– Конкретно ничего не говорила. Но я поняла так, что она замужем, муж немолодой, но состоятельный. Я ее еще спросила, а не противно ли вот так, без любви? А она ответила, что с любовью у нее все в порядке, но как-то так сказала, что было понятно: к мужу это отношения не имеет.
– То есть, у нее был любовник?
– Не могу сказать наверняка, это всего лишь мое впечатление.
– Фамилию мужа она не называла?
– Нет, как-то к слову не пришлось.
– А когда Алена приезжала во второй раз, она у вас останавливалась?
– Да нет, несколько часов пробыла, и на обратном пути из Чусового заглянула, машину отдать. Она на несколько дней попросила машину моего мужа, – пояснила Света.
– И что она тогда рассказывала о себе?
– Она все больше рассказывала о курортах, на которых побывала. Ей нравились солнечные страны. Я вот, например, по Европе бы лучше поездила, а она любила пальмы, море, пляжи. Я спросила, что же ее раньше муж не курорты не посылал? А она сказала, что у нее уже другой муж, а тот объелся груш. Так и ответила, и ничего не объяснила.
Света замолчала. Тут я вспомнила:
– Люда говорила, что вы собирались к ней в Питер?
– Да, мы с Петькой ездили, полтора года назад, еще Тимки не было. Ленка нас встретила, отвезла на свою квартиру, только она там сама не жила, это у нее холостяцкая. Двухкомнатная, не очень большая, одна комната на ключ была закрыта, а во второй мы жили. Ленка нас Петродворец посмотреть свозила, а потом сама куда-то уехала, в Испанию, кажется. Вернулась через две недели, как раз перед нашим отъездом.
Я вспомнила о связке ключей с зайцем-брелком.
– Вы не могли бы сказать мне адрес той квартиры?
– Пожалуйста: Большой проспект, дом семьдесят четыре, квартира девять.
– На Васильевском острове или на Петроградской? – спросила я, записывая адрес. – В Петербурге два Больших проспекта.
– На Васильевском.
– У вас не создалось впечатления, что в той квартире Лена жила не одна?
– Нет, только мы ведь всего в одной комнате были. А так все стильно, идеально чисто, только мебель, посуда и никаких личных вещей. – Света сделала небольшую паузу. – Вот вы спрашивали про любовников. Знаете, создавалось впечатление, что Алена любит и любима, знаете, это же всегда заметно. Только это было ее тайной, и не имело отношения к мужу.
– Почему вы так думаете?
– Потому что, когда есть любимый человек, о нем постоянно упоминаешь в разговоре: "он сказал, мы поехали, мы решили". А Алена не говорила так, потому что муж ей был безразличен. Но в то же время был кто-то любимый, о ком она говорить не могла. Вы знаете, я это только сейчас поняла, когда стала вспоминать.
– Спасибо вам, Света. Мне пора, – я поднялась.
Уже на пороге квартиры Светлана решилась спросить:
– А как ее убили?
– Она была задушена.
– Вот ужас-то! – прошептала Гусева.
Войдя в свой номер, я хотела было позвонить в Питер, Славе, но передумала. Короткого разговора не получится, а завтра опять вставать в полшестого утра. Ничего, около двенадцати я буду в Пулково и, следовательно, при самом плохом раскладе часа в три доеду до него. Нет уж, спать, спать, спать.
Наверное, впервые книжка любимой Устиновой не прочитана уже три дня, на второй странице я заснула.
– Наконец-то! – такими словами встретил меня в дверях Вячик. – Когда ты из аэропорта позвонила, я принялся обед готовить, так все уже остыть успело. Ну, ты что-нибудь узнала?
– И немало! Дай руки помыть, за обедом расскажу.
Пока ела отличную отбивную с картошкой фри, пила кофе с профитролями, я сообщила другу все, что узнала в Чусовом и Перми.
Вячеслав был поражен моим рассказом.
– Похоронить живую бабушку! Зачем?
– Видимо, она хотела, чтобы ее жизнь в Чусовом осталась тайной для Питера, а жизнь здесь – тайной для Чусового. Но надо отдать должное, она все эти годы посылала бабушке деньги и подарки, дважды приезжала, часто звонила по телефону.
– Все равно – это ужасно! Я и подумать не мог… Алена говорила, что никого у нее там не осталось, называла свою родину вшивым городишком.
– Комплекс провинциалки, – констатировала я. – Вообще-то очень милый, спокойный, чистенький городок. А природа в окрестностях – обалдеть! Я пока на электричке ехала, налюбоваться не могла. Река очень бурная и живописная, горы, леса – такая суровая и мощная красота!
– И все же то, что ты узнала, нам практически ничего не дает… – промолвил задумчиво Слава.
– А то, что она была убита так же, как ее мать? А имя папочки – Константин Смердин? Который, между прочим, уехал в Питер. И еще мне кажется, что ключи с зайцем – от квартиры на Большом. Это надо проверить.
– Ты предлагаешь туда поехать?
– Конечно!
– Знаешь, я позавчера так напился, что потом уже в глотку не лезло. Книжки твои не читались, телевизор смотреть не мог, весь день думал: что же теперь делать? Может, лучше самому в милицию пойти, или хотя бы Ермолаеву позвонить? Вдруг на работу уже приходили? Узнать, что у него спрашивали, что он им сказал?
– Ну, узнаешь, и что? Думаешь, следователи с ним своими планами поделились?
– Тогда, может, твоему Николаю позвонить?
– Под каким предлогом? Нет уж, давай сначала на Васильевский съездим, посмотрим. Мы должны использовать все возможности, а потом обратимся в милицию, к тому же Коле.
– Зря я, наверное, ввязал тебя в это дело, – Вячик потянулся через стол и сжал мою руку.
Никогда не испытывала я ничего подобного от простого дружеского прикосновения. На мгновение мне показалось, что мы одно целое, что у нас одно кровообращение, одна жизнь на двоих… Ужасно захотелось обнять, прижать его голову к своей груди…
Нет. Не время. Не сейчас. Я лишь слегка пожала в ответ его руку и сказала:
– И ничего не зря. Бог знает, сколько бы в милиции разбирались. Может, они бы вообще не обратили внимания на письма, а мы благодаря им – вон сколько всего раскопали! И, если честно, мне понравилось играть в детектива. Как будто сама стала героиней своих книжек. Может, это смешно и глупо…
– Нет, не глупо. Что бы я без тебя делал? – он еще раз сжал мою ладонь и встал из-за стола. – Ну что, поехали на Васильевский?
Мы добрались на моем "Форде" до Большого проспекта меньше чем за полчаса. Я прекрасно помнила этот дом, полжизни прожила в двух шагах от него. Добротное пятиэтажное здание сталинской постройки, в прежние времена на первом этаже располагалась булочная. В детстве, когда я приходила туда за руку с мамой, она почти всегда покупала мне свердловскую булочку за двенадцать копеек, которую я успевала съесть по пути домой. До сих пор помню этот вкус свежайшей сладкой сдобы. Сейчас тоже продаются булочки с таким названием, я как-то взяла, но вкус совсем другой. Может, тот был вкусом детства?
На месте булочной сверкал огнями игровой клуб "Вулкан". Усмехнувшись, я рассказала Вячеславу, что здесь раньше было.
– Это что! В том доме на Новочеркасском, где я почти двадцать лет жил, при советской власти работала сапожная мастерская, потом магазин "Счастливый малыш", что-то вроде детского мира, а год назад появилась вывеска: "Секс-шоп. Только для взрослых".
– Вот это цинизм! И ты туда заходил?
– Еще чего! Зато, небось, моя благоверная была там постоянной покупательницей! – скрипнул зубами Вячик.
В подъезд мы зашли беспрепятственно, кодовый замок оказался сломан. Возле двери под номером девять остановились и переглянулись. На всякий случай я нажала на кнопку звонка – вдруг там кто-то есть? Подождав минуты три, вставила ключ в замок, дверь легко открылась, и мы проскользнули в квартиру. Вместе со встроенными в потолок лампами зажглась подсветка стильной прихожей-купе. Вячик, не отрываясь, смотрел на вешалку.
– Это Аленина куртка.
Я кивнула, как бы говоря: вот видишь! И поинтересовалась:
– Жена была прописана с тобой? А раньше где?
– Где-то возле Звездной, я там никогда не был. Мы с самого начала встречались только у меня. Она продала ту квартиру.
– Ты что, даже переезжать не помогал?
– А чего там помогать? Она перевезла только одежду и кое-какие мелочи. В ее машину все уместилось.
Пройдя по светлому коридору, мы очутились в просторной комнате. Похоже, стену между ней и кухней снесли во время ремонта. За стойкой, напоминающей офисный ресепшн, располагалась мойка, плита и компактный кухонный гарнитур в стиле хайтек. Остальное пространство представляло собой современную гостиную, с большущим угловым диваном, стеклянным столом, громадным плазменным телевизором на стене, стойкой для аудиоаппаратуры. С общей обстановкой контрастировало только бюро позапрошлого века в углу, да антикварный или подделанный под старину бар на колесиках в виде бочки с откидной крышкой.
Настоящие стальные цепи, навешанные вместо шторы на проем ниши, скрывали две двери. За одной из них оказался обыкновенный стенной шкаф с полками, заставленными всякой хозяйственной ерундой. Открыв другую, мы вначале ничего не увидели. В плотных занавесях на окне не было ни единой щелочки. Вячик нашарил выключатель, и я охнула: не комната, а декорации к фильму в жанре жесткого порно. Золоченая металлическая кровать с черным шелковым бельем, зеркальный потолок, черные стены с зеркалами в золоченых рамах, в простенках между ними развешаны хлысты, плетки, наручники, какие-то сбруи и вовсе непонятные предметы. В углу – нечто, напоминающее дыбу и почему-то громадный блестящий мотоцикл.
– Так вот где получала удовлетворение моя жена… – пробормотал Слава.
Я невольно отступила из странной комнаты, он еще раз огляделся и тоже вышел, затем плюхнулся на диван и тупо уставился в матовый экран телевизора. Я присела рядом.
– Выходит, это была ее тайная квартира, и здесь она встречалась со своим любовником…
– И может, не с одним, – заметил Вячик.
– Ну, знаешь, иметь несколько любовников-садистов! Не так уж много психов…
– Сколько их было, мы, похоже, уже никогда не узнаем…
– Красивое бюро, – решила я сменить тему, подошла к инкрустированному столику и попыталась поднять закругленную крышку. – Закрыто. Может, внутри что-то интересное для нас, какие-нибудь письма, фотографии… Обыкновенный мебельный замочек…
– В детективах такие открывают простой шпилькой, – усмехнулся Слава с явным намеком.
– Ты умеешь? Я – нет. Но в моей сумочке, как у пани Хмелевской, чего только не завалялось, а все потому, что я терпеть не могу менять сумки. У меня их всего две, светлая и темная, и когда надо в соответствии с сезоном поменять сумку, я даже не вытряхиваю все до конца, просто перекладываю необходимое сейчас. Поэтому некоторые вещи болтаются там годами. Не далее, как сегодня, я наткнулась на старый ключ от почты, хотя ящики в нашем подъезде поменяли год назад.
Я нашла в сумке ключик, два раза он провернулся впустую, а на третий крышка открылась. Внутри оказалась небольшая стопка пластиковых папок и два больших фотоальбома. Мы открыли первый. Вот это да! Алена, и обнаженная… в одних чулках… в жутких сбруях… А какие позы! Куда там "Плейбою"! Подобное я лишь один раз в молодости мельком видела: первый супруг провозил контрабандой порнографические журналы на продажу. Стало понятно предназначение некоторых предметов и даже мотоцикла, находящегося в соседней комнате. Вячик резко захлопнул альбом.
– Б..дь! – процедил он сквозь зубы. – Прости, Лер, других слов просто нет!
Я осторожно открыла другой альбом. Вдруг там такое же? Но это были фотографии с курортов. Я перелистывала страницы, Слава рассеянно смотрел мне через плечо и вдруг сказал:
– Стоп! Перелистни назад.
На предыдущей фотографии рядом с Аленой стоял худощавый темноволосый мужчина с большими залысинами. Длинные шорты, свободная рубашка навыпуск, глаза прячутся за темными очками.
Вячик глянул на эту фотографию и стал быстро переворачивать страницы дальше.
– Вот так номер! И обнимаются, и на пляже… Это же Костя Ермолаев, мой компаньон! Фотографии с тех курортов, куда она якобы одна ездила. У нас дома есть такие, только без Костика.
– Костика? Ведь ее папочку тоже звали Костей. Только фамилия его Смердин. Сколько твоему Ермолаеву лет?
Вячик задумался лишь на секунду.
– Год назад в июле сорок справляли. Он еще банкет замылить хотел, говорил, что сороковник не отмечают.
– Сходится. А откуда он родом, не с Урала, случайно?
– Про Урал он мне рассказывал, как заядлому рыболову. Говорил, в тамошних бурных реках очень интересная рыбалка. Нет, я несколько раз брал его паспорт, для дела надо было. Там написано, место рождения – Ленинград. Ну, Константин, не ожидал от него такого!
– Вы близкие друзья?
– Да нет, не очень. Он человек довольно замкнутый. Я у него дома в Озерках всего дважды был. Сыну его лет семь, мальчик больной, ДЦП. Жена тоже странноватая, по-моему, она немного того, – Слава покрутил пальцем у виска.
– А у тебя он часто бывал? С Аленой был знаком?
– Сама видишь, был знаком и довольно близко. А я ничего и не замечал, – хмыкнул он. – Когда Костя приезжал в городскую квартиру, да и на дачу, они разговаривали на общие темы – а больше ничего.
Закрыв альбом с фотографиями, Вячик взялся за пластиковые папки. В одной были документы на эту квартиру, оформленные на Щербакову Елену Евгеньевну, в другой распечатки с банковского счета, несколько листков. Я ничего в этих реквизитах не понимаю, поэтому вновь принялась рассматривать фотографии с курортов. Да, неслабо отдыхала Алена со своим любовником… Тут тебе и европейского типа курорты, и отели в мавританском стиле, и блестящие стеклом небоскребы, вероятно, пресловутый Абу-Даби.
Вячик длинно присвистнул.
– Вот этот номер счета, с которого Алене деньги поступали, кажется мне подозрительно знакомым, – ткнул он пальцем в бумажку. Я взглянула.
– Как можно помнить число из двадцати знаков?
– Подписывала бы ты столько платежек, сколько я – научилась бы. Обрати внимание на последние четыре циферки – 1870, год рождения дедушки Ленина, как такое забудешь!
– И что это за счет?
– Если я ничего не путаю, это номер счета госпожи Барышниковой, которая является совладельцем нашей фирмы. Судя по суммам, она переводила моей жене практически все, ей самой оставалась сущая мелочь.
– То есть твоя жена фактически была совладельцем вашей фирмы?
– Выходит, что так, – Вячеслав бросил папку на стол и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. Через несколько секунд он взглянул на меня. – Неужели Константин ее убил? Зачем? За что?..
– А вот это уж пускай следствие выясняет.
– Да, нам самим больше ничего не разузнать. Звони своему другу!
Я набрала номер Николая.
– Привет, Коль. У меня для тебя куча информации по убийству Елены Князевой.
– Что-что? – не врубился он.
– Со мной рядом находится ее муж, Вячеслав Князев. Мы сейчас в ее тайной квартире, о существовании которой никто не знал. Здесь есть фотографии, документы и вещи, проливающие свет на ее убийство. Приезжай, только если можно, один, я тебя прошу…
Без дальнейших вопросов Николай записал адрес и буркнул:
– Часа через полтора, не раньше.
– Давай выпьем немного, вон в баре виски, правда, я его не очень… – предложила я Вячику.
Мне самой просто необходимо было встряхнуться, впечатление от увиденного в соседней комнате буквально давило на меня.
Мы выпили по чуть-чуть, я ополоснула и вытерла стаканы. Отпечатков мы оставить не могли, перед входом в квартиру оба натянули резиновые перчатки, но все-таки…
– Давай твоего Колю на улице подождем, – предложил Вячик. – Если чего не нашли, он сам найдет. Тошно здесь, ей-богу…
Примерно час мы гуляли по Василеостровскому саду, со всех сторон обсуждая имеющуюся у нас информацию. В начале восьмого устроились на скамеечке недалеко от парадной. Вскоре на своей "четверке" подъехал Николай.
Когда он вышел из машины, мы уже стояли у входа в подъезд. Коля хмуро кивнул мне, посмотрел на Вячеслава и представился, не протягивая руки:
– Старший оперуполномоченный Беляев Николай Николаевич.
– Вячеслав Александрович Князев.
У двери квартиры я предложила Коле надеть перчатки и передала ключ.
– Открывай.
Миновав прихожую и гостиную, я указала на дверь, скрытую цепями.
– Загляни туда.
– Ох, и ни … себе! – не сдержался Коля.
Пробыв в комнате не больше минуты, он присел к нам на диван.
– Так вы говорите, что это не ваша квартира, и вы здесь впервые?
– Да, ключ от нее мы нашли в сумочке моей жены.
– "Мы" – это вы вдвоем? – уточнил Николай.
– Коль, я должна перед тобой повиниться. Когда ты рассказывал мне об убийстве Славиной жены, я уже все знала, и была на месте преступления.
– Опаньки! А чего ты там, подруга, делала?
– Слава позвонил мне в первом часу дня и попросил срочно приехать.
Вячеслав поторопился объяснить:
– Мы с Лерой были знакомы чуть не тридцать лет назад. В пятницу вечером случайно встретились, проговорили до часу ночи, я узнал, что она детективы пишет. И когда приехал на дачу и увидел мертвую Алену… Короче, первая, о ком я подумал, была Лера.
– Когда вы приехали на свою дачу?
– Около двенадцати дня в субботу. У меня никакого алиби. Никто не видел, ни как я уезжал от дома, ни как приехал на дачу.
– Ну, это только кажется, что свидетелей нет. За узенькой полоской леса, что подступает к вашей улице – луг, там поселковых коров пасут. И пастух, выгоняя из лесочка коровку, видел, как ваш джип с приметными номерочками "777" заруливал на участок. Конечно, это не железное алиби, вы ведь могли и вернуться на место преступления, но ваши слова все-таки подтверждает. Так что благодарите бога, что в этом году так рано травы встали и стадо уже выгоняют. А время смерти вашей жены определили от шести до девяти часов утра. Так это вы со страху милицию не вызвали?
– Я боялся, что подозревать будут только меня.
– Ты же сам мне потом говорил, что единственная версия – муж-садист? – встряла я.
– А садист, значит, не вы?.. А кто же? Чужой плохой дядя?.. И как же ты, мужик, терпел, что твою бабу другой дрючит?.. Или вы, как графья, в разных спальнях спите, и ты шрамов на ее теле не видел?
– Шрамы появились только год назад. Я тогда ей даже врезал. А когда понял, что ей это только в кайф, не смог с ней больше. Короче, мы действительно спали врозь.
– Ну, дела! "Богатые и знаменитые", сто тридцать первая серия! А чего ж не развелся, Князев?
– Алена хозяйка отличная, с моей дочкой ладила, вообще мы друг другу не мешали.
– Ну да, главное, что не мешали. У самого, небось, несколько любовниц на стороне… – Коля покосился на меня.
– Если ты обо мне, то мы со Славой не любовники, – поспешила уточнить я. – Ладно, теперь я буду рассказывать, чтобы все по порядку.
– Валяй, мастер детектива, – разрешил Коля.
Завершив рассказ, мы представили ему оба альбома с фотографиями.