Между последним заездом в три тридцать и шестью часами я успел не только расспросить всех о фотографиях, но и свозить лорда Хегборна к бунгало пожилой пары, чтобы он сам посмотрел, где было разбитое пулей зеркало. Я убедил капитана Оксона вместе со мной обойти все помещения ипподрома. Он довольно охотно согласился. Его прежняя подозрительность почти совсем пропала - видимо, решил я, относительно успешный прошедший день поднял ему настроение.
Я поехал в Сибери и снял номер в отеле "Сифронт", где часто останавливался в прежние времена. Отель наполовину пустовал, а раньше в дни скачек тут яблоку негде было упасть. В баре за бокалом бренди хозяин отеля пожаловался мне на упадок дел.
- Скачки обычно всю зиму приносили неплохой доход, - вздыхал он. - А сейчас почти никто не приезжает. Говорят, что распорядители даже отказались проводить соревнования в январе. Я скажу вам так: ипподром должен процветать, это нужно всем, кто здесь живет.
- А-а! - воскликнул я. - Так напишите в совет города, пусть там знают, чего хотят жители!
- Не поможет, - мрачно сказал он.
- Как знать?... А вдруг поможет? Вы напишите.
- Ладно, Сид. Только чтобы доставить вам удовольствие. А теперь еще бренди за счет заведения - в память о прежних днях!
Я рано пообедал вместе с хозяином отеля и его женой пошел погулять по берегу моря. Вечер был сухим и холодным, и легкий ветерок, дувший с моря, приносил запах водорослей. Прибрежная галька скрипела и переворачивалась под подошвами, а зимний песок спрессовался и стал жестким, как скала. Я медленно шагал по берегу в восточном направлении, в сторону от ипподрома, и, думая о Крее и его махинациях, не скоро вспомнил, что обещал позвонить Рэднору.
Мне нечего было ему сказать, и я особенно не спешил. К Сибери я вернулся почти в десять часов. Модернизация еще не коснулась таких маленьких городков, и в номерах отеля телефонов не было. Поэтому я позвонил из первой же попавшейся на глаза будки на набережной.
Мне ответил не Рэднор, а Чико, и по его голосу я сразу догадался, что произошло что-то непредвиденное.
- Сид... - начал он. - Сид, послушай, дружище, не знаю, что и сказать тебе. Только сохраняй спокойствие. Мы весь вечер стараемся найти тебя.
- Что?... - Я сглотнул.
- Кто-то подбросил бомбу в твою квартиру.
- Бомбу? - тупо повторил я.
- Пластиковую бомбу. Взорвана стена, которая выходит на улицу. Соседние квартиры страшно пострадали. А твоя... Понимаешь, там вообще ничего не осталось. Просто огромная дыра... И висят какие-то черные лохмотья. Поэтому полиция решила, что это пластиковая бомба. Такие используют террористы... Сид, ты здесь?
- Я слушаю.
- Мне очень жаль, дружище. Мне очень жаль. Но это еще не все. Они сделали то же самое в офисе. Бомба взорвалась в отделе скачек, и весь дом остался без стены. Проклятие!... Это ужасно.
- Чико...
- Знаю. Знаю. Шеф сейчас там. Смотрит, что осталось. Он велел мне сидеть у него, потому что ты обещал позвонить. Никто серьезно не пострадал - это единственная хорошая новость. Человек шесть твоих соседей получили ушибы и ссадины. А в офисе, естественно, никого не было.
- В котором часу?
- Бомба в офисе взорвалась часа полтора назад, а в твоей квартире - часов в семь. Мы с шефом и полицией поехали к тебе, когда по радио пришло сообщение, что в офисе взрыв. Полиция считает, что тот, кто это сделал что-то искал. Люди, которые живут под тобой, слышали что наверху часа два перед взрывом что-то передвигали Но они решили, что это ты шумишь. Похоже, что террорист сдвинул всю мебель в гостиную и в середину положил бомбу. Видимо, он не нашел того, что искал, и поэтому решил все уничтожить, на случай, если пропустил что-нибудь.
- Все...
- Ничего не осталось. Боже мой, Сид, мне не хочется этого говорить!... Но там ничего, ничего...
Письма Дженни. Единственная фотография отца и матери. Призы, которые я выигрывал на скачках. Все погибло. Я прислонился к стене, чтобы не упасть.
- Сид, ты слушаешь?
- Да.
- И в офисе ничего не осталось. Люди, которые живут напротив, видели свет в окнах и какое-то движение, но они подумали, что мы работаем допоздна. Шеф считает, что раз они не нашли то, что искали, нам надо знать, что это такое. Сид, что они искали?
- Не знаю.
- Ты должен знать.
- Нет. Не знаю.
- Подумай по дороге в Лондон.
- Я не поеду в Лондон. Сегодня не поеду. В этом нет смысла. Думаю, лучше вернуться на ипподром и проверить, не случилось ли там чего-нибудь.
- Хорошо. Я скажу шефу, когда он позвонит. Он собирался всю ночь провести на Кромвель-роуд.
Я повесил трубку и вышел из будки. Рэднор прав: очень важно знать, что искали те, кто подложил бомбы. Я прислонился к стене и стал перебирать в памяти, что могло бы их интересовать. Я намеренно не думал о квартире, которую начинал считать своим домом, о потерянных вещах. Так уже случалось со мной раньше. К примеру, когда ночью умерла мать, а на следующий день я одержал первую победу на скачках.
Чтобы искать какой-то предмет, надо знать о его существовании. Если используется бомба, значит, уничтожить этот предмет важнее, чем найти. Что было у меня, и было совсем недавно - иначе бы они давно искали это, - что Крею необходимо уничтожить?
Была пуля, которую Фред случайно выпустил в зеркало. Они не нашли ее потому, что она в баллистической лаборатории полиции. И если бы они думали, что она у меня, то устроили бы налет прошлой ночью.
Было письмо, которое Болт рассылал акционерам Сибери, но у него сотни таких писем. Зачем бы ему понадобилось еще одно, даже если бы он знал, что оно у меня есть?
Письмо, которое Мервин Бринтон по памяти переписывал для меня? Но если это оно, тогда...
Я вернулся в будку, нашел в лежавшем на полке справочнике его телефон и позвонил.
К моему облегчению, он ответил.
- У вас все в порядке, мистер Бринтон?
- Да, да. А что случилось?
- Вам больше не звонил тот огромный парень? Вы никому не говорили о моем визите или о том, что знаете письмо брата наизусть?
- Нет, не звонил. Я никому не говорил и никогда не скажу. - Голос у него звучал испуганно.
- Прекрасно, - успокоил я его. - Тогда все хорошо. Я только проверял.
Значит, это не письмо Бринтона.
Фотографии. Пока Рэднор вчера днем не отдал их лорду Хегборну, они все время были в офисе. Никто за стенами агентства, кроме лорда Хегборна и Чарлза, не знал об их существовании. Но сегодня утром лорд Хегборн привез их в Сибери, показал на собрании стюардов и потерял.
Допустим, они не потерялись, а были украдены. Кем-то, кто знает Крея и подумал, что ему следует их иметь. По датам на всех этих документах Крей точно определит, когда были сделаны фотографии. И где...
У меня перехватило дыхание. Теперь я должен учитывать, мелькнула мысль, что они наконец собрали воедино всех Холли и всех Сидов.
Я позвонил в Эйнсфорд. К телефону подошел Чарлз, спокойный и рассудительный, как всегда.
- Чарлз, пожалуйста, сделайте сейчас же то, что я вам скажу, и не задавайте вопросов. Хватайте миссис Кросс, садитесь в машину и срочно уезжайте из дома. Потом позвоните мне. Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать. Запишите, Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать.
- Хорошо, - сказал он и положил трубку.
"Слава богу, - подумал я. - Морская выучка". У него совсем немного времени. Бомба в офисе взорвалась полтора часа назад. От Лондона до Эйнсфорда тоже часа полтора езды.
Десять минут спустя зазвонил телефон, и я схватил трубку.
- Мне сказали, что ты в телефонной будке. - Это был Чарлз.
- Правильно. А вы?
- Я в пивной в деревне. Теперь объясни, в чем дело?
Я рассказал ему о бомбах и о пропавших фотографиях. Он пришел в ужас.
- По-моему, взрывы связаны с фотографиями. Не представляю, что еще они могли искать. - Я вздохнул.
- Но ты же сказал, что фотографии уже у них?
- Негативы.
- Ах, да. Их не было ни в твоей квартире, ни в офисе?
- Не было. Совершенно случайно они попали в другое место.
- Ты полагаешь, что они продолжают искать и приедут в Эйнсфорд?
- Если они достаточно озверели, то могут вспомнить про Эйнсфорд и решить, будто вы знаете, где я храню негативы... Я просил вас срочно уехать, потому что не хотел рисковать. Если они решили обыскать Эйнсфорд, то в любую минуту могут быть там. У меня нет сомнений, что они не оставят нас в покое, ведь они знают, что я переснял бумаги в вашем доме.
- По датам. Да, правильно. Сейчас я пойду в местную полицию и попрошу охрану для дома.
- Чарлз, один из них... Короче, если приедет тот, кто орудовал с бомбами, вам понадобится целый взвод. - Я описал Фреда, фургон и дал номер его фургона.
- Хорошо. - Чарлз по-прежнему был спокоен. - Почему фотографии представляют для них такую важность, что они не останавливаются перед использованием бомб?
- Хотел бы я знать.
- Будь осторожен.
- Хорошо.
И я действовал осторожно. Вместо того чтобы вернуться в отель, я сначала позвонил туда.
- Сид, ради бога, где вы пропадаете? - воскликнул хозяин отеля. - Вас целый вечер разыскивают... Полиция тоже.
- Да, Джо. Знаю. Я разговаривал с Лондоном. Есть сейчас в отеле кто-нибудь, кому я нужен?
- Да, в вашем номере. Ваш тесть, адмирал Роланд.
- Неужели? Он похож на адмирала?
- По-моему, похож, - недоуменно протянул Джо.
- Джентльмен?
- Да, конечно.
Значит, не Фред.
- Это не мой тесть. Я только что разговаривал с ним. Он в своем доме в Оксфордшире. Возьмите пару помощников и вышвырните визитера из моего номера.
Я положил трубку и вздохнул. Человек в моем номере... Значит, все, что я привез в Сибери, будет уничтожено. У меня останутся только одежда, которая на мне, и машина...
Поставив рекорд в спринтерском беге, я домчался до места, где оставил машину. Запертый "Мерседес" спокойно ждал меня. Я благодарно погладил белый капот, сел за руль и направился на ипподром.
Глава 15
Я въехал в главные ворота и выключил мотор. Ярко сияло окно комнаты прессы, светила лампа над дверью весовой, и над трибунами был включен небольшой прожектор, но сам ипподром тонул в темноте. Ночь была звездной и безлунной.
Я отправился в комнату прессы, чтобы узнать, нет ли каких новостей у патрульных.
Сообщений у них не было. Все четверо крепко спали.
В ярости я потряс ближайшего ко мне патрульного. Голова у него закачалась, как маятник, но он не проснулся, а только еще больше обмяк на стуле. Второй положил руки на стол. Третий сидел на полу, уткнувшись лбом в стул, руки беспомощно болтались по бокам. Четвертый лежал ничком возле стены.
"Идиоты! - мысленно выругался я. - Нечего сказать бывшие полицейские позволили себя усыпить, будто дети!" Это было просто немыслимо. Первое правило работы охраны - приносить с собой еду и питье и не брать конфетки у незнакомых.
Я обошел их беспомощные тела и поднял трубку, чтобы позвонить Чико и попросить подкрепления. Линия была мертва. Я перепробовал три других аппарата. Ни один из них не работал.
Придется вернуться в Сибери и позвонить оттуда решил я. Но когда открыл дверь, то в ярком свете, падавшем из комнаты, заметил темную фигуру, идущую мне навстречу от ворот.
- Кто здесь? - властно спросил человек, в котором я узнал капитана Оксона.
- Всего лишь я, Сид Холли. Идите сюда, поглядите.
Капитан Оксон вышел на свет, я встал рядом с ним на пороге комнаты прессы.
- Боже милостивый! Что это с ними случилось?
- Снотворное, - ответил я. - Вы не заметили никого, кому не следовало бы здесь находиться?
- Нет, я ничего не слышал, кроме шума вашей машины, и пришел посмотреть, кто приехал.
- Сколько конюхов осталось ночевать в общежитии? Могли бы мы использовать их для патрулирования ипподрома, пока я позвоню в агентство и вызову подкрепление?
- Полагаю, они охотно согласятся, - ответил капитан Оксон, подумав. - Там их человек пять. И, наверное, они еще не легли спать. Сейчас мы пойдем и попросим их, а потом вы из моей квартиры позвоните в агентство.
- Спасибо. Очень хорошо, - сказал я и оглядел спящих. - Пожалуй, я погляжу, не попытался ли кто-то из них оставить записку. Это займет не больше минуты.
Он терпеливо ждал, пока я искал записку под головой и руками спавшего на столе патрульного, под тем, кто растянулся на полу, и вокруг того, кто уперся лбом в стул. Но ни у одного из них даже не было в руках карандаша. Пожав плечами, я посмотрел на остатки их ужина. Полусъеденные сандвичи на пергаментной бумаге, остатки кофе в стаканах и термосах, несколько огрызков яблок, сырные крошки и неочищенный банан.
- Нашли что-нибудь? - спросил капитан Оксон. - Ничего. Когда они проснутся, у них будут страшно болеть головы, и поделом, - проговорил я.
- Могу понять вашу досаду... - начал он, но я уже не слышал. На спинке стула, где сидел первый из патрульных, которого я пытался разбудить, висел коричневый кожаный футляр от бинокля, и на его крышке были выгравированы три черные буквы: Л.Е.О. Лео. Лео?!
- Что-то случилось? - спросил капитан Оксон.
- Нет. - Я улыбнулся ему и потрогал ремешок футляра. - Это ваш?
- Да. Патрульные попросили одолжить им. Они сказали, что без него на рассвете не обойтись.
- Вы очень добры, - заметил я.
- Ну что вы, пустяки. - Он пожал плечами и вышел в темноту. - Наверно, вам лучше сначала позвонить, а к конюхам мы можем пойти потом.
- Правильно, - согласился я, хотя совсем не собирался идти в его квартиру.
Закрыв дверь комнаты прессы, я вышел следом за ним. Знакомый голос, очень довольный, прозвучал чуть ли не в ярде от меня:
- Вы поймали его, Оксон. Прекрасно.
- Он сам шел, - раздраженно бросил Оксон, понимая, что сказать, будто он меня поймал, - большое преувеличение.
- Думаете? - произнес я и внезапно кинулся к машине. Когда до "Мерседеса" оставалось не больше десяти ярдов, кто-то включил фары. Фары моей собственной машины. Я замер.
Сзади Крей что-то кричал, и я слышал, как ко мне бегут люди. Свет фар падал на меня сбоку, поэтому я резко свернул направо и побежал к воротам. Три шага - и фары снова нашли меня, свет ударил прямо в глаза.
Снова крики, уже гораздо ближе. Крей и Оксон. Полуослепленный, я оглянулся и увидел, что они совсем рядом. Теперь путь к воротам был закрыт - в них въехала машина и перегородила мне дорогу. Заработал мотор моего "Мерседеса".
Я бросился в темноту. Две ехавшие за мной машины снова поймали меня в лучи фар. Крей и Оксон бежали туда, где в ярком свете четко вырисовывалась моя фигура.
Теперь я, как загнанный заяц, мчался вдоль забора к трибунам, а две машины то и дело ловили меня в перекрестье лучей, и двое мужчин бежали за мной, потрясая кулаками. Какая-то кошмарная игра в догонялки, только расплатой явно будет не фантик, как в детстве.
Через парадный круг, по ровной гудроновой дорожке опоясывавшей его, под брусья заграждения площадки для расседлывания лошадей, мимо стены весовой. Иногда только фут отделял меня от преследователей. Только ярд от надвигавшегося бампера машины.
Но я ушел от них. Спасся, нырнув в желанную темноту. Не останавливаясь, я пробежал через комнату, где завтракают тренеры, оттуда прямиком через кухню в зал заседаний стюардов, где на столах стояли перевернутые стулья, потом в широкий коридор-туннель, тянувшийся на всю длину огромного здания. Из коридора каменные ступени вели прямо на трибуны. Преследователи остались далеко позади.
Я рухнул на скамью, готовый в любую секунду бежать дальше. Темная тень падала от низкой деревянной перегородки, отделявшей трибуну для членов комитета по скачкам от букмекерских мест. Перегородка спускалась вниз по лестнице и разделяла трибуны на две половины. Сверху над ней поднималась проволочная сетка, такая высокая, чтобы через нее нельзя было перелезть и чтобы поклонники скачек с тощим кошельком не перебрались на лучшие места.
Лестница кончалась у широкой лужайки для членов комитета, которая тоже была огорожена проволочной сеткой по грудь высотой, а за ней лежало открытое поле. Полмили до лондонского шоссе, и еще один забор - ограда ипподрома.
Слишком далеко. Мне не уйти. Наверно, раньше, когда у меня были обе руки, чтобы опираться, перескакивая через препятствия, и когда желудок не вел себя так, будто в нем просверливают новые дырки, я бы одолел полмили не задумываясь. Но не сейчас. Хотя я всегда быстро выздоравливал, но всего две недели назад короткая прогулка к телу Эндрюса чуть не доконала меня, а хорошо нацеленные удары Фреда не добавили мне здоровья.
Надо смотреть на ситуацию реально. Если я собираюсь бежать, должна быть уверенность, что побег будет успешным. "Полцарства за коня", - подумал я. Мудрый предусмотрительный ковбой привязал бы к брусьям ограды Ривелейшна, готового принять всадника в седло и умчать от преследователей. А я поставил у ворот маленький белый "Мерседес", развивающий скорость сто пятьдесят миль в час, но в нем сидел кто-то другой.
Бежать, чтобы быть пойманным, бессмысленно. Таким побегом ничего не добьешься.
Значит, остается одно.
Патруль не стали бы усыплять просто так. Крей не приехал бы ночью на ипподром ради прогулки. Этой ночью готовится диверсия. Не исключено, что они ее уже совершили. Есть только один шанс против десяти, что если я останусь здесь, то смогу ее обнаружить. Разумеется, до того, как они найдут меня. Естественно.
Если у меня когда-нибудь будут дети, они не дождутся, чтобы я играл с ними в прятки. Но в детской игре одни прячутся, другие ищут, а мне предстояло и то, и другое сразу.
Через полчаса зловещая игра была в самом разгаре. Моя машина стояла на ипподроме, на гудроновой площадке для букмекеров, и фарами освещала трибуны. Каждый дюйм лестницы был залит светом, и с той минуты, как они пригнали сюда "Мерседес", этой стороной здания я пользоваться вообще не мог.
Вторую машину они поставили возле ворот ипподрома, и ее фары освещали фасад весовой, бары, столовые, гардеробы и офисы. Допустим, в каждой машине сидит человек и выслеживает меня. Значит, только Крей и Оксон бегают по ипподрому. Но постепенно я убедился, что за мной по трибунам гоняются трое, а не двое. Вероятно, одна из машин пуста. Но какая? И не похоже, чтобы они оставили ключ зажигания на месте.
Дюйм за дюймом я осмотрел все огромное здание. Беда в том, что я не знал, что искать. Это могло быть что угодно, начиная с пластиковой бомбы. Но, судя по их предыдущим действиям, это, скорее всего, должно быть похоже на случайность. Несчастный случай. Неудачное стечение обстоятельств. Явная, открытая диверсия испортила бы весь план.
К примеру, завтра под весом зрителей обрушится часть трибуны, но без специалиста мне не определить, какая из трибун в опасности. Сам я не нашел никаких повреждений в опорах. И кроме того, у них было совсем мало времени, всего пять-шесть часов после того, как закончились сегодняшние соревнования.