"А мог ли он отлучиться на какое-то время? - подумал Никита, уже собираясь покинуть фойе театра. - Да запросто! Думаю, его есть кому заменить. Нужно найти режиссера…"
- Молодой человек, вы куда? - вдруг раздался за спиной неприятный скрипучий голос.
Никита как раз хотел зайти в зрительный зал; судя по доносившимся оттуда звукам, шла очередная репетиция. Он обернулся и увидел бабулю-божий одуванчик. О таких говорят: "Так долго люди не живут". Годы иссушили ее до такой степени, словно она была не человеком, а растением в гербарии.
"Мать моя женщина! - мысленно воскликнул Никита. - Да ведь это Сарафановна! Сколько же годков ей стукнуло?"
Сарафановной старушку прозвали, наверное, еще до войны с немцами. Она и тогда была древней. Не говоря уже о тех временах, которые запомнил Никита. Почему она получила прозвище Сарафановна? А потому, что бабуля предпочитала всем одежкам русский сарафан. И нужно сказать, сарафанов у нее было не счесть. Да все с вышивкой, яркие. Видимо, яркостью и разнообразием своих сарафанов старушка хотела подчеркнуть праздничность атмосферы в детском театре. Малые дети смотрели на нее как на телевизионную сказочницу.
Сарафановна стояла на контроле, и можно было даже не пытаться проскочить в театр незамеченным. Глаз у нее был как у снайпера. Она на раз вычисляла безбилетников. Это были в основном пацаны с городских окраин и детдомовцы. Тем не менее Сарафановну хоть и не любили, но уважали. Она со временем стала элементом игры "в разведчика". Сумел проскочить каким-то образом мимо Сарафановны - получи "орден", то есть балл в игре. По окончании месяца детдомовцы подводили итог своих "боевых действий". Он всегда оказывался не очень утешительным, но все же победители игры были. В том числе и Никита (правда, только раз). Находились ребята более удачливые и пронырливые, чем он.
- Здравствуйте… - Никита сделал вид, что поперхнулся, - его почему-то переклинило от внезапно нахлынувших воспоминаний, и он едва не назвал старушку ее прозвищем. - Э-э… Матильда Ксенофонтовна, - вспомнил Никита не без труда. - Мне бы повидать главного режиссера.
Сарафановна ничуть не удивилась, что незнакомый молодой человек знает ее по имени-отчеству. Все городские сорванцы не раз бывали в детском театре (он и впрямь пользовался большим успехом, даже у взрослых; театру везло на талантливых режиссеров и артистов), и знали цербера в сарафане очень даже хорошо. Однажды, чтобы досадить Сарафановне, детдомовцы - те, кто постарше и кто мог позволить себе купить билет в театр, выучили из "Иоланты" арию Роберта "Кто может сравниться с Матильдой моей…" и начали напевать ее у входа, где на неизменном стуле с высокой спинкой восседала старушка, словно ожившее изваяние. Среди этих "теноров" - точнее, кенарей - был и Никита.
Ария произвела на Сарафановну потрясающий эффект. Вопреки ожиданиям великовозрастных балбесов, она приняла песенные упражнения детдомовцев не за злую шутку, а за признание ее несомненных заслуг на поприще городской театральной жизни. А поскольку обладала потрясающей зрительной памятью, отшлифованной за многие годы службы в театре, то, когда спустя какое-то время Никита и Олег попытались, как обычно, прошмыгнуть в фойе за спинами граждан с билетами, Сарафановна - наверное, впервые в жизни - сделала вид, что не заметила их. Так они потом и ходили в театр, экономя свои скудные сбережения, чтобы потратить на девочек - сводить их в кафе "Арктика", где подавали упоительно вкусное мороженое и клюквенный морс.
- А я вас помню, молодой человек… - Старушка вдруг заулыбалась и погрозила сухим пальцем. - Вы бывший детдомовец. Правда, время здорово изменило ваш внешний облик… но я все же узнала. - Это она сказала не без гордости. - Вы были, насколько мне помнится, большим шалуном.
Никита улыбнулся и ответил:
- Все верно - было, было, да прошло… Зато вы, Матильда Ксенофонтовна, прекрасно выглядите. Годы над вами не властны.
- Будем считать ваши слова комплиментом. Благодарю вас. Но это далеко не так… Впрочем, не будем об этом. Старики часто бывают чересчур болтливы, особенно если ударятся в воспоминания, но я вижу, вы торопитесь, поэтому постойте на входе вместо меня, а я приглашу главного режиссера. Кстати, его зовут Владлен Константинович.
- Большое вам спасибо…
Старушка достаточно бодро просеменила через фойе и исчезла за массивной дверью зрительного зала. Ждать пришлось недолго. Первым выскочил взлохмаченный низкорослый человечек в каком-то немыслимом костюме - желтом пиджаке в светло-коричневых яблоках и бордовых брюках с шитыми на бедрах вензелями, как у провинциального шпрехшталмейстера, который ведет цирковое представление. Вместо галстука на шее у него был повязан цветастый бант, а в нагрудном кармане пиджака торчала большая расческа, которой он, видимо, пользовался очень редко.
- Кто, что?! Вы ко мне? - затараторил он со скоростью пулемета. - Говорите, что надо, только быстро! Быстро, быстро!.. - От нетерпения он прищелкивал пальцами. - У меня репетиция, мил-человек! Генеральная!
- Владлен Константинович, быстро у нас не получится, - спокойно ответил Никита. - Но я отниму у вас не более пяти минут. Нам бы где-то уединиться…
- А, вы оттуда… - Режиссер многозначительно ткнул пальцем в потолок; что он подразумевал под понятием "оттуда", Никита так и не понял, но выяснять не стал, лишь согласно кивнул. - В таком случае милости прошу в мой кабинет. Матильда Ксенофонтовна, объявите труппе перерыв. Небольшой! Пять минут! А то знаю я их… башибузуков. Разбегутся, как мыши.
Кабинет режиссера был весьма просторный, но уютный: громадные кожаные кресла, широкий диван - он явно принадлежал к главным труженикам ТЮЗа, о чем свидетельствовали изрядные вмятины, - красивые гардины, массивный стол красного дерева, под потолком - приличных размеров симпатичная люстра с хрустальными подвесками, новенькое ковровое покрытие… Похоже, театр не бедствовал. Впрочем, это было видно и по интерьеру фойе. Никита хорошо помнил, что раньше оно не блистало красотой и ухоженностью - внешность не соответствовала содержанию.
- Так что вас привело ко мне? - спросил режиссер, усевшись на свой "трон" - кресло-вертушку, в котором он утонул.
Похоже, главный режиссер ТЮЗа страдал комплексом Наполеона и был привержен гигантизму. А еще Владлена Константиновича переполняла самоуверенность в непогрешимости собственных суждений, чему Никита сильно обрадовался, - коротышка в желтом пиджаке даже не подумал потребовать от него хоть какой-то документ, пришлось бы врать и изворачиваться. Для него "оттуда" значило больше, чем официальные бумаги.
- Мне нужны некоторые сведения об одном из ваших артистов, - сказал Никита сухим, официальным тоном и назвал имя.
- Георг? - изумился режиссер. - Он что-то натворил? Не может такого быть! Это очень способный актер - талантливый актер! - и весьма приличный молодой человек. Не пьет, не курит, не волочится… м-м-м… за женщинами, наконец, спортсмен. Исключительно порядочная личность! Вот что угодно мне говорите, но я не поверю. Не поверю!
Последняя фраза была сказана с исключительным апломбом; Никита не считал себя большим театралом (да и не был им), но о великом актере и режиссере Станиславском и его знаменитом "Не верю!" был наслышан. Наверное, Владлен Константинович в этот момент воспарил в заоблачные выси, представив на миг, что он театральный мэтр и его суждения - это истина в последней инстанции.
- Не волнуйтесь, - поспешил успокоить его Никита, - ни в чем предосудительном Георг не замешан.
- Тогда я не понимаю причины вашего визита…
- Все очень просто: нам… - Это слово Никита сказал с нажимом. - Нам нужно кое-что проверить. Вы, наверное, знаете о смерти отца Георга?
- О, это был такой человек… - подкатил под лоб глаза режиссер. - Он много помогал нашему театру. Как теперь будет… трудно сказать. Для нас его смерть просто трагедия. Что вы хотите знать?
- Ничего такого, на что у вас не нашлось бы ответа.
- Я весь внимание.
- Мне бы хотелось выяснить, все ли актеры были заняты в спектаклях?.. - Никита назвал, в каких именно, а также дни и часы, когда они шли. - Или, может, кто-нибудь отсутствовал?
Режиссер возмущенно фыркнул:
- Зачем это вам?! Это наши внутренние проблемы, и мы их решаем вполне успешно.
- Надо, Владлен Константинович, надо! - сурово ответил ему Никита голосом всенародного любимца, студента Шурика из кинофильмов Гайдая.
"Доводы" Никиты показались настолько убедительными, что режиссер даже изменился в лице. Похоже, в советские времена ему приходилось встречаться с представителями "конторы глубокого бурения", как тогда втихомолку именовали КГБ, и эти встречи оставили в его памяти неизгладимый след. Видимо, он считал, что и Никита представляет эту "контору", которая поменяла вывеску, но не свою суть.
- Да-да, конечно, конечно… - заторопился Владлен Константинович и начал с лихорадочной быстротой что-то искать в ящиках стола. - У меня все записано… Вот! - Он положил на стол толстую конторскую книгу. - Тэ-экс, посмотрим… - Режиссер полистал страницы и с торжественным видом подсунул книгу поближе к Никите. - Прошу убедиться. Здесь перечень исполнителей и оценки, которые я обычно выставляю актерам по окончании спектакля. Объясняю - от оценок зависят премиальные. Судя по записям, труппа была в полном составе, ни больных, ни отсутствующих по каким-либо иным причинам. Впрочем, я на память не жалуюсь и могу это подтвердить с полной ответственностью.
- А у вас нет второго состава? Ведь на главные роли, насколько мне известно, обычно готовят двух человек. Мало ли что может случиться с ведущим актером…
- Да, это так. Тем не менее в эти дни играл основной состав. По крайней мере, в "Сказе о Даниле-мастере" - точно. Это наша новая постановка, так что, сами понимаете, играли только лучшие.
- И все же, посмотрите… - Никита подсунул режиссеру листок из блокнота, на который он списал из афиш несколько фамилий актеров-мужчин, в том числе и Георга. - Все они были заняты в спектаклях или нет?
Режиссер некоторое время поизучал каракули Никиты (больше из вежливости, нежели по необходимости) и твердо ответил:
- Все.
Никита поднялся.
- Не буду вас больше задерживать, - сказал он официальным тоном. - Благодарю за сотрудничество. До свидания. - И вышел.
Сарафановна сидела на своем "троне" в стеклянной будочке сбоку от входной двери и наблюдала за ними не по-стариковски живыми глазами. Как он не заметил ее, когда вошел? Наверное, она куда-то на минутку отлучилась.
- До свидания, Матильда Ксенофонтовна… - Никита изобразил поклон. - Рад был вас увидеть. Здоровья вам и многая лета.
- Вы бы своих деток привели на спектакль, - сказала старушка. - Уверяю вас, это чудное зрелище. Дети будут в восторге.
- Увы, это невозможно. Не сподобился я завести детей…
- Ах, как печально! Но вы не отчаивайтесь. У вас все еще впереди.
- Ваши бы слова да в небесную канцелярию. Спасибо вам на добром слове. Еще раз - будьте здоровы…
Уже сидя в машине, Никита вдруг почувствовал какое-то беспокойство. Так с ним бывало, когда в разведпоиске его группа оказывалась вблизи стоянки боевиков. Он еще ничего не видел и не слышал, но воздух словно сгущался и начинал давить на легкие, да так, что становилось тяжело дышать. В таких случаях он приказывал всем лечь на землю и замереть - чтобы понять, откуда веет опасностью. И обычно всегда угадывал.
Так было и сейчас. Он застыл в полной неподвижности, стараясь определить, с какой стороны исходит угроза, но старая, испытанная не раз метода оказалась нерезультативной. Город с его шумом и мельтешением людей и машин не позволял сосредоточиться, чтобы вычислить, с какого направления шел угрожающий посыл. Никита не стал задерживаться на стоянке, а дал газу и рванул с места сразу под сто километров в час. Не хватало еще подставиться под выстрел…
"Ну и что теперь? - уныло размышлял Никита, когда машина застряла в пробке. - Полный швах. Облом по всем направлениям. Георг вне подозрений. А ведь он практически единственный человек, у которого могли быть ключи от дома отца и который по фигуре напоминает двойника Ивана Николаевича. Мог он нанять киллера? По идее, да, но вряд ли. Потому как чересчур зеленый для таких дел. Чтобы найти высококвалифицированного спеца, нужны связи в определенных кругах, а откуда они у пацана? Остаются Полина и Лизхен. Две матроны, которые хорошо знают изнанку жизни и у которых есть деньги на оплату заказа. Кто из них?"
Тут ему нетерпеливо посигналили, и Никита двинулся, но, проехав всего метров сто, остановился, чтобы опять тупо ждать, когда рассосется пробка - это очередное проклятие развитой цивилизации.
"Полина или Лизхен?.. - продолжил свои мыслительные упражнения Никита. - Но как к ним подобраться? К Полине не подъедешь и на кривой козе. Там один Альберт чего стоит. Сейчас у нее охраны как грязи на проселочной дороге. И потом, с какой стати мне нужен ее скальп? Ну заказала она своего блудливого муженька (допустим, это так), что мне с того? Олег мне ни сват ни брат. Ах, мы когда-то были друзьями… Но с таким другом я не то что в разведку - по нужному делу в поле не пошел бы. Наконец, я работаю на Полину. - Тут Никита скептически покривился. - М-да… Работничек… А вот Лизхен - другое дело. В ее случае у меня ситуация более простая. Она мне никто. И потом, мне ведь все равно где-то и как-то нужно искать убийцу Олега и Сейсеича. Вдруг и впрямь в этом деле замешана Лизхен? Чем черт не шутит… Наконец, нужно хотя бы изображать усиленную работу. У меня на шее такие монстры сидят - один Шервинский чего стоит, - что впору пойти к реке и утопиться. Если, конечно, я пролечу мимо кассы… - Никита в раздражении потер виски. - Измайлов, у тебя не мозги, а мякина! Неужели ты не можешь придумать хоть что-то толковое? Думай, думай!"
На этот раз мыслительный процесс Никиты был прерван телефонным звонком. Он с раздражением посмотрел на номер, который нарисовался на дисплее мобильного. Звонил Кривицкий.
- Нужно встретиться, - заявил он без предисловий. - Прямо сейчас.
- Не могу.
- Почему, черт побери! Ты ведь сам просил о встрече!
Похоже, Кривицкому кто-то здорово накрутил хвоста (высокое начальство, а то кто же) и он теперь рвал и метал.
- Потому как стою в пробке. И когда двинусь, наверное, сам аллах не ведает.
- Выбирайся поскорее! Буду ждать тебя в кафе на Речной. Знаешь, где это? Вот и ладушки. Но поторопись, Нико, поторопись!
"Что это он икру мечет? - в недоумении подумал Никита. - Видимо, в связи с очередным заказным убийством. Но я-то тут при чем? Или Алексу захотелось хоть кому-нибудь поплакаться в жилетку? А что, вполне возможно. Иногда и вправду возникает нестерпимое желание поделиться с кем-то своими горестями, особенно когда примешь на грудь полкилограмма "огненной воды". Да вот беда - трудно в такие моменты найти человека, способного к состраданию. Но ведь Алекс, судя по голосу, трезв как стеклышко. Непонятно…"
Спустя полчаса Никита наконец добрался до кафе, которое называлось "Бирюса". Там уже сидел Алекс и ел - скорее, поглощал, как удав лягушек, - крохотные пирожные; ему подали целое блюдо эклеров и буше. Глядя на его упражнения, Никита неожиданно почувствовал что-то недоброе - Кривицкий налегал на сладкое тогда, когда сильно нервничал. Что касается его нервов, то здесь все понятно, работа такая, но при чем здесь он? - мысленно спросил Никита неизвестно кого. Ответом конечно же была тишина, которая нарушалась лишь тихим говором посетителей кафе - в основном молодежи.
- Будешь?.. - спросил Алекс, указав на пирожные, когда Никита уселся напротив.
- Не увлекаюсь.
- Зря. На зоне сладости в большом дефиците.
- Не понял… Ты на что намекаешь?
- Это я к тому, что все мы под Богом ходим.
- Мне ли это не знать…
- А вот Шервинский, похоже, забыл эту прописную истину.
- Погоди, погоди… - Никита в изумлении вытаращил глаза от неожиданной догадки. - Ты хочешь сказать, что Шервинского… завалили?!
- Угу… Мням-мням… - Алекс запихнул в рот пирожное целиком; с трудом прожевав, он вытер губы салфеткой и добавил: - Как мамонта.
- Кто, когда?!
- На второй вопрос ответить проще простого: сегодня утром, в начале девятого. Когда он делал пробежку по своему загородному поместью. А вот кто это сделал - загадка, которую я надеюсь разгадать с твоей помощью.
- Пардон, гражданин начальник, вы шутите?
- Какие тут шутки… Шервинский был застрелен из СВД. А кто у нас большой спец в военном деле, которому снайперская винтовка что мать родная? Некий господин Измайлов, отставной военный, которого угораздило влезть в расследование обстоятельств смерти еще одного местного олигарха, Олега Колоскова.
- Да, это так, но какое отношение Шервинский имеет к моим проблемам?
- Самое непосредственное. Нико, ты большое брехло. Не ожидал я от тебя такой подлянки, не ожидал…
- Слушай, не наводи тень на плетень! Не нужно ходить вокруг да около, говори прямо, что там у тебя в загашнике.
- Догадался… Есть кое-что, дружище, есть. И это "кое-что" тянет минимум на "червонец" колонии строгого режима.
С этими словами Кривицкий полез в папку, достал оттуда пачку фотографий и положил их на стол перед Никитой. Никита похолодел - это были злосчастные снимки, которые сделал неизвестный фотограф в день убийства Хайтахуна. Только теперь их количество было гораздо больше, чем Никите предъявлял Шервинский.
- Это мы нашли при обыске особняка Шервинского, - сказал Алекс. - Ну и как, фотки впечатляют?
- Конечно. Я на них выгляжу очень фотогенично.
- Ты мне брось свои шуточки! На снимках дата и время. Как раз в этот временной промежуток и был убит Хайтахун, частный детектив. Спрашивается в задачке: кто это сделал? А вот он, ответ! Для суда эти снимки - железный вещдок. Скажи мне, зачем ты замочил Хайтахуна?
- Это просто вопрос или ты уже начал меня допрашивать?
- Обычно я допрашиваю в своем кабинете.
- Понял. В неформальной обстановке клиент колется гораздо быстрее. Кстати, а где твои орлы? Чай, за стойкой бара спрятались? Только не говори, что ты на встречу со мной пришел один! Ведь повязать меня непросто, и ты это знаешь.
- Ты угадал - нас двое. Я и водитель. Он ждет меня в машине.
- Потрясающе! Алекс, даже твой ствол, который у тебя наготове, не заставит меня поднять лапки вверх.
- Брось дурить, Нико! Вздумай я тебя повязать, ты уже трепыхался бы в руках парней покрепче и поопытнее в таких делах, нежели твой покорный слуга. Мне не очень верится, что ты убил китайца. А потом и Шервинского. С какой стати? Но теперь не я буду доказывать твою вину, а тебе придется отмазываться от предъявленных обвинений в твой адрес. Поэтому, прежде чем поставить дело на официальные рельсы, я хочу услышать твои неофициальные объяснения - чисто по-дружески. Прости, Нико, дело чересчур серьезное, чтобы я мог спустить его на тормозах.
"Все, мне кранты… - уныло подумал Никита. - Верно говорит Алекс: снимки - мой приговор. Теперь на меня повесят всех собак. Придется ему все рассказать. Нет, не все! Только часть того, что можно рассказывать…"
- Тогда поехали ко мне на квартиру.
- Зачем? - с подозрением спросил Кривицкий.