– Опять какая-нибудь скотина упала по пьяни и нос расшибла, – заверил один из патрульных напарника, но диспетчеру по рации сказал совсем другое: – Тайга-1, принял, мы рядом.
Ничего не подозревающий Паяльник добежал до угла дома и быстро шмыгнул в укрытие. Ему не хватало воздуха, он тяжело дышал – и потому что запыхался, и потому что только что столкнулся с мертвецом. Паяльник увидел свои руки, и тут его чуть не парализовало от паники. Обе его ладони были в крови. Паяльник даже не помнил, как так могло получится.
– Твою же мать, – подвывал он. – Твою же мать…!
Он вырвал клок молодой травы с земли и, как мог, оттер ею следы крови с ладоней. Но пока оттирал, увидел характерные пятна и на коленях. Паникуя еще больше, Паяльник поозирался по сторонам. В поле зрения были лишь двое – но это была влюбленная парочка, парень и девушка. Они шли в обнимку и мало на что обращали внимания. Надеясь, что так оно и будет, Паяльник сунул руки в карманы, низко склонил голову чтобы не светить перед возможными свидетелями свое лицо, и быстро зашагал по дорожке к улице.
Как только он вышел на тротуар, то нос к носу столкнулся с экипажем ППС – тот несся мимо с включенными проблесковыми маячками, но без сирены. Паяльник непроизвольно шарахнулся назад, но вовремя сообразил, что патрульные на своей работе собаку съели. Если он резко сорвется с места или даже просто изменит траекторию движения – те его срисуют. Поэтому Паяльник просто сжался, надеясь, что удача окажется на его стороне, и зашагал в противоположную сторону.
Через метров 5-6 не выдержал, обернулся. И увидел, что патрульная машина в полусотне метров позади него разворачивается.
Они его срисовали. Эта мысль промелькнула в голове Паяльника. И тогда он плюнул на все – и побежал.
– Тайга-1, есть подозреваемый! Уходит к Бухарестской!
Паяльник прыгнул в первый же двор и со всех ног пустился бежать, куда глаза глядят. Где-то позади громко и тревожно завыла полицейская сирена. Паяльник свернул направо. Затем еще раз направо. Затем налево. Впереди показалась улица. Кажется, оторвался. Тяжело дыша – легкие категорически не справлялись с нагрузкой – Паяльник сбавил скорость. Зашагал к тротуару, пытаясь отдышаться и подозрительно косясь по сторонам. Обернувшись, Паяльник не поверил своим глазам. Крепко сбитый патрульный с резиновой дубинкой в руках беззвучно несся прямо на него.
– А ну стой! Стреляю!
Паяльник выскочил на тротуар и пустился прочь с новой силой. Патрульный догонял его с каждым прыжком – силы были неравны – и уже норовил огреть Паяльника дубинкой по спине, но тот, каким-то шестым чувством почуяв угрозу, резко отскочил в сторону и скрылся в выросшем перед ним проулке.
– Стоять, сука!
Паяльник пыхтел, как паровоз. Он бежал сквозь заросли каких-то хозяйственных построек. Оступившись о росшую прямо из земли арматуру, кувыркнулся вперед и едва не переломал себе шею. Чертыхаясь, вскочил и бросился дальше. Главным было запутать следы.
И в этот момент прямо перед ним, из-за ближайшего поворота, словно из ниоткуда возникла машина ППС. Паяльник налетел на нее с разбега и перекувыркнулся через капот. Он пытался встать, когда его приняли крепкие руки и швырнули грудью на землю.
– Все, сдаюсь! – захрипел Паяльник, а в глазах его непроглядной тьмой сгущался страх перед ставшим таким пугающим и неопределенным будущим. – Мужики, сдаюсь, не бейте..!
Несколько раз его, конечно, приложили. Для профилактики. Защелкнули на руках наручники. Быстро обыскали, в заднем кармане нашли складной нож. Один из патрульных объявил по рации – эти слова для Паяльника звучали, как удары молота судьбы по барабанным перепонкам:
– Тайга-1, 315-24, подозреваемый задержан. На одежде кровь. Прием.
– Вас понял, 315-й. Высылаю на адрес группу.
Когда Паяльника заталкивали в машину, он сообразил уже, что помочь ему мог сейчас только один человек. И тогда Паяльник с мольбой и придыханием забормотал своим пленителям:
– Мужики…! Мужики, умоляю, позвоните в городской убойный! Капитану Силину! Позвоните в убойный, мужики, слышите?!
5
Я увидел его сразу, как вошел в фойе отделения: планировка в ОВД "Полехино", как и во многих других околотках, предполагала размещение обезьянника прямо напротив дежурной части. За решеткой клетки из спаянных арматурных прутьев Паяльник смотрел на меня грустными и преданными глазами.
– Максим Викторович!
Я знаком велел ему молчать – еще ляпнет что-нибудь важное, а потом отмывайся – и шагнул к дежурке. Показал ксиву толстому старлею за перегородкой из плексигласа.
– Капитан Силин, убойный. А где ваши опера все? Или нач по розыску?
Дежурный выглядел профессионально. В смысле, его лицо выражало то, что выдавало в нем ветерана полицейской службы, а именно: "Как вы меня все достали".
– Одни на территории, другие на мокрухе работают.
Мокруха, значит.
– На мокрухе? Которая на Юных Ленинцев? – дежурный не ответил. – Понятно. Я могу вон с тем кадром поговорить где-нибудь?
Поскольку все опера отсутствовали, единственная допросная ОВД была свободна. Туда я и отвел Паяльника, который сразу же выложил мне все, что произошло. В красках и подробностях.
– Хата открыта. Я зашел с дуру… Поскользнулся на чем-то. Там типа полумрак, с ночи-то. Встаю, глядь – кровь, б… дь! Глянул в комнату – а там прям у порога Генка валяется. Тоже в крови весь. Мертвый, ясен хрен. Что мне оставалось-то, Максим Викторович? Там стоять и ждать, когда меня менты примут?
Я не удержался:
– И ты сделал все, что только можно, чтобы тебя приняли намного быстрее.
– Максим Викторович!
– Хотя бы убегал так, чтоб тебя полдвора не запомнило.
– Да я испугался, понимаете?! Я ж, б..дь, я же…
– Понял я все, хорош орать, – вздохнул я и предложил ему сигарету. Может, хоть так успокоиться немного. Сам закурил тоже и как следует задумался. Дела были – дрянь. Хуже некуда были дела. И первым делом нужно было это признать, чтобы иллюзий не оставалось. С иллюзиями, скажу я вам, далеко не уедешь. – Так, Паяльник. Мы с тобой давно знакомы. Ты у меня не самый плохой агент. Я по-любому постараюсь тебе помочь. Но давай со мной как с адвокатом, понял? Ну, или с доктором, там. То есть – только правду. Все только по чесноку. – И, выдержав паузу, спросил главное: – Ты его завалил?
Нет, не он. Это я понял сразу по его лицу. Паяльник аж задохнулся от такого предательства с моей стороны.
– Вы че, Максим Викторович, вы че…?! Зачем мне…? Да я ж… Бл…! Я ж к нему пошел только, чтоб ваш номер дать, вы че?!
Пришлось успокаивать его и объяснять, что я должен был спросить. Чтобы окончательно прояснить ситуацию.
– В общем, Петро, такие дела. Смотри. Во-первых, ты дважды судим у нас. Во-вторых, ты убегал от ментов. В-третьих, у тебя кровь на руках и одежде. В-четвертых, свидетель. Короче, по всем раскладам ты у нас идеальная кандидатура, чтобы на тебя мокруху свалить. Понимаешь?
Паяльник пригорюнился.
– Понимаю. Б… дь!
– Успокойся.
– Легко вам говорить, да?
– Попробуем тебя отмазать, – нехотя произнес я то, чего Паяльник ждал больше всего.
Знать бы еще только, как.
Перед третьим подъездом жилого пятиэтажного многоквартирного дома на улице Юных Ленинцев все еще были натыканы машины, недвусмысленно указывающие, что именно здесь произошло. Один экипаж ППС, фургон "дежурной части" из местного ОВД "Полехино", труповозка. И в качестве вишенки на торте – самая дорогая тачка – матовый и весь из себя солидный темный фургон с красной полосой на боку. На полосе было выведено "Следственный комитет".
У двери подъезда с патрульным, который то ли охранял вход (зачем?), то ли просто слонялся без дела (скорее всего), стоял мой знакомый опер из "Полехино". Артемов. Он тоже сразу заметил меня и шагнул навстречу.
– Здорова. А шеф уже сказал, что убойщики нам не нужны. Сами типа справимся.
Ну еще бы. Я усмехнулся:
– ППСники клиента взяли по горячим чуть ли не на месте преступления, вот он и копытом бьет. В сводку хочет проскочить, а славой с городом делиться не хочет.
– Ну так, каждый за себя.
– Да уж. – я кивнул на фургон СК. – Комитет здесь еще? Кто от них?
– Можаева, – ответил Артемов и расплылся в ухмылке, увидев, как изменилось мое лицо: – Ага. Повезло тебе.
Можаева. Бабе под 40. Внешне она сохранилась вполне себе ничего, а вот внутри все гораздо хуже. Короче, если между нами, мымра и сука. В городском отделе СК следаков не так много, как и в городском убойном – оперов, и все мы друг с другом, конечно, давно знакомы. И вот что я вам скажу – здесь я бы предпочел увидеть кого угодно, но не Можаеву. А это о чем-то, да говорит, верно?
Когда я поднялся в квартиру, там все еще кипела работа. Ну, как кипела – если продолжать выражаться кулинарными терминами, то, скорее, тушилась на медленном огне. Один криминалист, насвистывая что-то, работал по отпечаткам. Опер, фамилию которого я подзабыл, лениво шарил на полках. Можаева собственной персоной восседала на табуретке в центре комнаты и заполняла протокол.
– Всем привет.
– Силин, – мы с Можаевой относились друг к другу примерно одинаково, поэтому щенячьего восторга в ее голосе никто не заметил, – Какими судьбами?
– Как его замочили? Ножевое?
Можаева поколебалась, явно гадая, стоит ли посылать меня сразу или для начала можно поиграть в приличных людей.
– Огнестрел. Два в упор. Ствола нет.
На голоса из кухни вышел кто-то еще. Я повернул голову и узнал Иванюка. Еще один сукин сын из числа моих коллег. Майор полиции. Начальник уголовного розыска ОВД "Полехино". Это его слова цитировал Артемов. Обычно Иванюк вел себя со мной в рамках приличий – конечно, он и целый майор, и целый нач угро, но я все-таки из главка. Обычно – но не сегодня. Сегодня Иванюк явно заподозрил, что у него из-под носа пытаются увести добычу. И поэтому вместо приветствия он грубо пролаял:
– А тебя кто вызвал?
– Я сам пришел, – терпеливо и смиренно поведал я. Лучшая тактика в таком окружении. – Этот чувак, Фролов – он искал со мной контакта. Через моего агента, – помолчав, я вздохнул и перешел к главному: – Фамилия агента Шалаев. Кличка Паяльник. Вы его повязали. Народ, он не убивал никого.
– Это он тебе сказал? – осклабился Иванюк. – Знаешь, Силин, или как там тебя. Я в розыске почти двенадцать лет, и…
– Паяльник сюда сам пришел потому, что я его сюда послал. Он наткнулся на труп и сразу свалил. А что ему надо было делать еще, по-вашему? Рядом лечь?
Иванюк и Можаева переглянулись. Было очевидно, что новый поворот им категорически не нравится, потому что они про себя уже давно все решили. Пока Иванюк думал, что бы такое поунизительнее мне сказать, вмешался опер.
– Тимур Анатольевич, смотрите.
Опер, фамилию которого я не помню, нашел на полке какое-то фото и показал Иванюку. Иванюк нахмурился и принялся его вертеть.
– Тут сзади адрес. Родимцева, дом 30.
Можаева озадачилась.
– Квартиры нет, только дом? Это частный сектор?
– Нет, многоквартирный. Новый дом, лет пять назад его только заселили. Пробей адресочек сразу, что там.
Опер кивнул и испарился. Иванюк передал фото Можаевой. Я набрался наглости и заглянул через ее плечо. На фотографии был запечатлен тип средних лет. Явно преуспевающий мужчина, предприниматель или чиновник, на фоне дорогого авто. Он улыбался в объектив. В углу портрета – полупрозрачный логотип из социальной сети "Однокашники".
– Фотография из интернета, – заметила Можаева. – Со странички этого мужика. И снимок напечатан на хорошем принтере. Странно.
– Вот и я о том же.
– Силин, так говоришь, наш жмур выходы на тебя искал?
– Угу.
– А это кто, ты не в курсе?
Она снова показала мне снимок, будто я в первый раз не разглядел. Я пожал плечами:
– Судя по прикиду, коммерс какой-то. Или бандос. Или депутат. Или все вместе. Что чаще всего и бывает.
Можаева одарила меня хмурым взглядом и вернулась к писанине. Иванюк хранил молчание и лишь косился на меня. Ждал, когда же я выметусь отсюда. Не будем заставлять коллег ждать. Я кашлянул:
– Лариса Семеновна, можно вас на минутку?
Можаева, хоть и сука, а на этой работе уже собаку съела. И, когда мы вышли в подъезд и закурили, а я только открыл рот, она сразу поняла, что мне от нее нужно.
– Так что насчет времени смерти? Мы его знаем, хоть примерно?
– Только примерно. Часов четыре-пять назад.
– Это судмед сказал?
– Нет, Силин, по радио объявили. Сразу после хит-парада.
– Ну вот! – обрадовался я, не замечая ее ехидства. – А у вас есть свидетель, который видел что? Который видел, как Паяльник приперся и уже через минуту вылетел как ошпаренный. А в это время Фролов был уже часа два как мертв, правильно?
– Силин… – устало возразила Можаева. – Местные уже взяли человечка. Взяли чуть ли не с поличным, около места преступления, со следами крови и так далее. Местные не просто его взяли, они уже доложили наверх. А ты не хуже моего знаешь, что теперь будет. Теперь твоего Паяльника под это дело подводить будут. Всеми правдами и неправдами. Все, поздняк трепыхаться, шестеренки завертелись.
Я не выдержал:
– Да твою мать, Ларис, при чем здесь местные? Кто дело ведет, в конце концов, местные опера или следак комитета?
Правильный ответ, если что – вариант Б, следователь из следственного комитета. Но Можаева в эту игру играть не стала. Вместо этого она сверкнула глазами и сухо поставила меня на место.
– Я тебе не Лариса, Силин. Не фамильярничай, мы с тобой в сауне не парились.
– Да, извиняюсь, погорячился. Хорошо. Но все-таки, что касается мокрухи… Ствола у Паяльника нет. Где ствол? Скинул? Где скинул, если Паяльника уже через 150 метров ППСники хлопнули?
– Я уже приказала. Люди работают, ищут ствол.
Я не сдавался:
– И еще. Фролова завалили в упор, правильно? Значит, у Паяльника должны быть следы пороховых газов на руке, так? Сделайте ему смыв с ладоней, Лариса Семеновна. Зуб даю – он не стрелял.
Мой зуб ей, конечно, был не нужен. Но хорошая новость все же была. Кажется, моя убежденность что-то поколебала в голове следачки. Я это понял, хотя сама Можаева просто развернулась и молча ушла назад в квартиру – дописывать протокол осмотра места происшествия.
6
– Силин! Нарисовался? Ну, что опять натворил?
Василич подловил меня у лестницы, площадка которой одновременно служила нам и курилкой. Снова вспомнив о планах перебираться курить на крышу, вслух я ответил:
– Я? Ничего.
Василич покивал с видом, означающим что-то типа "угу, ври, знаю я тебя". Подошел ближе и, убедившись, что в коридоре пусто, заговорил:
– Ко мне Варецкий за полчаса два раза заходил. "Где Силин?". Злой как черт. Сказал, как появишься – сразу к нему. Поэтому я и спрашиваю тебя, придурок: что ты натворил?
От Василича услышать "придурок" было не обидно. Василич, как вы поняли, мент правильный. На нашей стороне. В отличие от Варецкого.
– Пока не знаю, – признался я.
И через пять минут мы с Василичем уже были у Варецкого. Василич пристроился на стуле в углу, в местечке как можно более неприметном, хотя с комплекцией Василича эта схема не работала. Я сидел строго напротив подполковника и видел его глаза – прищуренные, с неприязнью буравящие меня, как щупы геологоразведчиков крепкую породу. Спокойный, почти ласковый голос Варецкого резко контрастировал с его взглядом.
– Полиция, Силин, это хорошо отлаженный механизм. Ну вот возьмем угрозыск. Тут ведь у нас все четко, правильно? Текучкой, мелочевкой и прочей мелочью, с которой они в состоянии справится, занимаются опера-территориалы на земле. Для более крупной работы – для серийных, резонансных или просто сложных в раскрываемости преступлений – существуем мы. Линейщики из главка. Такие, Силин, как мы с тобой. И вот скажи-ка мне, Силин. Мы ведь тут по убойной линии работаем?
– Так точно, – подумав и не найдя подвоха, согласился я. – Но все-таки я не совсем…
– Заткнись, – зашипел Василич. – Не перебивай.
Варецкий сделал вид, что не слышал никого из нас.
– Территориалам сложно бороться с преступниками, когда, например, одни и те же преступники работают на территории сразу нескольких районов города. Ну, или, например, когда происходит серия, для раскрытии которой нужна специальная группа, потому что у территориалов на земле мало людей и с их бешеной текучкой им просто некогда этим заниматься. И тогда им на помощь приходит кто, Силин?
Это какое-то издевательство. Но я решил стоически его выносить.
– Мы.
– Мы – а дальше?
– Мы, товарищ подполковник.
– Точно, – сухо осклабился Варецкий. – Тогда на помощь приходим мы. Линейщики. Профильные отделы главка. Поэтому иногда говорят, что опера с земли – это руки уголовного розыска. А опера-линейщики из главка – это его мозг.
– Точно, Александр Иванович, говорят!
Это был Василич, не я. Я промолчал.
– Есть и другая поговорка. Про дурную голову, которая рукам, сука, все никак покоя не дает.
А вот теперь мы, кажется, перешли к делу. В подтверждение догадке изменился и тон Варецкого. Показное радушие как хреном, простите, сдуло.
– Это как раз о тебе, Силин, да? А вот еще одна поговорка. Про паршивую овцу, которая все стадо портит. Есть еще про танцора, которому все яйца мешают. Это все про тебя. Ты у нас ходячая поговорка. Народный, сука, фольклор. – Варецкий впился в меня злыми глазками. – Опера с земли сработали хорошо, взяли мокрушника по горячим. Потом нарисовался наш Силин, пошушукался со следаком, и вот тепеь ходит слух, что следак убийцу отпустить может. А это значит, кто дурак? Это значит, что опера с земли – дураки.
Я честно пытался перевести разговор в конструктивное русло.
– Не он это, Александр Иванович.
– Силин… Знаешь, почему я начальник отдела, а ты просто опер? Потому что я коллег уважаю. Помогать им стараюсь. Одно ведь дело делаем. Я думаю о них. Не только о себе. Я помню, что такое коллектив и так далее. Короче, я гораздо лучше тебя, Силин. Как мент. На самом деле как человек – тоже, – теперь он практически орал. – Если из-за тебя, утырок, эта мокруха в глухарях повиснет, я ее повешу лично на тебя. И буду, сука, дрючить тебя до тех пор, пока ты сам мне чистуху не подпишешь, лишь бы я от тебя отстал. Все усек, урод?
На этой позитивной ноте меня выперли, и я отправился зализывать раны в наш общий на четверых кабинет. Налил кофе, выкурил пару сигарет у окна. Немного полегчало. Мельник, убедившись, что я в относительной норме, занялся своими делами. А Горшков и Клюкин и не прекращали. Первый листал порно-журнал, периодически приговаривая "Какая цыпа" или "Вот я б ей…", а второй аппетитно уплетал бутерброд. И развивал свою утреннюю тему.
– Даже в словах ни у кого нет какой-то фишки своей. Все говорят то же самое, что и остальные. Один жаргон на всех. Одни повадки на всех. Одни слова-паразиты на всех.
Горшков оторвался от голых красоток.
– Ну ты опять что ли?