В 1966 году президент Чабба, Моусон Макинтош, занялся активными поисками талантливых представителей других рас и одновременно потенциальных нобелевских лауреатов. Джим подходил но обоим критериям, а Макинтош считал, что во главе научной интеграции по всем вопросам надлежит стать университету Чабба. Не зная, что доктор Миллисента Хантер приходится дочерью главному судмедэксперту Холломена, Макинтош дал Дину Хьюго Вертеру четкое указание пригласить супругов Хантер на факультет химии. Они трудились в разных лабораториях, и должность Милли требовала дополнительных часов преподавания, но все же теперь они работали вместе в башне Бурк - Биолоджи. Милли понравилась Макинтошу - биохимия относится к тем наукам, которые оказываются сложнее, чем видится сначала, поэтому и преподаватели по этому предмету столь редки. Джим Хантер слыл бунтарем в науке и настоящим гением. Против него говорило только наличие красивой белокожей жены с высшим образованием, но теперь и это не имело значения. Они были женаты уже много лет, и, возможно, вопрос о расовом мезальянсе больше не стоял.
Таким образом, два года назад Милли неожиданно позвонила родителям и спросила, могут ли они с Джимом остановиться у них на пару ночей. Несмотря на то что четверо дочерей О’Доннелл уже давно выросли, в доме свободной комнаты все - таки не оказалось. Кармайн вошел в их положение и предложил супругам Хантер свою квартиру в доме, принадлежавшем страховой компании "Натмег", которую он планировал продать, так как после женитьбы купил дом.
Обрадованные возвращением детей, Патрик и Несси довольно скоро поняли: чтобы они ни предложили им теперь - этого было бы слишком мало, да и слишком поздно. Супруги Хантер были столь агрессивно настроены по отношению ко всему миру, что даже родители оказались не способны найти брешь в их броне. Но разве они могли тогда поступить иначе? "Страх за собственное дитя приводит к принятию совершенно чудовищных решений, - размышлял Патрик, поднимаясь по холодным каменным ступеням. - Если бы только Джим походил на Гарри Белафонте или, по крайней мере, был просто смуглым! Но он не был и не походил".
И хотя Милли Хантер дистанцировалась от родителей, их отношения оставались теплыми и дружелюбными. Однако Патрика и Несси продолжал терзать все тот же страх: разве могла пятнадцатилетняя девочка, руководствуясь своим крохотным опытом, выбрать пару на всю жизнь? Однажды один из них, Милли или Джим, проснется и поймет, что юношеская привязанность ушла и жестокий мир их разлучил. Пока этого не случилось, но случится. Обязательно! У них не было детей, и, возможно, они сами так решили: вероятно, они просто не могли себе позволить завести полноценную семью. Какие же они сильные! Патрика поражала их стойкость. Он подумал, выдержал ли бы его союз с Несси хотя бы десятую долю тех ударов, что достались Милли и Джиму? И вспомнил, что прошло уже больше двух лет с того самого сентября, когда они вернулись в Холломен.
Кармайн был в своем кабинете. Переступив порог, Патрик не мог сдержать улыбки: кузен дремал в удобной позе, выработанной за долгие часы ожидания своей очереди давать показания в суде. Что же произошло прошлой ночью?
- Вы с Дездемоной пересидели за столом, отмечая приход Нового года, братишка? - поинтересовался он.
Кармайн не подпрыгнул и даже не дернулся, а только приоткрыл глаз.
- Нет. У Алекса режутся зубки, а Джулиан весь в отца - очень чутко спит.
- Слишком маленькая у них разница в возрасте.
- Не смотри на меня так. Это была идея Дездемоны. - Кармайн снял ноги с кухонного стола, который служил ему рабочим, и открыл оба глаза. - Чего бродишь по управлению, Патси?
- Ты слышал что - нибудь о тетродотоксине?
- Немного. Он предположительно использовался в том сенсационном австралийском деле несколько лет назад - симптомы те же, но никакого яда тогда обнаружить не удалось. Во всем этом чувствуется японское влияние - уж я насмотрелся на отравления иглобрюхами, синекольчатыми осьминогами и прочей мерзостью, пока служил в Токио в оккупационных войсках.
Насколько я знаю, тетродотоксин быстро растворяется и выводится из организма еще до того, как проводится вскрытие, - ответил Кармайн.
Патрик потрясенно заморгал.
- Ты постоянно поражаешь меня, братишка. Смею предположить, что этот яд подлежит специальной регистрации в документах, если находится в общедоступных местах; но как быть, если он был не в общедоступном месте и все - таки исчез?
- Все зависит от того, порядочный ты человек или просто хочешь спасти свой зад. Если порядочный, то доложишь кому - нибудь о пропаже. Если жаждешь спасти свой зад, то напишешь в регистрационном журнале "случайно испорчен" или "вышел срок годности; утилизирован согласно правилам". Думаю, наш пострадавший - человек порядочный, верно?
- Верно. Моя самая большая головная боль - Милли. Она работала с материалом, и у нее осталось достаточно тетродотоксина, чтобы убить десятерых крупных мужчин. Яд был расфасован по стеклянным ампулам - по сто миллиграммов в каждую. Она сложила эти ампулы в мерный стакан, наклеила этикетку с обозначением яда - череп со скрещенными костями - и засунула его в глубь своего холодильника в лаборатории. - Патрик нахмурился. - Милли не стала никому говорить о пропаже до разговора со мной. Я посоветовал ей молчать об этом и дальше.
- Кто еще знал о яде?
- Только Джим. Она сказала ему вскользь. Но это не область его интересов.
- Стакан был как - то подписан, кроме стикера с черепом?
- Она не сообщила. Но Милли не только слишком честна, чтобы подделывать записи в регистрационном журнале, но еще и чрезвычайно организованна. Милли скорее пронумерует яд, чем напишет название. Любой, заглянувший к ней в холодильник, просто не будет знать, что там находится, - ответил Патрик. - Ее главный недостаток - это излишняя доверчивость, но неаккуратной она не была никогда. Должен признаться, ее наивность меня поражает, Кармайн. Как можно доверять всем вокруг, когда они так отвратительно с тобой обращаются?
- Такова ее природа, - мягко ответил Кармайн. - Милли честна, как святая.
Он взглянул на железнодорожные часы на стене.
- Пойдем перекусим в "Мальволио"?
- Звучит заманчиво.
Как только Мэрилин убрала со стола, Кармайн вернулся к обсуждению проблем брата.
- Ты теперь должен выискивать симптомы отравления тетродотоксином, - сказал он. - Если кто - то украл его с преступными намерениями, то каталка с телом жертвы обязательно окажется у тебя в морге, и чем быстрее ты проведешь анализы на наличие этого яда, тем больше у тебя будет шансов успеть его обнаружить. Да и почему бы тебе не сказать Полу, что ты проводишь неофициальное тестирование, дабы поддерживать своих лаборантов в форме? Скажи, что вы собрались искать симптомы какого - нибудь мудреного нейротоксина, например - тетродотоксина. Пола ты не обманешь, но зато твои лаборанты уже привыкли к… внеплановым тестированиям. Посвяти Пола в детали, он не болтун.
- Ну, я вынужден поддерживать своих сотрудников в форме, ведь моя лаборатория - теперь самая большая в штате. Я буду отслеживать, Кармайн, и очень внимательно. - Патрик нахмурился, стараясь справиться с охватившей его тревогой. - Это несправедливо! Милли не заслужила еще больше горя.
- Она поступила правильно, рассказав тебе о пропаже, - ответил Кармайн, стараясь успокоить кузена. - Скрой она факт кражи, и ты с легкостью мог бы просмотреть смерть от отравления тетродотоксином. Если наш вор действовал с умыслом, то он специально искал редкий и трудно определяемый яд. А значит, он обладает определенными знаниями в данной области. Биолог или биохимик, может быть, доктор. - Кармайн нахмурился, вертя в руках чайную ложку. - Принимая во внимание отношение Джима к Милли, его мы из подозреваемых вычеркиваем. Получается, кто - то еще знал о тетродотоксине.
Патрик вздрогнул.
- Кармайн, не продолжай! Ты говоришь так, словно вор уже запланировал убийство. Мы же сейчас только строим предположения! Раз в неделю в лабораторию заходит уборщица и моет все пробирки, а еще есть электрики и водопроводчики - Милли же не работает в абсолютном вакууме.
- Успокойся, братишка. Конечно, только предположения. Раньше времени заключений делать не станем, но никогда не повредит быть ко всему готовым. Я для себя уже отметил, что доктор Миллисента Хантер сообщила судмедэксперту и полиции о пропаже из ее лабораторного холодильника шестисот миллиграммов тетродотоксина. Материал не был подписан, а на мерном стакане с ампулами имелась только наклейка с черепом. Вот это точно подозрительно, Патси. Она уверена, что больше ничего не пропало. Подожди - ка меня. - Кармайн выскользнул из - за стола. - Я на минутку, и за ленч плачу я.
Патрик видел, как его кузен сказал что - то Луиджи, и тот протянул ему через стойку телефон. Кармайн сделал пару звонков, причем второй оказался гораздо длиннее предыдущего, и вернулся к столу.
- Больше ничего не пропало, даже дистиллированная вода на месте. Яд был только пронумерован - никак не узнаешь, что внутри.
- Значит, ее ни в чем не смогут обвинить? Или ей следовало запирать холодильник на замок?
- Учитывая, что она запирала лабораторию, даже если просто выходила в туалет - судья Твайтес не сочтет обязательным запирать и холодильник. Тем более Милли ничего не подписывает: белый порошок в стеклянной ампуле мог быть чем угодно: от кокаина до простой муки. Честно, Патси, с Милли все будет в порядке.
Кармайн с любовью посмотрел на брата. Патрик попал в паутину собственных страхов за дочь, которая доставляла ему все больше проблем.
- Ты же знаешь, в моей лаборатории я яд никак не отмечаю, - сказал Патрик.
- Ты и не обязан. Твоя лаборатория недоступна для посторонних, особенно теперь, когда у нас есть комната для опознания всего двумя этажами выше. Нам только и понадобилось установить лифтовую шахту между твоим этажом и нашим.
- Конечно, я держу все известные яды в сейфе, - продолжил Патрик, вцепившись в насущную тему, как пес в любимую кость. - Проблема в другом; сейчас так много токсичных веществ, с помощью которых можно свести счеты с жизнью: от "Драно" до обычного отбеливателя. Было гораздо легче, когда преступники использовали исключительно крысиный яд. Кармайн, не позволь им снова причинить боль моей Милли!
- Сделаю все от меня зависящее, обещаю. Сколько они уже вместе?
- В сентябре было восемнадцать. Им уже по тридцать два.
- Что держит их вместе, Патси?
- Я как - то давно спрашивал об этом Милли, еще до их отъезда в Колумбию. Она только сказала, что их глаза встретились, и все.
- Разве так не со многими случается?
- Со мной - никогда, - печально ответил он.
- И со мной - нет, хотя я очень люблю цвет глаз Дездемоны. Они как лед, такого странного голубого оттенка.
- Я считал их холодными. Именно поэтому она мне и не нравилась.
- Мы говорили о глазах, Патси, и больше никаких комментариев.
Патрик накрыл своей рукой руку Кармайна.
- Все уже давно иначе, братишка. Твоя жена - великолепная женщина.
Кармайн предпочел сменить тему.
- Макинтош шепнул мне, что издательство Чабба пророчит новой книге Джима Хантера славу настоящего бестселлера. Она о длани божьей в устройстве нашей современной жизни. Я так до конца и не понял, но Макинтош сказал, что любой прочитавший - поймет. Он сам прочитал ее еще в рукописном варианте и пришел в восторг. Джиму повезло, что Дон Картер оставался деканом издательства университета, пока шла редакторская работа. Том Тинкерман, новый глава, не является ярым поклонником Джима Хантера; он настолько ортодоксален в своей вере, что считает Джима атеистом.
В глазах Патрика заплескался ужас.
- О нет! Скажи мне, что для Джима все разрешится благополучно! Им с Милли уже пора завести настоящую семью, они так рассчитывали на дополнительный доход от продажи книги - Дон Картер подписал с Джимом щедрый контракт.
- Здесь Тинкерман ничего не сможет испортить, Патси. Думаю, Макинтош просветил нового декана издательства, насколько университет заинтересован в книге Джима, - ответил Кармайн, удивляясь, как тревожит Патрика любая новость, если дело касается его Милли.
- Тинкерман - просто самодовольный педант! - воскликнул Патрик. - Какого черта совет Чабба назначил его на эту должность? Джим говорит, что он совершенно для нее не подходит.
- Как сказал Макинтош, во всем следует винить Парсонсов. Господи, что за семейка! Я хорошо их помню еще по делу Хага.
- И я, - мрачно согласился Патрик.
- И все из - за коллекции полотен европейских мастеров, предположительно, самой большой в Америке, - продолжил Кармайн. - Глава семьи завещал коллекцию Чаббу, равно как и многомиллионные фонды, но не указал точной даты для передачи коллекции. Его отпрыски решили придержать картины. Макинтош на них не давил: он надеялся, что они спонсируют постройку галереи, куда и передадут коллекцию. Но не давно один банкир с другой фамилией во время последней встречи Макинтоша с Парсонсами выпил лишнего и сказал, что они решили подержать у себя полотна еще лет пятьдесят.
На широком привлекательном лице Кармайна заиграла улыбка, а янтарные глаза засияли от удовольствия.
- Макинтош вышел из себя - очень опасное состояние для окружающих.
- Господи Иисусе! Тот самый банкир после готов был покончить жизнь самоубийством?
- Наверняка. Макинтош объявил, что принародно подаст в суд, если вся коллекция, вплоть до последнего наброска Леонардо, не будет передана хранителю музея Чабба в течение месяца. Парсонсы проиграли, и понимали это. Как же они отомстили Макинтошу? Назначили нового главу издательства по имени Томас Тарлетон Тинкерман.
- Я сейчас понял, насколько нечистоплотны наши местные политики! - сказал Патрик с усмешкой. - Это не победа издательства Чабба. И не победа Джима.
- Не хочешь поспорить, сколько Тинкеман продержится на этой должности? Едва ли многим дольше после передачи последней картины.
- Но слишком долго для Джима, - снова помрачнел Патрик. - Ведь он может придержать выход книги.
- Я не эксперт в издательском бизнесе, братишка, но не думаю, что такое возможно. Если книга уже пошла в печать, то тираж займет слишком много места. Книги будут отгружать.
- Не думаю, что смогу пойти на субботний вечер.
- Патси, ты должен пойти! Мы с Дездемоной не сможем быть единственной поддержкой для Джима, - резко ответил Кармайн. - И что скажет Милли, если ты не появишься там с ее матерью?
- Тьфу! - Лицо Патрика скривилось от отвращения. - Милли и Джим - это единственная причина, почему я там буду, это точно. Мне кажется неправильным устраивать банкет в честь того, кого никто не хочет видеть на этой должности - даже Макинтоша. Хотя Парсонсы наверняка придут поддержать Тинкермана.
- Однозначно.
- По крайней мере, в вечерней одежде гораздо удобней, - со злостью добавил Патрик. - Тебе не придется надевать парадный мундир, а только профессорскую мантию.
- Ты в таком же положении, Патси, - в профессорской мантии.
Пятница, 3 января 1969 года
- Воспринимай это как репетицию, - успокаивала его Милли. - И к началу завтрашнего банкета ты уже будешь настоящим профессионалом.
Она поправила на Джиме галстук - бабочку и сделала шаг назад.
- Совершенство! Ты такой красивый! С тобой там никто не сравнится.
Ее комплименты, которые он слышал на протяжении восемнадцати лет, были совершенно неправдоподобными. Его внешний вид заметно улучшился, но Гарри Белафонте ему не стать никогда. Единственное, что привлекало к нему внимание - это восхитительная белокожая женщина, идущая с ним под руку.
Джим был под метр девяносто ростом, с такой большой и мускулистой шеей, что на ее фоне даже голова казалась меньше размером; массивные плечи, руки и широкая грудь довершали картину. Походкой вразвалку он был обязан вывиху бедра, но травма правого колена, которая положила конец надеждам стать членом школьной футбольной команды, изменила ее - он стал прихрамывать на правую ногу.
Его лицо никогда не разочаровывало тех, кто ищет в лицах в первую очередь проявление необузданной силы, - оно казалось грубым, даже зверским. Цвет его кожи был невероятно черен, как у самого чернокожего жителя Африки, и когда он фотографировался, даже в цвете на снимке невозможно было различить никаких черт. Чтобы понять, как он выглядит, требовалось увидеть его вживую. Ни скулы, ни надлобная кость на его лице никак не выделялись, и только его нос был широким, с огромными ноздрями. В школе Святого Бернарда его тотчас окрестили Гориллой. Реакция на чудовищное оскорбление усугубилась замешательством, связанным со сменой обстановки - сплошь белокожее окружение и так далеко от родного дома: времена массовой чернокожей миграции из южных штатов тогда еще не наступили, и он стал настоящим новшеством для итальяно - американского Восточного Холломена. Подростки жестоки: их не устраивало, что он преуспевал в учебе, даже не напрягаясь. А уж особенно им не понравилось, что он начал встречаться с красоткой Милли О’Доннелл из школы Святой Марии. Добавьте к этому его темперамент и злопамятность, и картинка получится полной. Он дрался. Десятки драк против превосходивших числом противников в итоге изуродовали его лицо, нанеся и внутренние повреждения, одарив пульсирующей болью лицевых нервов. Горилла стал выглядеть еще страшнее.
Только одолженные у Джона Холла на хирургическую операцию десять тысяч долларов спасли Джиму жизнь. Так он перестал быть Гориллой. Нос стал прямым и довольно узким, с маленькими и не выделяющимися ноздрями, скулы и нижняя челюсть приобрели правильную ровную форму. И, наконец, его главная, дарованная природой черта - огромные, поразительные зеленые глаза стали выделяться, очерченные высокими широкими бровями.
Однако шрамы от операции к этому моменту - когда его красивая жена повязывала ему галстук - бабочку и говорила, какой он красивый - еще никуда не делись. Позади были годы Негритянской Революции, настало время последних отчаянных попыток фанатиков сопротивляться неизбежному открытию горизонтов перед чернокожими; Джим знал это, понимал и приветствовал. Но он никак не мог избавиться от глубочайшего убеждения, что многие его испытания стали следствием женитьбы на белокожей королеве выпускного бала. Она была с ним с ее пятнадцатого дня рождения, стала частью его, причиной его поступков. Причиной? Нет! Источником.
Интуиция нашептывала Джиму, что при всей своей похожести на истинного африканца он не должен выглядеть как они. Его волосы были коротко пострижены, и он носил полагающуюся званию доктора одежду: белую хлопковую рубашку, брюки свободного кроя, спортивные туфли и поношенный пиджак из твида. Разве что по особым случаям, как сейчас, он облачался в смокинг самого большого размера, взятый напрокат из магазина.
- Не слишком сгибай руки, - предостерегла его Милли.