– Что меня в этом бесит, – заметил он, – ну, помимо шока, так это то, что такие случаи наглядно показывают, как близко друг к другу мы живем. Мы как звери в клетках, поставленных одна на другую.
Фрида недоуменно подняла брови.
– Вы говорите, словно психоаналитик. Случается, что кто-то проваливается к вам с верхнего этажа, но это означает только то, что он провалился к вам с верхнего этажа, не более того. Это ничего не означает. Это просто несчастный случай. – Она обвела взглядом обломки и тучи пыли, оседающей на предметы обстановки. – Несчастный случай, способный вывести вас из себя.
Алан посерьезнел.
– Это я должен просить прощения, – заявил он. – Я был груб с вами. Вы не виноваты в том, что этот тип свалился нам на голову. И в том, что мой терапевт направил меня к вам. Я бы хотел кое о чем с вами поговорить. О мыслях. У меня в голове. Может, вам удастся прогнать их.
– Вы не были грубы – по крайней мере, не особенно. Значит, увидимся в пятницу. При условии, что к тому времени здесь все уберут.
Она проводила Алана к выходу, как поступала всегда, а затем снова села за стол и стала записывать впечатления от проведенного сеанса, хоть он и продлился не больше десяти минут. Ее прервал стук в дверь. Стук, а не звонок с улицы, поэтому она решила, что Алан вернулся, но это оказался мужчина с верхнего этажа. Он все еще был покрыт пылью.
– Пять минут, – сказал он.
– Пять минут чего? – не поняла Фрида.
– Вы оставаться здесь, – сказал он. – Я вернуться через пять минут.
Фрида сделала два телефонных звонка, отменяя два сеанса на вторую половину дня, и снова вернулась к своим записям. В дверь опять постучали. Она не сразу узнала мужчину, стоявшего в дверях: теперь он был чистым, пах мылом и был одет в джинсы, футболку и пару кроссовок без носков. Темно-каштановые волосы были старательно зачесаны наверх. Он протянул руку:
– Я Джозеф Морозов.
Ощущая себя чуть ли не персонажем сновидения, Фрида пожала ему руку и представилась, хотя на секунду ей почудилось, что он сейчас поднесет ее ладонь к губам и поцелует.
В другой руке он держал пакет с шоколадным печеньем.
– Вы любить печенье?
– Нет.
– Нам надо поговорить. У вас есть чай?
– Нам определенно надо поговорить.
– Тогда нужен чай. Я делать чай для вас.
Фрида не держала продуктов в крошечной квартирке, где принимала пациентов, но чай или кофе время от времени себе делала. Так что она провела мужчину в кухню и смотрела, как он там хозяйничает. Поскольку пришлось объяснять ему, где что находится, на приготовление чая ушло больше времени, чем если бы она все сделала сама. Они взяли по чашке горячего напитка и вернулись в комнату для сеансов психотерапии.
– Вы же могли умереть, – посочувствовала ему Фрида. – Вы целы?
Он поднял левую руку и посмотрел на нее с таким удивлением, словно она принадлежала другому человеку. По внутренней стороне предплечья шел длинный синюшный рубец.
– Я уже падать с лестницы, – пояснил он. – И лететь через окно. А один раз ломать себе ногу, когда… – Он неопределенно помахал рукой. – Оно врезаться в меня. А за мной стена. Ничего страшного.
Он отхлебнул чаю и посмотрел в окно на стройку.
– Большая работа, – уважительно заметил он.
– Может, поговорим о большой работе, которую предстоит выполнить здесь?
Джозеф повернул голову и посмотрел на строительный мусор на полу, потом на дыру в потолке.
– Это плохо, – согласился он.
– Я здесь работаю, – уточнила Фрида.
– Здесь нельзя работать, – возразил Джозеф.
– И что мне тогда делать? То есть что вы собираетесь делать?
Джозеф снова посмотрел на дыру в потолке и меланхолично улыбнулся.
– Я виноват, – признался он. – Но больше виноват тот, кто строить этот дом, этот пол, да.
– Ваш пол меня не очень-то волнует, – призналась Фрида. – А вот мой потолок – очень.
– Пол не мой. Я работать, пока люди жить в доме, за городом. Это их городская квартира. Вы каждый день работать?
– Каждый. Кроме субботы и воскресенья.
Он повернулся к ней и приложил к сердцу свободную от чашки руку – жест, отличавшийся определенной театральностью. Он даже отвесил легкий полупоклон.
– Я все починить для вас.
– Когда?
– Все быть даже лучше, чем раньше, до того как я упасть в дыру.
– Вы не падали в дыру. Вы эту дыру сделали.
Он задумчиво сдвинул брови.
– Когда вам надо работать здесь?
– Я бы хотела работать здесь завтра, но подозреваю, что об этом не может быть и речи.
Джозеф огляделся и улыбнулся.
– Я ставить сюда перегородку, – предложил он. – Работать за ней. И у вас есть офис. Когда вас здесь нет, я наклеить новые обои. Покрасить. Я все красить в правильный цвет.
– Этот цвет и есть правильный.
– Вы дать мне ключ, и перегородка стоять здесь завтра, а вы сидеть в офисе. Не в таком большом офисе…
Он протянул руку. Фрида раздумывала не дольше минуты. Она собиралась отдать ключи человеку, которого видела в первый раз в жизни. Но что еще ей оставалось делать? Искать другого строителя? Что может случиться в худшем случае? "Никогда не задавай таких вопросов". Она открыла ящик стола, нашла запасной ключ и протянула его Джозефу.
– Так вы украинец?
– Не поляк.
Самые лучшие из них – стеснительные, с заискивающими улыбками и дрожащими губами. Те, которые скучают по маме, сидят на ступеньках холодными, сырыми вечерами и ждут, когда мамочка придет и заставит их встать и побегать. Они должны стараться угодить, быть послушными. Таких можно лепить.
Вон тот маленький мальчик, который в одиночестве сидит на деревянных качелях-доске, ожидая, когда же кто-нибудь сядет на противоположный край, чтобы можно было качаться. Но никто к нему не подходит, и он сидит и ждет дальше. Сначала он улыбается, надеется, но постепенно улыбка на его лице становится словно приклеенная. Он оглядывается. Видит, как другие дети смотрят на него и решают не подходить. Он пытается позвать другого мальчика, но тот его игнорирует.
Да, он может подойти. Нужно четко знать, что именно ищешь, но и осторожность не помешает. Неважно, сколько на это уйдет времени. Время – не помеха.
Глава 10
– Как интересно, – заметил Сэнди.
Взявшись за руки, они шли через Сити по направлению к дому Сэнди – до него оставалось всего лишь несколько сот ярдов. По обе стороны от них высились внушительные здания – такие высокие, что они почти закрывали небо. Банки, финансовые учреждения, величественные юридические фирмы, чьи названия написаны прямо над входными дверьми. Запах денег. Улицы были чисты и безлюдны. Светофор сменил сигнал с красного на зеленый и обратно, но за это время здесь проехало лишь одно случайное такси.
Они возвращались с прощальной вечеринки врача, работавшего вместе с Сэнди и которого Фрида знала уже несколько лет. Приехали они по отдельности, но где-то в середине вечера Сэнди подошел к группе гостей, среди которых была Фрида, и положил руку ей на спину. Она обернулась, а он наклонил голову и запечатлел поцелуй у нее на щеке – слишком близко к губам и слишком долгий, чтобы его можно было принять за дежурный поцелуй при встрече просто знакомых. Это было откровенное заявление о правах, и, разумеется, он хотел, чтобы все это заметили. Когда она снова повернулась к людям, с которыми перед тем разговаривала, то заметила, что в глазах у них горит неподдельный интерес, хотя все вежливо промолчали. Теперь они еще и ушли вместе, чувствуя спиной взгляды окружающих, понимая, что теперь все разговоры станут крутиться вокруг них. Фрида и Сэнди, Сэнди и Фрида: а вы знали, а вы догадывались?
– В следующий раз ты, наверное, пригласишь меня на встречу со своим начальником. Ой, я забыла, ты ведь и есть начальник, верно?
– Ты против?
– Против чего?
– Того, что люди знают, что мы пара.
– Так вот кто мы, оказывается! – сардонически воскликнула Фрида, хотя ее сердце отчаянно колотилось.
Они уже дошли до Барбикана. Он повернулся к ней лицом и взял за плечи.
– Да ладно тебе, Фрида. Почему для тебя это так тяжело? Скажи это вслух.
– Сказать что?
– Что мы – единое целое, пара. Мы занимаемся любовью, планируем, говорим о том, что делали днем. Я все время думаю о тебе. Я вспоминаю тебя: что ты сказала, что почувствовала. Боже, мне ведь уже за сорок, и я успешный консультант. У меня седина в волосах, а я чувствую себя юношей. Почему тебе так тяжело сказать это?
– Мне нравилось, что все было тайной, – призналась Фрида. – Что о нас никто не знал, кроме нас самих.
– Это не могло всегда оставаться тайной.
– Я понимаю.
– Ты словно дикий зверек. Я боюсь, что, если резко пошевелюсь, если издам какой-то не такой звук, ты убежишь.
– Тебе стоит завести лабрадора, – посоветовала Фрида. – В детстве у меня был лабрадор, девочка. Всякий раз, когда ее оставляли одну, она выла. Она демонстрировала такую благодарность каждый раз, когда мы приходили домой, словно мы отсутствовали лет десять.
– Я не хочу собаку, – возразил Сэнди. – Я хочу тебя.
Она придвинулась поближе и просунула руки под его толстое пальто и пиджак. Ощутила тепло его тела через тонкую рубашку. Его губы коснулись ее волос.
– Я тоже тебя хочу.
Они молча вошли в дом. В лифте они повернулись друг к другу, как только двери закрылись, и стали так отчаянно целоваться, что она почувствовала вкус крови на губах. Когда лифт остановился на этаже Сэнди, они оторвались друг от друга. Войдя в квартиру, он снял с нее пальто, и оно упало на пол. Расстегнул молнию на ее платье, поднял ей волосы и расстегнул замочек на ожерелье, позволив тонкой серебряной цепочке скользнуть в его ладонь и подарить ему чувство прохлады, потом положил украшение на столик в прихожей. Опустившись на колени на деревянный пол, он снял с нее одну туфлю, затем вторую. Посмотрел на нее снизу вверх, и она попыталась улыбнуться. Ощущение счастья испугало ее.
– Я не из Польши, – в который раз повторил Джозеф посетителю практически пустого паба – теплого, уютного и обшарпанного, из которого ему совершенно не хотелось уходить.
– Я не против. Мне нравятся поляки. Ничего не имею против них.
– Я из Украины. Это совсем другое. Летом мы…
– Я вожу автобусы.
– Вот как, – понимающе кивнул Джозеф. – Я любить здешние автобусы. Я любить ездить на верхнем этаже, впереди.
– Твоя очередь.
– Что, простите?
– Еще по одной, дружище.
И он поднял кружку. А Джозеф уже думал, что оплатил последнюю порцию. Он сунул руку в карман куртки – слишком тонкой, чтобы помочь ему пережить зиму, – и нащупал монеты. Он сомневался, что денег хватит на очередную порцию угощения, но не хотел показаться грубым новому другу по имени Рей, розовому и кругленькому мужчине.
– Я купить вам пиво, а себе, наверное, нет, – сказал он. – Я должен идти. Завтра я начинать работу для одной женщины.
Рей заговорщицки улыбнулся, но улыбка исчезла, когда он увидел выражение лица Джозефа.
Она любила подставлять лицо порывам свежего ветра. Любила прохладную темноту и практически безлюдные улицы, когда тишину нарушали только звук ее шагов и шелест сухих листьев. Тем не менее откуда-то издалека до нее все равно доносился шум транспорта. Она прошла под мостиком: с парапета свешивалась пара ботинок, и все то время, пока она следовала этим маршрутом, ботинки покачивались на ветру. У моста Ватерлоо она всегда останавливалась и рассматривала огромные здания, столпившиеся на обоих берегах реки, и слушала мягкий, тихий плеск воды. Именно здесь Лондон полностью раскрывался перед благодарным зрителем. Отсюда он простирался на долгие мили во всех направлениях, постепенно сходя на нет в пригородах и заканчиваясь окультуренной сельской местностью, в которую Фрида по возможности старалась не казать носа. Она повернулась спиной к реке. Не так далеко отсюда ее ждал уютный домик: темно-синяя входная дверь, кресло у камина, кровать, которую она застелила утром.
Когда она вернулась домой, было уже почти четыре часа, но, хотя ее тело утомилось, мозг по-прежнему кипел мыслями и образами, и она понимала, что не сумеет уснуть. Коллега, специалист по сну, объяснил ей, что часто достаточно просто сосредоточиться на каком-нибудь умиротворяющем образе, например озере или луге с высокой травой, и именно это Фрида пыталась представить сейчас, лежа в постели, откуда благодаря неплотно закрытым занавескам было видно луну. Она представляла себя внутри рисунка, висевшего в арендованной квартире, где она работала: вот она идет сквозь теплые, приглушенные оттенки пейзажа… Но неожиданно она поняла, что представляет себе образы, о которых ей рассказал Алан Деккер: она видит корабль, попавший в бурю; канаты громко хлопают, все находится в движении. Наверное, именно такое ощущение и возникает иногда у него в мозгу, подумала она. А затем, вспомнив об Алане, она невольно вспомнила и то, как взорвался потолок в ее кабинете и на пол рухнуло тело, принеся с собой поток пыли и гипсокартона. Она спросила себя, будет ли ее комната готова к завтрашнему дню, – хотя, конечно, завтра уже успело стать сегодня, и приблизительно через три часа ей пора будет вставать.
Когда приехал Джозеф, Фрида с трудом разглядела его за огромным листом ДСП, который он нес. Он прислонил его к стене в кабинете и посмотрел на дыру.
– Через полчаса ко мне приедет пациент, – сообщила Фрида.
– Это занимать десять минут, – ответил Джозеф. – Может, пятнадцать.
– Вы залатаете этим дыру?
– Прежде чем дыра стать лучше, она должна стать хуже. Я ее увеличить, убрать обломки. Потом я делать ее крепкой и хорошей. – Он указал на ДСП. – А это я использовать, чтобы сделать стену здесь и вернуть вам вашу комнату. Я все измерить, отрезать два куска – этого хватать.
У Фриды было столько вопросов и оговорок в отношении данного процесса, что она не знала, с чего начать.
– Но как вы будете входить и выходить? – запинаясь, спросила она.
– Через дыру, – ответил Джозеф. – Я ставить лестницу, а потом поднимать ее.
Он вышел и несколько минут спустя вернулся с двумя сумками: в одной находились инструменты, в другой – куски дерева различного размера. Он с удивительной скоростью поставил лист ДСП на место, после чего до Фриды стали доноситься звуки ударов – что именно происходило по ту сторону перегородки, она не видела. Она неуверенным взглядом окинула дальний угол комнаты, теперь наполовину перегороженный, и спросила:
– Как все будет выглядеть, когда вы закончите?
Джозеф постучал по листу, чтобы проверить его на прочность. Похоже, результат его удовлетворил.
– Дыра закрыться, – ответил он. – Затем я убрать доску. Потом, в один день, я обклеить потолок обоями и покрасить. И если вы хотеть, я покрасить и остальную часть комнаты. В тот же день. – Он огляделся. – Покрасить в правильный цвет.
– Это и есть правильный цвет.
– Вы выбирать. Если вы хотеть скучный цвет – я красить в скучный цвет. Люди наверху, они платить. Я вставлять расходы в то, что они платить.
– Я не уверена, что это правильно, – заметила Фрида.
Джозеф пожал плечами.
– Они заставлять меня работать в опасном месте, где можно провалиться сквозь пол. Они могут за это немного заплатить.
– Я не уверена, – повторила Фрида.
– Я сейчас приносить второй лист, и вы получать свою комнату. Только немного меньшего размера, ненадолго.
– Хорошо.
Фрида посмотрела на часы. Скоро она будет сидеть в этой уменьшенной комнате, выслушивать сюжет мрачных снов Алана и сочувствовать грусти, охватывающей его при пробуждении.
Глава 11
– Честно, Алан, я не понимаю, почему ты вдруг стал таким скрытным.
Они уже поужинали, и Кэрри кнопками пульта переключала каналы телевизора, но сейчас она выключила его и, скрестив руки на груди, повернулась к мужу. Весь вечер она была раздражительной и ранимой. Алан ждал этого разговора.
– Я не скрытный.
– Ты ничего не рассказываешь о том, что там происходит. Это я уговорила тебя пойти туда, а теперь ты от меня отгородился!
– Все совсем не так. – Алан попытался вспомнить, какими словами Фрида описала все во время сеанса. – Это безопасное место, – наконец сказал он. – Где я могу говорить что угодно.
– Разве здесь ты не в безопасности? Разве мне ты не можешь рассказать все, что угодно?
– Не совсем. Она – чужой мне человек.
– Значит, ты можешь рассказывать чужому человеку то, что не можешь рассказать своей жене?
– Да, – кивнул Алан.
– И о чем же ты говоришь? Ох, прости, я забыла. Ты не можешь мне сказать, потому что это секрет?
Сарказм в исполнении Кэрри звучал странно и непривычно – в том числе и для нее самой. Ее лицо пылало.
– Все не так плохо, как тебе кажется. Нет там никаких страшных тайн. Я не рассказываю ей о своих интрижках, если ты об этом подумала.
– Ну, если это именно то, чего ты хочешь…
Голос ее звучал напряженно и визгливо. Она пожала плечами и снова включила телевизор.
– Не будь такой.
– Какой?
– Обиженной. Словно я старался обидеть тебя.
– Я не обиделась, – возразила она, но голос ее по-прежнему звучал резко.
Он забрал у нее пульт и снова выключил телевизор.
– Если ты и вправду хочешь знать, о чем мы говорили, то сегодня мы обсуждали невозможность иметь ребенка.
Она обернулась к нему.
– Так ты поэтому плохо себя чувствуешь?
– Я не знаю, почему именно, – признался он. – Я просто сказал тебе, о чем мы сегодня разговаривали.
– У меня тоже не получается родить ребенка.
– Я знаю.
– Это в меня тычут иголки и зонды, и это я вынуждена каждый месяц ждать, когда пойдут месячные.
– Я знаю.
– И я тут совсем… – Она замолчала.
– И ты тут совсем ни при чем, – устало закончил за нее Алан. – Во всем виноват я. Это у меня не хватает сперматозоидов для зачатия. Это я импотент.
– Не надо было мне так говорить.
– Ничего страшного. В конце концов, это правда.
– Я ничего такого не имела в виду. Дело вообще не в том, кто виноват. Не делай такое лицо.
– Какое?
– Как будто ты сейчас заплачешь.
– А что плохого в слезах? – спросил Алан и сам удивился. – Почему я не могу заплакать? Почему нельзя заплакать тебе?
– А я плачу, если хочешь знать. Когда остаюсь одна.
Он взял ее за руку и покрутил обручальное кольцо у нее на пальце.
– У тебя тоже есть от меня секреты.
– Надо было больше об этом говорить. Но я до сих пор верю, что все будет хорошо. Многие женщины ждут долгие годы. А если ничего не получится, то, возможно, мы решим усыновить ребенка. Я еще достаточно молода.