Грегори выключил двигатель; вспомнив про салфетку, вытащил её из кармана, развернул, поднёс к приборной доске и с трудом прочитал несколько слов, нацарапанных на ней: адрес, телефон и имя Сисса. Он было подумал, может, девушка переодевается и сейчас выйдет, но сразу же отбросил эту мысль. Почему-то он был уверен, что Сисс ничего не ждёт и ни на что не надеется. Светящиеся стрелки часов показывали девятый час; значит, они стоят здесь уже минут тридцать. Грегори выкурил две сигареты, окурки выбросил на газон, немножко послушал по приёмнику музыку, а когда терпение наконец истощилось, демонстративно хлопнул дверцей и направился к седану.
Сисс сидел, опершись локтями на руль и спрятав лицо в ладони. Падающий сбоку свет уличного фонаря серебряно поблёскивал на топорщащейся седой пряди. Грегори стоял и не знал, что делать. Потом, приняв решение, на цыпочках пошёл к "бьюику", оглянулся - Сисс не двигался, - сел в машину, резко рванул с места, повернул налево, разогнался на широкой, совершенно пустой улице и вернулся назад. Тёмная масса "крайслера" росла на глазах; казалось, столкновение неизбежно, но тут Грегори нажал на тормоза, шины взвизгнули, машина проехала по инерции ещё несколько метров и ударила в задний бампер "крайслера" - хоть и несильно, но громко. Грегори тотчас же выскочил из машины, восклицая:
- Ради Бога, простите! Тормоза у меня совершенно не держат! Надеюсь, вы не пострадали? Ах, это вы… - уже тише произнёс он и остановился.
Сисс, которого удар швырнул вперёд, открыл дверцу и, стоя одной ногой на земле, словно он собирался выйти из машины, но потом раздумал, уставился на Грегори, изображавшего удивление и растерянность.
- А, это вы? Как вас… Грегори, да? Что ж это получается, полиция наезжает на мирных граждан?
Они пошли взглянуть на багажник; он был цел, удар, как и надеялся Грегори, принял на себя бампер.
- Как это вам удалось? - выпрямляясь, поинтересовался Сисс.
- Понимаете, машина у меня из проката, ну я и переоценил тормоза. Откровенно говоря, обожаю ездить, что называется, с ветерком, наверно, оттого что ещё не перебесился. У меня ведь нет машины.
Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он замолчал.
- У вас нет машины? - переспросил Сисс.
Вопрос он задал чисто машинально, думая о чём-то своём. При этом натянул на правую руку перчатку, разгладил, застегнул кнопку, а вторую перчатку аккуратно скатал трубочкой. Они всё ещё стояли возле столкнувшихся автомобилей.
"Сейчас я его приглашу", - решил Грегори.
- Нету, - ответил он. - Бедность - одна из главнейших добродетелей, свято соблюдаемых в полиции. Но как бы то ни было, я чувствую себя виноватым, и потом, видно, судьба нам велит провести сегодняшний вечер вместе, коль скоро мы вместе отобедали. Кстати, сейчас самое подходящее время поужинать.
- Разве что в автомате, принимая во внимание вашу бедность, - рассеянно бросил Сисс. Он всё время оглядывался по сторонам, словно кого-то искал.
- Ну уж не настолько я беден. Предлагаю звёздный заезд в "Савой". Как вы на это? Наверху там есть уютные уголки. И вино хорошее.
- Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Впрочем, не знаю… В конце концов… - Сисс направился к "крайслеру", сел в него и почти беззвучно добавил: - А, всё равно…
- Значит, едем! Отлично! Езжайте первым, хорошо? - торопливо говорил Грегори, делая вид, что принимает слова учёного за согласие.
Сисс испытующе взглянул на него, даже высунулся из машины, словно желая рассмотреть выражение лица, потом неожиданно захлопнул дверцу и нажал на стартёр. Мотор молчал: Сисс забыл включить зажигание. Грегори видел это, но подсказывать не стал. С минуту Сисс тщетно пытался оживить мёртвый мотор, наконец заметил свою оплошность. Садясь за руль, Грегори не был уверен, что учёный поедет в "Савой", и когда тронулся следом за его машиной, вдруг подумал: "Хорошо бы он свернул". Но уже на первом перекрёстке понял, что Сисс принял приглашение.
До "Савоя" ехали минут десять, машины оставили на стоянке. Было уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, в центре зала на вращающейся площадке, освещённой снизу разноцветными фонариками, танцевали. Наверх, откуда открывался вид на зал, пришлось пройти мимо колонн, и свет люстр, висящих на длинных цепях, слепил им глаза. К ним подскочил официант и предложил стол в глубине, рядом с шумной компанией, но Грегори отказался и прошёл в самый конец балкона. Там, немножко на отшибе, между капителями двух колонн был двухместный столик. Мгновенно появились два официанта во фраках, один с меню, другой с картой вин - довольно толстым томом.
- Вы разбираетесь в этом? - спросил Сисс, захлопывая переплетённый в кожу фолиант.
Грегори улыбнулся:
- Немножко. Для начала, думаю, неплохо бы вермут. Вам с лимоном?
- Вермут? Он горчит. Впрочем, пусть будет вермут. Можно и с лимоном.
Грегори молча взглянул на официанта, этого было достаточно. Второй терпеливо ждал чуть в отдалении. После долгих размышлений Грегори сделал заказ, предварительно осведомившись у Сисса, как тот относится к салату из свежих овощей и не повредит ли ему жареное.
Сисс, наклонившись к балюстраде, безразлично смотрел вниз на головы танцующих. Оркестр играл слоу-фокс.
Грегори тоже бросил взгляд на площадку, потом поднял рюмку с вермутом и посмотрел сквозь неё на свет.
- Да… вот ещё что… - с трудом выдавил он. - Я… я хочу попросить у вас прощения.
- Что? - Сисс недоумённо поднял брови. - Ах, вот что! - понял он наконец. - Нет, нет, ради Бога, не надо! Всё это такая ерунда.
- Я буквально только сегодня узнал, почему вы ушли из генерального штаба.
- Значит, теперь уже знаете? - безразлично пробормотал Сисс. Вермут он выпил, как чай, - тремя глотками. Ломтик лимона соскользнул к губам, он взял его двумя пальцами, подержал и опустил в пустую рюмку.
- Да.
- Старая история. Вам-то полагалось бы её знать, раз уж вы следите за мной.
- Вы относитесь к той категории людей, о которых высказывают диаметрально противоположные мнения, - заметил Грегори, делая вид, что не слышал последних слов учёного. - Либо горячо, либо холодно. И ничего - тепло. Так и в этом случае. Всё зависит от источника информации. А не могли бы вы рассказать, за что вас сняли с руководства оперативным отделом?
- И приклеили ярлык "красный", - добавил Сисс. Вопреки ожиданиям Грегори он ничуть не оживился, был всё так же вял и безразличен, сидел сгорбившись, опираясь рукой на перила балкона. - Зачем? - наконец произнёс он. - Нет смысла ворошить прошлое.
- Правда ли, что вы предсказывали катастрофу, гибель человечества? - понизив голос, задал Грегори новый вопрос. - Простите за назойливость, но для меня это очень важно. Вы же знаете, как люди всё перевирают и искажают. Не могли бы вы рассказать, как всё было?
- Зачем вам это?
- Хочу узнать вас, понять.
- Старая история, - опять повторил Сисс, не отрывая взгляда от танцующих. Теперь на площадке горели красные фонарики, и обнажённые плечи женщин отсвечивали розовым. - Дело было не в катастрофе. Вам действительно интересно?
- Да.
- Эк вы любопытны. Было это в сорок шестом. Началась атомная гонка. Я понимал, что, когда будет достигнут предел - я имею в виду взрывную силу, - начнётся развитие средств доставки. То есть ракет. Потом и тут дойдут до предела; у обеих сторон ракеты с водородными боеголовками, где-то укрыт пульт с пресловутой кнопкой. Стоит её нажать, и ракеты взлетают. Через двадцать минут наступает конец света для обеих сторон - finis mundi ambilateralis …
Сисс усмехнулся. Официант принёс вино, откупорил бутылку, налил несколько капель Грегори в бокал. Грегори пригубил, прополоскал рот и кивнул. Официант налил по полному бокалу и отошёл.
- Так вы думали в сорок шестом году? - спросил Грегори, поднимая бокал.
Сисс кончиком языка попробовал вино, осторожно отпил маленький глоток, потом залпом выпил до дна, выдохнул и поставил бокал на стол - не то с удивлением, не то в замешательстве.
- Нет, это только начало. Понимаете, гонка, уж коль она началась, не может прекратиться Она должна продолжаться. Одна сторона создаёт большую пушку, вторая отвечает ещё большим танком. Процесс этот может закончить только столкновение, война. А поскольку в подобной ситуации она означает finis mundi , гонку приходится продолжать. И люди становятся её пленниками. Оружие всё улучшается и совершенствуется. Но вот оно усовершенствовано до предела. Что остаётся? Мозги. Мозги командующих. А поскольку человеческий мозг усовершенствованию не поддаётся, то и здесь придётся перейти на автоматы. Итак, следующая стадия - это автоматический генштаб, то есть электронные стратегические машины. И тут возникает интереснейшая проблема, вернее, две проблемы. На это обратил моё внимание Мак Катт. Во-первых, существует ли предел для развития таких мозгов? Они похожи на устройства, способные играть в шахматы. Машина, предвидящая намерения противника на десять ходов вперёд, всегда выиграет у машины, которая предвидит только на восемь или девять. Чем дальше предвидение, тем машина должна быть больше. Это раз.
Сисс явно оживился. Грегори показалось, что он обо всём забыл, забыл даже, кто его собеседник. Грегори разлил вино. Сисс играл бокалом, двигал его по скатерти взад и вперёд. Вдруг бокал накренился. Но Сисс подхватил его и выпил - опять залпом. Внизу зажглись жёлтые прожекторы, мандолины выводили гавайскую мелодию.
- Создание всё более крупных машин для стратегических задач ведёт, хотите вы того или не хотите, к увеличению объёма информации, которую закладывают в них. А это в свою очередь означает, что электронный мозг станет определять жизнь государства. Мозг может счесть, что пресловутую кнопку надо перенести в другое место. Или что следует изменить покрой пехотных мундиров. Или же что необходимо увеличить производство такого-то сорта стали и потребует на это средств. Ну а раз такой мозг построен, его надо слушаться. Если парламент начнёт дебатировать - выделять или не выделять кредиты, решение затянется, а тем временем противник может вырваться вперёд. И через некоторое время ликвидация парламентской системы станет неизбежной. Контроль людей над мозгом будет уменьшаться по мере увеличения количества информации, сконцентрированной в нём. Вам понятно? По обеим сторонам океана возникают два разрастающихся мозга. Каково будет первое требование такого мозга, когда наступит очередь следующего шага в продолжающейся гонке?
- Увеличить его компетенцию, - вполголоса произнёс Грегори, наблюдая из-под опущенных век за Сиссом. У того на щеках выступили красные пятна.
Внизу стало вдруг тихо, потом раздались аплодисменты, и запела певица. Юноша в смокинге подкатил к ним столик на колёсах, следом официанты принесли подносы с кастрюльками, накрытыми серебряными колпаками. Расставили подогретые тарелки, разложили салфетки, приборы.
- Нет, - заявил Сисс. - Первым делом он потребует, чтобы увеличили его самого, то есть пристроили ещё блок и ещё! А компетенция - это придёт само собой.
- Короче, вы предсказываете, что земля превратится в шахматную доску, а люди станут пешками, которыми два механических игрока будут разыгрывать бесконечную партию?
Сисс надменно глянул на Грегори.
- Именно. Только я не предсказываю. Я делаю выводы. Первый этап подготовительного процесса близится к концу, а ускорение всё нарастает. Я понимаю, это кажется невероятным, неправдоподобным. Но от этого никуда не деться. Никуда не деться!
- М-да, - пробормотал Грегори, склоняясь над тарелкой. - И что же вы… предлагали?
- Договориться. Любой ценой. Но, как это ни страшно звучит, катастрофа представляется мне меньшим злом, нежели эта шахматная партия. Я всего-навсего сделал выводы. Иллюзий у меня нет. Знаете, это ужасно - не иметь иллюзий! - сказал Сисс и налил себе вина. Пил он неохотно, почти с отвращением, но всё-таки пил, и всё больше: даже сам разливал вино по бокалам.
Внизу снова заиграл оркестр. Мимо них прошла пара: стройный мужчина с иссиня-чёрными усиками, оттеняющими бледность лица, и молоденькая девушка. На обнажённые плечи девушки была накинута белая шаль с золотой ниткой, под цвет её волос. Сисс посмотрел ей вслед, долго провожал взглядом, губы его искривились в непонятной гримасе. Он отодвинул тарелку, прикрыл глаза и спрятал руки под скатерть. Грегори показалось, что он считает пульс. Через несколько секунд он открыл глаза и спросил:
- Ну и чем мы закончим столь великолепно начатый вечер?
Потом пригладил волосы на висках, выпрямился. Грегори положил на тарелку нож и вилку. Моментально подлетел официант.
- Кофе будете пить? - спросил Грегори.
- Обязательно, - ответил Сисс. И опять спрятал руки под скатерть. - Кажется, я пьян… - сообщил он, смущённо улыбаясь, и неуверенно, с изумлением осмотрелся.
- Время от времени это необходимо, - заметил Грегори и вылил остатки вина себе в бокал.
Кофе был горячий и крепкий. Его выпили в молчании. Стало душновато. Грегори поискал глазами официанта и, не найдя, встал. Официант оказался возле бара, за колонной. Грегори попросил открыть окно. Когда он вернулся на место, приятное свежее дуновение колебало пар, поднимающийся из чашек. Сисс сидел, опершись о балюстраду, и глубоко, часто дышал; глаза у него были запавшие и красные, на висках вздулись жилы.
- Вам плохо? - спросил Грегори.
- Я не выношу алкоголя. - Сисс снова закрыл глаза. - То есть организм не выносит. Внутри становится мутно, тускло.
- Мне очень жаль…
- Ай да пустяки. - Сисс всё не открывал глаз. - Не будем об этом.
- Простите, вы были противником превентивной войны? Я имею в виду сорок шестой год.
- Да. Тем более что в её успех не верил никто, даже кричавшие о её необходимости. Понимаете, не было психологической готовности. Все были опьянены наступившим миром. Но постепенно даже священника можно склонить к людоедству. Главное, действовать последовательно, систематически. Как сейчас.
- А что вы делали потом?
- Разное. Начинал многое, да закончить ничего не смог. Как-то так получалось, что я оказывался тем самым камнем преткновения, а в этом, сами понимаете, проку мало. Это дело я тоже, видно, не закончу. Вечно я останавливаюсь на мёртвой точке. Если бы я ещё мог верить в злой рок… Так ведь нет, это мой характер… Терпеть не могу компромиссов.
- Вы ведь не женаты?
- Нет. - Сисс с подозрением глянул на Грегори. - Почему вы об этом спрашиваете?
Грегори пожал плечами.
- Ну… просто хотел узнать. Если вам…
- Устаревший институт, - пробормотал Сисс. - Детей у меня, к вашему сведению, тоже нет. Если бы их можно было делать головой… Не доверяю я этой лотерее генов. Да, кстати, сейчас, кажется, вы хозяин, а я гость? В таком случае, может, пойдём?
Грегори расплатился. Когда они спустились вниз, оркестр грянул громкую джазовую мелодию. Они пробирались по краю танцевальной площадки, их толкали. Наконец они вышли на улицу, и Сисс с облегчением вздохнул полной грудью.
- Благодарю… за всё, - вяло произнёс он.
Грегори не отставал от него. Сисс долго рылся в карманах, разыскивая ключи, наконец нашёл, открыл дверцу, расстегнул пальто, потом снял и бросил его, скомканное, на заднее сиденье. Взялся за руль. Грегори продолжал стоять.
Сисс сидел и не двигался.
- Я не могу вести, - пробормотал он.
- Давайте-ка я вас отвезу, - предложил Грегори. - Подвиньтесь, пожалуйста, - и он наклонился, чтобы сесть.
- У вас же тут машина…
- Чепуха. Потом вернусь.
Грегори уселся, захлопнул дверцу и резко взял с места.
7
Поставив машину во дворе, Грегори вернулся в подъезд. Сисс стоял с закрытыми глазами, тяжело опершись на перила, на губах у него блуждала слабая болезненная улыбка. Грегори не прощался - ждал. Наконец Сисс глубоко вздохнул, открыл глаза и посмотрел на Грегори.
- Вы не торопитесь? - спросил он.
Грегори кивнул и, ни слова не говоря, пошёл следом за ним по лестнице. Уже взявшись за ручку двери, Сисс вдруг замер, что-то собрался сказать, даже прикрыл снова дверь, но тотчас же распахнул её.
- Я войду первым, темно, - сказал он.
В прихожей свет горел. Кухонная дверь была открыта, но в кухне никого не было, только негромко посвистывал чайник, стоящий на маленьком огне. Они разделись, повесили пальто.
При свете белого матового шара, висящего под самым потолком, комната выглядела опрятно и даже празднично. На письменном столе длинный ряд книг одинакового формата, карандаши и ручки лежат симметрично, к книжным полкам придвинут стеклянный столик и два низких клубных кресла с зелёной обивкой, на их сиденья брошены подушки с ярким геометрическим узором. Стол заставлен чашками, бокалами, тарелками с фруктами и пирожными. Судя по вилкам и чайным ложкам, он был сервирован на двоих. Сисс потёр руки.
- Садитесь к книгам, там удобней, - сказал он с наигранным оживлением. - После обеда у меня был гость, так что могу угостить тем, что осталось.
Грегори хотел ответить - непринуждённо, остроумно, чтобы подыграть Сиссу, но как-то ничего не придумал и, молча отодвинув кресло, уселся на подлокотник лицом к книгам.
Это было великолепное собрание научной литературы на нескольких языках; каждая полка снабжена пластмассовой табличкой с названием предмета: на одной - труды по антропологии, на другой - по математике. Краем глаза Грегори заметил в выдвинутом ящике стола какие-то планшеты с неяркими пятнами телесного цвета, но едва бросил на них взгляд, как Сисс сорвался с места, буквально подбежал к столу, коленом задвинул ящик и захлопнул дверцу.
- Беспорядок, прошу прощения, - объяснил он с наигранной непринуждённостью, опять потёр руки и уселся возле окна на батарею парового отопления.
- Нынешний ваш интерес к моей особе представляется мне тоже весьма подозрительным, - заметил он. - Слишком уж он всесторонний…
- У вас, наверно, было много неприятностей в жизни, - отозвался Грегори. Он наугад вытаскивал толстые тома и большим пальцем прогонял страницы, как карты в колоде; перед глазами мелькали формулы и математические символы.
- Пожалуй, да. Что будете пить - чай, кофе? - вспомнил вдруг Сисс о своих обязанностях хозяина.
- То же, что и вы.
- Отлично.
Сисс направился на кухню. Грегори отложил "Principia mathematica" и уставился на дверцу письменного стола. Он бы с удовольствием порылся в ящиках, но не смел. Через открытую дверь было слышно, как Сисс возится у плиты. Вскоре он принёс чайник, налил по чашке чаю и уселся напротив Грегори.
- Осторожно, горячий, - предупредил он. - Итак, я теперь вне подозрений? - И, помолчав с минуту, продолжил: - А знаете что? Я мог бы подбросить ещё один мотив, который ускользнул от вашего внимания. Представьте, что мне нужно было спрятать труп. Например, я кого-то убил. И чтобы затереть следы, я создаю необычную ситуацию, перетаскиваю покойников с места на место, произвожу, так сказать, смятение и замешательство, в котором моя жертва исчезает с концами. Как вам это нравится?