Вот и теперь Турецкий смотрел на симпатичную молодую женщину, которая, конечно, не была одета в чадру, напротив, нормальный современный костюм - кофточка, брючки, сандалии, - но тем не менее она уродовала себя тяжелой работой, была лишена возможности выйти замуж за понравившегося человека - разве что чудом и только за своего, за чеченца. Она находилась в положении униженном и зависимом, но, странное дело, совершенно не сопротивлялась, а, наоборот, несла это как бы с гордостью. Наверное, это действительно в природе женской - сильный мужчина и повелитель на пьедестале, а вокруг вертится его покорная служанка… В связи с измельчанием мужчин женщинам теперь приходится исполнять сразу две роли - одновременно взгромождать мужчину на пьедестал и, подпирая собой, удерживать его в таком положении, а также делать вид, что она не замечает своей роли в этой ситуации, гордиться своим мужчиной и послушно склоняться перед ним… Бред, решил Турецкий, хотя что-то в этом есть… Я бы попробовал…
- Ну так что, Фатьма, - вздыхая, говорил Турецкий, - сама рассказывать будешь или как?
- Не знаю, ничего не знаю, - твердила девушка с акцентом. - Ничего не знаю…
- Ну а кто с Мамедом общался, кто приходил к нему, знаешь?
- Дядя Джамиль приходил. Других не знаю.
- Ну и где твой дядя?
- Нет его. Уехал в Америку. Потом будет.
- Послушай, Фатьма, - теряя терпение, сказал Турецкий, - я ведь тебя арестую. У тебя прописка есть? Ты ведь здесь незаконно живешь. Отправлю обратно. Хочешь обратно? Вижу, что не хочешь. В Москве хорошо, все есть, войны нет, еда есть, вода горячая… Работа есть. Замуж выйдешь… Муж тебе комбайн кухонный купит. Посудомоечную машину… Ты мне расскажи, о чем твой дядя, например, с Мамедом разговаривал, куда ездил, что делал?
- Не знаю. Не слышала, о чем разговаривал, - мрачно отвечала девушка, - я в другой комнате, а они в этой. Или я на кухне. Мне зачем слушать, о чем разговаривают? Мужские дела не мои.
- Ну что-то ты должна знать! Живешь же с людьми вместе. Куда ездили? Вместе куда-нибудь ездили? Когда? Часто?
- Нечасто. Ездили в машине. Туда, - девушка махнула рукой, - за город. Два раза, - добавила она, подумав.
- А поконкретнее?
- Не помню. Не знаю я ваши названия.
Турецкий вспомнил о чем-то, вытащил свернутые в трубку листки со списками, разгладил:
- Ну вспоминай? Кого знаешь? Какие названия? Чьи фамилии слышала?
Девушка долго, шевеля губами, разбирала списки, наконец указала две-три фамилии:
- Их знаю.
Город Щелково, прочел Турецкий. И все. И вся информация. Да еще в скобочках приписано: "Макдоналдс".
Турецкий позвонил утреннему знакомцу:
- Слушай, парень! Это Турецкий опять! Списки-то кто составлял? Да вот у тебя тут написано рядом с фамилией в скобочках "Макдоналдс", и все. Это что значит? Спроси… Нет адреса? Ах видел рядом?.. Понятно…
Турецкий повесил трубку. В дверь позвонили - пожаловал Грязнов…
Денис Грязнов прибыл с доброй половиной своей команды. Вошел, осмотрелся, заметил Фатьму на диване, заглянул и в другие комнаты.
- Пойдем поговорим, - потянул его Турецкий на кухню. - У нас есть небольшая зацепка…
- Как, нравится девушка? - спросил Денис Грязнов, подмигивая. - Ты бы с ней… а?.. Старый бабник?
- Спасибо, - хмыкнул Турецкий.
- А я-то думал, что ты готов ради женщины на все…
- Да ну тебя… Слушай.
- Подожди одну минуту, звонок… - Денис отвернулся, послушал мобильник. - Ребята звонили из Шереметьева. Ушел твой Мамед, совсем ненадолго они опоздали, самолет как раз в воздух взлетал. Так что если у тебя есть лапа в Интерполе… А то придется ждать, пока он обратно соберется. Если он, конечно, будет проезжать мимо. Если он такой дурак…
- Так. Хорошо. Это я подумаю, это я возьму под свой контроль. Что касаемо другой проблемы, а именно одного из главных свидетелей - Гордеева… Вот, собственно, что мне от тебя нужно…
Я мыл посуду и одновременно прислушивался к тому, что говорилось за моей спиной. В основном переговоры велись на чужом языке - то есть для них-то он был свой, но мне показалось, что несколько раз промелькнуло имя Мамед. Ну конечно, Мамед, я даже и не сомневался… Значит, что-то там было такое, в его биографии… Да уж, здорово я защищаю Аслана, ничего не скажешь. Вместо того чтобы вызволить его из тюрьмы, того и гляди, собственной головы лишусь.
Мои мысли подтвердил обрывок разговора на русском, донесшийся из коридора.
- Мамед уехал в Америку сегодня, - сказал кто-то, - а приедет через неделю…
Ну вот, более-менее ясно. Ух, мне бы повстречаться сейчас с этим Мамедом… Одним Мамедом на свете стало бы меньше. Во всяком случае, я бы все из него вытряхнул - все документы, все свидетельства. Даром, что ли, я столько лет общался с шантажистами? Я ведь вполне могу стать и по другую сторону…
Одно жалко - как бежать из квартиры, я пока не представлял. Я не успел рассмотреть, у кого еще было оружие. Вариант, по-моему, один - улучить момент и всех положить. Рискованно… Может не получиться, задействуем его в крайнем случае.
Я как раз хлебал горячую мясную похлебку, когда в дверь позвонили. На всякий случай я стал есть быстрее и был совершенно прав: мой абрек сходил в прихожую, посмотрел в глазок, отпер дверь, сказал что-то, затем вернулся и наставил на меня свою пушку.
- Палезай обратна! - сказал он.
Пришлось оставить тарелку с недоеденным супом. Жаль, готовили они неплохо… Только перцу много, аж душа горит.
- Открывай! - приказал абрек, и мне пришлось самому открывать люк и добровольно спускаться в сырой подвал, который после пребывания на кухне показался мне еще более отвратительным.
Одно меня утешало - видимо, пришел кто-то, кого я не должен был видеть. Это внушало надежду, - значит, убивать меня пока не собираются, во всяком случае, твердого решения нет, что-то им еще надо… А может, просто команды не было. Мамед-то в Америке. А самодеятельность у них не поощряется…
Приникнув к люку, я пытался расслышать, что именно говорят наверху, но ничего, кроме ровного гудения голосов, не слышал. На люк опять положили ковер, черт бы их побрал… Я слез вниз, обхватил колени руками и погрузился в легкую дремоту. Мне было нечего делать, оставалось только ждать, как дальше будут разворачиваться события.
- Что ж, город Щелково - это неплохо, - сказал Денис. - Это тебе не Москва. Народу гораздо меньше… Тем более такой ориентир - Макдоналдс… Это, конечно, ничего не значит, что они там живут рядом, ведь в провинциальном городе Макдоналдс - это как у нас в Москве Красная площадь или Арбат. Все на этом пятачке толкутся… Но вот что. У них там должны быть приезжие с Кавказа, в этом городе. Они везде есть… Сделаем так. Я отправляю ребят, они ищут нужного нам человека - наверняка на кого-то что-то есть, какой-нибудь компромат, а дальше уж он нас наводит… Поговорим в местной ментовке, кто у них там зарегистрировался, кто квартиры сдает… Хорошо, что кавказцы - народ приметный, они у нас как изюм… или как тараканы в булке - короче, не пропустишь; а в последнее время народ у нас и вовсе по этому поводу бдительность усилил, все за соседями шпионят. Я думаю, это можно устроить.
- Хорошо, - согласился Турецкий, - устраивай поскорее. Я тогда за ордером, пока время есть, а ты мне звони, если будут новости. И я прямо с опергруппой…
- Перетрясем заштатный городок, - ухмыльнулся Денис.
Так оно и вышло. Я тихо-мирно сидел в своем подвале, даже, можно сказать, спал. И был разбужен страшной возней наверху. Даже мне здесь слышно было. Крики, шум, пальба. Потом все стихло, люк скрипнул, открылся, и в проеме вместе со светом показалась чья-то голова. Прямо как в кино. Это был Александр Турецкий, дорогой друг, как же я рад был его видеть!
Но виду я, к чести моей могу добавить, не подал.
- Гордеев? Ты цел? - спросил он поначалу встревоженно.
- Цел, цел, - сказал я. - Я как раз сладко спал…
- Угу, - хмыкнул Турецкий. - Что ж, говорят, проснувшись, человек должен видеть перед собой что-нибудь прекрасное.
- Себя имеешь в виду?
- Хватит сидеть, как Аленушка на камушке. Поднимайся, опознание проводить будем.
- Я рад тебя видеть…
Вот так. И больше ни слова, никакого дружеского участия, никаких сантиментов… Постанывая и прихрамывая для вида, я вышел на поверхность. Первым делом проверил кастрюлю - жратву доесть не успели. Это радовало… Должен же я получать хоть какое-то удовлетворение от работы.
- Ты куда нос суешь? - осведомился Турецкий. - Пошли, пострадавший!
- Человек, можно сказать, только что с того света вернулся, - укорил его я, - а ты его сразу за жабры… Бесчувственный ты человек, Саша, жестокий…
- Ладно, ладно… Вижу, что ты цел и в полном порядке, раз так способен зубы заговаривать. Небось еще и выспался…
- Конечно… Тепло, темно и мухи не кусают…
- А у меня к тебе новости. Угадай, что за птичку мы поймали?
- Неужели?..
- Нет, сам Бараев от нас ушел, он уже на полпути к Соединенным Штатам. Надо бы обеспечить ему там горячий прием… Ты добыл что-нибудь?
- Как сказать… И да и нет… Что касается документов, то они должны быть у Бараева, надо бы в квартире его поискать… Ты знаешь, где он живет?
- Уже ищут.
- Да, так кого же ты, говоришь, поймал? - вспомнил я.
- А вот пойдем, - подмигнул мне Турецкий.
Мы прошли в другую комнату. Большинства моих знакомых здесь уже не было - увезти успели, но вот абрек сидел, обезоруженный и разом обмякший, словно он так уже сросся со своим автоматом, что без него ничего из себя не представлял; тут же находился Денис Грязнов, который радостно мне подмигнул.
- А интересно, - почесал я затылок, - это что же за статья такая у них будет?
- Известное дело, киднепинг… - пошутил Турецкий. Кажется, и он был рад меня видеть. - Ну что, Гордеев, - резюмировал он, - можешь забирать своего подзащитного. Сейчас мы его обменяем, можно сказать, вот на этого несознательного гражданина и предателя. Как там фамилия следователя?
- Александр Васильевич Ковалев.
- Дело аннулируется… Пойду позвоню, и поедешь заберешь. Поздравляю…
Позвонив по телефону, Турецкий сообщил эти новости тюремному начальству.
- Я направляю к вам адвоката Гордеева, чтобы он мог забрать Аслана Магомадова, - сказал он и вскрикнул через минуту, изменившись в лице: - Что?!.. Когда? Понятно…
Турецкий повесил трубку. Я, почувствовав себя нехорошо, где стоял, там и сел, не сводя с него глаз, но уже догадываясь, что он скажет.
- На Аслана Магомадова ночью было совершено нападение, - сказал Турецкий, помолчав, - а вернее, покушение на убийство… Сейчас он находится в тюремном лазарете. К счастью, покушение было неудачным и он жив. Так что можешь поехать и забрать его прямо оттуда, устроишь в какую-нибудь приличную больницу… Да, позвони Елене, сообщи новости. Таким образом, я думаю, Аслан получит себе бесплатную сиделку… Про мужа можешь пока не говорить. Да и, держу пари, она про него скоро и не вспомнит… Так, все, - хлопнул в ладоши Турецкий, - пора, ребята, собираемся. Всем спасибо… А тебе, Гордеев, - задержал он меня перед выходом, - не исключено, что придется лететь в Америку лично. Готов?
- Всегда готов, - сказал я, пожав плечами. И это было почти правдой.
21
В круглой башне Бутырского следственного изолятора для Аслана перестало существовать время. Мутное решетчатое окошко, снаружи закрытое металлическими ставнями, лишь едва заметно светлело, обозначая день, и темнело ночью. В камере на высоком облупившемся потолке под крепким проволочным колпаком круглосуточно горела маломощная лампочка, освещая безрадостную картину юдоли страданий. Крашеные стены с отваливающимися кусками штукатурки, под которой обнаруживались замазанные непробиваемым серым цементом краснокирпичные стены. Затоптанный цементный пол со следами засохшей крови…
Слева от входа каменным бордюром обозначена "санитарная" зона - дырка в полу для сортирных надобностей и ржавый текущий кран над этой дыркой - умывальник.
В дальнем правом углу на нарах, навечно вмонтированных в пол, лежал без сна измученный пытками Аслан. Он, стараясь согреться, свернулся калачиком на левом боку, насколько это было возможно из-за поврежденной спины и сломанных ребер. Дышать на боку было очень больно, но и на спину лечь никак не получалось.
Бригаду "добровольцев-палачей" ежедневно приводили под конвоем отрабатывать свою дополнительную жратву и выпивку. Но работали они с частыми и долгими перекурами, тупо, без выдумки и энтузиазма. Видимо, Марченко не был чересчур щедр в расчетах со Скориком. И наверное, во многом благодаря этому Аслану удалось-таки продержаться до сих пор и не подписать ни одной из предложенных ему бумаг.
А предлагали много всякой гадости.
Марченко, по всей вероятности, нисколько не сомневался, что Аслан под "прессом" моментально подпишет любую чушь. И потом будет подписывать по мере необходимости все подряд. Поэтому, не утруждая себя никакими расчетами, Марченко самым коротким путем двигался к цели. Сразу же сунул "чистосердечное" признание на десяти листах. Естественно, его "помощники" не предложили Аслану внимательно прочитать это перед подписанием. Но по ругательствам и вопросам, по упоминаемым ими именам и местам событий Аслан практически безошибочно выстроил версию Марченко относительно Бараева. Нетрудно было догадаться, чего добивался Марченко и зачем.
Сколько судеб он уже искалечил, сколько еще искалечит, раздумывал Аслан, упорно стараясь дышать перебитым носом. И все ради сущей ерунды - ради звездочек на погонах… Наверное, по десятку человек на каждую… мелкую…
Аслан уже нисколько не сомневался, что жить ему осталось совсем немного. Они добьются подписи. Ну не сегодня, так завтра. И тут же избавятся от него. Как от выкуренной сигареты. Единственный способ продлить себе жизнь хоть на несколько часов - продержаться и не подписывать.
Может быть, эти сатрапы, так Аслан называл своих палачей, тоже тянут, потому что подозревают, что и их Марченко уберет после дела? Неужели настолько серьезно? Неужели он запланировал так много? А что?.. Заключенные для него просто мусор. Этих уберут, новые сядут. Подстроят что угодно…
С каждой минутой приближения к последней черте он чувствовал все острее, как отдаляется от него весь мир, как проваливаются в прошлое и становятся бесплотными, туманными призраками близкие люди и уже никогда их не увидеть, не услышать, как недостижимы становятся самые простые радости, что уже, вероятно, никогда и неба-то он не увидит… Вот тут и открылись Аслану самые главные истины бытия. Перед смертью все становятся мудрыми. А может быть, от крайнего физического и психического истощения уже невозможно думать о чем-то глобальном, большом и глубоком? Может, изнуренный мозг только и способен, что представлять лишь самые простые образы. Как бы там ни было, но Аслан только здесь ощутил в полной мере, что самыми важными и нужными, самыми дорогими для живого человека являются простые и обиходные вещи. Нужно, чтобы кто-нибудь любил, ждал и верил. Важно, чтобы была цель, чтобы не напрасно…
За дверью послышались шаркающие шаги поднимающегося по лестнице человека.
- Почему идет один? - испугался Аслан и начал приподниматься, чтобы хотя бы сесть к приходу опасного человека.
Заскрипел ключ в замке, дверь открылась.
- Хавать баланду будешь? - спросил пожилой усатый сержант и поставил перед нарами на пол глубокую миску с бурым месивом. - Хлеба тебе не положено. И ложки тоже. Хлебай так. Собаке и жрать по-собачьи.
Аслан не ел уже несколько дней. Хорошо, что хоть воду в кране не отключили. Вид съедобного, даже просто мысль о еде как о чем-то возможном вызывала в нем болезненные спазмы. Но… Что-то уж очень подозрительно… Да и баланда… Не такая, как для других заключенных.
- Боишься? - понимающе улыбнулся сержант. - Правильно делаешь. - Он поднял миску и для убедительности отхлебнул через край. - Тут тебе не тещины угощенья - это факт. Но ничего… Продержишься пару дней. А там - бог даст день, бог даст пищу. Ты сам-то верующий?
Аслан, не сводя глаз с миски, протянул к сержанту дрожащие руки.
- Жри, раз уж положено. - Сержант, отдав миску, неторопливо развернулся и направился на выход. - Уделали тебя, факт. Но жить можно… Частями…
Он запер за собой дверь.
Аслан набросился на пойло. Сдерживая себя из последних сил, сделал несколько маленьких глоточков.
"Здесь, наверное, литра два, - размышлял он. - Еда полужидкая… Может быть, все сразу выпить? Это же…"
Он сделал еще два глотка - побольше.
Отчетливо чувствовалось, как еда проходит по пищеводу, как приятно расправляет слипшиеся стенки желудка… И сразу возникло ощущение сытости.
Аслан повеселевшим взглядом осмотрелся.
Еще продержимся, обрадовался он.
И смело допил все оставшееся в миске.
Отставил миску на край лежанки, поднял ноги и приступил к сложным передвижениям по укладыванию собственного тела.
- Раз болит, - значит, заживает, - уговаривал себя Аслан, с кряхтением располагаясь на нарах.
И тут с грохотом распахнулась дверь!
Аслан обернулся и увидел, как к нему в камеру зашли мучители. На этот раз их было только двое. Высокий и рябой.
- Лежи! - приказал высокий. Подошел и сел рядом. - Ты, Аслан, хороший парень. Это я тебе как специалист говорю. Много я всякого человеческого дерьма повидал на этом свете. Ты даже не представляешь, как себя люди могут проявить. В минуту жизни трудную. Такое вытворяют, чтоб только их не ударили, от одной угрозы способны на все! На все! Аслан, ты понимаешь меня?
Аслан утвердительно кивнул и стал разворачиваться, чтоб слезть с лежанки.
- Лежи, - снова приказал высокий. И сам развернул и положил Аслана на спину.
Аслан застонал от боли и зажмурился.
- Другой бы на твоем месте, - сказал рябой, - много дерьма выпустил. А ты, пацан, в натуре нормальный. Я бы тебя к себе взял. Ты бы со мной пошел?
- Нет, - прошептал Аслан, поворачиваясь, чтоб ослабить боль в позвоночнике. - Ни за что бы не пошел.
- Да? - удивился рябой. - Вот за такой честный и прямой ответ я тебя еще больше уважаю. Мог бы наврать на прощанье.
"Отступятся? - мелькнула в голове у Аслана радостная догадка. - Сорвалось у Марченко! Вот они и… Хотят все спустить на тормозах, будто по чужой воле, чтоб, мол, зла не держал, и все такое". А вслух сказал, стараясь скрыть волнение:
- Я же все понимаю. И на вас конкретно не обижаюсь. Тут не ваша воля.
- Наша неволя, - глубоко вздохнул высокий и переглянулся с рябым.
Тот молча прошелся по камере и встал у изголовья лежанки.
- Другой на твоем месте потащил бы за собой… По списку… А ты сам. Один. Они даже и не узнают, что ты их спас. - Рябой вынул из кармана кусок черного кабеля. - Гады! Ты же из-за них! Это к ним подбираются! И не зря! Копают под них… Через тебя. Ты сам понимаешь это? - истерически закричал он, подогревая себя к решительному действию.
- Тише, - шикнул на него высокий, поворачиваясь к Аслану. - Давай!
Он всем телом навалился на Аслана, придавливая его к лежанке, рябой, стоя у изголовья, набросил виток кабеля Аслану на шею, дернул концы в разные стороны, приподнял его… Снова дернул, затягивая потуже…
Аслан сразу потерял сознание, язык вывалился, глаза широко раскрылись.
Высокий отскочил от убитого.