- По причинам, для вас непонятным! - бросил он. - Тинкерман не мог запретить публикацию "Бога спирали", он даже не мог вынудить меня сменить название на менее интригующее, но он мог запретить ИЧ дать рекламу книге, когда она окажется в магазинах, тянуть с заказами на книгу, отказать в печати дополнительных экземпляров - вот как могло бы сложиться. "Типография Танбаллов" планировала получить с этого хорошую прибыль, как и само ИЧ, но Макс уже совершил ошибку, напечатав множество экземпляров до распоряжения. Поэтому, прежде чем решите, что у меня одного имеются мотивы для убийства Тинкермана, лучше обратите внимание на Танбаллов. Или, - воскликнул он, наклоняясь вперед, - присмотритесь к другим авторам, кто уже работал с ИЧ, но кого Тинкерман не любил. Он проклинал своих коллег, если они не знали хоть какой - нибудь незначительной детали из жизни Иисуса Христа. Да подозреваемых найдется выше крыши!
- Хорошо, - доброжелательно сказал Кармайн. - Давайте продолжим, доктор.
Его слова удивили Джима; тот явно ожидал, что расскажет свою историю и будет отпущен. Теперь он в изумлении смотрел на капитана.
- Продолжим?
- Думаю, да. Вы не упомянули Джона Холла, а мне нужно знать все о вашем с ним знакомстве.
- Джон? - Джима Хантера, казалось, поразила новая тема для вопросов. - Он был другом. Настоящим другом. Мы познакомились, когда поступили на курсы повышения квалификации по биохимии в Калтех. Думаю… нет, я уверен, что он сам обратился к нам. Он представился Милли и мне. Обычно мы с Милли не сходились с остальными, но Джон каким - то образом к нам пробился. Милли считала, что он вообще не видит разницы между обычным браком и смешанным: чернокожий с белой. Он, казалось, понимал, почему я люблю Милли и почему она любит меня. Он был одиночкой, настоящим одиночкой. Мы не скоро узнали, что у него денег больше, чем он может потратить: Джон никогда их нам не впихивал и не ранил гордость, предлагая заплатить за нас. Мы тогда постоянно проводили время на общественном пляже и считали наши гроши - хватит ли на дешевый перекус здесь же в кафе, а он всегда вкладывал такую же сумму, как и мы. Он занимался лесопромышленностью, а его приемный отец, Уиндовер Холл, хотел, чтобы пасынок узнал все о древесине. Поскольку в расписании курса не было отдельной, подходящей ему программы, Джон делал все то же, что и мы - увлекся углубленной биохимией. Милли, будучи отличным учителем, интерпретировала для него полученные знания так, чтобы он мог применить их на деле. - Хантер пожал плечами. - Вот так, капитан. Мы были просто друзьями.
- В равной степени? И вы, и Милли, по отношению к Джону? - спросил Базз.
Джим тщательно обдумал вопрос; он полностью осознавал, чего хочет полиция, и, вероятно, продумывал на двадцать ходов вперед. Он был очень умен.
- Нет, думаю, я был привязан к Джону больше, чем Милли, но для того есть одна большая причина. - Он сделал глубокий вздох. - Я плохо себя чувствовал. После восьми лет Холломена и Нью - Йорка в моем прошлом остался не один десяток драк. Если бы противостояние шло один на один, то мне было бы нечего опасаться, я смог бы выстоять даже против двоих, но моих противников честными не назовешь. Меня избивали вшестером. Потом я приползал домой к Милли, рыдающей в отчаянии, она хотела сдаться и все бросить - было очень тяжело, капитан. Когда мы переехали в Калифорнию, мы достигли того возраста, когда наказывают иным образом, не силой, - и драки прекратились. Знаете, даже при сильном численном превосходстве я оставлял на них отметины.
- Что пострадало сильнее всего? - спросил Кар - майн.
- Бог знает, какие кровотечения были в груди и животе, но там вроде бы все заживало, и не оставалось никаких симптомов, предупреждающих об опасных последствиях. Хуже всего обстояло дело с лицом - с носовыми пазухами. Я больше не мог дышать носом, а постоянные приступы боли в лице совершенно подкашивали - настоящее месиво. В начале наших первых летних каникул - в июне 1959‑го - Джон хитростью затащил меня к какому - то блестящему хирургу, который обещал починить мои пазухи за просто так - он сказал, что просто не может пропустить такой фантастический вызов его способностям. Но я уже почти нашел работу и знал, что мы с Милли не сможем нормально жить дальше, если я не устроюсь в более - менее приличное место.
Хантер остановился, Кармайн и Базз сидели молча, не желая его подталкивать. Когда Джим продумал и разложил по полочкам у себя в голове дальнейшие события, то смог продолжать.
- Вот тогда Джон и признался в наличии уиндоверских миллионов. И принялся меня убеждать сделать операцию еще сильнее, чем хирург. Если я не могу принять деньги в качестве дара, говорил он, то тогда должен их одолжить. Однажды, когда стану полновесным профессором, я смогу их ему вернуть. Я сдался, когда к уговорам присоединилась Милли, и признался, что испытываю чудовищные приступы боли. Хирург пообещал: после того, как он уберет поломанные кости с лицевого нерва, боли исчезнут. Исчезнет и угроза церебрального абсцесса. Суммарно - на подготовку к операции, неделю в больнице и восстановление после - я одолжил у Джона Холла десять тысяч долларов. Это давило на меня, и можете себе представить, как я буду рад, что наконец смогу вернуть ему долг. И тут он умирает. Это нечестно! Просто нечестно!
Медленно закипая, Эмили Танбалл шла по небольшой дорожке, соединяющей ее дом и дом Давины. Как случилось, что двадцатичетырехлетняя шлюшка черт знает откуда ухитрилась заграбастать дом, бизнес и состояние Макса прямо у нее под носом? Кто мог предположить подобное развитие событий, когда костлявая стерва появилась в "Типографии Танбаллов" со своим портфолио и, хлопая накладными ресницами, объяснила Максу, что как раз открыла свою студию дизайна на "Бостон - пост", и осведомилась, не будет ли ему интересно поработать с ней? И Макс, старый глупый козел, забил копытом, заблеял и убедил себя, что он никакой не старый козел, а жеребец в расцвете сил.
Он их обманул. Никто в семье не подозревал, что происходило в течение целых шести месяцев. Полгода Макс водил эту сучку на ужины, дарил ей дорогие подарки, подписал контракт на прежде унылые и блеклые бумажные обложки для издаваемых им книг. Вэл заметил первые признаки, но не угадал мотивы. Бумажные обложки стали ярче - их цвет, тиснение, рисунок приобрели немного более современный вид, - и Макс открыл источник изменений: "Имаджинекс", новая студия дизайна на "Бостон - пост", в полумиле от них. То, что Макс стал прихорашиваться и обновил фасад дома, казалось естественным и логичным - ведь ему пятьдесят восемь, самое время наводить марафет.
Эмили не беспокоилась за наследство Эвана уже много лет, с тех пор как Мартита исчезла вместе с сыном. Она знала, что все в итоге перейдет к Эвану, как и должно. Кто еще из оставшихся заслужил наследство больше, чем Эван? Он усиленно работал, чтобы поразить дядю Макса, делал, как тот велел, лепил себя по его подобию. И потакал Максу, скорбящему по сыну, но знающему, что "Типография Танбаллов" всегда в надежных руках племянника.
Пока Давина Савович, модель из Нью - Йорка, не вбила в голову Макса грандиозные идеи относительно его необходимости для Издательства Чабба. Какое еще издательство в Коннектикуте сможет удовлетворить требования университета с его необычными произведениями и ограниченным тиражом?
По окончании тех шести месяцев Давина и Макс поженились; на росписи никого не было, чтобы высказать свои возражения. В результате известие о браке обрушилось на Эмили, Эвана и Вэла, как ледяной Ниагарский водопад! Глупый старый козел Макс женился на женщине почти в три раза моложе его, а когда у Да - вины начал расти живот, Эмили поняла, что цель ее жизни растоптана. Конечно же, эта сучка родила сына! Алексис! Давина была помешана на русских царях и убедила мужа назвать своего сына русским именем. И старый козел Макс согласился, ведь соглашался со всеми предложениями Давины, даже такими безумными, как печать еще не согласованного тиража. Теперь становилось понятным, почему Макс перекрасил фасад дома: он ждал, когда новая хозяйка займется внутренним убранством - странные формы, цвета и рисунки, дань неизвестному творцу по имени Поль Клее.
Эван был таким хорошим мальчиком. Не доставлял ни проблем, ни беспокойства. В старших классах он выразил желание выучиться на летчика, но когда Вэл сообщил парню, что он наследует дело Макса, Эван отбросил все юношеские устремления и поступил в Университет Коннектикута на курс точного машиностроения и приобщился к типографскому делу. Его выбор невесты был менее притязательным, чем хотелось бы Эмили, но Лили оказалась милой девочкой. "Пусть ее происхождение и отражается на правильности речи, но в сравнении с выбором Макса она гораздо лучше, - думала Эмили на подходе к дому, все еще бурля гневом. - Если уж быть точной, с выбором жен. Мартита оказалась слишком высокомерной, чтобы близко сойтись с кем - нибудь из семьи, теперь же появилась Давина, которая пытается диктовать семье, с кем нужно сходиться! Отвратительная сучка, так уверена в себе, так уверена в Максе… Пришло время выбить ее из колеи…"
Эмили нажала на дурацкий дверной звонок с глупой мелодией и была совершенно сбита с толку, когда дверь ей открыла Давина собственной персоной - где эта ужасная Уда? И полностью одета! Ни шелковой ночной рубашки, ни воздушного халатика? Эмили даже обрадовалась, что предусмотрительно приоделась перед визитом к своей невестке, которая теперь смотрела на нее.
Прошло уже много времени после их переезда из Уотербери, и Эмили Танбалл научилась, как себя подать, если приходится иметь дело с очень важными людьми. Польская карьеристка обучилась всему настолько хорошо, что уже едва могла вспомнить свою девичью фамилию Малкужински. Она была стройной и достаточно привлекательной для своих подступающих пятидесяти, посещала раз в неделю салон красоты, чтобы уложить волосы и сделать маникюр, и покупала платья в дорогих магазинах во время распродаж. Сегодня Эмили надела отлично скроенное темно - голубое платье и итальянские туфельки из лайки в тон. В районе ключицы она приколола брошь с сапфиром и бриллиантом. В молодости она была восхитительно красива, но ничто не вечно; ее черты остались привлекательными, но стали несколько мужеподобными, а темные волосы Эмили теперь носила короткие, профессионально подстриженные. Ее темные глаза видели все: миссис Танбалл ничего не пропускала. Именно это она и собиралась дать понять Давине в наиболее мягкой форме.
- Где Уда? - спросила она, присаживаясь на стул.
- Готовит мне кое - что на кухне.
- Как Алексис?
- В полном здравии.
- Когда спрашивают о ребенке, обычно имеют в виду не это, - сказала Эмили, наблюдая, как Давина прикуривает зеленую сигарету из "Собрания Коктейль".
Та в удивлении выгнула тонкие черные брови.
- Не жеманничай! Что еще ты могла спросить, Эмили?
- Давина, он ребенок! Дети такие милые и все время развиваются - просто кладезь разных трюков и забавных историй.
Теперь Давина нахмурилась.
- В четыре месяца они рассказывают истории?
- Нет, - ответила Эмили, стараясь сохранять хладнокровие. И эта глупая золотодобытчица претендует на понимание нюансов английского языка! - Спрашивая о нем, я предполагала, что ты расскажешь мне забавные истории, происходящие с ним.
Давина зевнула.
- Думаю, Уда могла бы, будь ее английский получше. К тому же у меня есть девочка, которая за ним присматривает: стирает его подгузники, купает, меняет белье. - Она нетерпеливо передернула плечами. - Но почему ты меня сегодня об этом спрашиваешь, Эмили?
- Думаю, прежде не было времени. После его рождения ты практически не показывалась, верно?
- Большая потеря крови меня совсем истощила. Глупые доктора поздно спохватились, и для кесарева сечения было уже поздно. Я только начала поправляться.
- Будь ты благоразумнее, не пришлось бы так мучиться.
- Брось! Алексис родился совсем маленьким.
- Твоя диета лишила тебя сил. Кости созданы, чтобы быть закрытыми мясом, а не чтобы виднеться.
Дальнейший спор прекратился с приходом Уды; Давина повернулась к ней и посмотрела с благодарностью.
- Кофе, - коротко бросила она.
- Ты обращаешься с бедной женщиной, как с грязью, Давина.
- Она моя прислуга, принадлежит мне. Ты прекрасно это знаешь.
- В Югославии, полагаю, возможно все, но не здесь, в Америке. Уда свободна, никаких "принадлежит".
- Для принадлежности страна не имеет значения. Ее семья снабжала мою слугами в течение пятисот лет.
- Везет, - сухо заметила Эмили.
Они сидели в неловкой тишине, пока не появилась Уда, везя сервировочный столик с кофе, легкими закусками и сладостями.
- Не было необходимости так утруждать себя, - сказала Эмили, взяв чашечку кофе в одну руку и булочку с карри в другую. Откусив кусочек, она кивнула. - Очень вкусно! Но все - таки не надо было.
- Зачем ты пришла, Эмили?
Себе Давина взяла только черный несладкий кофе, игнорируя еду.
- Прояснить некоторые детали, которые я заметила в течение прошлого года.
Давина поставила чашку на стол.
- Какие детали?
Эмили взяла вторую крошечную булочку с карри.
- О, как же так, Вина! Разве я должна произносить все вслух? Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
Она фыркнула в ответ.
- Когда ты начинаешь говорить загадками, Эм, я становлюсь Фомой неверующим.
- Ты - и сомневаешься? Невозможно! - Эмили усмехнулась. - Просто удивительно, сколько всего можно услышать и увидеть и в какую картинку это складывается.
Белая светящаяся кожа Давины как - то вмиг потускнела, грудь тяжело вздымалась.
- Ты только всех ссоришь!
- Макс дома, верно? Я ведь не видела, как он уезжал.
- Мы ждем полицию.
- Ты пострадаешь еще больше, если я открою рот и расскажу все Максу.
- Расскажешь Максу что? Твою обычную ложь? Ты, как противная пенка, которая так и норовит заполнить любую поверхность, склочница!
- Я хочу, чтобы Эван унаследовал половину семейного бизнеса, - ответила Эмили.
Оправившись от волнения, Давина внимательно посмотрела на свои выкрашенные в алый цвет ногти.
- Ты ничего не знаешь, потому что и знать - то нечего. Ты ведь так выжила Мартиту, разве нет? Оскорбительные намеки, недомолвки… Всегда убеждала ее, что говоришь правду. Но я не Мартита. Я не слабая и не в депрессии. И не настолько уязвима. А ты - известная лгунья.
- Вероятно, я могу доказать, что не врунья… на этот раз. - Эмили взяла третью булочку. - Ты знаешь, к чему я клоню, Вина. Они великолепны! Могу я получить рецепт?
- Я велю Уде написать подробный рецепт, с пропорциями продуктов. - Давина улыбнулась. - За ее блюда и умереть можно.
- Мы договорились? - спросила Эмили. - Половина Эвану.
- Если хочешь, - равнодушно ответила Давина. Потом она прокричала: - Макс, дорогой! Составь нам компанию за кофе!
Элегантная мебель Здания Плюща была перенесена к задней стенке зала; то место, где она теперь находилась, прежде тщательно проверила команда Пола Бачмена. Осталось исследовать оставшееся огромное пространство, включая мусор. Донни и Делия представляли детективов, львиная доля работы свалилась на ребят из медэкспертизы.
Два лаборанта - криминалиста уже проделали самую неприятную часть экспертизы - проверили четыре бидона, куда скидывались объедки. Это никак нельзя было откладывать до понедельника.
И теперь, в понедельник, Делия, Донни, Пол и еще двое криминалистов, облаченные в комбинезоны, бахилы, перчатки и специальные шапочки, просматривали обычный мусор. Он находился в небольших металлических урнах стандартного типа; раньше урны стояли в углах, у стен, в коридорах, ведущих к центральному входу и туалетам, в самих туалетах и на кухне.
Детективы работали на огромном листе голубого пластика, на который и высыпали содержимое мусорницы, потом проверяли корзину внутри, подсвечивая фонариком на случай, если что - то прилипло или застряло в пазах. Затем скрупулезно просматривали сам мусор и после выбрасывали его в большой ящик.
- Когда в меню есть копченый лосось, на выбор куриные грудки или треска на гриле и персиковый пирог с мороженым, какого черта надо брать вот это? - спросил Донни, сидя на корточках и держа в руках пустую упаковку из - под сырного соуса.
- Не каждый любит хорошую еду, - ответила Делия, склонившись над мусором. - Я нашла с десяток упаковок от "Твинкс", а еще нечто, похожее на часть теоретической модели Вселенной, накарябанной на потрепанном кусочке бумаги. Должно быть, она была неверна - гений ее выбросил.
- Кто был с ребенком на этом празднике жизни? - изумился Пол, поднимая грязный одноразовый подгузник.
- Предполагается, что никто. Наверняка он оказался здесь случайно. О, загадочные свойства, присущие нашему мусору! - воскликнула Делия, поднимая спрей от комаров. - В это время года? Ну конечно!
- Я нашел кубик - рубик, книгу кроссвордов и пять пилок для лобзика, - сказал один из лаборантов Пола, посмеиваясь. - Полагаю, некоторые люди приходят подготовленными к скучным речам.
- Э! - крикнул Донни. - Я кое - что нашел, Диле!
Она тотчас опустилась на четвереньки и взглянула на его раскрытую ладонь в перчатке, остальные сгрудились вокруг. Там лежал металлический диск чуть меньше полутора сантиметров в диаметре, с шестимиллиметровым углублением в центре. На нижней части располагался рабочий конец узкой иглы шприца длиной в те же полтора сантиметра, прикрепленной к центру диска. Кончик был закупорен маленьким кубиком из коры пробкового дерева. К внешнему ободу диска с помощью клея крепилась резиновая оболочка, клей частично разъел резину, намертво прикрепив ее к стальному диску.
- Бинго! - выдохнул Пол. - Поверить не могу, что преступник выбросил это в мусор.
- Кармайн был прав, - сказала Делия. - Убийца не знал, что мы не сможем получить ордер на обыск всех посетителей банкета до их ухода. Вот он и избавился от орудия при первой возможности.
- Опасаясь яда, он принял меры предосторожности, чтобы игла случайно во время движения не уколола его самого; карман пиджака идеально подходит для хранения, но для извлечения ему пришлось повозиться - да, иначе он вполне мог бы уколоться, - рассуждал Донни. Однако риск все равно оставался. Интересно, когда он снял защитный кубик? И почему, воспользовавшись, он просто не выбросил приспособление под стол? И еще я не понимаю, как оно работало.
- Кармайн должен увидеть это прямо сейчас, - заявила Делия, поднимаясь, и направилась к висящему на стене телефону.
Десять минут спустя Кармайн был уже в Здании Плюща, оставив Базза в одиночку допрашивать доктора Джима Хантера. Он принес с собой два литра дистиллированной воды, десятимиллиграммовый шприц с короткой, в два сантиметра, иглой, несколько пробирок и почкообразный лоток.