Так что просил Мамед выследить, куда Аслан поедет, и придержать Аслана в надежном месте до разговора с ним, Мамедом. Честно говоря, была у Мамеда мысль - вдруг парень на его сторону перейдет, он ведь теперь лицо официальное, серьезное, противозаконными делами не занимается, наоборот, готов своей стране пользу приносить. А ну, как Аслану это понравится?
Только эту маленькую проблемку осталось в Москве решить - и будет Мамед безупречной репутации человеком, кристальным и для службы на высоких постах в новом государстве вполне пригодным - опять же, с высшим образованием.
16
И вновь я ехал по пыльной чеченской дороге. Только на этот раз из Грозного. Машина была раскалена на солнце, и было удивительно, как она еще не начала плавиться. Вокруг сплошь расстилались горы и холмы. Попутчиком моим оказался на этот раз молодой совсем, улыбчивый парень, Витька кажется. Видимо, улыбчив он был с самого рождения, раз подобные обстоятельства не разучили его улыбаться. А может, недавно сюда попал. Впрочем, нет, если бы он был здесь новичок, никто бы его, наверное, не пустил так - с машиной по неспокойной дороге. А может, и пустил бы. Бог их знает, какие тут порядки.
Юлию я, конечно, с собой не взял - она осталась в Грозном разыскивать своих родственников. Я даже не успел проводить ее - сразу после разговора с Перелейко надо было ехать.
Разумеется, Перелейко не погнал машину исключительно ради меня. Но в Чернокозово регулярно ездила машина - это довольно крупный и, кажется, даже известный изолятор, предназначенный в основном для содержания пленных чеченцев до выяснения последующих обстоятельств и выяснения степени их отношения к происходящей войне. Да, как бы ни старались в высших эшелонах власти называть все, что здесь творится, антитеррористическими действиями, даже и младенцу ясно, что это такое на самом деле.
- Долго тебе еще здесь? - спросил я Витьку. Тот, улыбаясь чему-то своему и насвистывая какую-то мелодию, крутил баранку.
- До смерти, - усмехнулся он. - Да нет, три месяца всего осталось. Почти ничего. Время здесь быстро летит, даже и не замечаешь. Первый месяц, правда, казалось - очень долго. А потом… привык.
- Страшно?
- Ну если об этом думать, то страшно, конечно, - признался он. - Но я стараюсь этим голову не сильно занимать. Хотя когда понимаешь, что из нашего города, кто со мной вместе приехал, кого-то нет уже совсем… Но это уже не страшно, а как-то очень странно. Они ведь имели такие же шансы… То есть скорее я имел такие же шансы погибнуть. Даже нет, не это самое сложное. Не знаю, как объяснить…
24 июня 1998 года в Нерюнгри было примерно так же жарко, как сейчас здесь. Во всяком случае, Витьке казалось именно так. Лето в его родном городе почти всегда было таким - очень коротким, но жарким. Когда по телевизору показывают первомайские демонстрации из Москвы, в Нерюнгри еще лежит снег. И не верится, что где-то уже тепло и можно ходить в рубашках. Но к июню деревья начинают зеленеть, а на реке Лене сходят льды. А к июлю солнце палило уж и вовсе нестерпимо. Но все-таки настолько жарко не было, кажется, уже давно. Потому и выпускной одиннадцатиклассники решили отмечать не в душном и пыльном помещении, а на природе, возле речки. Конечно, пришлось отсидеть всю официальную часть в актовом зале, где занавес был почему-то раскрашен под аквариум, в котором плавают большие золотые глупые рыбы с выпученными глазами. Но и учителям, и директору хотелось поскорее освободиться от формальных мероприятий, так что уже через час выпускники расстилали на траве покрывала, выкладывая на них всяческую снедь и бутылки. Что там происходило весь вечер, Витька помнил не особенно - пока еще рядом были взрослые, все как-то скучали. Но потом, уже часов в девять, когда начали спускаться сумерки, их небольшая компания - Витька, Леха и Иван, лучшие его друзья, еще несколько человек, ну и девушки, естественно, - решили спуститься немного вниз по течению и продолжать праздник подальше ото всех. Сбегали еще за выпивкой, развели костер… Кому-то пришла идея купаться голышом, но ее в корне пресекли: все-таки люди близко. Да и двигаться особенно уже не хотелось. Хотелось валяться в траве, дуть пиво (водку Витька не любил, хоть и никому об этом не говорил, засмеют)… Рядом смеялись Леха со своей девушкой. У Витьки девушки не было - как-то, что называется, не склеилось. Ему нравилась Лехина Ленка, но всем известно, что жена друга не женщина, а если женщина, то он тебе не друг. Леха Витьке был дороже. А потому он просто валялся в траве и дул свое пиво.
Леха вдруг встал и пошел к реке.
- Эй, - окликнул Витька.
Леха только рукой махнул.
- Куда он? - спросил Витька у Ленки. Та сидела, кажется, вполне довольная собой.
- За кувшинками. Венок хочу сплести. - Она пьяно засмеялась.
- Он же плавает как топор, - дошло вдруг до Витьки. Он вскочил было, но Ленка потянула его за руку.
- Посиди со мной пока… Мне скучно одной, - кокетливо жалобно протянула она.
"Сам в воду полез", - подумалось Витьке вдруг. Идти за другом как-то сразу расхотелось. От пива по телу разливалась приятная лень.
- А почему у тебя девушки нет? - томно спросила Ленка. Витька только что-то промямлил в ответ. - Ты симпатичный… - шептала она ему на ухо, которое вдруг сделалось красным. - А я тебе нравлюсь? Я же знаю, что нравлюсь. - Она взяла его руку и положила себе на грудь.
Тут Витька вскочил - скорее от непреодолимого смущения, чем от волнения за Лехину судьбу.
- Я все-таки схожу посмотрю, что с ним. - Ленка только фыркнула вслед.
Витька подбежал к воде, было уже темно. Лехи нигде не было видно. Витька встревожился, окликнул оставшуюся компанию, но и там его не было.
- Эй, Иван, сбегай посмотри к остальным, Леха не там? - крикнул Витька, а сам полез в теплую воду.
- Да чего с ним случится? - лениво протянул Иван.
- Он вроде купаться шел, - крикнул Витька и нырнул.
Тут вдруг метрах в тридцати от него показалась Лехина голова. Показалась и сразу снова скрылась под водой. Оставалось только удивляться, как он смог заплыть так далеко. Но времени на удивление не было. Витька что есть силы поплыл в ту сторону, тщетно ожидая, что голова покажется снова… Он почти сразу нашел Леху - своими длинными нечесаными волосами, за которые его то и дело ругали в школе и постоянно попрекали родители, тот зацепился за корягу, и только поэтому его не унесло течением. Витька тащил на себе Леху до берега, казалось, несколько часов…
Вот тогда было действительно страшно. И когда приехала "скорая", и когда все бежали за носилками по коридорам больницы - Витька мокрый, в одних плавках. И когда еле смогли разжать Лехину руку, в которой были зажаты две кувшинки. И когда ждали, что скажет врач, - тогда тоже было страшно. А когда врач вышел и сказал, что можно уже не ждать, что все уже кончено, - страшно не было. Было именно что странно.
После гибели Лехи Витька чувствовал себя виноватым. То есть на людях-то он был как всегда: шутил, болтал, веселился… Но скорее машинально, чтобы не возвращаться в памяти снова и снова к тому роковому вечеру. А вот Ленка, кажется, себя виноватой совсем не чувствовала - порыдала-порыдала на похоронах, положила на могилу две кувшинки и забыла. Даже пыталась к Витьке подмазаться, но он ее отшил - довольно грубо. Видеть Ленку ему с тех пор было особенно неприятно.
Поэтому он даже скорее обрадовался, получив повестку. Мама, конечно, отпускать не хотела, отец настаивал на поступлении в школу милиции. Но больше всего на свете Витьке хотелось уехать отсюда куда-нибудь, где он никого бы не знал и его никто бы не знал. И, получив назначение в Чечню, Витька совсем не был огорчен - ему казалось, что если не собственной смертью, то хотя бы риском сумеет заставить замолчать чувство вины. А уж потом для рефлексии и вовсе не осталось ни времени, ни сил. Только одно не давало ему покоя…
Ленка пришла провожать его на вокзал, отозвала в сторонку.
- Чего тебе? - хмуро спросил Витька.
- Я понимаю, что он был твой друг. - Витьке не нужно было спрашивать, о ком речь. - И все получилось ужасно… Я знаю, что это из-за меня. Но… ты мне действительно нравишься. Можно я тебе буду писать?
И она писала - раз в месяц или два. А потом и он ей начал писать. И вот до дембеля осталось всего три месяца, а он так и не решил еще, как ему быть с Ленкой. А оказалось, что решать и не нужно…
Вдали на дороге показался клуб пыли, медленно к нам приближающийся. Приглядевшись, я разглядел в этой пыли автомобиль - такой же "газик", как у нас. Это была первая машина, которую мы встретили на дороге, но за последние сутки я уже привык к этому, хотя, казалось бы, это должно меня удивлять после тесно населенной разнообразными средствами передвижения Москвы.
- Свои, надеюсь, - кивнул я Витьке на дорогу.
- Кто ж еще? - ответил он. - Сейчас уже спокойнее все-таки стало. А по этой дороге уже давно только свои ездят.
В машине было тесно. Шутка ли - вместить семерых взрослых мужиков в не слишком-то просторный "газик". Особенно если учитывать, что у каждого из них по тяжелому автомату на шее.
- Черт, - выругался сплошь заросший черным густым волосом водитель на своем языке. - Принесла их…
Тут и все остальные заметили машину, едущую навстречу.
- Говорил, не ездит никто, - заметил ему самый старший и, пожалуй, самый здоровый здесь чеченец, весь седой.
- Почти не ездит, - огрызнулся шофер.
- Делать что будем? - спросил третий, единственный русский в машине.
- Заткнись, - зло прохрипел водитель.
- Ты молчи, коли виноват, - остановил его седой сурово.
- Ненавижу… Русская сволочь, - сквозь зубы процедил шофер - на русском.
- Козел, - так же зло сказал русский. Видно было, что такие отношения у них давно и к ним все привыкли.
- Оба молчите, - строго и резко оборвал седой. - Знай себе едь, - добавил он шоферу. - Их там всего-то два человека.
Чужой "газик" был уже рядом. Витька нахмурился. Спустя полсекунды и я разглядел, кто едет в машине.
- Надо на пост передать. - Витька включил рацию. - Говорит Восьмой…
"Газик" уже почти поравнялся с нами. Их волосатый шофер вдруг изменился в лице, снял руки с руля и дал по нашей машине очередь из автомата.
Витька прибавил газу.
- Вот суки, - сказал он.
Чеченцы развернулись и погнали за нами. Витька передал мне свой автомат:
- Умеешь?
- Приходилось. - Я высунулся из окна, вспоминая свой недолгий опыт общения с "калашниковым". К пистолету, знаете ли, привык. Я дал очередь по колесам, отлично понимая, что всю их ораву уложить будет сложнее, чем заставить их отстать.
Их "газик" никак не хотел отрываться, а теперь они стреляли уже почти все. Я успел заметить среди них русского, когда меня вдруг тряхнуло и машину резко повело к обочине. Я взглянул на Витьку - он лежал головой на руле, по лицу струилась кровь. Сзади раздался взрыв - чеченский "газик" полыхал огнем. Значит, я все-таки попал…
Наша машина перевернулась и покатилась с крутого склона.
Не знаю, сколько времени прошло, когда я очнулся. Скорее всего, не больше нескольких минут. Наш "газик" стоял всего в паре десятков метров от дороги, видимо, перевернулся раз и встал обратно на колеса. И видимо, Витька успел дать по тормозам. Я взглянул на Витьку - он не шевелился. Я попробовал подвигать конечностями - вроде все кости целы. Пульс у Витьки не прощупывался. Но он до сих пор продолжал улыбаться.
Я посмотрел на дорогу - там догорал чеченский "газик".
- Восьмой, Восьмой, - надрывалась рация. - Что у вас там?
- Говорит Гордеев, - ответил я. - Шофер погиб. Эти… боевики, кажется, тоже.
- Какой Гордеев? - орала рация.
"Ну "какой", "какой", - почему-то подумал я равнодушно. - Гордеев, Юрий Петрович, хомо сапиенс обыкновенный…"
Я сам довел машину до Чернокозова - мы были уже не очень далеко от него. Тело переложил на заднее сиденье, накрыв одеялом, которое обнаружил в салоне. А в изоляторе меня первым делом подвергли допросу - как все произошло и не заметил ли я чего-нибудь странного. Как будто меня каждый день чеченцы расстреливают, а в этот раз как-то по-другому, нежели обычно. Допрос этот был, разумеется, не первый в моей жизни, но так я к ним и не привык за долгое время, причем не люблю как быть допрашиваемым, так и допрашивать. Так или иначе, в Чернокозове мне пришлось пережить еще несколько неприятных минут.
Ну а потом мне с самым невинным видом сообщили, что машина отсюда в Грозный уезжает через час и если у меня здесь какие-то дела, то нужно с ними поторапливаться, потому что следующий шанс уехать представится не раньше чем через пару дней. Меня это, конечно, не устраивало. К счастью, протоколы допросов Магомадова я нашел очень быстро, но просмотреть их на месте не успел.
На этот раз я погрузился в грузовик, в котором кроме меня ехало еще с десяток солдат. Ворота пропускного пункта захлопнулись за нами, и скоро изолятор, огороженный высоким каменным забором с колючей проволокой, скрылся в густеющей темноте. Я трясся в кузове, крепко прижав к себе добытые документы, пока не уснул.
Проснулся я оттого, что меня трясут за плечо: приехали, мол. Сонный, я вылез из кузова. И понял, что идти мне в общем-то некуда. Грузовик сразу уехал, да и вряд ли меня бы пустили ночевать в часть. Не идти же к Перелейко, в самом деле. Кроме того, сомневаюсь, чтобы он работал до… я посмотрел на часы… половины одиннадцатого вечера. Хотя я частенько позволяю себе подобную роскошь.
Да-а, положеньице. В разные ситуации мне приходилось попадать, но вот в роли бомжа я еще, кажется, ни разу не был… Хорошо, что лето и ночи здесь сравнительно теплые. В крайнем случае можно и на улице переночевать. Но надеюсь, до крайности я все же не дойду. Для начала стоит поймать машину, что в Грозном тоже не так просто, как в Москве. Но через пару минут рядом со мной остановилась потрепанная "девятка".
- Гостиницы есть у вас здесь? - спросил я, наклонясь к окошку.
- Переночевать негде? - обрадовался водитель. - Давай ко мне. Недорого возьму, дешевле, чем в гостинице.
Мне, конечно, не особенно улыбалось спать неизвестно где, но все же лучше, чем под открытым небом. А что касается гостиницы - стоило представить, сколько формальностей нужно будет пройти в гостинице города, который находится на военном положении, как ехать туда сразу расхотелось. Поэтому я мысленно махнул на все рукой и сел в машину.
- Из Москвы? - Шофер протянул руку. - Ахмед.
- Юрий, - представился я. - Оттуда.
- Нам бы, главное, успеть до комендантского часа…
Ахмед оказался главой классической восточной семьи - полная веселая жена и куча детей. Меня, правда, даже пристроили спать в отдельной комнате на скрипучем диванчике. Ахмед с женой ночевали в одной комнате с детьми, чуть ли не вповалку, на полу. Квартира у них была довольно скромная, но они были счастливы. "Машина опять же кормит", - поделился Ахмед.
На сон грядущий я собирался было все-таки ознакомиться с полученными в Чернокозове документами, но стоило мне на секунду прислонить голову к подушке (диван под моей тяжестью ощутимо прогнулся и громко скрипнул), как я сразу уснул. А проснувшись, понял, что всю ночь так и сжимал протоколы в руке.
На следующее утро, расплатившись (деньги по московским меркам я заплатил просто смешные), я отправился разыскивать Юлию и шариатский суд. Или наоборот.
Насколько я помнил по своему институтскому образованию, суд шариата возник веке этак в четырнадцатом, где-то в арабских странах. Основывался прежде всего на законах ислама, которые на беглый взгляд почти не отличаются от законов остальных религий, за исключением негативного отношения к свинине, конечно. И как и любой другой юридический институт в то время, суд шариата был вовсе не чужд телесных наказаний за содеянное. Разница заключается в том, что телесные наказания в шариатском суде остались в ходу до сих пор. Впрочем, кажется, он уже не так распространен среди мусульман. Цивилизация, знаете ли. Во время своего ночного ползанья и лазанья по Всемирной информационной паутине в поисках информации о Мамеде Бараеве я нашел немало сведений и про шариат.
В Чечне этот суд внедрили во время последней войны. Исторически здесь никогда не распространялись нормы шариата, а все вопросы решались советом нации - мехк-келом. Шариат - правовая школа Саудовской Аравии, а шариатские судьи, ставшие носителями высшей судебной власти в Чечне, получили образование в арабских странах. Вследствие этого было понятно, да и никем особо не скрывалось, что арабские страны финансируют чеченские экстремистские группировки.
Я вдруг вспомнил, как одна моя однокурсница на экзамене начала ответ по вопросу об этом суде со слов "Шариатский суд находится в Шариате". Кажется, все, кто находился тогда в аудитории, просто лежали от смеха в течение пяти минут как минимум. На самом же деле происхождение названия этого суда довольно простое - так назывался свод законов в Коране.
Но сейчас мне было не до смеха. Этих моих скудных исторических сведений явно не хватало, чтобы найти еще доказательства невиновности Магомадова. Поэтому, недолго поразмышляв, я вновь направился к Перелейко - в любом случае его стоило поблагодарить за оказанное содействие.
В приемной, выслушав от охранника ставшее уже привычным "Ждите!", я покорно уселся на лавку и погрузился наконец в изучение полученных вчера бумаг. Там были вещи мне уже известные от самого Магомадова - о том, как он попал в Чернокозовский изолятор после разгрома банды Бараева, и о том, что именно Бараев принудил его к сотрудничеству.
- Место встречи изменить нельзя? - Юлин голос оторвал меня от протоколов. - Ты уже вернулся?
Она пыталась говорить беззаботно, но была явно расстроена.
- Вернулся, - ответил я. - Как твои родственники?
- Потом, - отмахнулась Юлия, погрустнев еще больше. - Я так и знала, что тебя здесь нужно будет искать…
В это время в комнату зашел Перелейко, который выглядел, кажется, еще более усталым, чем вчера.
- А, - безрадостно сказал он, протягивая руку в знак приветствия, - это вы… Я уже в курсе, что с вами вчера приключилось, можете не рассказывать. Вы просто счастливчик, в рубашке родились. Так чем могу быть полезен? - без всякой паузы спросил он, так и не дав мне вставить ни слова.
- Видите ли, - начал я, соображая, как проще объяснить ему свою новую проблему, как он вновь перебил меня:
- Только давайте скорее, у меня есть только десять минут.
Я не обиделся на подобную невежливость - и без того было видно, что Перелейко человек крайне занятой.
- Посоветуйте, где можно найти протоколы допросов шариатского суда? - спросил я уже безо всяких вступлений.
- Ну вы скажете, молодой человек… - Перелейко покачал головой. - Это же просто полевой суд, типа трибунала. Процессы чаще совсем не документируются. Самая обычная вещь - просто расстрелять безо всяких допросов, но под прикрытием законов шариата. Впрочем, вы, конечно, можете попробовать… - Он вырвал из блокнота клок бумаги и, склонившись над столом, что-то там написал. - Вот адрес, возможно, уцелели какие-то документы.
Я поблагодарил Перелейко за содействие, и мы распрощались.
- Ну так и что у тебя? - спросил я Юлию уже на улице.