– Не понимаю, почему вы пришли к такому выводу, – сказал я, не оставляя надежды выведать, что ему известно. – Мистер Клеверинг в этом городе чужой, он даже в стране давно не был, и у него просто не нашлось бы времени занять положение, о котором вы говорите.
– Он не в первый раз посетил Нью-Йорк. Он бывал здесь год назад, что мне доподлинно известно.
– Это точно?
– Да.
– Что еще вам известно? Возможно ли, что я блуждаю в потемках в поисках фактов, которые уже находятся в вашем распоряжении? Я молю вас прислушаться к моим просьбам, мистер Грайс, и немедля сообщить мне то, что я хочу знать. Вы не пожалеете. У меня нет никакой личной выгоды в этом деле. Если я добьюсь успеха, вся слава достанется вам, а если у меня ничего не получится, позор поражения ляжет на меня.
– Справедливо, – кивнул он. – А как насчет награды?
– Наградой мне станет освобождение невинной женщины от обвинения, которое тенью висит над нею.
Это заверение, похоже, удовлетворило его. Голос и выражение лица сыщика изменились, он выглядел вполне дружелюбно.
– Так-так, – промолвил он, – и что же вы хотите узнать?
– Сначала я хотел бы знать, почему он вообще попал под подозрение. Что заставило вас предположить, будто джентльмен его положения может быть связан с этим делом?
– Именно этот вопрос вам не стоило задавать, – ответил он.
– Почему?
– Хотя бы потому, что ответ на него попал к вам в руки еще до того, как его получил я.
– Что вы имеете в виду?
– Вы помните письмо, которое при вас отправила мисс Мэри Ливенворт, когда вы везли ее к подруге на Тридцать седьмую улицу?
– В день дознания?
– Да.
– Конечно, но…
– Вы не догадались взглянуть на адрес, прежде чем оно было опущено в почтовый ящик?
– У меня не было ни возможности, ни права сделать это.
– Письмо было написано при вас?
– Да.
– И вы не сочли это достойным внимания?
– Что бы я ни считал, я не мог помешать мисс Ливенворт отправить письмо, если она решила это сделать.
– Это потому, что вы джентльмен . А у этого положения есть свои недостатки, – проворчал сыщик.
– Но как, – удивился я, – вы узнали об этом письме? А-а, знаю. – Я вспомнил, что экипаж, на котором мы тогда ехали, был предоставлен им. – Вы заплатили человеку на козлах. Это был ваш осведомитель, как вы это называете.
Мистер Грайс загадочно подмигнул своим замотанным ступням.
– Не совсем так, – сказал он. – Достаточно того, что я узнал, что письмо, которое наверняка могло представлять интерес для меня, было опущено в почтовый ящик в такое-то время на углу такой-то улицы. Эти сведения совпали с данными моего осведомителя, и я телеграфировал на почтовую станцию, обслуживающую этот ящик, с просьбой обратить внимание на адрес на подозрительном письме, которое пройдет через их руки по дороге на Главный почтамт. Прибыв вслед за телеграммой лично, я узнал, что любопытное письмо, подписанное карандашом и запечатанное, только что оказалось у них, и адрес, который мне позволили увидеть…
– Что это был за адрес?
– Генри Р. Клеверинг, "Хоффман-хаус", Нью-Йорк.
Я глубоко вздохнул.
– И так ваше внимание впервые обратилось на этого человека?
– Да.
– Странно. Но продолжайте. Что дальше?
– А дальше я воспользовался подсказкой и отправился в "Хоффман-хаус" наводить справки. Я узнал, что мистер Клеверинг постоянно проживает в этой гостинице. Что он поселился там, сойдя с парохода из Ливерпуля, около трех месяцев назад, и, зарегистрировавшись под именем Генри Р. Клеверинг, эсквайр, Лондон, снял номер первого класса. Что, хотя ничего определенного о нем известно не было, его не раз видели в обществе почтенных людей, как англичан, так и американцев, и все они относились к нему с уважением. И последнее: что он не щедр, но, судя по всему, является человеком состоятельным. Узнав все это, я направился в вестибюль и стал ждать, когда он войдет, в надежде понаблюдать за ним, но именно в эту минуту портье передал ему это странное письмо от Мэри Ливенворт.
– Вам удалось понаблюдать за ним?
– Нет, этот остолоп встал между мною и ним, перекрыв мне обзор. Но в тот вечер и от портье, и от слуг о том, как он заволновался, получив письмо, я услышал достаточно, чтобы убедиться, что по этому следу стоит идти. Поэтому я поднял своих людей, и следующие два дня мистер Клеверинг находился под таким пристальным наблюдением, какого не удостаивался еще ни один человек. Но это ничего не дало; его интерес к убийству (если оно его вообще интересовало) был тайным; и хоть он ходил по улицам, читал газеты и часто бывал неподалеку от дома на Пятой авеню, он не только не подходил к нему вплотную, но и не пытался связаться ни с кем из семьи. Тем временем вы перешли мне дорогу и своей решимостью подтолкнули меня к новым шагам. Поведение мистера Клеверинга и слухи о нем, которые я к этому времени собрал, убедили меня, что сблизиться с ним и узнать, что его связывает с семьей, сможет только джентльмен и друг, поэтому я передал его вам.
– И нашли меня довольно неуправляемым коллегой.
Мистер Грайс улыбнулся так, будто ему в рот положили гнилую сливу, но не ответил, и на мгновенье установилась тишина.
– Вы не подумали поинтересоваться, – наконец спросил я, – знает ли кто-нибудь, где мистер Клеверинг провел вечер, когда было совершено убийство?
– Подумал, но не выяснил ничего конкретного. Было известно, что он действительно в тот вечер выходил и утром был у себя, когда слуга зашел к нему растопить камин, но больше никто ничего не знал.
– То есть вы не нашли ничего, что могло бы указать на связь мистера Клеверинга с этим преступлением, кроме его горячего к нему интереса и письма, написанного ему одной из племянниц?
– Да, это все.
– Еще вопрос. Вы не узнали, как и в какое время к нему попала газета в тот вечер?
– Нет. Я только выяснил, что несколько человек видели, как он торопливо вышел из столовой с "Пост" в руках и направился прямиком к себе, не притронувшись к обеду.
– Хм… Это не похоже…
– Если бы мистер Клеверинг как преступник знал об убийстве, он заказал бы обед либо до того, как открыл газету, либо, заказав, съел бы его.
– Значит, основываясь на том, что вы узнали, вы не считаете мистера Клеверинга виновной стороной?
Мистер Грайс беспокойно поерзал на месте, посмотрел на бумаги, торчащие у меня из кармана, и ответил:
– Я готов выслушать ваши доводы.
Это предложение напомнило мне о насущном деле. Не подав виду, что заметил его взгляд, я вернулся к вопросам.
– Откуда вам известно, что мистер Клеверинг был в городе прошлым летом? Это вы тоже в "Хоффман-хаус" узнали?
– Нет, я это выяснил совсем другим способом. Если коротко, мне сообщили об этом из Лондона.
– Из Лондона?
– Да, у меня есть там друг, мой коллега, который иногда передает мне кое-какие сведения.
– Но как вам это удалось? Вы за это время не успели бы написать в Лондон и получить ответ.
– Писать не обязательно. Достаточно телеграфировать имя человека, чтобы он понял, что я хочу узнать об этой личности все, что он успеет выяснить за более-менее небольшой период времени.
– И вы послали ему имя мистера Клеверинга?
– Да, шифром.
– И получили ответ?
– Сегодня утром.
Я посмотрел на стол.
– Он не здесь, – сказал мистер Грайс. – Ели вы окажете любезность и запустите руку в мой нагрудный карман, найдете там письмо…
Оно оказалось у меня в руке прежде, чем он успел закончить предложение.
– Простите меня за такое рвение, – сказал я. – Для меня это дело непривычное.
Он снисходительно улыбнулся очень старой и выцветшей картине, висевшей на стене напротив.
– Рвение не порок, лишь его проявление. Но прочитайте, что там. Давайте послушаем, что мой друг Браун хочет поведать нам о мистере Генри Ричи Клеверинге из "Портленд-плейс", Лондон.
Я поднес бумагу к свету и прочитал следующее:
Генри Ричи Клеверинг, джентльмен, 43 года. Родился в…, Хертфордшир. Мать: Хелен Ричи из Дамфрисшира, Шотландия, еще жива. Проживает с Г. Р. К. в "Портленд-плейс", Лондон. Г. Р. К. холост, рост 6 футов, угловатое телосложение, вес примерно 12 стоунов. Темные волосы, правильные черты лица. Глаза темно-карие, нос прямой. Красивый мужчина, осанка прямая, походка быстрая. В обществе считается славным парнем, пользуется успехом, особенно у дам. Расточителен, но в меру. Говорят, имеет ежегодный доход в 5000 фунтов, что подтверждается его поведением. Имеет небольшое поместье в Хертфордшире и счет, размер которого неизвестен. Только что мой корреспондент прислал следующие сведения относительно его прошлого. В сорок шестом переехал из дома дяди в Итон. Из Итона переехал в Оксфорд, который закончил в пятьдесят шестом. Учился хорошо. В 1855 дядя умер, и его отец унаследовал поместья. Отец умер в 1857, то ли упав с лошади, то ли после иного подобного несчастного случая. Очень скоро Г. Р. К. перевез мать в Лондон в указанное выше жилье, где они проживают до настоящего времени.
В 1860 много путешествовал, часть времени с… из Мюнхена; также замечен в обществе Вандервортов из Нью-Йорка; на востоке доезжал до Каира. В 1875 отправился один в Америку, но через три месяца вернулся из-за болезни матери. О его пребывании в Америке ничего не известно.
От слуг известно, что в семье он с детства был любимчиком. В последнее время стал более замкнут. Перед отъездом внимательно проверял почту, особенно из-за границы. Сам почти ничего не посылал, разве что газеты. Написал письмо в Мюнхен. Видел извлеченный из мусорной корзины порванный конверт с именем Эми Белден, адрес не указан. Американские корреспонденты в основном в Бостоне, двое в Нью-Йорке. Имена неизвестны, но предположительно это банкиры. Привез домой большое количество багажа, часть дома обустроил как для дамы. Вскоре эта часть дома была закрыта. Отплыл в Америку два месяца назад. Насколько я понимаю, путешествует на юг. Дважды телеграфировал в "Портленд-плейс". Друзья получают от него известия, но редко. Полученные в последнее время письма отправлены из Нью-Йорка. Пришедшее с последним пароходом было отправлено в Ф**, штат Нью-Йорк.
Дела здесь ведет…, в деревне за собственность отвечает…
Браун
Документ выпал из моих рук. Ф**, Нью-Йорк, – это небольшой городок рядом с Р**.
– Ваш друг молодец, – заявил я. – Сообщил как раз то, что я больше всего хотел узнать. – И, взяв записную книжку, я кратко записал факты, которые, пока я читал эту сводку, поразили меня сильнее всего. – С его помощью я раскрою тайну Генри Клеверинга за неделю.
– А как скоро, – поинтересовался мистер Грайс, – мне будет позволено вступить в игру?
– Как только я буду уверен, что иду по правильному следу.
– И что нужно, чтобы вы в этом убедились?
– Немного. Нужно выяснить один вопрос, и…
– Постойте. Возможно, я могу помочь вам.
И, посмотрев на стоявший в углу письменный стол, мистер Грайс попросил меня выдвинуть верхний ящик и принести ему кусочки обгоревшей бумаги, которую я там найду.
Исполнив его просьбу, я достал три-четыре полоски изорванной бумаги и положил их перед ним.
– Еще одна находка, сделанная Фоббсом во время обследования угольев в первый день дознания, – пояснил мистер Грайс. – Вы думали, все, что он нашел, – это ключ. Это не так. Копнув глубже, он обнаружил эти интереснейшие обрывки.
Я тут же в волнении склонился над изорванными и обгоревшими клочками бумаги. Всего их было четыре, и они казались остатками листа обычной писчей бумаги, разорванного вдоль на полосы, свернутые в трубочки для зажигания свечей, однако при ближайшем рассмотрении на одной их стороне обнаружились следы письма и, что было гораздо важнее, несколько капель крови. Последнее открытие было ужасным и поразило меня настолько, что я положил обрывки и повернулся к мистеру Грайсу с вопросом:
– Что это, по-вашему?
– Именно этот вопрос я собирался задать вам.
Борясь с отвращением, я снова их поднял.
– Похоже на остатки какого-то старого письма, – предположил я.
– Да, это так выглядит, – мрачно согласился мистер Грайс.
– Пятно крови на исписанной стороне свидетельствует о том, что оно лежало на столе мистера Ливенворта во время убийства…
– Именно.
– Одинаковая ширина обрывков и то, что они скручиваются, если их не удерживать, говорит о том, что бумагу сначала порвали на ровные куски, а потом туго свернули, после чего бросили в камин, где их впоследствии нашли.
– Прекрасно, – проронил мистер Грайс. – Продолжайте.
– Почерк, где можно разобрать, принадлежит образованному джентльмену. Это рука не мистера Ливенворта – я за последнее время очень хорошо изучил манеру его письма и узнáю его руку с первого взгляда. Но это может быть… Постойте! – воскликнул я. – У вас нет клея? Если приклеить обрывки на лист бумаги, чтобы они не скручивались, будет гораздо проще прочитать, что на них написано.
– Клей на письменном столе, – указал мистер Грайс.
Взяв клей, я снова стал осматривать обрывки, чтобы понять, в каком порядке их собирать. Это оказалось проще, чем я думал. Самый длинный и лучше других сохранившийся обрывок с буквами "Мистер Хор" наверху явно был левым краем письма, а машинная обрезка края следующего по длине обрывка выдала в нем его правую сторону. Подобрав их, я приклеил эти две полоски на лист бумаги в тех местах, где они должны были располагаться, если были оторваны от обычного листа писчей бумаги, которая продается в магазинах. Сразу стало понятно, что, во-первых, понадобится еще два обрывка, чтобы заполнить пространство между ними, и, во-вторых, что написанный текст не заканчивался внизу страницы, а продолжался на следующей.
Взяв третью полоску, я осмотрел ее края. Наверху она была обрезана машиной, а расположение слов указывало на то, что это был крайний обрывок второй страницы. Наклеив его на отдельный лист, я занялся изучением четвертой полоски и, обнаружив машинную обрезку наверху, а не сбоку, попытался приложить ее к уже наклеенному куску, но слова на них не совпали. Я переместил полоску на то место, которое должен был занимать третий кусок, и приклеил.
– О, это дело! – воскликнул мистер Грайс, когда я поднял то, что у меня получилось. – Но не показывайте мне. Изучите сами и скажите, что вы об этом думаете.
– Что ж, – сказал я, – точно можно сказать следующее: это письмо, отправленное мистеру Ливенворту из какого-то "Хауса" и датируемое… Посмотрим… Это, кажется "т" , не так ли? – И я указал на букву, едва различимую на строчке под словом "Хаус" .
– Думаю, да, но не спрашивайте меня.
– Наверняка "а" . Год 1876, и на "т" не заканчивается ни "января" , ни "февраля" . Следовательно, письмо датировано 1 марта 1876 года и подписано…
Мистер Грайс закатил глаза к потолку в экстазе ожидания.
– Генри Клеверингом, – уверенно заявил я.
Взгляд мистера Грайса вернулся к его замотанным пальцам.
– Гм, почему вы так решили?
– Подождите, сейчас покажу, – и, достав из кармана карточку, которую во время нашего позднего разговора вручил мне мистер Клеверинг, положил ее под последнюю строчку на второй странице. Одного взгляда было достаточно. "Генри Ричи Клеверинг", "Г–чи" тем же почерком на письме.
– Это Клеверинг, – сказал сыщик. – Вне всякого сомнения.
– А теперь, – продолжил я, – относительно общего настроя и содержания.
И, вернувшись к началу, я прочитал вслух слова по порядку, продолжительностью пауз отмечая размеры пробелов. Получилось примерно следующее:
Мистеру Хор –
Дорогой –
– племянница, которую Вы-стои-любви и всего довер -любой другой человек, мо -екрасна, так очар –а лицом, тел –речами –ждой розы есть –за не исключение –как она ни мила, как ни очар –нежна, она способн –растопт –того, кто доверял –сердце –.–с кем –вязывает долг –чтить –ать.
Если –не вери –глядя в –жесток –лицо, –кто –Ваш –нный слуг
Г –чи
– Похоже на жалобу на одну из племянниц мистера Ливенворта, – заметил я и вздрогнул от собственных слов.
– Что с вами? – спросил мистер Грайс.
– Я слышал, как об этом письме говорили, – промолвил я. – Это и есть жалоба на одну из его племянниц, и ее написал мистер Клеверинг.
И я передал ему рассказ мистера Харвелла.
– А-а, значит, мистер Харвелл решил заговорить? А я думал, он зарекся распускать слухи.
– Последние две недели мы с мистером Харвеллом виделись почти ежедневно. Было бы странно, если бы он ничего не говорил.
– И он говорит, что читал письмо, написанное мистером Клеверингом мистеру Ливенворту?
– Да, но конкретные слова он уже забыл.
– Эти остатки могут помочь ему вспомнить остальное.
– Я бы не стал сообщать ему о существовании этой улики. Я не хочу доверять людям, без которых мы можем спокойно обойтись.
– Я вижу, – сухо обронил мистер Грайс.
Не подав виду, что заметил издевку в этом замечании, я снова взял письмо и начал выбирать обрывки слов, которые, как мне казалось, мы можем восстановить, такие как: Хор–, стои–, –екрасна, очар–, растопт–, способн–, слуг–.
Покончив с этим, я предложил дописать слова, необходимые для полноты предложений: Ливенворт после Хорейшо; сэр после дорогой; есть с возможным у вас перед племянница ; возможное шипы в конце фразы у каждой розы есть; вы после если; мне после верите; прекрасное между жестокое и лицо .
Между колонок подобранных таким образом слов я вставил пару словосочетаний, после чего получился приблизительно такой текст:
–Хаус", 1 марта, 1876
Мистеру Хорейшо Ливенворту
Дорогой сэр!
(У Вас) есть племянница, которую вы –стоит –любви и всего доверия –любой другой человек, мо –так прекрасна, так очаровательна –она лицом, телом и речами. Но у каждой розы есть шипы, и (эта) роза не исключение –как она ни мила, как ни очаровательна, как ни нежна, она способна растоптать –кто доверял ей –сердце –с кем ее связывает долг –чтить –ать.
Если не верите, спросите, глядя в ее жестокое, прекрасное лицо, кто ее и Ваш смиренный слуга.
Генри Ричи Клеверинг
– Думаю, пока хватит, – сказал мистер Грайс. – Общий смысл понятен, а это все, что нам сейчас нужно.
– Общий смысл совсем не лестный для леди, которая здесь упоминается, – заметил я. – Должно быть, он таил какую-то сильную обиду, если позволил себе говорить таким языком о той, которую все называли нежной, очаровательной, прекрасной.
– Обиды нередко стоят за загадочными преступлениями.