Джим едва слышал ее, будучи погруженным в размышления о том, чего достиг. Годы в Чаббе подарили непрерывную череду открытий, жизнь напоминала катание на американских горках. Большинство из тех, кто восторженно отзывался о профессоре Джиме Хантере, понятия не имели, что он и есть бывший Горилла, женившийся на привлекательной белокожей девушке. Репутация сложилась, ему только и оставалось - прожить следующие двенадцать месяцев и наслаждаться иной славой: знаменитого автора. Правда, когда Дон Картер начал объяснять ему, какие вещи придется делать, он в ужасе отшатнулся. И меньше всего он был готов встретиться лицом к лицу со всеми в качестве самого темнокожего мужчины с белой женой, королевой красоты.
…Милли стояла и смотрела на него с любовью в глазах. Ее сестра Кейт, известная модница, одолжила ей платье простого покроя лавандового цвета, с тончайшим верхним слоем более насыщенного оттенка. Миллисента выглядела бесподобно. Платье было коротким, открывая красивые ноги, - Кейт сказала, что сейчас так принято одеваться для званых вечеров. У сестры был отличный вкус, она даже повязала вокруг бедер Милли пояс из сверкающих стразов.
Милли не выглядела счастливой. Бедная девочка! Тот, кто стащил у нее тетродотоксин, должен быть расстрелян уже за то, что ее расстроил. Да еще и Джон Холл…
Джим взял ее лицо в свои огромные руки, бережно, словно розу.
- Ты такая красивая, - сказал он низким голосом. - Чем я заслужил такое счастье?
- Нет, чем я заслужила? - прошептала она в ответ, поглаживая его руки. - Один только взгляд, и все. Я буду любить тебя до самой смерти, Джеймс Кейт Хантер.
Его тихий смех едва можно было расслышать.
- О, брось, милая! Смерть - лишь переход. Ты думаешь, что наши частицы не воссоединятся потом, чтобы быть вместе вечно? Мы можем умереть, но наши души - никогда.
Милли едва слышно рассмеялась.
- Ты дурачишься, моя любовь, моя радость, моя самая, самая большая любовь.
- В следующем году в это же время нам будет гораздо лучше, я обещаю.
- Всячески поддерживаю. - Она намотала вокруг шеи шарф и натянула свитер, прежде чем Джим помог ей надеть старое чикагское пальто, достаточно теплое. - Ох эта зима! Дождаться не могу весны. Шестьдесят девятый станет нашим годом, Джим.
Его собственное чикагское пальто сидело намного лучше, чем смокинг, трещавший по швам.
- Хотя бы не идет снег.
- Я терпеть не могу этих людей, - сказала Милли, наблюдая, как Джим закрывает дверь. - Только представь Джона, пришедшего к родственникам.
- Знаешь, как говорят: ты можешь выбирать друзей, но родню не выбирают. Танбаллы, когда ты узнаешь их получше, покажутся тебе не такими уж и плохими.
- Бедный Джон! Представляю, что он почувствует, когда увидит свою мачеху. Из сказанного им прошлым вечером я поняла, что большая часть разговоров с отцом состояла из доказательств того, что он и есть тот давно потерянный сын, - продолжила Милли.
- Это логично, - ответил Джим. - Не волнуйся, Милли, рано или поздно все уладится. - Неожиданно он воодушевился: - Только подумай! Скоро, если моя книга принесет обещанные деньги, я смогу вернуть Джону долг за пластическую операцию. Десять тысяч долларов! Есть еще и стотысячный кредит на образование…
- Прекрати, Джим! - резко оборвала его Милли, она выглядела сердитой. - Мы теперь среди преподавателей Чабба, ты станешь знаменитым, и наш доход позволит выплатить все долги.
- Если только Тинкерман не запретит издание "Бога спирали". О, Милли, какой же длинный и тяжелый путь мы прошли! Не думаю, что вынесу еще одно разочарование. - Джим снял блокиратор с педали газа своего старенького "Шевроле". - В машине тепло и удобно. Садись.
…Давина и Макс Танбалл жили в большом белом доме на Хамптон - стрит, недалеко от трассы 133 и не более чем в полумиле от той воображаемой границы, после которой Долину населяют менее полезные обществу личности. На самом деле на этой длинной, просторной и мало застроенной улице располагалось три дома Танбаллов, но Давина с Максом жили на холме в наиболее внушительном и, безусловно, в самом дорогом. Дом на другом конце тоже говорил о немалом богатстве, но чья резиденция является здесь главенствующей, не вызывало никаких сомнений.
Когда Милли и Джим прибыли, то обнаружили, что они последние. Ужасно! Неужели им понадобилось так много времени, чтобы втиснуть Джима в смокинг? Какой бред! Этот вечерний дресскод!
Милли не первый раз видела Давину, но эта женщина по - прежнему вызывала у нее тревогу и неприязнь. До настоящего времени Милли занималась совершенно неженскими исследованиями и проводила время с ровесниками - мужчинами - так сложилось довольно рано благодаря ее отношениям с Джимом. Поэтому Давины этого мира были для нее даже страннее, чем Давина сама по себе: они болтали о вещах, о которых Милли не имела ни малейшего представления, да и не жаждала иметь.
Джон Холл так трогательно им обрадовался, что это окупило все их усилия; несмотря на ценность Джима для Макса, они, скорее всего, отклонили бы приглашение, если бы Джон не умолял их приехать прошлым вечером. Бедный парень был в ужасе - но это характерно для Джона, прежде такого одинокого, застенчивого и неуверенного в себе, пока он не подружился с Хантерами в Калифорнии.
Конечно же, Давина не могла оставить их в покое. Подобное нисколько не удивило Милли, знавшую о репутации мачехи: увидеть привлекательного мужчину, наброситься на него, а потом, когда он станет излишне пылким или прилипчивым, с визгом бежать к мужу за помощью. Привлекательная внешность Джона делала его неизбежной мишенью Давины. Ее жуткая служанка Уда явно пришла к такому же выводу и пичкала беднягу мартини, которое пить он явно не хотел. "Какая у нее здесь роль?" - думала Милли, следя за прислугой.
Это было ее единственным развлечением, особенно учитывая преимущественно мужское окружение. При обычных обстоятельствах Милли просто приняла бы участие в беседе мужчин. Но в присутствии Давины такое не пройдет! Как и в присутствии беременной миссис Маркофф, третьей женщины в компании, которая, судя по лицу, явно восхищалась Давиной.
Милли припомнила все, что она узнала о мачехе от Джима - ее единственного источника информации об этой семье, отвечавшей за издание его книги, так как непосредственно печатью изданий Чабба занималась "Типография Танбаллов", а оформлением - "Имаджинекс дизайн". О господи, пусть "Бог спирали" воплотит в жизнь все связанные с ним надежды!
Эмигрантка из Югославии двадцати шести лет, прожившая в Америке лет десять - первое, что вспомнила Милли. Давине посчастливилось приглянуться большому модельному агентству, и она стала топ - моделью, особенно известной рекламными роликами в пенной ванне, и ей хорошо за это платили. Однако ее сердце все еще пребывало в стадии визуального проектирования, как и будущее. Руководство издательства Чабба утверждало, что те лучшие, кто владеет искусством создания книг, чрезвычайно привлекательны для большинства. Так как основными заказчиками рекламной продукции Давины являлись профессиональные издательства, а Макс был единственным издателем прессы Чабба, она соблаговолила обратить внимание на него.
Милли не думала, что милейший старина, Дон Картер, который был руководителем Джима в процессе написания и редактуры книги, имел достаточно смелости, чтобы воспрепятствовать вхождению Давины в этот особенный мир небольшого академического издательства. А дальше понеслось.
Ей действительно только двадцать шесть? Нет, решила Милли, ей наверняка уже стукнуло тридцать. Высокая, худая, как щепка, но изящная. Ей повезло - Милли критически осмотрела Давину, - что у нее узкое телосложение; будь у нее широкий таз, и между худенькими, как руки, ногами образовалась бы огромная щель. Неплохая грудь второго размера, тонкая талия, что соответствует телосложению, и длинный торс, в противовес коротким ногам. Одевается она очень хорошо, а ее темно - коричневые волосы достаточно густые, чтобы, следуя моде, оставлять их свободно ниспадающими на спину. Прекрасная белая кожа без изъянов, тщательно выщипанные выгнутые брови, длинные ресницы и поразительно живые голубые глаза. И все же, продолжала размышлять Милли, губы слишком большие, а нос, хоть и прямой, слишком широкий. Очерченные скулы спасают ситуацию, вкупе с этими невероятными глазами. Милли посетило озарение: Давина выглядит, как выглядела бы горгона Медуза, пока боги не лишили ее красоты!
- У меня не такая высокая талия, чтобы носить короткие платья, - сказала Давина Милли; легкий иностранный акцент делал ее высокий звонкий голос еще более особенным.
- Не думала, что короткие платья подчеркивают талию, - ответила Милли. - Сколько уже Алексису?
- Три месяца. - Она издала легкомысленный смешок. - Я думала, что подарила Максу столь долгожданного наследника, но раз - и объявился Джон! И теперь я заколола откормленного теленка в честь возвращения блудного сына.
- Но Джон - не блудный сын, - заметила Милли. - Тот был изгнан, потому что промотал наследство, насколько мне помнится, а Джон стал жертвой обстоятельств против своей воли.
Искрящиеся весельем глаза потемнели, в них появилось сомнение; Давина передернула плечами и быстро отошла.
Комната была обставлена по последней моде, и Милли она вполне понравилась. Милли нашла удобное кресло, чтобы спокойно понаблюдать за окружающими, пока есть возможность. Правда, приглашенных было слишком мало. Ее взгляд остановился на Джиме, разговаривающем с Джоном, и мысли вернулись ко вчерашнему дню: его внезапное прибытие поздно вечером поразило ее, а вот Джим… нет, не ждал, но казалось, предчувствовал.
Они познакомились в Калифорнии, когда все трое стали посещать дополнительный курс по химии в Калтехе. Вероятно, они сошлись благодаря любви Джона к уединению, которое вполне соответствовало изоляции самих Джима и Милли. О причине такого поведения Джон никогда не распространялся, но был также, как и они, настроен против этого жестокого и назойливого мира. Он не нуждался в деньгах, но сумел не примешивать собственное благосостояние к их дружбе. Эти два года в Калифорнии подарили им много прекрасных мгновений; они много времени проводили на пляже, экономя, чтобы перекусить на побережье в кафе, слушали Элвиса Пресли, "Эверли Бразерс" и "Коастерс", столь новых и волнующих в то время. Женщины находили Джона чрезвычайно привлекательным и вовсю с ним заигрывали, но он игнорировал их попытки. Что бы ни грызло его изнутри, оно приносило ему только горечь и боль. Друзья догадывались, что его состояние связано со смертью матери, но он никогда не рассказывал им всего полностью, а они - по крайней мере Милли - не спрашивали. Она предполагала, что Джим знает больше ее.
Те светлые мысли о Джоне, которые занимали почетное место в хранилище памяти Милли, снова напомнили ей о его поразительной и совершенно неожиданной щедрости. Когда последствия травмы носовых пазух стали буквально угрожать жизни Джима, Джон Холл неожиданно проявил настойчивость и привлек лучшего пластического хирурга из Лос - Анджелеса. Ничего не сказав друзьям, он оплатил пластическую хирургию всего лица Джима. Десять тысяч долларов - и Джим Хантер превратился в другого человека. Он не только смог свободно дышать, не только исчезла угроза инфицирования головного мозга, но он больше ни капельки не походил на гориллу. Появился симпатичный чернокожий мужчина, даже отдаленно не напоминающий обезьяну. Джим принял этот дар! Джим, который не терпел благотворительности ни от кого! И Милли знала почему: свободное дыхание и спасение от церебрального абсцесса - это здорово, но даже они не могли сравниться с потерей гориллоподобной внешности.
Когда они уехали в Чикагский университет, Джон вернулся в Орегон. Он продолжал поддерживать связь с друзьями и, когда Джим послал ему открытку, где сообщал, что они теперь работают на факультете биохимии в Чаббе, прислал им огромную, сделанную собственноручно открытку, восторгаясь, что удача им наконец улыбнулась.
И вдруг, неожиданно, Джон звонит им из аэропорта и говорит, что на пути в Холломен и не будут ли они против, если он зайдет на чашечку кофе? Только вчера вечером! Терзаемый призраками прошлого, он говорил о былых временах и ни о чем другом; чувствуя на себе его взгляд, Милли вдруг испытала страх.
Милли так сильно задумалась, что голос Давины заставил ее вздрогнуть.
- Все к столу!
Она не удивилась, обнаружив свое место в центре. Очевидно, Давина рассадила гостей именно так из - за малого количества женщин. Эван сел рядом с Милли, со стороны Макса, а доктор Маркофф - со стороны Давины. Джима посадили рядом с хозяйкой, а Вэл занял другой стул рядом с Музой Маркофф. Небольшой размер стола не позволял вести за ним несколько разговоров одновременно, так как все друг друга слышали замечательно. Милли подмигнула Джиму, внимание которого Давина уже успела монополизировать.
Им пришлось выслушать эту ужасную речь об откормленном тельце, неприятные замечания по поводу отсутствия некоторых жен Танбаллов - настоящий монстр! Некоторые пряди волос Давины, как подумала завороженная Милли, походили на шевелящихся змей - разве это не головы с раздвоенными языками? Да эта женщина сама говорит раздвоенным языком!
Первым блюдом подали иранскую икру.
- Конечно, русская была бы лучше, - сказала Да - вина, демонстрируя, как нужно есть это блюдо, - но эта тоже из каспийских осетров малого посола. Какие глупые правила диктует холодная война! Ни русской икры. Ни кубинских сигар. Чушь!
"Мне и иранская икра очень нравится", - думала Милли, намазывая хлеб густым слоем сметаны; рубленое яйцо с луком имели дурную привычку сваливаться с бутерброда, а она не хотела потерять ни единой крошечной черной икринки.
- Настоящее блаженство! - сказала она Музе Маркофф.
- Разве Давина не восхитительна? - спросила в ответ Муза, когда тарелки были унесены. - Даже наличие Уды - совершенной экономки - это подтверждает. Все здорово изменилось в джунглях Танбаллов, когда Давина вышла замуж за Макса.
- Муза! Откуда у вас такое удивительное имя? - поинтересовалась Милли.
- Отец увлекался классической литературой. Он был старшим доцентом в Чаббе, бедолага. Без шансов на повышение. Всегда только старший доцент, но никак не профессор.
- И какие же изменения произошли у Танбаллов, Муза?
- Увлеченность русскими корнями. Я всегда думала, что Танбаллы из поляков, но Давина сказала, что они русские.
- Это так же верно, как и то, что эра Маккартни позади.
Муза поморщилась и погладила свой огромный живот.
- Слишком жирная еда для первого блюда. Моя печень не любит жирную пищу. Как думаешь: жареная телятина не окажется чрезмерно жирной? Со слов Давины я поняла, что она просто плавает в жире.
- Нет, вовсе нет, - с улыбкой ответила Милли. - Откормленный теленок - это образное выражение, ну… вроде "жалкие объедки". Жареная телятина совсем не жирная, уверена.
Так и было. Телятина оказалось приготовленной просто, но безумно вкусно: тончайшие кусочки розоватого мяса под густым соусом, больше напоминающим гарнир из мятой картошки, тушеных брокколи и стручковой фасоли. Милли отметила, что Муза ест блюдо с истинным удовольствием и даже не думает жаловаться на свою чувствительную печень.
Когда Милли услышала разговор Джона и Макса о Мартите, многие части головоломки встали на свои места. Судя по словам Давины, та довольно усердно старалась опровергнуть историю Джона - и о каком кольце она говорила? Ведь даже после телефонных разговоров Максу пришлось задействовать юристов - Давина буквально стояла у него над душой. Этим двум бедолагам предстоят непростые времена…
Милли взглянула на Давину: вся голова в змеях. Если посмотреть им в глаза, можно превратиться в камень.
Что же с Эмили, мучительницей матери Джона? Отсутствует, потому что живет своей жизнью, а не из - за бывших прегрешений. Прошедшие годы сгладили бы любые обиды, она ведь оставалась женой Вала и матерью Эвана. Эван… Что он чувствует, когда его доля наследства раз за разом становится меньше? Правда, вчера ночью Джон сказал им, что не имеет ни желания, ни намерений вступать в семейное дело.
Возможно, Танбаллы еще не знают, насколько богат Джон и как мало он нуждается в чьей - либо доле после полученного от Уиндовера Холла наследства. Похоже, Давине нравится поддевать Эвана - достаточно вспомнить замечания по поводу его жены.
"О, Джон, Джон, как же мне тебя жаль!" - безмолвно воскликнула Милли.
Вскоре принесли торт.
- Уда испекла его собственноручно! - нахваливала Давина, потрясая змеями. - Каждый слой не толще пяти миллиметров, и прослойки из сливочного крема тоже - пять миллиметров. Он пропитан ликером "Гранд Марнье". Глазурь наверху сделана из доведенной до кристаллизации воды с сахаром, превратившейся в прозрачную янтарную пленку. Сам торт символизирует те годы, что Джон был не с нами, а янтарная глазурь сверху, которая потрескается прежде, чем прошлое съедят, - сегодняшний вечер. Пробуйте, друзья мои, пробуйте!
- Минутку, Вина, дай мне одну минутку! - воскликнул Макс, поднимаясь. - Сперва я хочу предложить вам поднять бокалы за доктора Джима Хантера, чья книга, если говорить вкратце, о нуклеиновых кислотах и их значении в философском смысле, будет выпущена издательством Чабба, для которого мы печатаем вот уже больше двадцати лет. Его бывший глава Картер уверял меня, что книга станет бестселлером. За Джима Хантера и его восхитительную и заставляющую задуматься книгу, за "Бога спирали"!
"Милый старина Макс, - думала Милли, позволяя кусочку совершенно божественного торта растаять на языке. - Он не мог не похвастаться Джимом перед объявившимся сыном; особенно принимая во внимание, что Макс понятия не имел об их знакомстве в былые дни. Да и откуда ему это знать? Появление Джона стало для всех полной неожиданностью".
Позже Милли ожидала худшая участь: ее направили в гостиную вместе с Музой Маркофф, где им предлагалось попить кофе без мужчин, удалившихся в кабинет Макса. Так нечестно! Ради бога, о чем с ними разговаривать? Они не отличат бензольное кольцо от кольца для штор или гидроксильный ион от гидроперита!
К счастью, Давине и Музе, жившим практически через улицу друг от друга, было о чем поговорить. Милли присела и попробовала замечательный кофе - гораздо приятнее того, к которому она привыкла. Приятная тяжесть в желудке, и кровеносная система усиленно работает над процессом пищеварения, отказываясь способствовать мыслительному процессу. Ее глаза закрылись, но никто не заметил.
Дверь распахнул побелевший Макс.
- Муза, Алу нужна его медицинская сумка, - сказал он.
Хорошая жена - ее как ветром сдуло, а миниатюрная Уда последовала прямо за ней, чтобы помочь, если понадобится.
- Что случилось? - проговорила Давина, запинаясь, и все ее сходство с Горгоной куда - то делось. - Мне нужно увидеть!
- Нет! - рявкнул Макс.