Мы с Чико пришли ко мне, задернули шторы и попытались уснуть. В половине третьего это не так-то легко. Среди дня я привык галопировать на скаковой дорожке, а не отдыхать. Когда зазвонил телефон, мне показалось, что я только что заснул. Посмотрел на часы - десять минут пятого. Я просил разбудить нас в шесть. Но это был не звонок-будильник, это была Долли.
- Только что для тебя пришел конверт с пометкой "очень срочно". Я подумала, что ты, наверно, хочешь узнать, в чем дело, прежде чем отправишься в Сибери.
- Кто принес конверт?
- Водитель такси.
- Пришли его ко мне.
- Боюсь, он уже уехал.
- От кого конверт?
- Понятия не имею. Обычный коричневый конверт. Такого типа, как мы используем для внутренних рапортов.
- А-а. Хорошо. Я сейчас приеду.
Чико, опершись на локоть, сонно поглядел на меня.
- Спи. Я ненадолго. Только схожу в офис и вернусь, - сказал я.
В отделе скачек выяснилось, что не только пришло сообщение, но и кое-что ушло. Обшарпанный стол лимонного цвета исчез. Я опять остался без рабочего места.
- Приходил Сэмми, - объяснила Долли. - Он очень сожалеет, но у него новый помощник, и его некуда посадить.
- В ящике лежали мои вещи, - пожаловался я и вспомнил о завтраке Сэмми, исчезнувшем вместе со столом.
- Они здесь. - Долли показала на угол своего стола. - Мы нашли только папку с делом Бринтона, полбутылки бренди и какие-то таблетки. А это я подобрала на полу. - Долли протянула мне хрустящий бумажный конверт.
- Это негативы фотографий. - Я взял у нее конверт. - Они лежали вместе со снимками.
- Пока Джонс все не рассыпал.
- Ах, да. - Я сунул конверт с негативами в папку с делом Бринтона, взял у Долли моток бечевки и крест-накрест обмотал папку. - А где таинственное и очень срочное послание?
Долли, не спрашивая разрешения, открыла конверт и молча протянула мне сложенный листок бумаги. Я развернул его и уставился на строчки, не веря своим глазам.
Это было циркулярное письмо на бланке фирмы "Чаринг, Стрит и Кинг", датированное завтрашним днем. В нем сообщалось:
Уважаемый сэр или мадам, некоторые наши клиенты выразили желание приобрести небольшими партиями акции нижеперечисленных компаний. Не предполагаете ли Вы продать Ваши ценные бумаги, вложенные в любую из названных компаний? Будем очень благодарны, если вы найдете возможным сообщить нам об этом. Мы гарантируем Вам хорошую цену, основанную на сегодняшнем курсе.
Затем следовал список примерно тридцати компаний, из которых я слышал только об одной - ипподром Сибери, он стоял почти в самом конце списка.
Я перевернул страницу. На обороте Занна Мартин написала:
Это письмо рассылается только акционерам Сибери и никому из акционеров других компаний. Оно пришло из типографии сегодня утром и завтра будет отправлено. Надеюсь, это то, что вы хотели. Прошу прощения за вчерашний вечер.
З.М.
- Что это? - спросила Долли.
- Полное прощение. - У меня отлегло от сердца. - И подтверждение, что Эллис Болт играет не в команде ангелов.
- Псих, - фыркнула Долли. - Забери свои вещи с моего стола, у меня нет места.
Бренди и таблетки я положил в карман, а папку Бринтона сунул под мышку.
- Так лучше?
- Спасибо, да.
- До свидания, любовь моя, увижу тебя в пятницу.
По пути домой неожиданно для себя я решил поехать к офису Болта и встретить Занну Мартин. Не поднимаясь к себе и не тревожа Чико, я спустился в гараж, взял машину и второй раз за этот день отправился в Сити. Наступил час пик, и движение было таким плотным, что я боялся не успеть и пропустить Занну. Но она задержалась и вышла минут на десять позже. Я успел перехватить ее у станции метро.
- Мисс Мартин, - позвал я, - вы не будете возражать, если я отвезу вас домой?
Она удивленно обернулась.
- Мистер Холли?
- Садитесь.
Она открыла дверь, взяла папку Бринтона, которая лежала на сиденье рядом со мной, села, аккуратно расправив пальто на коленях, и закрыла дверь. Изуродованная сторона ее лица была обращена ко мне, и, судя по всему, она постоянно помнила об этом.
Я вынул из кармана фунт и десять шиллингов и протянул ей. Она взяла деньги и улыбнулась.
- Водитель такси сказал нашей телефонистке, что вы дали ему фунт и десять шиллингов за то, чтобы он привез письмо. Спасибо большое.
Я выбрался на широкую магистраль и прибавил скорость. Мы ехали в Финчли.
- Несчастный цыпленок все еще в духовке, холодный. Вчера, когда вы ушли, я выключила газ, - переменила она тему разговора.
- Я очень хотел бы сегодня вечером поужинать с вами, но, к сожалению, у меня работа в агентстве.
- В другой раз, - спокойно согласилась она. - Как-нибудь в другой раз. Я понимаю, вы не могли в первый же день сказать мне, где работаете, потому что думали - вдруг я... сообщница мистера Болта. А потом вы боялись мне сказать, чтобы не огорчить меня, как на самом деле и вышло.
- Вы очень великодушны.
- Реалистична, хотя и с опозданием.
Некоторое время мы ехали молча, потом я спросил:
- Что будет с акциями Крея, если найдутся доказательства, что он занимался саботажем компании? Я имею в виду, если суд признает его виновным. Будут ли акции конфискованы, или, выйдя из тюрьмы, он по-прежнему останется акционером?
- Никогда не слышала, чтобы у кого-нибудь конфисковали акции. - В ее голосе прозвучала заинтересованность. - Но, наверно, до этого еще далеко?
- Мне хотелось бы знать. От этого зависит, что я буду теперь делать.
- Что вы имеете в виду?
- Ну... Самый простой способ остановить Крея - купить как можно больше акций, рассказать в финансовой прессе, в газетах, пишущих о скачках, как он скупал акции через подставных лиц, начать кампанию в защиту ипподрома и так далее. Цена моментально взлетит вверх. Но Крей уже владеет двадцатью тремя процентами акций, и если по закону их нельзя у него отобрать, он может продолжать свою аферу, проведет голосование и продаст Сибери или же, если остынет к этой сделке, продаст по высокой цене акции и получит жирный кусок. То есть в любом случае, в тюрьме или на воле, он получит хорошую прибыль, а земли Сибери будут застроены.
- Насколько я понимаю, такое уже бывало?
- Захват контрольного пакета акций действительно случался неоднократно. Но только однажды это произошло в результате намеренного подрыва благосостояния компании. В Данстейбле. И там тоже орудовал Крей.
- А удалось ли какому-нибудь ипподрому выжить? Я хочу сказать, после перехода контрольного пакета акций в руки того, кто хочет продать землю?
- Только Сендауну. По крайней мере, об этом известно. Вероятно, были и другие, но они сумели провести дело в секрете.
- Каким образом Сендаун выжил?
- Ему помогли местные власти. Они во всеуслышанье заявили, что разрешения на застройку земель ипподрома не дадут, даже если ипподром будет продан. Естественно, цена акций сразу же упала.
- Создается впечатление, что единственная надежда Сибери - местные власти. Если, конечно, они будут действовать, как в Сендауне. На вашем месте я бы попыталась организовать сильное лобби.
- Вы очень умны, мисс Мартин, - улыбнулся я. - Прекрасная мысль. Надо будет разведать настроения в совете города.
- Но с другой стороны, нехорошо организовывать лобби против желания жителей. - Она задумчиво покачала головой. - Гораздо лучше сначала узнать, чего хотят люди, а потом уже форсировать дело!
Мы ехали по Финчли.
- Вы понимаете, мисс Мартин, что, если я добьюсь успеха в своей работе, вы потеряете свою? - спросил я.
- Бедный мистер Болт, - засмеялась она. - У него совсем неплохо работать. Но не беспокойтесь обо мне. Опытному секретарю биржевого маклера совсем нетрудно найти хорошее место, уверяю вас.
Я остановился возле ворот и посмотрел на часы.
- Боюсь, что не смогу зайти к вам, я и так уже немного опаздываю.
Она не спеша открыла дверцу и выбралась из машины.
- Спасибо, что вы вообще пришли. - Мисс Мартин улыбнулась, закрыла дверь и помахала мне рукой.
Я ехал домой на максимальной скорости, какую только мог себе позволить при таком напряженном движении. И только поставив машину в гараж, выключив мотор и наклонившись над передним сиденьем, обнаружил, что там нет папки с делом Бринтона. Потом я вспомнил, что мисс Мартин всю дорогу держала папку на коленях, а я, сказав, что опаздываю, поторопил ее выйти из машины. Папка с делом Бринтона так и осталась у нее. У меня не было времени съездить за папкой, и я не мог позвонить Занне Мартин, потому что не знал фамилии владельца дома, в котором она жила. Но я успокаивал себя тем, что у нее папка будет в большей безопасности, чем в офисе.
Глава 12
Мы с Чико сидели в кустах дрока, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, и наблюдали восход солнца над ипподромом Сибери. Стояла сухая ясная погода, легкий мороз пощипывал уши, и мы оба дрожали от холода.
Позади нас был спрятан в кустах от любопытных глаз бывший победитель челтенхемского Золотого кубка в стипль-чезе. Он завтракал, пощипывая жухлую траву. Мы слышали хруст стебельков, когда Ривелейшн откусывал пучок травы, слабое позвякивание удил, когда он жевал, и еле удерживались от искушения снять с него теплую попону и укрыться самим.
- Теперь-то они попытаются что-нибудь предпринять, - с надеждой проговорил Чико. - Только светает, все еще спят.
Ночь прошла спокойно, в этом сомнений не было. Каждый час верхом на Ривелейшне я объезжал поле по скаковой дорожке, а Чико, прячась в тени, бесшумно обходил трибуны. Нигде никого. Ни единого звука, кроме слабого завывания ветра, никакого света, кроме звезд и заходящей луны.
Наше теперешнее убежище, выбранное, когда небо начало светлеть и следовало получше спрятаться, находилось в дальнем от трибун конце скаковой дорожки, недалеко от того места, где опрокинулась цистерна. Дорожка здесь поворачивала, образуя полукруг, в центре которого мы сидели. Кусты, которые тянулись до самой ограды ипподрома, надежно укрывали нас от постороннего глаза. Сразу за оградой виднелись маленькие садики первого ряда бунгало. Яркое оранжево-розовое солнце поднималось слева от нас, вокруг щебетали птицы. Было половина восьмого.
- Прекрасный будет день, - заметил Чико.
В десять минут десятого возле трибун появились люди, по дорожке поехал трактор, волоча за собой прицеп. Я достал бинокль, отрегулировал его и осмотрел груз. В прицепе лежали бревна, из которых, как я догадался, построят препятствия. Сзади шли трое мужчин.
Я молча протянул бинокль Чико и зевнул.
- Вполне обычный трактор, - со скучающим видом буркнул он.
Мы наблюдали, как трактор дополз до дальнего конца поля, постоял, пока с прицепа сбрасывали груз, и двинулся к трибунам за новым. Во время второго рейса он прошел совсем близко от нас, и я увидел, что это в самом деле двойные барьеры, которые ставят на дистанции, если они входят в программу заезда. Мы молча провожали трактор глазами.
- Чико, я был слеп, - медленно проговорил я.
- Чего?
- Трактор. Под нашим носом. Все время.
- Ну и что?
- Серная кислота. Цистерна. Понимаешь, ее опрокинул трактор. Не надо никаких сложных механизмов. Всего-то и нужны две веревки или цепи. Обмотать их по верху цистерны и закрепить на осях колес трактора. Потом отвинчиваешь крышку люка и отходишь в сторону. Разумеется, кому-то надо включить трактор на полную мощность и дернуть за рычаги, цистерна переворачивается, серная кислота заливает дорожку, и дело в шляпе.
- На каждом ипподроме есть трактор, - задумчиво протянул Чико.
- Правильно.
- Никто и не взглянет второй раз, если увидит трактор на ипподроме. Никто не станет искать следы, которые он оставил. Никто не вспомнит, что видел трактор на дороге. Значит, если ты прав, а я уверен, что ты прав, незачем было даже нанимать его: использовали тот, что есть на ипподроме.
- Держу пари, что именно его и использовали. - Я рассказал Чико о фотографии двух листов с инициалами и цифрами выплат людям, скрытым за этими буквами. - Завтра я сравню инициалы всех рабочих, начиная с Теда Уилкинса, с теми, что находятся на тех двух листах. Любому из них могли заплатить только за то, чтобы он оставил трактор на скаковой дорожке. Цистерна перевернулась вечером накануне соревнований. Трактор, как и сегодня, развозил барьеры - с разогретым мотором и полным баком. Нет ничего проще. А потом трактор уехал в другой конец ипподрома, и никаких следов.
- И уже темнело, - согласился Чико. - Несколько минут ни на дороге, ни на поле никого не было. Они унесли веревки или цепи - и все чисто. Ни нарушения движения, ни объездов, ничего.
Мы хмуро слушали, как громыхает рядом трактор, понимая, что ни одного слова из нашей догадки в суде не докажем.
- Пора перемещаться, - наконец предложил я. - Барьеры будут ставить совсем рядом, в пятидесяти ярдах, где поворот. Трактор скоро подойдет сюда.
Вместе с Ривелейшном мы вернулись в фургон, который оставили на шоссе в полумиле от ипподрома, и, воспользовавшись случаем, тоже позавтракали. Когда мы закончили, Чико вышел первым. В моих брюках и сапогах для верховой езды, в свитере с высоким воротником он выглядел настоящим наездником, хотя на самом деле ни разу в жизни не сидел верхом.
Немного погодя мы с Ривелейшном шагом направились к ипподрому. Рабочие привезли барьеры к полукругу, где скаковая дорожка заворачивала, и выгрузили их там. Через несколько минут сбросили следующую партию барьеров. Незамеченным я въехал в кусты и спешился. С полчаса Чико нигде не было видно, потом он появился и направился ко мне с беззаботным видом, посвистывая и засунув руки в карманы.
- Я еще раз все обошел, - сообщил он. - Паршивая охрана. Никто не спросил, что я там делаю. Какие-то женщины убирают трибуны, а возле конюшни копошатся рабочие, готовят для конюхов общежитие. Я сказал им "доброе утро", и они сказали мне "доброе утро". - Чико кипел от негодования.
- Для саботажников сейчас не так уж много возможностей: уборщицы на трибунах, рабочие возле конюшни, - сказал я.
- Сегодня в сумерках, - кивнул Чико, - пожалуй, самое подходящее время.
Утро медленно переходило в день. Солнце достигло низкого ноябрьского зенита и теперь било нам прямо в глаза. Я сфотографировал Ривелейшна и Чико, чтобы быстрее шло время. Моего напарника очаровал маленький фотоаппарат, он сказал, что непременно купит такой же. Спрятав камеру в карман брюк и сощурив глаза от солнца, я в сотый раз оглядел ипподромное поле.
Пусто. Ни людей, ни трактора. Я посмотрел на часы. Час дня. Время ленча.
Чико достал бинокль и оглядел поле в сто первый раз.
- Осторожно, - лениво пробормотал я. - Не смотри на солнце в бинокль. Глаза заболят.
- Беспокойся о себе.
Я зевнул, бессонная ночь давала о себе знать.
- Там человек, - сказал Чико. - Один. Просто идет по полю.
Он передал мне бинокль. По ипподрому действительно шел человек. Не по скаковой дорожке, а прямо по середине, по нескошенной траве. Черты лица не различить, потому что далеко, но видно желтовато-коричневое пальто с капюшоном, надвинутым на лоб. Я пожал плечами и опустил бинокль. Человек выглядел вполне безобидно.
За неимением ничего лучшего мы продолжали следить за ним. Он подошел к дальней от трибун стороне скаковой дорожки, нырнул под брус, огораживающий ее, обогнул препятствие и остановился. Теперь виднелись только его голова и плечи.
Чико пожалел, что обходя трибуны не зашел в туалет. Я улыбнулся и снова зевнул. Человек продолжал стоять за забором.
- Черт возьми, что он там делает? - минут через пять спросил Чико.
- Ничего не делает, - ответил я, глядя в бинокль. - Стоит и смотрит в нашу сторону.
- Думаешь, он заметил нас?
- Нет. Не мог. У него нет бинокля, а мы в кустах.
Прошло еще пять минут.
- Но должен же он что-то делать! - воскликнул Чико.
- А он ничего не делает, - вяло ответил я.
Теперь в бинокль смотрел Чико.
- Проклятие, против солнца ни черта не видно, - пожаловался он. - Надо было нам расположиться с другой стороны.
- На автомобильной стоянке? - Я пожал плечами. - С другой стороны дорога в конюшню и главные ворота. Там нет даже кустика, чтобы спрятаться.
- Он достал флаг, - неожиданно сообщил Чико. - Два флага. По одному в каждой руке. В левой - белый, в правой - оранжевый. Машет ими по очереди. Это какой-то придурковатый служащий ипподрома практикуется, как вызывать "Скорую помощь".
Я тоже смотрел, как человек машет флагами, сначала белым, потом оранжевым, снова белым и опять оранжевым - с интервалами в секунду или две. Совсем не похоже на семафорные сигналы. Как и сказал Чико, это были обыкновенные флаги, которые во время скачек использовались после падения. Белым вызывали "Скорую помощь" для жокея, оранжевым - "ветеринарку" для лошади. Человек махал флагами недолго, всего восемь раз. Потом по полю направился к трибунам.
- Что это такое? - спросил Чико. - Думаешь, у него была какая-то цель?
Он еще раз осмотрел в бинокль все ипподромное поле. Никого, кроме махавшего флагами и нас.
- Наверное, он простоял у препятствия много месяцев подряд, ожидая случая, когда удастся помахать флагами. А на его участке никто не падал. И в конце концов искушение взяло верх. - Я встал, потянулся, подошел к Ривелейшну, отвязал его, ослабил подпругу и стянул попону.
- Что ты делаешь? - удивился Чико.
- То же, что и человек с флагами. Уступаю невыносимому искушению. Подставь мне колено.
Чико сделал, как я просил, но повис на поводьях.
- Ты с ума сошел. Ты же говорил, что тебе могут позволить проехаться после соревнований, но никогда не разрешат перед скачками. А если ты снесешь препятствие?
- Это будет ужасно, - согласился я. - Но Ривелейшн прекрасно прыгает, божественная скаковая дорожка, отличный день, и все ушли завтракать, - усмехнулся я. - Пусти, мы снимем пробу.
- Это так не похоже на тебя. - Чико отпустил руку.
- Не принимай близко к сердцу, - весело успокоил я его и тронул лошадь.