– Конечно. Только в те дни я еще не думал, что мне нужен именно Хадсон. Я искал жестокого человека, который совершает преступления руками своих подчиненных. Хадсон таким не выглядел… Единственная пустяковая трещинка в его маске обнаружилась, когда он неожиданно проиграл на скачках. Он с такой силой вцепился в бинокль, что даже пальцы у него побелели. Но нельзя же считать человека злоумышленником лишь на том основании, что его огорчает неожиданный проигрыш!
– Я согласен с твоим определением, – задумчиво усмехнулся Джик.
– У меня было время поразмыслить в больнице Алис-Спрингса. Те гориллы просто не могли прибыть туда из Мельбурна за такой короткий промежуток времени. Однако они могли появиться из Аделаиды. База Хадсона располагалась именно там… Но все доказательства оказывались слишком хлипкими.
– Начнем с того, что они могли прибыть в Алис заранее, – логично отметил Джик.
– Верно, могли. Но зачем? – зевнул я. – Потом вечером, когда разыгравался кубок, ты сказал, что Хадсон расспрашивал тебя обо мне. И я подумал, откуда он вас знает.
– А ведь я тоже удивилась, только не придала этому значения. Мы же видели его с верхней трибуны, значит, возможно, он где-то видел тебя с нами.
– Вас знал парень из Художественного центра. Он был на скачках. Он же вел вас до самого "Хилтона" и показал Грину.
– Ну, а Грин – Уэксфорду, а тот – Хадсону? – предположил Джик.
– Вполне возможно.
– К тому времени, – продолжал Джик, – они поняли, что надо избавиться от тебя, и у них был великолепный шанс, но они допустили промашку… Хотел бы я послушать, что происходило, когда они узнали об ограблении галереи! – Он захохотал и опрокинул банку, допивая пиво.
– На следующее утро, – продолжал я, – посыльный принес письмо от Хадсона в "Хилтон". Как он дознался, что мы живем там?
Они оба удивленно смотрели на меня.
– Может быть, Грин ему сказал? – предположил Джик. – Но, во всяком случае, не мы. Мы никому и ничего не говорили.
– У меня тоже никто не спрашивал, – сказал я. – В письме предлагалось посетить его виноградник. Ну, если бы не мои сомнения, то я поехал бы. Он считался другом Дональда… а виноградник – это даже интересно. С его точки зрения, во всяком случае, следовало попробовать.
– Наверное, ты прав, – согласился Джик.
– Вечером после кубка мы остановились в мотеле возле Бокс-Хилла. Я позвонил в Англию инспектору Фросту, ведущему дело Дональда. Я попросил его задать моему кузену несколько вопросов… А утром под Веллингтоном я получил на них ответы.
– Мне кажется, будто сегодняшнее утро было несколько лет назад, – сказала Сара.
– Угу…
– И какие ты задал вопросы и получил ответы?
– Вопросы: рассказывал ли Дональд Хадсону про свое вино в подвале, говорил ли он то же самое Уэксфорду и не Хадсон ли предложил Дональду пойти вместе с Региной посмотреть на Маннинга в Художественном центре. Ответы: "Да, конечно", "Нет, с какой стати" и просто "Да".
Они молча обдумывали услышанное. Потом Джик бросил монету в прорезь комнатного рефрижератора и получил еще банку пива.
– А что дальше? – спросила Сара.
– Мельбурнская полиция заявила, что у меня нет доказательств. Вот если бы удалось их получить, тогда бы они занялись Хадсоном всерьез. Пришлось забросить приманку в виде картин… У полиции это получилось блестяще.
– Как, как им это удалось?
– Дали возможность Уэксфорду "случайно" послушать обрывки информации из нескольких отелей о необычных вещах, хранящихся в их камерах хранения, в том числе и о картинах в "Хилтоне". После нашего прибытия ему предоставился случай воспользоваться телефоном, когда, как он предполагал, никто его не подслушивал. И он позвонил Хадсону и все передал ему. Тогда тот сам составил письмо от моего имени и отправился в отель за картинами.
– Он, видимо, свихнулся?
– Просто дурак. Правда, он считал, что меня уже нет в живых… и не подозревал, что за ним следят. Ему и в голову не пришло, что полиция может подслушать звонок Уэксфорда… Фрост заверил меня, будто Уэксфорд считал, что пользуется обычным аппаратом из обычной телефонной будки…
– Но это же подло, – решила Сара.
Я снова зевнул, прикрываясь ладонью.
– Чтобы поймать подлеца, иногда приходится прибегать к ответной подлости.
– Кто бы мог подумать, что Хадсон окажется таким негодяем? – произнесла она. – Он так… так хорошо держался! Кто бы мог подумать, что под доброжелательной, сердечной внешностью люди способны скрывать такую страшную жестокость? Неужели такое вообще возможно?
– А что, по-твоему мнению, я рисую? – Джик встал со своего места и потянул за собой Сару. – Вазы с цветочками? – Он перевел взгляд на меня. – Лошадей?
На следующее утро мы попрощались в Мельбурнском аэропорте, в котором, казалось, провели немалую часть жизни.
– Как-то странно, что мы расстаемся, – сказала Сара. – Ты вошел в нашу жизнь…
– Я еще как-нибудь приеду к вам.
Они молча кивнули.
– Ну… – Мы, не сговариваясь, посмотрели на часы.
Это было похоже на все расставания, когда многого не скажешь. Мы по глазам друг друга видели, что скоро будем с грустью вспоминать эти десять дней. Как то, что мы делали во время нашей сумасбродной юности. Как нечто далекое.
– Ты взялся бы за все снова? – вдруг спросил Джик.
Без всякой связи я подумал о военных летчиках, которым посчастливилось выжить и которые вспоминают события сорокалетней давности. Стоила ли победа пролитой крови, труда и постоянного риска сложить голову? Жалеют ли они о прошлом?
Я улыбнулся. Для меня не имело значения то, что будет через сорок лет. То, что будущее сделает с прошлым, – это его собственная трагедия. Гораздо важнее другое – то, что мы делаем сегодня.
– Наверное, взялся бы!
Я наклонился и поцеловал Сару, жену моего старого друга.
– Эй! – громко сказал он. – Найди себе собственную!
Глава 17
Мейзи увидела меня прежде, чем я заметил ее, и устремилась навстречу большой ярко-красной птицей, распростершей крылья.
Понедельник. Время ленча. Вулверхемптонские скачки. Холодно, и моросит дождь.
– Привет, дорогой, я так рада, что вы вернулись! Как долетели? Это же не ближний свет, а? Да еще на такой реактивной штуке! – Она похлопала меня по руке, зорко вглядываясь в лицо. – Вам, сдается, солоно пришлось, дорогой. Вы не обижаетесь на меня за такие слова? Вам не удалось загореть. А ужасные раны на руке, наверное, очень вам досаждают, да и ходите вы как-то слишком уж осторожно…
Она замолчала, чтобы взглянуть, как мимо нас на старт проходит группа жокеев. Яркие камзолы на фоне прозрачного серого тумана. Тема картин Маннинга.
– Вы поставили на кого-нибудь, дорогой? Вам не холодно? Я считаю, что джинсы не годятся зимой, потому что они все-таки из хлопка, дорогой, не забывайте. А как вам жилось в Австралии? То есть удалось найти что-нибудь интересное?
– О, мне придется долго рассказывать.
– Тогда пойдемте в бар. Вы не против?
Она заказала большие порции бренди с имбирным элем и устроилась за маленьким столиком. В ее добрых глазах появилось выражение тревоги и ожидания.
Я рассказал ей про организацию Хадсона, Мельбурнскую галерею и про список иностранных покупателей.
– И я была в том списке?
– Конечно, – ответил я.
– И вы передали его полиции? – встревожилась она.
– Успокойтесь, Мейзи, – усмехнулся я. – Ваша фамилия была уже вычеркнута. А я зачеркнул ее еще раз основательно. Теперь ее никто не прочтет, особенно на копии.
Она широко улыбнулась.
– А вас не назовешь дураком, дорогой! Тут я был не очень убежден.
– Но боюсь, что девять тысяч фунтов вы потеряли окончательно.
– О да, дорогой, – заявила она бодро. – Так мне и надо за попытку обмануть таможню, хотя, если говорить искренне, дорогой, при подобных обстоятельствах я, пожалуй, снова сделала бы то же самое, потому что налоги, дорогой, выводят меня из себя. Но я так рада, дорогой, что они не постучат в мою дверь или, вернее, к моей Бетти, потому что я, разумеется, живу у нее, как вас, наверное, уведомили уже в "Бич-отеле", пока мой дом не будет готов.
– Какой дом?
– Да, дорогой, я решила не восстанавливать усадьбу в Уортинге, потому что без тех вещей, которые мы покупали вместе с Арчи, она уже никогда не будет такой, как раньше. Так вот, я продаю участок за немалые деньги, дорогой, а себе подобрала хорошее местечко по дороге с ипподрома в Сандаунском заповеднике.
– И вы уже не собираетесь в Австралию?
– Нет, дорогой. Австралия слишком далеко. Понимаете, дорогой, далеко от Арчи…
Я понимал. Мне очень нравилась Мейзи.
– Боюсь, что я потратил все ваши деньги.
Она улыбнулась, склонив голову набок и гладя сумочку.
– Пустое, дорогой. Значит, вы нарисуете две картины. На одной меня, а на другой мой новый дом…
После третьего заезда я ушел, сел на поезд до Шрузбери, а оттуда автобусом добрался до официальной обители Фроста.
Он сидел в кабинете, с головой погрузившись в какие-то бумаги. Присутствовал также начальник отдела старший инспектор Уолл, который в свое время так потрепал нервы Дональду. Его я видел впервые. Мы довольно холодно пожали руки друг другу. Глаза Уолла скользнули по моей куртке, джинсам и бутсам, не изменив своего выражения. Мне предложили стул из пластика.
С чуть заметной усмешкой Фрост сказал:
– Вы там разворошили целый муравейник.
Уолл даже нахмурился, явно не одобряя такой фривольности.
– Обнаружилось, что вы напали на весьма разветвленную организацию. – Они оба устремили взгляд на гору бумаг.
– Вы рассказали обо всем Дональду? – спросил я. Фрост промолчал.
– Мы проинформировали мистера Стюарта, – деревянным голосом проговорил Уолл, – что ограбление его дома и смерть миссис Стюарт – дело преступной организации, о которой он не мог знать и действия которой не мог предотвратить.
Холодные, удобные слова.
– До него дошло то, что вы ему сказали?
Брови Уолла удивленно выгнулись.
– Я лично посетил его. Мне кажется, что он отлично все понял.
– А как с Региной?
– С телом миссис Стюарт, – поправил Уолл.
– Дональд очень хочет похоронить ее.
Фрост посмотрел на меня с почти человеческим сочувствием.
– Сложность в том, – проговорил он, – что в случае убийства тело потерпевшего должно сохраняться у нас, потому что адвокат защиты имеет право потребовать собственную экспертизу. В данном случае мы никого не смогли обвинить в убийстве. – Он откашлялся. – Мы выдадим тело миссис Стюарт для захоронения, как только будут улажены все формальности.
Я нервно сцепил пальцы.
– Успокойтесь. Ваш кузен и так многим вам обязан. Большего вы сделать не могли.
– Ладно, – криво усмехнулся я. – Тогда пойду проведаю его.
Уолл снова подал мне руку, а Фрост провел меня через холл на улицу. В ранних зимних сумерках ярко светились огни.
– Неофициально, – сказал он, медленно шагая за мной, – могу сообщить, что мельбурнская полиция нашла в галерее список людей, являющихся известными взломщиками. Они распределены по странам, как и покупатели. Четыре фамилии приходится на Англию. Мне не полагается строить догадки, тем более делиться ими, но все же есть шанс, что убийца миссис Стюарт находится среди них.
– Правда?
– Да… Но прошу на меня не ссылаться.
– Ладно, не буду, – пообещал я. – Итак, ограбление – местная работа?
– Похоже.
"Грин, – подумал я. – Грин через "и" долгое. Грин мог нанимать их. А потом на пожарище он проверял качество их работы".
Я остановился. Мы стояли перед цветочным магазином, в котором работала Регина. Фрост поглядел на огромные желтые хризантемы, украшавшие ярко освещенную витрину, и перевел на меня вопросительный взгляд. Я полез в карман, достал шесть револьверных гильз и положил их в руку Фроста.
– Гильзы именно от того револьвера, из которого человек по фамилии Грин стрелял в меня. Он бросил их, когда перезаряжал оружие. Я говорил вам о них по телефону. Может, это убедит вас в том, что Грин способен на убийство.
– Ну… и что с того?
– Только предположение…
– Дальше, дальше!
– Грин находился в Англии в то самое время, когда была убита Регина…
Он уставился на меня и ждал продолжения.
– Может, Регина знала его. Ведь она была в галерее в Австралии. Может быть, она узнала его, когда увидела в доме среди бандитов… Вероятно, потому ее и убили – было явно недостаточно просто связать и заткнуть ей рот. Если бы она осталась жива, то несомненно смогла бы опознать его.
Теперь он выглядел так, словно ему не хватало воздуха.
– Но это все… предположения, – попробовал возразить он.
– Я знаю наверняка, что он был здесь через две недели после смерти Регины. Я знаю, что он по уши увяз в продаже картин, которые потом выкрадывали у владельцев. Я знаю наверняка, что он убил бы каждого, кто мог бы обвинить или выдать его. А остальное… ну, это уже ваши заботы!
Я продолжал идти к остановке автобуса. Он шел за мной с растерянным видом.
– Все хотели бы знать, – проговорил он, – как вы напали на след организации?
– Подсказка информатора, – усмехнулся я.
– Какого информатора?
"Информатор, – мелькнуло у меня, – контрабандист в модном пальто с великолепной прической и сумочкой из крокодиловой кожи".
– Информаторов не выдают, – заявил я.
Он вздохнул, остановился и вытащил из пиджака кусочек оторванной ленты телекса.
– Вы знакомы с инспектором по фамилии Портер?
– Разумеется.
– Он переслал вам сообщение.
Фрост передал мне ленту. Я прочитал аккуратно напечатанные слова:
"Передайте большое спасибо художнику-англичанину".
– Вы можете кое-что передать Портеру?
– Могу, конечно. Что?
– "Пустое", – продиктовал я.
Я стоял в темноте возле дома своего кузена. Он сидел в освещенной гостиной, глядя на портрет Регины, стоявший на камине все еще без рамы. Я позвонил.
Дональд медленно подошел и открыл.
– Чарльз? – несколько удивился он. – А я полагал, что ты в Австралии.
– Вчера прилетел.
– Заходи.
Мы прошли на кухню, где по крайней мере было тепло, и сели по разные стороны стола. Он выглядел изможденным стариком, тенью человека, который уходит из жизни.
– Как идут дела? – спросил я.
– Дела? – хмуро переспросил он.
– Торговля вином.
– Я с тех пор не был в конторе.
– Но если у тебя до сих пор не было проблем с наличными, они появятся.
– Мне все равно!
– Ты застрял, как иголка на пластинке. Проигрываешь один и тот же мотив… – Он смотрел на меня без всякого выражения. – Но теперь полиция знает, что это не ты организовал ограбление.
Он медленно кивнул.
– Полицейский… инспектор Уолл… приходил и сообщил мне…
– Ну, а дальше?
– Теперь это не имеет значения.
– Из-за Регины?
Он не ответил. Глаза его затуманились.
– Тебе нужно трезво оценить обстановку, Дональд. Она мертва. Уже пять недель и три дня, как она умерла. Ты хочешь ее увидеть сейчас?
Он страшно перепугался.
– Нет, Чарльз. Конечно нет!
– Тогда брось думать о ее мертвом теле!
– Чарльз! – Он вскочил, опрокинув стул, вне себя от ярости.
– Она в ящике холодильника, – сказал я. – А тебе нужно похоронить ее в холодной сырой земле. Разве не все равно?
– Убирайся! – Он повысил голос. – Я больше не хочу тебя слушать.
– То, из-за чего ты убиваешься, – терпеливо уговаривал его я, – это уже не Регина. Пойми, Дональд, то, что лежит в холодильнике, уже не Регина. Настоящая Регина – в твоем сердце, в твоей памяти. Единственная возможная жизнь, которую ты можешь ей дать, это помнить о ней. Ее бессмертие – в твоей жизни. И своим отказом от жизни ты убиваешь ее вторично.
Он резко повернулся и вышел. Я слышал, как он пересек холл, и догадался, что он направляется в гостиную. Через минуту я пошел за ним. Створки дверей были закрыты.
Я открыл двери и вошел. Он сидел на стуле на своем обычном месте.
– Убирайся… – вяло произнес он.
"Какой прок в том, – подумал я, – что человека сбрасывают с балкона, стреляют в него, швыряют о камни, а в итоге он не может спасти своего кузена".
– Я забираю картину с собой в Лондон, – громко и безапелляционно заявил я.
Он забеспокоился и вскочил на ноги.
– Нет!..
– Да. И немедленно!
– Ты не сделаешь… Ты отдал ее мне…
– Ее нужно вставить в раму. Иначе ее скрутит и перекорежит.
– Ты не заберешь ее.
– Ты тоже можешь поехать ко мне.
– Я не могу уехать отсюда!
– Почему?
– Не будь идиотом! – взорвался он. – Ты сам знаешь почему. Потому что…
– Регина будет там, где будешь ты. Стоит подумать о ней, как она будет с тобой.
Никакой реакции.
– Она была необыкновенная. Ужасно, что ее не стало. Но она заслуживает того, чтобы ты сделал для нее все, что возможно.
Опять ничего.
– Она не в этой комнате, а в твоих мыслях. И ты можешь взять ее с собой куда угодно.
Ничего.
Я подошел к камину и снял картину. Лицо Регины улыбалось, полное жизни.
"Но левую ноздрю следовало бы нарисовать несколько мягче…" – подумал я.
Дональд не пытался останавливать меня. Я тихо коснулся его руки.
– Давай выведем твою машину и поедем ко мне в Хитроу. Немедленно!
Дональд продолжал молчать.
– Вставай! – коротко приказал я. Он начал тихонько плакать.
Я глубоко вздохнул и взглянул на часы.
– Хватит! – сказал я через пару минут. – А бензин у тебя есть?
– Мы сможем заправиться… на шоссе… – ответил он, мучительно шмыгая носом.