Больше того, у меня сложилось впечатление, что компании "Буду Лимитед" настолько не терпелось отделаться от здания на Рид-стрит, что она даже не потрудилась уточнить характер права собственности на земельный участок Рейни. Я, во всяком случае, так и не нашел среди документов специальной справки, в которой перечислялись бы все задолженности, заклады, аресты, налоговые недоимки - или же констатировалось отсутствие таковых. С другой стороны, приобретая дом на Рид-стрит Джей Рейни не требовал произвести ремонт и не оговаривал порядок компенсации в случае, если при эксплуатации здания обнаружатся какие-то скрытые дефекты Герзон ловко воспользовался этим, чтобы вставить в текст договора статью, написанную гладким юридическим языком, но тем не менее абсолютно противозаконную, согласно которой Джей не мог требовать по этим основаниям ни расторжения сделки, ни компенсации убытков.
То, что в сделке не участвовал банк, тоже было необычно. Я знал, что все компании - как крупные, так и самые маленькие - охотно прибегают к банковскому кредиту для финансирования сделок купли-продажи недвижимости, так как это позволяло им экономить драгоценные наличные. Но коль скоро сделка фактически представляла собой обмен двумя объектами недвижимости, это действительно могло иметь положительные налоговые последствия… Но чтобы досконально во всем этом разобраться, мне нужно было время. Если бы подобный контракт попал ко мне, когда я еще работал в фирме, на его анализ ушло бы как минимум несколько дней. То, что сделка не сопровождалась залогом, тоже настораживало. Участие банков хотя и осложняло процедуру передачи собственности из рук в руки, служило своего рода гарантией против явной глупости или слишком наглого мошенничества, так как банки в большинстве случаев нанимали независимых инспекторов для обследования предлагаемой в качестве залога собственности. Но в этом случае ни о чем подобном речи не шло. Контракт, который лежал передо мной, был, что называется, "разовым", и я готов был спорить на что угодно, что у Рейни не оказалось адвоката по той простой причине, что ни один здравомыслящий юрист не стал бы участвовать в подобной сделке, не настояв предварительно, чтобы договор был переписан заново с первой до последней страницы. Возможно, впрочем, с точки зрения закона обе стороны были уязвимы. Мне было очевидно, что либо продавец, либо покупатель готовится сорвать большой куш, но я не мог понять - кто.
Дверь слегка приоткрылась, и в бельевую заглянула Элисон.
- Ну как, ты закончил? - жизнерадостно спросила она.
- Я не могу в этом участвовать, - мрачно ответил я.
- Почему?
- Потому что это не договор, а черт знает что.
- Прошу тебя, Билл, я…
- Я пытаюсь защитить его интересы, Элисон.
- Я уверена - он понимает, что рискует.
- А вот я в этом сомневаюсь.
- Это здание много для него значит, Билл, хотя я и не понимаю - почему.
- Но пойми и меня, Элисон! Я только сегодня познакомился с Рейни, и…
- А он очень много значит для меня.
Я быстро пролистал лежащие на столе бумаги.
- Я уверен, что кто-то хочет кого-то надуть, и я намерен сказать об этом Рейни.
Через минуту мы снова были в Кубинском зале.
- Ты как раз вовремя, - заметил Джей, посмотрев на часы.
На столе перед моим местом дымился огромный бифштекс (который я не заказывал) и лежал шоколадный кекс, а на галстуке Баррета появились свежие жирные пятна. Я также обратил внимание, что, пока меня не было, Джей успел опрокинуть стаканчик-другой виски.
- Ну как? - спросил он. - Можно подписывать?
- Мне нужно поговорить с тобой наедине, Джей.
Герзон показал на свои огромные часы-будильник:
- Между прочим, уже одиннадцать пятьдесят три. Я ждать не стану, так что поторопитесь.
Я наклонился к Джею и прошептал ему на ухо:
- Как я понимаю, ты намерен подписать этот контракт, каким бы сомнительным он ни был и как бы я ни советовал тебе этого не делать.
Джей посмотрел на меня и чуть заметно кивнул.
- У тебя нет другого выхода?
Снова безмолвный кивок.
- Вероятно, - добавил я, - ты уже догадался, что Герзон, скорее всего, получил указание подписать этот контракт, даже если ты потребуешь увеличения цены.
Джей покачал головой.
- Ладно, если ты не против, попробую тебе показать один фокус. - Я посмотрел Герзону в глаза и сказал громко: - Мой клиент не станет подписывать этот договор, если вы не прибавите еще триста тысяч долларов. Наличными.
Лицо адвоката сморщилось, словно он вдруг оказался в аэродинамической трубе.
- Что-что? - вырвалось у него.
- Мы вычеркнем из контракта четыреста тысяч и впишем семьсот тысяч долларов - первые два слова с большой буквы. Это довольна легко сделать, - сказал я.
- Да вы с ума сошли!
- Такое часто делается, спросите у Дональда Трампа .
- Сами спросите.
- Мне незачем спрашивать, я сам видел, как Трамп вписал новую цену, когда его прижали как следует.
- Да вы просто выжили из…
- Баррет, вы когда-нибудь видели исправленные суммы? - перебил я, испытывая необычайный душевный подъем.
- Да, конечно.
Джей повернулся ко мне:
- Дело в том, Билл, что я…
Я положил ему руку на плечо:
- Молчи, ничего не говори. Твой адвокат знает, что делает.
Элисон следила за нами широко открытыми от возбуждения глазами.
- Ну так как, мистер Герзон?…
Он уже достал свой мобильный телефон. Скорчив недовольную гримасу, адвокат вышел из комнаты.
- Теперь сделка сорвется! - воскликнул Джей, не сдерживая злости. - Что ты наделал!..
- Но может быть… - нерешительно произнесла Элисон.
Джей смотрел на меня так, словно не мог поверить собственным глазам.
- Ты что, - прошипел он, - не понимаешь, что теперь чертова сделка сорвется?
- Я так не думаю.
Некоторое время мы сидели молча и ждали; только Баррет засовывал в рот куски моего шоколадного кекса.
- Он возвращается!
Вошел Герзон, складывая на ходу телефонный аппарат.
- Сто пятьдесят, - объявил он, садясь на место. - Это все, что я мог сделать.
- Триста.
- Двести.
- Двести семьдесят пять, - сказал я. - Банковский чек нам не нужен.
- Двести двадцать пять.
- Двести семьдесят.
- Да бросьте, Уайет, это…
- Двести семьдесят, - повторил я.
- Двести пятьдесят, черт бы вас побрал!
Я не ответил.
- Я сказал - двести пятьдесят тысяч!
Я повернулся к Джею:
- Кстати, тебе известно, что в последнее время плодородная земля на океанском побережье Лонг-Айленда приносит до шестисот процентов прибыли?
- Нет.
- Если ты подождешь еще лет пять, ты сумеешь выручить за свою землю как минимум вдвое больше.
- Но я не…
- Двести пятьдесят! - выкрикнул Герзон.
Я наклонился к нему и сказал с расстановкой:
- Двести. Семьдесят. Тысяч.
- Двести шестьдесят - мое последнее слово.
- Двести шестьдесят пять - и по рукам, - ответил я.
- По рукам.
- О'кей, - сказал я. - Можете пожать мне руку.
- Да пошел ты!.. - огрызнулся Герзон.
- Я знаю, как вы ко мне относитесь, но давайте все-таки обменяемся рукопожатием.
Нехотя Герзон протянул руку, и я повернулся к Джею:
- Теперь ты получишь за свою землю лишние двести шестьдесят пять тысяч наличными.
Джей никак не мог опомниться и только кивнул в ответ.
- Вот это да! - выдохнула Элисон. - Это было… это было… - И она посмотрела на меня. Мне показалось, Элисон хочет сказать - "сексуально", но она промолчала.
- Вероятно, вы не откажетесь получить наличные немедленно, - сказал Герзон, ставя на стол свой второй кейс.
- Наличные? - переспросил Джей. - Банкнотами?
- Да.
- Думаю, не откажемся… А почему?…
- Так мне было сказано. - Герзон открыл кейс, но держал его так, чтобы мы не видели его содержимого, и я подумал, что, наверное, мог бы потребовать и больше. Герзон тем временем отсчитывал пачки банкнот в банковской упаковке по десять тысяч в каждой.
- Вам придется написать расписку.
- Отмываете кокаиновые деньги, Герзон? - спросил я.
- Пошел в задницу!.. - снова сказал он. - Деньги чистые.
Джей переглянулся с Элисон.
- У тебя найдется мешок или что-то в этом роде?
- Конечно, найдется. - Она отошла к стойке бара.
- Вот, - сказал Герзон. - Можете пересчитать.
- Обязательно, - ответил я и пересчитал пачки. Все было верно. Тем временем Элисон вернулась с большой картонной коробкой из-под сельтерской, и я положил деньги туда.
- Ну что, теперь можно подписать? - спросил Джей.
Я быстро исправил экземпляры контрактов.
- Да.
Потом началась бумажная работа. У нас оставалось всего четыре минуты.
- Вот банковский чек на четыреста тысяч, - скороговоркой перечислял Герзон, ловко перебирая документы. - Чек для мистера Баррета, пожалуйста…
Это я должен заверить. Отчет о результатах титульного поиска, ваш экземпляр… Распишитесь вот здесь - это за ту сумму, которую ваш адвокат выдоил из моего клиента… Пожалуйста, вот передаточный акт и официальная справка для органов государственной регистрации.
Как ни странно, мы разобрались со всеми бумажками меньше чем за пару минут. Герзон выровнял свою стопку бумаг легким ударом о стол, извлек из кейса наборный штемпель, проверил выставленную на нем дату, уточнил время и - хлоп, хлоп, хлоп - проштамповал каждую страницу договора.
- Ну, наконец-то… Кончено!
Джей слегка откашлялся, прижимая к груди коробку с деньгами.
- Одиннадцать пятьдесят девять… Полночь!
- Прощайте, ребята. - Баррет поднялся, собираясь уходить. - Сделка будет зарегистрирована завтра в первой половине дня.
Герзон вытащил из кармана связку ключей и бросил на стол.
- Теперь это все ваше, - сказал он Джею, не глядя на меня.
Джей неуверенно, с какой-то даже опаской, взял ключи. Потом достал из кармана один-единственный ключ и протянул Герзону:
- Это ключ запирает цепь в начале проселочной дороги.
Наконец-то настал этот момент, момент окончательного оформления сделки! Тот самый конец, который делу венец. Считал ли каждый из мужчин, что обвел другого вокруг пальца? Не знаю… Герзон обменялся рукопожатием с Джеем и - как ни странно - снова пожал руку мне; прикосновение его крепкой ладони было похоже на предупреждение. Потом он отвернулся и, не прибавив больше ни слова, ушел.
Элисон снова куда-то отошла и вернулась, неся бутылку и три бокала. Поцеловав Джея, она заглянула ему в глаза, вероятно, в поисках радости, облегчения, торжества.
- Это просто потрясающе! - снова сказала она, и я понял, что Элисон имеет в виду не только сделку и чудесное явление коробки с деньгами. В ответ Джей улыбнулся, но когда ее голова, руки, груди исчезли, прижатые к его широкому торсу, он отвел глаза, словно глядя сквозь стены Кубинского зала на что-то, видимое ему одному. В его взгляде я не заметил ни радости, ни возбуждения; он выражал скорее печаль или решимость человека, которому предстоит долгое и трудное путешествие к ведомой ему одному цели и который находится лишь в самом начале пути. Разумеется, этот взгляд не предназначался ни мне и никому другому, но я все же перехватил его и сумел прочитать.
- Что ж, давайте отпразднуем это дело как следует! - сказал Джей, очевидно справившись с приступом меланхолии. - Я знаю поблизости одно замечательное местечко. Мне нужно как-то отблагодарить тебя, Билл.
Он хотел быть вежливым, но я отмахнулся от его предложения.
- А о деньгах поговорим завтра, о'кей?…
- Конечно завтра, - сказал я. - Развлекайтесь сами, обо мне не думайте. Все отлично, Джей; я сам получил огромное удовольствие. Смотрите только, не потеряйте коробку с деньгами. Кстати, поздравляю - теперь ты и твоя шайка владеете куском самого настоящего Манхэттена.
- А ты не хочешь взглянуть на мое приобретение? - спросил Джей с неподдельным энтузиазмом. - Я как раз собираюсь туда завтра утром. - Он схватил со стула куртку, кивнул официанту и повернулся к Элисон. Она мечтательно смотрела на него, чуть запрокинув голову, словно подставляя для поцелуев шею, и я подумал - Элисон хочет его, и ей наплевать, если все об этом узнают. Глядя на этих двоих, я невольно подумал, что они чем-то похожи друг на друга. Оба были по-своему несчастны, а отчаявшиеся люди умеют ловить одночастотные волны и отыскивать друг друга прежде, чем наступит конец. Мне казалось, какое-то волшебство творится на моих глазах и Кубинский зал кружится и кружится под шелест банкнот в синем сигарном дыму и рассеянном свете желтых ламп.
Потом я смотрел, как они уходят вдвоем и Элисон тяжело опирается на Джея, который держит под мышкой коробку с деньгами. Из кармана его пиджака по-прежнему торчала сигара, и я почувствовал, что, несмотря на мои чувства к Элисон, Джей мне понравился. Бывает, что человек нравится тебе сразу. В этом - во всяком случае, на первый взгляд - и заключалась основная причина, почему наши отношения не прекратились, почему они получили продолжение. Именно так - много позднее - я объяснял все происшедшее и себе, и другим. Но правда скрывалась гораздо глубже и была намного сложнее. Очевидно, я почувствовал, что Джея ожидает крутой взлет или не менее крутой спуск - с направлением его движения я не мог определиться довольно долго, но каким бы ни был маршрут, он двигался по нему с третьей космической скоростью, и я это тоже почувствовал и захотел узнать, каким будет финал. Подобную эмоционально неоднозначную симпатию внушают людям крупные политики, великие футбольные тренеры и знаменитые режиссеры. Что нужно верному, кроме веры?… Такого человека не просто любишь, а пытаешься узнать о нем что-то важное и достоверное, например, победит он или проиграет, спасется или погибнет.
3
Я был уверен, что остаток вечера пролетит быстро и, так же, как прочие вечера, безболезненно канет в небытие. Поэтому я устроился поудобнее и заказал еще порцию виски, чтобы было с чем доесть мой шоколадный кекс. В Кубинском зале было темно и уютно; посетители не спеша курсировали по залу, направляясь к бару или в туалет и обратно, словно наслаждаясь собственной значимостью. Все разговоры велись сдержанно, вполголоса. Лишь время от времени в неясном бормотании слышался намек на деньги или проблемы, которые удалось решить или обойти. Я жадно прислушивался к этим обрывкам разговоров, потому что и мне когда-то нравилось действовать, устранять внезапные осложнения, находить неожиданные варианты и, предложив компромисс, дожидаться согласного кивка сторон.
В крупных юридических фирмах вроде той, где я когда-то работал, существует два основных типа адвокатов. Первый тип - это общительные, хваткие авантюристы, которые считают мужчин и женщин бескрылыми, падшими существами и для которых работа - лишь увлекательная и азартная игра, способная дать деньги, связи, карьеру. Второй тип - надменные, отстраненные схоласты, для которых непогрешимость закона гораздо важнее греховности человеческой природы, - встречается значительно реже. Эти мужчины (как правило, это именно мужчины) могли бы стать проповедниками или учеными-исследователями, и каждый из них немного огорчен тем, что его не зовут заседать в Верховном суде США. Им платят за легислативное оформление сложных субъектов права (трестов, фондов, промышленных объединений и корпоративных владений), или, говоря человеческим языком, за такое составление уставных документов, чтобы для посвященных они были яснее ясного, а остальным казались непроницаемыми и непробиваемыми.
Оба типа юристов могут быть довольно опасны в политическом отношении, однако и у них есть свои слабости. Те, кто любит хлопать собеседника по плечу и демонстрировать в улыбке великолепные зубы, как правило, много пьют, ведут беспорядочную сексуальную жизнь, работают с сомнительными клиентами, которым необходимо решить сомнительного свойства проблемы, и в конце концов умирают на теннисном корте от сердечного приступа. Вторые - надменные жрецы закона - питают отвращение к грязноватой и однообразной работе, которая и есть хлеб насущный любой юридической фирмы. С ними не поболтаешь на официальном приеме, а уж если разговор завязался, не стоит и надеяться, что они станут скрывать свои по-провинциальному радикальные политические взгляды. Никогда и ни при каких условиях эти люди не допустят, чтобы выгода восторжествовала над справедливостью. С младшими партнерами фирмы они не поддерживают никаких отношений и, сдается мне, умеют жить вечно.
Я, разумеется, принадлежал к юристам первого типа. Что скрывать - когда клиент врывался ко мне со словами "Билл, мне срочно нужен совет!", я чувствовал себя счастливым. Мне было приятно ощущать себя нужным, востребованным, способным приносить реальную пользу. Отчасти именно поэтому, я полагаю, мужчины так любят корпеть над документами, планами, исками - это помогает им чувствовать себя полезными или, по крайней мере, небесполезными, внушает уверенность и помогает без страха танцевать на натянутом над пропастью канате, и я от души наслаждался своим столкновением с Герзоном, нашей перепалкой из-за добавочной суммы наличными. Мне были бесконечно приятны и пробуждение прежней агрессивности, и профессиональный азарт, да и сознание того, что мой мозг еще не окончательно заплесневел, неожиданно привело меня в хорошее настроение.
Все еще переживая недавний подъем, я оглядел комнату. Несмотря на поздний час, Кубинский зал продолжал наполняться. Некоторые клиенты поглядывали на часы, словно ожидая чего-то, но чего? Чем можно удивить почтеннейшую публику в Нью-Йорке - городе земных соблазнов и наслаждений? И начнется ли шоу, в чем бы оно ни заключалось, без Элисон?
Потом в зале появился Ха - китаец-подсобник. Он держался так скромно и незаметно, что почти никто из присутствующих не обратил внимания, как он пересек комнату и зашел за стойку бара. Я ждал, что бармен или официант что-то ему скажут, но они даже не повернулись в его сторону. Ха, по всей видимости, и не ждал ничего подобного; его неподвижное, морщинистое лицо не выражало ничего, кроме безмятежного спокойствия и умиротворенности. Элисон как-то сказала, что Ха должен приготовиться, и вот этот момент наступил, и старый китаец - несомненно, в точном соответствии с каким-то неведомым расписанием - спустился в Кубинский зал и занял место за стойкой.
Но, как вскоре выяснилось, за Ха наблюдал не один я. Чем-то он заинтересовал хорошо одетого мужчины, сидевшего возле бара, в котором я с удивлением узнал одну из известных в прошлом фигур нью-йоркского литературного мира. Знаменитость сопровождали несколько юных поклонников и поклонниц; окружив его, они принимали разнообразные позы, которые, как им казалось, должны были привлечь внимание кумира. Интересно, подумал я, может быть, его пригласила Элисон? Некогда и я восхищался его талантом; он был блестящим скептиком, энергичной, незаурядной личностью, но, как и многих, его погубила склонность к пороку, а теперь его литературные достижения оказались почти забыты.