- Зря вы так об этом препарате - с иронией…
- Помилуйте, какая ирония? Вы ошиблись. Если результаты лечения таковы, как говорите вы, значит, рано или поздно Хабаров выйдет с этим лекарством на официальный уровень, чего доброго, еще и Нобелевскую получит. Я совершенно серьезно об этом говорю!
Лидия Ильинична посмотрела на него с подозрением, но физиономия оперативника действительно была абсолютно серьезной.
- Результаты лечения именно таковы, - сухо произнесла она. - И не у одного папы… Человек, который подсказал нам клинику Хабарова, испытал это на себе. У него тоже была третья стадия… Спустя десять дней после начала курса он, как выражался сам, бегал, как новенький…
Она задумчиво посмотрела в окно и вздохнула.
- Не могу я узнать, о ком идет речь? - осторожно поинтересовался Щербак, ощутивший вдруг смутный холодок в области солнечного сплетения: обычно так бывало с ним, и не раз, когда впереди маячила какая-то вполне реальная опасность… А вдруг Турецкий и на сей раз прав и что-то с этой клиникой нечисто?
- Хотите пообщаться? - Лидия Ильинична усмехнулась. - Значит, моих слов вам недостаточно… К сожалению, это невозможно.
- Почему?
- Натан погиб полтора месяца назад… Несчастный случай…
- Что? - Некоторое время Щербак, прищурившись, разглядывал свою клиентку. - Несчастный случай? Такого же характера, как и с…
- Глупости! При чем тут папа? - Клименко слегка порозовела. - Натан ехал на свою дачу, превысил скорость и не справился с управлением! Погода была ужасная - дождь, туман… Он вообще обожал лихачить, его жена всегда волновалась, когда он отпускал водителя и садился за руль. Как видите, не напрасно волновалась.
- Понятно, - Николай постарался кивнуть с пониманием. - А вы, я вижу, хорошо его знали?
- Рубис… Это его фамилия… был другом детства моего мужа. Я с ним познакомилась еще до нашей с Иваном свадьбы, так что знала действительно давно. Собственно говоря, благодаря их дружбе мы и попали в клинику. Когда Иван рассказал Натану о болезни отца, тот сам позвонил Хабарову, чтобы нас приняли без очереди.
Мысленно сопоставив сроки, Щербак поинтересовался:
- Получается, что погиб Рубис вскоре после того, как представил вашего отца профессору?
- Господи… - Лидия Ильинична нетерпеливо пожала плечами. - Ну при чем тут это? То, что случилось с Натаном, - действительно несчастный случай. - Какая разница, вскоре или не вскоре?!
- Ну хорошо, - примирительно произнес Николай. - Если ваш отец прошел этот волшебный курс, для чего вы тогда ездили в клинику так систематически? Для осмотра?
- Мы ездили действительно для осмотра, кроме того, к самому Хабарову, а не к его лечащему врачу, папиному я имею в виду. Насчет куpсa терапии… лечения… В общем, договаривались мы не с самим профессором, а как раз с доктором… Видите ли, Вадим Юрьевич, кажется… словом…
Впервые за весь разговор Щербак обнаружил, что и Клименко, оказывается, тоже умеет смущаться. Интересно, в чем дело?
Впрочем, мучить загадками она его больше не стала.
- Вадим Юрьевич не афиширует применение их препарата даже в клинике, - сухо сказала Лидия Ильинична. - Насколько я поняла, сам профессор либо не в курсе… ну, не до конца в курсе того, что лекарство проходит клинические испытания в стенах его учреждения. Либо делает вид, что ничего не знает… Только не вздумайте говорить, что все это противозаконно! Препарат предлагают исключительно безнадежным больным, опоздавшим даже с операцией. И, как видите, результат просто блестящий!
- О результате, - тоже сухо возразил Николай, - судить не могу не только я, но и вы.
- Почему?
- Потому что он бывает не только сиюминутный, но и отдаленный! А до него ни этот Рубис, ни ваш отец просто-напросто не дожили!
- Ерунда… - пробормотала Клименко уже не так уверенно.
- Вы бы не могли сказать, сколько стоит лечение в клинике Хабарова?
- А это обязательно? Ну хорошо… Гипотермия тридцать тысяч… Ее повторяют, кажется, трижды…
Препарат - около ста тысяч. Учтите: не долларов, а рублей…
- Около ста это в какую сторону?
- Сто сорок, - с недовольным видом ответила она.
- Значит, около полутораста, Лидия Ильинична. Как фамилия этого Вадима Юрьевича?
- Вы же обещали! - Клименко возмущенно сверкнула глазами.
- Я и не собираюсь нарушать свое обещание, - заверил Николай. - Просто, знаете ли, все под Богом, как говорится, ходим…
Женщина ему явно не поверила, но фамилию, хоть и неохотно, назвала: доктор Субботин… Столь же неохотно ответила она и на вопросы, касающиеся погибшего Рубиса.
Натаниэль Михайлович Рубис оказался владельцем небольшого, но стабильного банка, доставшегося теперь по наследству его супруге: она, по словам Лидии Ильиничны, и раньше работала у мужа, оба по специальности экономисты… Нет, детей нет. Как жили? Кажется, неплохо, про ссоры никогда не слышала, правда, не слишком интересовалась.
Записав адрес банка и домашний адрес и телефон Рубисов, Щербак покинул наконец порядком раздраженную клиентку и вышел на улицу, пообещав ей еще раз не беспокоить понапрасну ни бывшего лечащего врача покойного Ильи Петровича, ни, боже упаси, самого Хабарова.
Погода на улице вновь испортилась, подул пронизывающе-ледяной ветер - очевидно, арктический воздух, который изо дня в день сулили москвичам метеорологи, достиг-таки российской столицы.
Прежде чем отправляться, как он невольно пообещал Ирине, к Плетневым, Александр Борисович последовал совету вдовы и завернул к теперь уже осиротевшему ее магазину. Рядом - очевидно, это и был магазин Гамзы - действительно разворачивался нешуточный ремонт. Турецкий застал момент, когда рабочие уже сворачивались, только что на его глазах установив в большой и пока что пустой витрине дорогое зеркальное стекло золотистого оттенка, предназначенное для того, чтобы выставленные товары зрительно удваивались. Даже на первый взгляд было ясно, что отделка помещения дорогостоящая, хозяин не поскупился…
"Какая глупость, - подумал Александр Борисович, - открывать рядом, чуть ли не впритык друг к другу, два фактически одинаковых по ассортименту магазина! И это называется бизнес?"
Притормозив у обочины, он набрал на своем мобильном номер Меркулова, а когда тот не ответил, Маринин, задав ей этот вопрос.
- А вы разве не в курсе? - вздохнула вдова. - Гамза с Колей начинали вместе, это была одна фирма. На двоих. А потом Анатолию словно, простите, шлея под хвост попала! Решил отделиться и, как его Николай ни отговаривал, настоял на своем. Муж тогда здорово обиделся на него, время было не из легких для фирмы… Поэтому, когда у Гамзы все повалилось, и предложил откупить его часть… Он хотел снова сделать из двух магазинов один, их же, по сути дела, только стена отделяет…
- А я вижу какую-то дверь запертую, - подал реплику Турецкий.
- За этой дверью ничего нет, кроме все той же стены, - пояснила Марина. - Все подъезды в доме выходят на другую сторону, черных ходов тоже нет… Ну и как вам ремонтик?
- Действительно, - вынужден был согласиться Александр Борисович. - Не похоже, чтобы у хозяина имелись финансовые ограничения… А вы уверены, что дела у него действительно пошатнулись?
- Уверена! Когда это произошло, он, по-моему, обращался к Коле за советом. Николай по своим каналам проверял… У них ведь один банк был. Гамза, по словам мужа, практически разорился. Теперь вы понимаете, почему я…
- Понимаю, - поспешно прервал ее Турецкий. - И непременно эту версию мы проверим.
Распрощавшись с Мариной, он вновь завел двигатель и начал потихоньку выбираться к шоссе, ведущему в сторону плетневской обители. Сегодняшний день днем имени Турецкого явно не являлся. Правда, самому ему удостовериться в этом окончательно еще только предстояло. Он и понятия не имел, что окончательная воспитательная акция по Плетневу-младшему была назначена как раз на то время, когда Александр Борисович добрался до знакомой пятиэтажки.
Вполне семейный на первый взгляд ужин, проходивший в тесной кухоньке, только что завершился, и Ирина, убиравшая со стола посуду, приступила к запланированному разговору, дождавшись момента, когда Вася отодвинет от себя опустевшую чашку с компотом.
- Не хочешь рассказать мне, как ты его лупил? - спокойно поинтересовалась она.
Однако мальчик все равно насторожился и, подозрительно глянув на Турецкую, набычился:
- По-всякому… Лупил, и все…
Ирина вздохнула и, убрав последнюю тарелку в раковину, присела за стол напротив Васьки. По предварительному сговору Плетнев-старший сразу после ужина удалился в комнату и включил телевизор.
- А ты, Василий, знаешь, что, если бить человека ногами в шею, он сразу теряет сознание? А если, скажем, кулаком в переносицу - тогда вообще не жилец… Твой-то выжил?
- Теть Ир, вы что? - Мальчишка уставился на нее округлившимися глазами. - Выжил, конечно! И вообще… нельзя вам такое говорить!
- Почему?
- Потому… Потому… - он прерывисто вздохнул и выпалил: - Потому что вы женщина, а женщины не дерутся!
- Вот как?! А мужчинам, значит, все это можно - и говорить и драться?!
- Да! Потому что мужчина должен быть крутым! И всех мочить, как папа! Папа был в спецназе, вы знаете? Значит, он крутой, а Борька хихикает, не верит… Я ему ка-а-ак дал! И еще дам!
Ирина Генриховна с интересом поглядела на Ваську и вдруг, к его удивлению, улыбнулась.
- А знаешь, - сказала она, - твой папа действительно крутой. Только это совсем не то, что ты думаешь: настоящий крутой никогда и никого не станет бить, предварительно не разобравшись, в чем дело. Может, этот твой Борька просто пошутить хотел, вот и хихикнул… Да и того, кто слабее, ни один настоящий крутой бить не станет… Ну вот хоть у папы спроси!
Ирина кивнула в сторону вошедшего в этот момент на кухню Антона, но Васька снова надулся. Его воспитательница сделала вид, что этого не заметила, и спросила сама:
- Скажи-ка нам, Антон, если кто-нибудь обидит настоящего крутого, он что, действительно сразу своего обидчика того… мочит?
- Почему вы так думаете, Ирина Генриховна? Конечно нет…
- А что же он тогда делает? - не вытерпел Васька.
- Выясняет, что к чему, думает. Бьет только в случае, если другого выбора нет…
- А как узнать, есть выбор или нет? - заинтересовался Плетнев-младший. Но ответить ему никто не успел, поскольку раздался звонок в дверь.
- Я открою! - Ирина Генриховна не сомневалась, что с дальнейшим развитием разговора Антон справится, возможно, даже лучше ее, так же как не сомневалась в том, что в дверь звонит ее Шурик. В последнем предположении она действительно не ошиблась.
Александр Борисович, всю дорогу размышлявший над словами Мальцевой, никакой радости при виде жены, так по-хозяйски открывшей двери чужой квартиры, не испытал. Впрочем, дело на данный момент занимало его больше.
- А-а-а, ты тут… - буркнул он, тут же направляясь на кухню, из которой доносился голос Антона.
- Договорились же, что здесь встретимся, - удивилась Ирина. - Погоди, не спеши! Хорошо, что ты пораньше приехал, сейчас вместе…
- Я еще не освободился! - Он все-таки не сумел сдержать копившееся весь день раздражение. - Мне просто нужен Антон! Ирина, это работа, а не группа продленного дня!
И, не слишком вежливо отодвинув с дороги супругу, шагнул в кухню.
Что-то вдохновенно излагающий сыну Плетнев слегка вздрогнул, повернувшись к Турецкому.
- Собирайся! - Александр Борисович не обратил ни малейшего внимания на уставившегося на него с интересом Ваську. - Поехали к Гамзе, прямо сейчас! Надо попробовать его прижать, иначе до истины мы с ним не доберемся!
- Вот! - Василий неожиданно подпрыгнул, а черед вздрагивать теперь наступил для Александра Борисовича. - Я же говорил! Крутой вначале прижимает, а потом разбирается, а не как вы говорите!
И, скорчив рожицу, пулей пролетел мимо Турецкого в комнату.
- Спасибо тебе, Шурик, большое… - раздалось из-за спины Турецкого. Когда его жена говорила таким голосом, ничего хорошего это не сулило.
- А… в чем, собственно, дело? - Он растерянно повернулся к Ирине Генриховне, глаза которой пылали от ярости.
- Так, ерунда! Всего лишь в том, что ты только что пустил насмарку наши почти трехчасовые старания!
Александр Борисович пожал плечами и покосился в сторону комнаты:
- Ну, извини… Пойми тоже: весь день я кручусь один, вас обоих в агентстве нет, хотя ты мне там тоже нужна! Ну, позвони сейчас Кате, вызови ее - посидит она вечер с Васькой, ничего страшного.
- Конечно, посидит! - Ирина Генриховна провела рукой по волосам: она всегда так делала, когда пыталась успокоиться. - Но сейчас я ее вызывать не буду.
- Почему?
- Потому. Ты за полминуты наговорить сумел столько, что исправлять последствия твоего выступления придется теперь не меньше часа… Бери Антона и уезжай… Крутой…
Александр Борисович посмотрел на свою жену с досадой и покачал головой. Имело ли смысл возражать? Он понимал, что нет, не имело. Такой свою Ирину, какой она стала сейчас, он не знал никогда. И что теперь делать, как с ней себя вести, тоже не знал.
- Ты едешь? - Турецкий повернулся к Плетневу и обнаружил, что тот уже успел одеться и теперь стоит посреди собственной прихожей, стараясь не встречаться с ним взглядом, словно по ошибке забредший не туда гость.
Ни произнеся больше ни слова, Александр Борисович быстрым шагом вышел на лестничную площадку и устремился вниз по лестничному пролету. Он нисколько не сомневался, что Антон с его почти постоянно виноватым в последнее время видом тащится следом.
Турецкому стоило немалых усилий не начать разговор, который давно маячил на горизонте, прямо сейчас. Но впереди было общение с Гамзой, которого, по мнению Александра Борисовича, и впрямь следовало прижать, то есть задать ему ряд вопросов прямо, в лоб! А уж после, в зависимости от ответов, как только что выразился Плетнев-младший, мочить или не мочить.
А разговор подождет до утра. Тем более что вести его в "Глории" куда удобнее, чем на улице или в машине.
- Садись! - бросил он уже на ходу, распахивая переднюю пассажирскую дверцу "пежо".
- Александр Борисович… - начал было тот, но Турецкий его оборвал:
- Не сейчас, Антон! Поговорим завтра.
9
Анатолий Гамза жил неподалеку от центра, но дом престижным не был: обычная пятиэтажка, правда кирпичная.
Турецкому с Плетневым повезло, домофоном пользоваться не пришлось: когда они достигли нужного подъезда, входная дверь распахнулась, и мужчины едва успели отскочить в сторону, дабы уступить дорогу возбужденно вылетевшей на улицу впереди своего хозяина овчарке. Собака настолько рвалась гулять, что на незнакомцев почти не обратила внимания, всего лишь негромко рыкнув на ходу для острастки.
Уже в подъезде Плетнев покачал головой:
- С такой зверюгой - и без намордника… Интересно, наша Дума когда-нибудь займется наконец "собачьим" законодательством? А если ребенок ей навстречу?
Александр Борисович на справедливое замечание оперативника никак не отреагировал, поскольку в этот момент они как раз оказались перед дверями Гамзы.
Ждать долго реакции на звонок им не пришлось: хозяин открыл, даже не спросив, кто наведался к нему в столь поздний час. Очевидно, считал, что опасаться ему нечего и некого. Вид у него был самый что ни на есть домашний - махровый халат, накинутый прямо на голое тело, и влажные волосы свидетельствовали о том, что Анатолий только что вышел из ванной.
- Добрый вечер, - вежливо произнес Турецкий.
- Добрый… - Гамза вопросительно переводил взгляд с Плетнева на Турецкого и наконец решил уточнить: - Вы ко мне?
- К вам, Анатолий Александрович, - подтвердил его догадку Плетнев. - Возможно, Константин Дмитриевич Меркулов говорил вам, что расследование гибели вашего общего одноклассника Мальцева ведет не только уголовный розыск.
- А-а-а, так вы из знаменитой "Глории"? - Гамза сразу же приветливо заулыбался. - Конечно, он предупреждал… Проходите, пожалуйста.
Он повернулся к Александру Борисовичу, первым переступившему порог квартиры:
- Вы, наверное, Турецкий, да?
- Вот уж не знал, что мои анкетные данные у меня на физиономии значатся, - усмехнулся тот.
- Просто Костя о вас много рассказывал, - Гамза глянул на Плетнева. Тот истолковал его взгляд правильно и представился сам:
- Оперативник Плетнев… Можно просто Антон. Квартира оказалась двухкомнатной, обставленной хорошей итальянской мебелью. Аппаратура, стоявшая в переднем углу и включавшая в себя, помимо отличного телевизора и видео, музыкальный центр, тоже казалась нехилой… Впрочем, особых излишеств Турецкий, по крайней мере на первый взгляд, не приметил. За излишество, с его точки зрения, мог сойти, например, домашний кинотеатр, имеющийся сейчас практически у любого бизнесмена.
- Присаживайтесь, - хозяин кивнул на удобный даже на вид синий велюровый диван, а сам устроился в таком же кресле рядом с изящным журнальным столиком, на котором ничего, кроме огромной пепельницы, не было. Несмотря на хорошую и недешевую обстановку, каким-то образом все равно ощущалось, что Гамза живет здесь один: явно отсутствовала пресловутая женская рука…
- Извините, что мы поздновато, - осторожно начал Турецкий.
- Ну что вы! - Анатолий махнул рукой. - Для меня это скорее рано, чем поздно… В последнее время сплю отвратительно. То ли возраст начинает сказываться, то ли все эти неприятности…
- Если вы имеете в виду гибель Мальцева, - усмехнулся Александр Борисович, - вряд ли это обычная неприятность! А если свой бизнес, то, судя по роскошному ремонту, который затеян в вашем магазине, говорить о них тоже не приходится.
Реакция Гамзы была совсем не та, какая ожидалась его визитерами. Анатолий уставился на них с некоторым недоверием и удивлением:
- Я? Ремонт? - Он внезапно прогнал с лица улыбку и нахмурился. - Разве вы не в курсе?
- В курсе чего, простите? - в свою очередь удивился Турецкий.
- Ясненько… - пробормотал хозяин и покачал головой. - Маринка поработала… Вот дурочка!
- Что вы имеете в виду? - вмешался Антон.
- Прежде всего то, что бизнесмен я оказался, простите, хреновый, магазин мне пришлось почти продать, соответственно ремонт там делается совсем не мной, а парфюмерщиками… Они еще с Колей покойным договаривались, не со мной одним… Сейчас тоже в растерянности некоторой.
- Что значит "почти продать"? - Александр Борисович, услышав пояснение Гамзы, внутренне растерялся, но вида не подал, поспешно задав первый пришедший в голову вопрос.
- Сейчас поясню… В общем, ребята, о которых идет речь, тоже не слишком успешные торговцы. Хотя, конечно, не настолько, насколько я. У них до недавнего времени была палатка почти в центре, дело шло ни шатко ни валко, хотя и без прямого убытка… Где Коля их надыбал, не знаю. Но парфюмерщиков привел именно он, он же и придумал что-то вроде обмена, чтобы я, значит, совсем уж с голой задницей не остался… Сказать об этом Маринке он не успел, все решилось окончательно дня за два до его гибели, вот она и… А-а-а!