– Открой тайник, – повторил Даспри.
– У меня нет семерки червей.
– Есть. Вот она, – ответил Даспри, протягивая пластинку.
Варен в ужасе отпрянул назад.
– Нет… Нет… Я не хочу…
– Ну, была не была…
Даспри направился к старому монарху с пышной бородой, встал на стул и приложил семерку червей к основанию меча около гарды так, что края пластинки точно совпали с краями меча. Затем шилом, вставленным поочередно в каждую из семи дырочек, сделанных на кончиках сердечек, он нажал на семь маленьких камешков мозаики. Едва он нажал на седьмой камешек, как что-то щелкнуло, и фигура короля стала поворачиваться, открывая большое отверстие, сделанное в виде сейфа, с железной обшивкой и двумя блестящими стальными полками.
– Сам видишь, Варен, тайник пуст.
– В самом деле. Значит, письма забрал мой брат.
Даспри опять подошел к Варену и сказал:
– Не думай, что ты хитрее меня, существует и другой тайник. Где он?
– Другого тайника не существует.
– Ты опять хочешь денег? Сколько?
– Десять тысяч.
– Господин Андермат, десять тысяч – приемлемая для вас цена за эти письма?
– Да, – громко ответил банкир.
Варен закрыл сейф, не без видимого отвращения взял семерку червей и приложил ее к мечу, на этот раз к гарде. Он последовательно нажал шилом на семь дырочек, проделанных у кончиков сердечек. Опять что-то щелкнуло, но на этот раз случилось неожиданное: повернулась лишь часть сейфа, открывая небольшой тайник, обустроенный в толще дверцы, закрывавшей большой сейф.
Пачка писем, перевязанная и запечатанная, лежала там. Варен протянул ее Даспри. Тот спросил:
– Господин Андермат, чек готов?
– Да.
– И у вас есть последний документ, переданный вам Луи Лакомбом, тот самый, который дополняет чертежи подводной лодки?
– Да.
Состоялся обмен. Даспри положил документ и чек в карман и протянул письма господину Андермату.
– Вот то, что вы хотели получить, сударь.
Банкир немного поколебался, словно ему было страшно дотрагиваться до этих проклятых страниц, которые он с таким упорством разыскивал. Потом нервным движением он схватил их.
Рядом со мной послышался тихий стон. Я сжал руку госпожи Андермат. Рука была ледяной.
– Полагаю, сударь, наш разговор окончен, – сказал банкиру Даспри. – О, не стоит благодарностей, прошу вас. Просто случаю было угодно, чтобы я оказался вам полезен.
Господин Андермат ушел, унося письма, которые его жена писала Луи Лакомбу.
– Замечательно! – с восторгом воскликнул Даспри. – Все уладилось как нельзя лучше. Теперь нам остается лишь завершить дело, приятель. Бумаги с тобой?
– Вот они все.
Даспри проверил, все ли документы в наличии, внимательно просмотрел их и спрятал в карман.
– Замечательно, ты сдержал слово.
– Но…
– Что "но"?
– Два чека… Деньги…
– Какой же ты настырный, уважаемый! Да как ты смеешь требовать?
– Я требую то, что мне причитается!
– Причитается за бумаги, которые ты украл?
Но Варен уже потерял над собой контроль. Он дрожал от ярости, глаза налились кровью.
– Деньги… Двадцать тысяч… – заикаясь, повторял он.
– Это невозможно. Я сам знаю, как их потратить.
– Деньги!
– Да полно тебе! Будь благоразумен! И не надо размахивать кинжалом.
Даспри так резко схватил Варена за руку, что тот завопил от боли.
Потом он добавил:
– Убирайся, приятель. Свежий воздух приведет тебя в чувство. Если хочешь, я провожу тебя. Мы пойдем через пустырь, и я покажу тебе груду камней, под которыми…
– Это неправда! Это неправда!
– Нет, это правда! Эта небольшая железная пластинка с семью красными знаками найдена именно там. Луи Лакомб с ней никогда не расставался, припоминаешь? Вы с братом зарыли ее вместе с трупом… и с другими вещами, которые очень заинтересуют правосудие.
Варен закрыл лицо двумя яростно сжатыми кулаками. Потом он произнес:
– Пусть так. Меня облапошили. Не будем больше об этом говорить. Впрочем, одно слово… Одно-единственное слово… Мне хотелось бы знать…
– Я слушаю.
– Была ли в тайнике, в том, что побольше, шкатулка?
– Да.
– Когда вы пришли сюда, в ночь с двадцать второго на двадцать третье июня, шкатулка там была?
– Да.
– И в ней лежали…
– Все, что спрятали туда братья Варен… Весьма милую коллекцию драгоценностей, бриллиантов и жемчуга, которые упомянутые братья стащили отовсюду, откуда могли.
– И вы ее взяли?
– Черт возьми! Поставь себя на мое место!
– Тогда… мой брат убил себя, обнаружив, что шкатулка пропала?
– Вероятно. Исчезновения переписки с майором фон Лебеном было бы для этого недостаточно. Но исчезновение шкатулки… И это все, что ты хочешь у меня спросить?
– Я еще хочу спросить, как вас зовут.
– Ты произнес это так, словно хочешь взять реванш.
– Черт возьми! Удача переменчива. Сегодня вы оказались сильнее. Завтра…
– Сильным будешь ты.
– Я на это очень рассчитываю. Как вас зовут?
– Арсен Люпен.
– Арсен Люпен?!
Варен чуть не упал, словно оглушенный дубиной. Можно было подумать, что эти два слова лишили его последней надежды. Даспри рассмеялся.
– Ну и ну! Неужели ты думаешь, что некий Дюран или Дюпон провернул подобное дельце? Нет, брось! Для этого требуется Арсен Люпен. А теперь, когда ты все узнал, малыш, отправляйся готовить реванш. Арсен Люпен будет ждать тебя.
И Даспри вытолкал Варена прочь, не прибавив больше ни слова.
– Даспри, Даспри! – закричал я, невольно назвав его именем, к которому привык.
Я раздвинул занавеси. Он прибежал.
– Что? Что случилось?
– Госпоже Андермат плохо.
Даспри засуетился, дал ей понюхать соль. Хлопоча вокруг госпожи Андермат, он спросил:
– Но что произошло?
– Письма, – ответил я, – письма к Луи Лакомбу, которые вы передали ее мужу…
Даспри хлопнул себя по лбу.
– Она решила, что я сделал это? Да, конечно, она вполне могла так подумать! Какой же я дурак!
Госпожа Андермат, придя в себя, внимательно слушала Даспри. Он вытащил из бумажника небольшую пачку, ничем не отличавшуюся от той, что унес господин Андермат.
– Вот ваши письма, сударыня, подлинные.
– Но… те, другие?
– Те почти такие же, как эти. Только этой ночью я переписал их и кое-что исправил. Ваш муж будет необычайно счастлив, прочитав их. Он не догадается о подмене, поскольку все происходило на его глазах…
– Но почерк…
– Нет такого почерка, которого нельзя было бы подделать.
Госпожа Андермат поблагодарила Даспри, произнеся слова признательности, с которыми обратилась бы к любому человеку своего круга. Я понял, что она явно не расслышала последних фраз, которыми обменялись Варен и Арсен Люпен.
Я же не без замешательства смотрел на него, не зная, что сказать своему давнему другу, который предстал передо мной в столь неожиданном свете. Арсен Люпен! Это был Арсен Люпен! Мой приятель по клубу оказался не кем иным, как Арсеном Люпеном! Я не мог прийти в себя от изумления. Он же, ничуть не смущаясь, сказал:
– Вы можете попрощаться с Жаном Даспри.
– А-а…
– Да, Жан Даспри отправляется в путешествие. Я отправляю его в Марокко. Вполне возможно, там он найдет конец, достойный его. Признаюсь даже, таково его намерение.
– Но Арсен Люпен остается с нами?
– О, разумеется! Арсен Люпен только начинает свою карьеру и рассчитывает…
Я больше не мог сдерживать свое любопытство. Бросившись к Даспри, я отвел его на некоторое расстояние от госпожи Андермат.
– Значит, вы все-таки нашли второй тайник, тот самый, где лежали письма?
– Да, пришлось потрудиться! Я нашел его только вчера вечером, когда вы спали. Хотя, боже мой, до чего все было просто! Но о самых простых вещах всегда думаешь в последнюю очередь!
Показывая мне семерку червей, он добавил:
– Я сразу догадался, что открыть большой сейф можно, нажав картой на меч этого мозаичного старичка…
– Но как вы догадались?
– Очень просто. От своих информаторов я знал, придя сюда ночью двадцать второго июня…
– После того как расстались со мной…
– Да, и после того, как, направив разговор в нужное мне русло, привел вас в определенное состояние духа, чтобы такой нервный и впечатлительный человек, как вы, безропотно позволил мне действовать по своему усмотрению и не вставал с кровати.
– Ваш расчет оказался верным.
– Итак, я, придя сюда, знал, что в сейфе с секретным замком спрятана шкатулка, что ключом к этому замку, его отмычкой служит семерка червей. Мне оставалось только наложить эту семерку на предназначенное ей место. Мне хватило часа поисков.
– Одного часа!
– Посмотрите внимательно на мозаичного старичка.
– На старого императора?
– Этот старый император, Карл Великий, является точной копией червового короля из любой колоды.
– В самом деле… Но почему семерка червей открывает то большой сейф, то маленький? И почему вы сначала открыли большой сейф?
– Почему? Да потому, что я упорно накладывал семерку червей в одном и том же положении. И только вчера я заметил, что если перевернуть ее, то есть когда острие седьмого сердечка, того, что в середине, окажется вверху, а не внизу, расположение всех семи знаков изменится.
– Черт возьми!
– Вот именно "черт возьми"! Но до этого надо было додуматься.
– И вот еще что. Вы не знали о письмах до тех пор, пока госпожа Андермат…
– Заговорила о них при мне? Да, не знал. В сейфе помимо шкатулки я нашел переписку братьев, из которой узнал об их предательстве.
– Словом, вы по чистой случайности восстановили сначала историю братьев, а затем занялись поисками чертежей и документов, относящихся к подводной лодке?
– Да, по чистой случайности.
– Но какую цель вы преследовали?
Даспри прервал меня, рассмеявшись:
– Господи, как же вас заинтересовало это дело!
– Оно захватило меня.
– Ну хорошо. Чуть позже, после того как я провожу госпожу Андермат и отнесу в "Эко де Франс" заметку, которую сейчас собираюсь написать, я вернусь и мы подробно все обсудим.
Он сел и написал одну из тех коротеньких заметок, где автор дает волю фантазии. Все помнят, какая шумиха поднялась после ее опубликования:
"Арсен Люпен разгадал загадку, которую недавно поставил Сальватор. Разыскав оригиналы документов и чертежей инженера Луи Лакомба, он передал их министерству военно-морского флота. В связи с этим он объявляет подписку, чтобы передать государству первую подводную лодку, построенную по этим чертежам. И сам первым подписывается на сумму в двадцать тысяч франков".
– Двадцать тысяч франков, полученных по чекам господина Андермата? – спросил я, когда он дал мне прочитать заметку.
– Совершенно верно. Будет справедливо, если Варен частично компенсирует свое предательство.
Вот так я познакомился с Арсеном Люпеном. Вот так я узнал, что Жан Даспри, мой приятель по клубу, светский знакомый, был не кем иным, как Арсеном Люпеном, благородным грабителем. Вот так я завязал весьма приятные дружеские отношения с нашим великим человеком и постепенно благодаря доверию, которого он удостоил меня, стал его покорнейшим, вернейшим и признательнейшим историографом.
Сейф госпожи Эмбер
В три часа утра перед одним из особнячков художников, образовывавших единственную сторону бульвара Бертье, еще стояло с полдюжины экипажей. Дверь особняка открылась, и на улицу вышла группа гостей – мужчины и женщины. Четыре экипажа разъехались направо и налево. На авеню остались лишь два господина. На углу улицы Курсель, где жил один из них, они расстались. Второй решил идти пешком до ворот Майо.
Он пересек авеню Вилье и зашагал по тротуару, шедшему параллельно крепостной стене. В эту прекрасную зимнюю ночь, такую холодную и свежую, прогулка доставляла истинное удовольствие. Дышалось легко. Звук шагов весело раздавался в ночной тишине.
Но через несколько шагов у мужчины возникло неприятное ощущение, что за ним кто-то идет следом. Обернувшись, он заметил тень человека, мелькнувшую между деревьев. Он был не из трусливых, однако ускорил шаг, чтобы как можно быстрее добраться до Тернской заставы. Но тот, другой, пустился бегом. Разволновавшись, он решил дать отпор преследователю и вытащил револьвер.
Но выстрелить он не успел. Мужчина набросился на него. На безлюдном бульваре завязалась борьба, рукопашная схватка. Он сразу почувствовал, что сила на стороне нападавшего, и принялся звать на помощь. Он отчаянно отбивался, но противник повалил его на груду камней, схватил за горло и заткнул рот носовым платком. Его глаза закрылись, в ушах зазвенело. Он чуть не потерял сознание, но вдруг хватка ослабела. Мужчина, всем телом навалившийся на него, вскочил, чтобы в свою очередь защититься от неожиданного нападения.
Удар тростью по запястью, удар сапогом по щиколотке… Мужчина дважды взвыл от боли и убежал, хромая и ругаясь.
Незнакомец, не собиравшийся преследовать его, наклонился и спросил:
– Вы ранены, сударь?
Он был не ранен, а сильно оглушен и не мог держаться на ногах. К счастью, на крики прибежал один из служащих заставы. Нашли экипаж. Господин сел в него вместе со своим спасителем. Экипаж отвез их до особняка на улице Великой Армии.
На пороге хозяин особняка, полностью пришедший в себя, рассыпался в благодарностях.
– Я обязан вам жизнью, сударь. Поверьте, я никогда об этом не забуду. Сейчас я не хочу пугать жену, но я настаиваю, чтобы она сегодня же могла выразить вам нашу признательность.
И он, пригласив незнакомца на обед, назвал свое имя: Людовик Эмбер. Потом добавил:
– Могу ли я узнать, с кем имею честь…
– Разумеется, – ответил незнакомец и представился: – Арсен Люпен.
В то время Арсен Люпен еще не обладал широкой известностью, которую принесли ему дело Каорна, побег из тюрьмы Санте и множество других не менее громких подвигов. Он даже не был Арсеном Люпеном. Это имя, которому будущее готовило ослепительную славу, специально придумал для своего спасителя господин Эмбер. Можно сказать, что именно в этом деле оно получило боевое крещение. Всегда готовый к борьбе, полностью вооруженный, но, по правде говоря, без средств к существованию, без власти, которую приносит успех, Арсен Люпен был всего лишь учеником в профессии, которой вскоре мастерски овладеет.
Как же он дрожал от радости, когда, проснувшись, вспомнил о ночном приглашении! Наконец-то он приблизился к своей цели! Наконец-то он займется делом, достойным его сил и таланта! Миллионы Эмберов! Какая восхитительная добыча для его аппетитов!
Он оделся должным образом: потертый редингот, поношенные брюки, немного порыжевшая шелковая шляпа, обтрепанные манжеты и пристежные воротнички. Одежда была чистой, но от нее так и веяло бедностью. Вместо галстука он надел черный бант, заколотый булавкой с большим фальшивым бриллиантом, который ювелиры называют "крупный орех". Облачившись таким образом, он спустился по лестнице дома на Монмартре, где и жил. На четвертом этаже, не останавливаясь, он постучал набалдашником трости по створке закрытой двери. Выйдя на улицу, он направился к внешнему кольцу бульваров. Мимо шел трамвай. Он взобрался в салон. Некто, шедший следом, а именно жилец с четвертого этаж, сел рядом.
Через секунду мужчина спросил:
– Как дела, патрон?
– Прекрасно, дело сделано.
– Как?
– Я у них обедаю.
– Вы обедаете у них?!
– Надеюсь, тебе не хотелось бы, чтобы я тратил свое драгоценное время впустую? Я вырвал господина Людовика Эмбера из лап смерти, которую ты ему уготовил. Господин Людовик Эмбер – человек признательный, и он пригласил меня отобедать у них.
Воцарилось молчание, потом мужчина спросил:
– Так вы не отказались от этой затеи?
– Малыш, – ответил Арсен, – если сегодня ночью я подстроил это жалкое нападение, если я взял на себя труд в три часа утра недалеко от крепостной стены огреть тебя тростью по запястью и дать пинка по ноге, рискуя нанести увечье своему единственному другу, то делал это, разумеется, не для того, чтобы сейчас отказываться от преимуществ, которые сулит мне столь хорошо организованное спасение.
– Но об их состоянии ходят нехорошие слухи…
– Ну и пусть ходят. Я занимаюсь этим делом вот уже на протяжении шести месяцев, и все это время собираю сведения, изучаю, расставляю сети, расспрашиваю слуг, заимодавцев и подставных лиц. Все эти шесть месяцев я живу в тени супружеской четы. И знаю, какой линии поведения мне следует придерживаться. Неважно, досталось ли им это состояние от старика Брофорда, как они утверждают, или происходит из другого источника. Я пребываю в полной уверенности, что оно существует. А раз оно существует, значит, принадлежит мне.
– Черт, сто миллионов!
– Положим, десять или даже пять, велика важность! В сейфе лежат толстые пачки ценных бумаг. Разрази меня гром, если в один прекрасный день я не доберусь до ключа.
Трамвай остановился на площади Звезды. Мужчина прошептал:
– А что сейчас делать?
– Пока ничего. Я дам тебе знать. У нас еще есть время.
Через пять минут Арсен Люпен поднимался по величественной лестнице особняка Эмберов. Людовик представил его жене. Жервеза оказалась добродушной дамой, пухленькой, очень болтливой. Она приняла Арсена Люпена с сердечной любезностью.
– Я настояла, чтобы на торжестве, устроенном в честь нашего спасителя, больше никого не было, – сказала она.
С самого начала они относились к "нашему спасителю", как к старинному другу. Арсен Люпен рассказал им о своей жизни и о жизни отца – неподкупного магистрата, о детских горестях, о трудностях, которые ему ныне приходится преодолевать. Жервеза же вспоминала о своей молодости, о замужестве, о доброте старика Брофорда, об унаследованных ею ста миллионах, о препятствиях, мешавших незамедлительно вступить в права наследства, о займах, которые она была вынуждена взять под баснословные проценты, о бесконечных тяжбах с племянниками Брофорда. А все эти конфликты! Секвестры! И тому подобное…
– Представьте себе, господин Люпен, бумаги здесь, рядом, в кабинете моего мужа, но если мы возьмем хотя бы один купон, то потеряем все! Они там, в нашем сейфе, а мы не имеем права дотрагиваться до них!
Господин Люпен слегка вздрогнул, услышав о таком соседстве. И явственно осознал, что душа господина Люпена никогда не поднимется до таких высот, чтобы испытать щепетильность, свойственную этой славной даме.
– А-а, они здесь, – прошептал он. Во рту у него пересохло.
– Да, они здесь.
Отношения, начавшиеся при столь благоприятных обстоятельствах, не могли не завязаться в более прочный узел. После нескольких деликатных вопросов Арсен Люпен признался, что живет в нищете. И тут же несчастный молодой человек получил должность личного секретаря обоих супругов с ежемесячным жалованьем в сто пятьдесят франков от каждого из них. Он будет жить у себя дома, но ему вменяется в обязанность приходить каждый день за распоряжениями. Для удобства ему выделят одну из комнат третьего этажа под рабочий кабинет.