общем, вызвал нас к себе и поделился мнением, что два подряд случая с пациентами, у которых ремиссия и которые вдруг берут и погибают, случайностью быть не могут… Владимир Кириллович, знаете ли, очень умный, проницательный человек! Но мы с Ираидой тогда сочли это все-таки мнительностью… Видимо, ошиблись.
- Почему профессор поделился своими сомнениями только с вами двоими? - спросил Щербак.
- О, это вопрос не ко мне, - снова улыбнулся Субботин. - Но смею надеяться, что из безусловного доверия к нам.
- Что ж, давайте поговорим о самих жертвах, - вздохнул Николай, которому Субботин, несмотря на всю его приветливую доброжелательность, не слишком понравился. Однако Хабарову, понимал он, знавшему своих сотрудников много лет, конечно, виднее.
Вадим Юрьевич между тем раскрыл первую из принесенных им амбулаторных карт и сосредоточенно нахмурил брови, не обратив ни малейшего внимания на маленький диктофон, который извлек из кармана оперативник. Очевидно, эта деталь его ничуть не смущала. И далее заговорил очень четко и лаконично. И, глядя на него теперь, Николай невольно подумал, что Субботин явно человек очень профессиональный и наверняка действительно хороший, талантливый врач.
- Значит, так… Первым жертвой несчастного случая стал Уваров Юлиан Севастьянович. Сорок шесть лет, бизнесмен, обратился впервые в клинику по поводу злокачественной опухоли левого легкого второй-третьей стадии, обнаруженной случайно, в связи с общим обследованием…
- Простите, что значит "случайно"? - уточнил Щербак.
Доктор ответил обстоятельно:
- Видите ли, рак легких - один из самых коварных. Симптоматика появляется, как правило, когда даже операция едва ли поможет. Во всяком случае, на стадии почти гарантированных микрометастаз… Уваров, например, вроде бы ни с того ни с сего потерял голос, охрип. Пошел к отоларингологу… Ну а в итоге выяснилось, что он наш пациент…
- Когда он впервые появился у вас в клинике? Субботин заглянул в карту, прежде чем ответить:
- В начале февраля нынешнего года, четвертого числа. Диагноз уже был ему известен, до этого лечился на Каширке, собирался оперироваться. И тут узнал о нашей клинике, о том, что у нас делают гипотермию…
- Почему же ему ее не делали? У него что - тоже сердце было слабое?
- Нет, с сердцем у него было все в порядке, - вздохнул Вадим Юрьевич. - Дело в самом пораженном органе… Это очень долго объяснять, если аргументировать с точки зрения медицины, поэтому скажу только, что, когда поражены легкие, гипотермию не делают…
- И тем не менее Уваров предпочел лечиться здесь… Он что же, отказался от операции?
- Наша клиника ему понравилась, к тому же он выяснил, что Хабаров - блестящий хирург, лучше многих. Вот и предпочел нас.
- То есть вы тоже собирались его оперировать?
- Да. После курса терапии намеревались готовить его к операции. Собственно говоря, курс и был начальной стадией подготовки к ней…
- Какое-то особое лекарство?
- Почему вы так решили? - Щербаку показалось, что во взгляде, брошенном на него Субботиным, мелькнула искорка настороженности. Если учесть то, что рассказала ему Клименко, ее причина была ясна… - Нет, - Субботин продолжал говорить вполне безмятежно. - Ничего сверхвыдающегося, хотя лекарство действительно отличное: называется "копаксон", но вряд ли это вам о чем-нибудь говорит…
- Вероятно, дорогое?
Вадим Юрьевич снова слегка нахмурился и кивнул:
- К сожалению, да… Видите ли, его привозят непосредственно из Израиля, по специальным договорам, отдельным для каждой партии… Стоимость колеблется в зависимости от транспортировки и еще нескольких технических факторов в довольно значительных пределах… Насколько знаю, от тысячи долларов до трех за курс… Курс включает в себя двадцать восемь инъекций…
- Судя по всему, - предположил Николай, - с оплатой у ваших пациентов проблем нет…
- Уваров, так же как и Рубис, был бизнесменом, - ушел от прямого ответа Субботин. - Видимо, успешным, если обратился в частную клинику.
- Вы не в курсе, что у него за бизнес был?
- Сеть видеосалонов, то ли прокат, то ли продажа… В детали я не вникал.
- И что же, сразу после курса этого лекарства наступила ремиссия?
- Нет, не сразу… Кроме того, помимо копаксона, он получал и другие медикаменты, и очень хороший комплекс витаминов… Все было рассчитано на то, чтобы поднять иммунный порог… У онкологических больных он крайне низок.
- Рубис получал такие же лекарства или другие? Субботин открыл вторую карту и, быстренько заглянув на нужную страницу, кивнул:
- Почти… Отличия есть, но не в части, касающейся копаксона и витаминного комплекса. У каждого ведь были и свои особенности организма, свои дополнительные заболевания… Вот как раз у Натаниэля Михайловича, как и у Клименко, сердчишко слабенькое…
- Все же: как быстро наступила эта самая ремиссия у Уварова?
- Через два месяца после начала лечения - ремиссию мы зафиксировали вполне уверенно в конце апреля.
- Вадим Юрьевич, - вздохнул Щербак, - вот мы с вами оба это слово, ремиссия, постоянно повторяем… Ну а если не по-медицински, что она означает? Опухоль, что ли, исчезает вместе с метастазами?
- Хороший вопрос! - Субботин посмотрел на оперативника с уважением. - Полная ремиссия - упомянутое вами перерождение опухоли в нормальную ткань - это, дорогой Николай Алексеевич, из редкости редкость! Хотя и так бывает… В наших случаях ремиссия, я бы сказал, была частичной…
- Вот как?
- Ну, или еще можно сказать, что процесс пошел, а была бы она полной или нет, выяснить нам, как вы понимаете, не позволили обстоятельства…
- Что значит - "процесс пошел"?
- Во всех трех случаях пораженные участки ткани не только не проявляли тенденцию к распространению, но несколько уменьшились, резко улучшилась симптоматика и общее самочувствие пациентов… Произошло это у всех троих примерно через месяц после начала терапии… интенсивной терапии… Ну, с разницей в пределах, скажем, недели.
Последнее, что сделал в то утро Николай, - записал адреса и домашние телефоны погибших. Если у Рубиса осталась только вдова, то Уваров оказался еще и отцом троих детей, старшему из которых только что сравнялось восемнадцать. Но прежде чем работать дальше, Щербаку следовало не просто доложиться Александру Борисовичу, но еще и обсудить с ним полученную информацию и дальнейшие оперативно-следственные действия.
В целом визит в клинику произвел на него тяжелое впечатление, хотя на этаже, где располагались палаты, он не был, больных практически не видел, если не считать нескольких человек, попавшихся ему навстречу в коридоре второго этажа, когда он покидал кабинет Хабарова, распрощавшись с доктором Субботиным, сразу куда-то умчавшимся. Еще несколько человек стояли возле регистратуры в холле.
Щербак поспешно прошел к выходу и, очутившись на крыльце, невольно поглубже вдохнул в себя воздух. Взгляд его скользнул по стоянке с несколькими дорогими иномарками, он нахмурился: обещание, данное им Клименко, связывало оперативника по рукам и ногам, не позволяя хотя бы намекнуть Субботину, что ему известно о том дополнительном лекарстве, которое пациенты принимали сверх официального курса… Неужели сам Хабаров действительно об этом ничего не знает? Верилось в это с трудом, хотя впечатление не только лгуна, но вообще замалчивающего какие-то важные детали человека профессор на него не произвел. Другое дело - его любимый Субботин… Но и он вряд ли бы нанес своим пациентам сознательный вред…
- Черт-те что… - пробормотал Николай, спохватившисъ, не слышит ли его кто, автоматически оглянулся назад, едва не стукнувшись о стеклянную дверь входа.
По ту сторону толстого прозрачного стекла действительно стоял человек, точнее - женщина, сосредоточенно приклеивающая скотчем какую-то бумажку справа от двери. Щербак всмотрелся и понял, что это какое-то объявление.
Завершив процесс, женщина ушла, и Николай прочел на немного криво прилепленном листочке короткую фразу: "Клинике требуется санитар-уборщик. Срочно!"
Пожав плечами, он вздохнул и двинулся наконец в сторону широко распахнутых ворот. Свою машину он припарковал за пределами двора клиники.
Еще у одного оперативника "Глории" - Антона Плетнева - были свои заботы: очень удобное для наблюдения место за подъездом Дарьи Андреевны он присмотрел накануне, после того как машина Турецкого отбыла, оставив его в гордом одиночестве рядом с домом Гамзы. Впрочем, он сам отказался ехать, предпочтя метро напряженному молчанию в салоне "пежо"… Мысль же по дороге к подземке свернуть немного в сторону и взглянуть на дом их следующей подозреваемой была естественной: эксперт-искусствовед жила почти рядом, видимо, и она, и Гамза, ходившие когда-то в одну и ту же, ближайшую к обоим школу, так и прожили все эти годы на одном месте.
Нужно сказать, что в отличие от краснокирпичной пятиэтажки Анатолия, дом Дарьи Андреевны выглядел действительно элитным: семь "сталинских" этажей, здание в виде буквы "П", десять подъездов, снабженных домофонами новейшей конструкции. Уютный двор со старыми, разросшимися кленами и березами.
Плетнев припомнил квартиру Гамзы и только сейчас сообразил, что планировка у него вовсе не такая, как в "хрущевских" пятиэтажках, да и потолки куда выше… Получалось, что решительно вся застройка в районе не шестидесятых годов, а как минимум послевоенная. Хотя какое это имело значение? Плетнев понимал, что инстинктивно старается думать о чем угодно, лишь бы не о своих отношениях с Турецким и другими сотрудниками "Глории"… И уж точно - не об Ирине Генриховне…
А местечко для "наружки" он, несмотря на темный почти по-осеннему вечер, углядел сразу: несколько скамеек и стол, явно предназначенный для "забивания козла", окруженные не успевшими потерять листву кустами акации, располагались прямехонько напротив нужного ему подъезда. Вряд ли любители домино по такой погоде оккупируют его, а если и так, кто, скажите на милость, запретит "случайному прохожему" понаблюдать за заинтересовавшей его игрой?
Убедившись в том, что по прихоти неведомого архитектора черные выходы из дома почему-то смотрят на фасад и по этой причине крепко заколочены - дабы не портить вид оживленной торговой улицы, Плетнев отправился домой. А наутро, в максимально возможном темпе забросив Василия в школу, рванул к дому Дарьи Андреевны и занял заранее выбранные позиции. Он не ошибся: стол и скамьи пустовали, холодный ветер и периодически возобновлявшаяся морось к посиделкам явно не располагали.
Наружным наблюдением Антон прежде не занимался. Но не прошло и получаса, как он убедился в том, что, вопреки собственным сомнениям, старых навыков спецназовца он не растерял.
До сих пор известного дирижера Павла Сергеевича Чернобровова Плетнев видел исключительно на фотографиях. Но когда во двор въехала новенькая "девятка", притормозившая возле подъезда Дарьи Андреевны, и из нее выбрался изящный господин с благородной сединой в темных волосах и с порывистыми, быстрыми движениями, Антон признал его сразу. И, удивленно приподняв брови, глянул на часы: девять сорок… Не рановато ли для обычного дружеского визита, даже с учетом давности отношений?
Вряд ли бы эта мысль пришла оперативнику в голову, если б он знал, что в эту ночь Дарья Андреевна и вовсе не спала: слишком много бед и проблем свалилось в последние месяцы и недели на ее голову… Впрочем, по крайней мере одна из них преследовала женщину уже около трех десятков лет… Колина гибель оказалась, что называется, последней каплей, со дня похорон заснуть по ночам не помогали даже таблетки…
К своей одинокой жизни Даша привыкла и смирилась с ней давным-давно. Но есть в этом проклятом мире вещи, привыкнуть к которым не дано, как ты ни старайся… Одна из них казалась чуть легче, пока был жив Николай, а теперь… Вот теперь она действительно осталась со своей бедой один на один…
Мысль о Коле немедленно оживила в памяти и образ его жены. Дарья Андреевна невольно скрипнула зубами, остатки сна, который она и без того столь безуспешно приманивала, испарились под волной ненависти к этой девице, как называла ее про себя Дарья.
Шел второй час ночи, вертеться с боку на бок в широченной кровати, занимавшей едва ли не четверть ее спальни, было бессмысленно. И Дарья Андреевна, поднявшись, уже не в первый раз за последние дни направилась к бару… Будь она к утру трезвой, вряд ли бы позвонила Пашке… Хотя… Кому еще звонить? Не Костику же Меркулову, вечно занятому на службе и, уж конечно, не толстокожему, как бегемот, Гамзе. К тому же Павел - в этом она не сомневалась - примчится к ней тут же, а Дарье Андреевне за ночь, пролетевшую в обществе тяжких мыслей, разбавленных коктейлями, причем не самыми слабыми, находиться одной в огромной, пусть и родной, но пустой квартире сделалось вдруг невыносимо…
Пашу можно было обвинить в чем угодно, только не в толстокожести: Чернобровову хватило одного взгляда, брошенного на Дашу, чтобы понять ее состояние вместе с его причинами.
- Давай-ка посидим, Дарьюшка, - нежно тронул он ее за руку, - помянем Кольку… Знаю, что у тебя есть, но я все-таки привез…
Из мягкого кожаного портфеля, прихваченного им из машины, Павел Сергеевич извлек на свет бутылку отличнейшего виски.
- Мне уже и так хватит, - пробормотала Дарья Андреевна, но при этом покорно поплелась вслед за Чернобрововым на кухню. Коктейли, по большому счету, на Дарью Андреевну действительно почти не подействовали, разве что спровоцировали головную боль и усилили чувство отчаяния и одиночества.
На этой кухне Павел Сергеевич ориентировался совсем неплохо, к тому же домработница была у Даши аккуратистка, все и всегда расставляла по своим местам. И через несколько минут на пустом столе помимо бутылки виски появилась легкая закуска, а кофеварка предусмотрительным Чернобрововым была приведена в боевую готовность: доставать подругу школьных лет из разобранного состояния ему доводилось не часто, но и не впервой…
- Давай, Даш… За Кольку… Царствие ему небесное…
Именно эту фразу и услышал первой Антон Плетнев, за несколько минут до грустного тоста справившийся с домофоном, пристроившийся одним лестничным пролетом выше Дашиной квартиры возле мусоропровода и включивший наконец-то пригодившийся приборчик, о котором накануне упомянул Меркулову Александр Борисович.
Как и обещала инструкция, устройство действовало в нужном радиусе с отличной слышимостью. Но восхищаться вражьей подслушивающей аппаратурой и ее качеством времени у Плетнева не было: в крошечном наушничке раздался голос Дарьи Андреевны. К тому же Антону приходилось быть настороже, чтобы заранее засечь жильцов подъезда - любителей спозаранку выкидывать мусор.
- Жалко его, только, видно, судьба… - с горечью произнесла женщина. - Знаешь, Паш… На нем всю жизнь какая-то печать была… Что-то вроде черной метки… Я объяснить не могла, но всегда это чувствовала…
- Чего уж теперь, Даш… - тихо заговорил Павел Сергеевич. - Значит, нам за него доживать придется… Ты вон как была красавица, так и есть!
- Угу! - Дарья Андреевна иронично фыркнула.
- И не спорь! - он заговорил чуть громче и настойчивее. - И чего ты за ним столько лет бегала?
Женщина вновь усмехнулась:
- Если б я тогда знала, что ты станешь мировой знаменитостью! А Коля - он что? Нашел себе дурочку из провинции на старости лет, благотворитель… А-а-а! Да ведь он и тебе, кажется, с год назад помогал, если не ошибаюсь? Никогда бы не подумала, что Николай что-то в музыке смыслит…
- Он и не смыслил… Какая там благотворительность? Дал немного денег на рекламу оркестра, я ему почти сразу же все вернул.
- Я помню, эта реклама окупилась у вас моментально, американский контракт ведь сразу после нее появился?
- Да, - неохотно произнес Чернобровов. - Кстати, виски я оттуда тогда же привез, как тебе?
- Отличный напиток… - Дарья Андреевна вздохнула. - Знаешь, мы ведь с Колей в последние годы почти не общались. Он, как женился, так все время только про нее и про дочку, словно больше и говорить не о чем! Только об этой истеричке… Тоже мне, избранница! Вдова, прости господи!
- Успокойся, Дарьюшка, - мягко произнес Павел Сергеевич. - Марина вообще-то неплохая девка…
- Да брось ты… И ты туда же! Вон убийство какое-то заказное выдумала, а Костя у нее на поводу пошел.
- Почему ты думаешь, что пошел? - возразил Чернобровов. - Насколько знаю, следствие разрабатывает вполне очевидную версию, ясно же, что Николай там случайно оказался…
- Это нам с тобой ясно! - зло произнесла Дарья Андреевна. - А этой дуре провинциальной… Словом, мне тут сыщик, друг Костика, звонил, вчера, что ли? Нет, кажется, позавчера… не помню, словом. Такой Саша Турецкий, он раньше в Генпрокуратуре работал…
- И что?
- Вопросы всякие задавал, из которых ясно, что не только, как ты говоришь, очевидную версию расследуют, но и то, о чем эта идиотка на поминках орала!
- Это насчет Тольки Гамзы, что ли? - удивился Павел Сергеевич.
- По-моему, нас всех теперь по очереди шерстить будут из-за этой вдовушки!
- Да брось ты, Дашуня, при чем тут мы? - вздохнул Чернобровов. - Давай лучше еще по одной.
- Ну давай… Правда, отличный напиток, Паш… А потом я, наверное, все-таки лягу, попробую уснуть. Завтра у меня выставка одна впереди маячит, так что…