– Тревожило? Хм. Ну, не знаю. Мне кажется, если бы у него были какие-то проблемы, Артем поделился бы со мной. Мы обычно делились друг с другом, помогать старались. Все-таки, не чужие люди.
– А про "письма счастья" он вам рассказывал? Из полиции?
Бондаренко помедлил, настороженно глядя на меня и пытаясь понять, что кроется за моими словами. Осторожно кивнул:
– Так вы в курсе.
– В курсе. Что он говорил по этому поводу?
– А это, простите…?
– Между нами, – отлично понимая его опасения, заверил я. – К ОВД "Полехино" мы не имеем никакого отношения. Можете не переживать.
– Хорошо, – Бондаренко слегка успокоился. – Да, рассказывал, конечно. Был недоволен, и это естественно. Возмущался. Но… Как бы, ссориться с полицией никто не хочет. Проблемы-то никому не нужны. Особенно, если у тебя свой бизнес. Надеюсь, вы понимаете.
Разговаривали мы еще около часа, задавая множество вопросов. Целый список, который появился в процессе обсуждения всех возможных версий убийства Гомонова. Но так ничего нащупать нам и не удалось. По крайней мере, пока. Однако мы не отчаивались. И после встречи с Бондаренко отправились к Федорову.
Он был дома. Федоров – ровесник Гомонова и Бондаренко, сухощавый поджарый мужчина – жил в двухэтажном коттедже. Не дворце, но в хорошем крепком доме. Внутрь нам попасть не удалось, потому что общались мы снаружи. Федоров мыл свою машину – блестящий и дорогущий, наверное, "ягуар" – с помощью портативной мини-мойки, а мы с Мельником держались в стороне, чтобы не словить шальную струю воды.
– Только что Маше звонил, – сообщил Федоров. – Мы вовсю заняты подготовкой к похоронам. Тело обещают выдать уже завтра.
– Помогаете с организацией?
– Мы дружили с Артемом всю жизнь. Вам не кажется, что это мой долг?
– Так что насчет проблем? – спросил Мельник. – Были они у Гомонова? Раз всю жизнь дружили, наверняка жаловался, а?
– Мы в последнее время нечасто виделись. К сожалению. Артем мне ничего такого не рассказывал. Но знаете, раньше, когда у него были какие-то проблемы, он часто советовался со мной. Я юрист по образованию.
– Но говорят, в последнее время он был чем-то подавлен, – настаивал Мельник. – Переживал о чем-то, не в духе был и все такое.
– И странно, – ввернул я, – что ни жена, ни Бондаренко, ни вы – никто не может даже предположить, в чем там может быть дело.
Федоров застыл на несколько секунд, уставившись в пятно на кузове "ягуара", в которое била струя воды. А потом поинтересовался:
– Про Настю вы не знаете, да?
Мы с Мельником переглянулись.
– Про какую Настю?
– Вы только поймите… Я не хочу, чтобы это стало достоянием общественности. Особенно сейчас. Хочется, чтобы в памяти у всех Артем остался хорошим человеком и… и верным, так сказать, мужем.
Мы с Мельником опять переглянулись.
– А он таким не был? – догадался я. – Любовница?
Вздохнув, Федоров нехотя кивнул.
– Они спали какое-то время. Пару лет точно. Ее Настя зовут, но я ее никогда не видел. На самом деле… – Федоров выключил мойку и повернулся к нам. – На самом деле, раз уж на то пошло, именно поэтому мы в последнее время мало общались с Артемом. Дом, работа, а тут еще и любовница… А время-то не резиновое, понимаете?
Как интересно.
– У них с Настей все было серьезно?
– Как сказать… Знаю, что Артема к ней влекло. Он говорил, что она молодая и такая – уухх. Ну, красивая, – предугадывая следующий вопрос, Федоров добавил: – Но развестись с Машей Артем не был готов.
А вот и конфликт.
– Где они познакомились? – вопросил Мельник. – Об этом Гомонов тоже не говорил? Или все-таки похвастался?
– Было дело. Познакомились в офисе. Настя работала у него.
3
Горшков умудрился капитально испортить настроение своему напарнику и приятелю сразу, как они вдвоем вернулись в управление из горотдела СК. Они с Клюкиным поднимались по лестнице, травя анекдоты, когда мимо них прошла хрупкая девица с большими глазами. На ней была полицейская форма с погонами лейтенанта. Клюкин открыл рот, чтобы поздороваться, но застыл, увидев, как девушка улыбается Горшкову.
– Привет.
– Приветик, Наташ.
Клюкин так и остался с открытым ртом, пока Наташа, одарив их ароматом духов, проплыла мимо сияющего и подмигивающего ей Горшкова. Опера направились дальше и свернули на этаж, где располагался убойный. Все это время Клюкин остервенело ждал, что Горшков хоть как-то прокомментирует произошедшее. Но Горшков был невозмутим. Наблюдательный глаз заметил бы, что невозмутимость эта липовая и Горшкова буквально распирало, но он держался. А вот Клюкин не выдержал.
– И какого черта это все означает?
– Что?
– Ты сам знаешь, что.
– Да ты о чем?
– "Привет, Наташ", – гнусаво передразнил Клюкин. – Какого черта это все означает, твою налево?
– А, ты про новую девушку из отдела кадров? – Горшков наконец просиял. – А я все ждал, когда ты спросишь.
– Ты… Ты… – у Клюкина взрывался мозг. – Ты когда с ней познакомиться успел?
Горшков принял смиренный вид.
– Как тебе сказать… Вчера. Я не стал тебе ничего говорить. Я же не из тех, кто сразу хвалится. Ну, знаешь своими победами. Я джентльмен.
– Как?
– Что?
– Как?! – почти заорал Клюкин. Историю с Наташей он принял очень близко к сердцу, потому что не далее как вчера только сообщил напарнику о появлении новой красотки в управлении. И произошедшее только что разрывало у Клюкина все шаблоны. – Как тебе удалось?
– Немного шарма. Пару слов. Красноречивый взгляд… Девушкам ведь много не надо. Главное понравиться.
– Твою мать!
– Пригласил ее на свидание. И, кстати, все прошло очень даже ничего. До постели не дошло, но еще не вечер. Сегодня мы снова встречаемся.
– Твою мать!
Горшков издевательски похлопал Клюкина по плечу.
– И спасибо за совет, кореш. Наташа действительно конфетка.
Добравшись до кабинета, они занялись бумажной работой. Бумажной работы у Горшкова и Клюкина всегда было много, потому что с письмом они не дружили. Даже с таким канцелярским письмом, как полицейская документация. Клюкин все никак не мог успокоиться и косился на напарника. Тот взгляды чувствовал – и внутренне торжествовал, хотя внешне старался не подавать вида.
А когда Клюкин, вроде бы, остыл и сосредоточился на деле – коварно нанес ему очередной удар.
– Забавно, – сказал Горшков, картинно усмехнувшись.
– Что?
– Я говорю, забавно.
– Ты о чем?
– Ну как. Вспомнил вот сейчас. Еще пару дней назад Клюкин орал, что мне ничего не светит с такой девочкой. А сейчас мы с ней встречаемся. Это прям… Как это называется? Ирония судьбы, да?
– Ты меня достал со своей Наташей, – прорычал Клюкин.
– А самое смешное знаешь что? Я обошелся без всяких феромонов. А вот тебе, брат, без специальной помощи никак, наверное. Слушай, – Горшков развернулся на кресле и критически осмотрел напарника. – Может, тебя приодеть как-то, а? Может, видок тогда будет менее, ну, чуханистый?
Клюкин зло скомкал первую попавшуюся под руки бумажку и швырнул в Горшкова. Тот увернулся. А когда подобрал снаряд, чтобы отплатить Клюкину тем же, в кабинет заглянул Василич. Горшков поспешно спрятал бумажный комок под столом.
– Что у вас с вашей мокрухой по Абатову?
Горшков тут же помрачнел, возвращенный в реальный мир.
– Алексей Василич, а что у нас может быть-то? Мы себе головы уже сломали, думать.
– Во-во, – пробурчал Клюкин. – Если это не самострел, а мокруха, то кто его мог завалить? Собутыльник Макаров? Доказухи нет вообще. Колоть мы его кололи, он не колется. И алиби железное. Жена говорит, он раньше пришел домой. До того, как соседи Абатова слышали выстрел и вызвали ментов.
– Да, Алексей Василич, что делать-то?
Василич обреченно попыхтел.
– Мне надоело вас отмазывать перед Варецким. Придумайте, что делать, вы ж опера, мать вашу! Но список оперативных мероприятий по Абатову чтоб был в ближайшее время, ясно? Сыщики хреновы.
Наградив их этим эпитетом, Василич покинул кабинет. Опера молча застыли на своих местах, гадая, что можно еще придумать по висящему на них глухарю. Горшков открыл пасьянс, покосился на Клюкина и продолжил свою волынку, прерванную появлением Василича:
– Ну, у меня хотя бы личная жизнь есть, а ты чего не работаешь?
4
– У нас нет никакой Анастасии в числе сотрудников.
– А если еще раз посмотреть?
– Я не говорил, что никогда не было. Раньше… Простите, а почему вы ею интересуетесь?
– Имя нравится, – поведал я. – Красивое. Дочку хотел так назвать, да жена взбунтовалась.
Чистюхин, в кабинете которого мы сидели, в этот раз не стал угощать меня кофе. А еще он постоянно перекладывал бумажки с места на место. Видимо, это должно было символизировать его занятость. Мутный какой-то тип.
– Раньше у нас работала девушка по имени Настя, – признался он.
– Ну вот видите.
– Она была секретарем Артема Михайловича.
Пытаешься раскопать заговор и выйти на след таинственной любовницы, но судьба вместо роковой незнакомки опять и опять подсовывает тебе личную секретаршу. Как все прозаично.
– А фамилия у нее есть?
– Филозова.
– Анастасия Филозова, – проговорил я. – Хорошо, идем дальше. У вас в отделе кадров личные дела бывших сотрудников хранятся?
– Конечно. Ну, как в отделе кадров… Фирма у нас небольшая, поэтому отдела кадров, как такового, у нас нет…
– Личное дело, – напомнил я.
Чистюхин сдался. Взял трубку телефона, нажал одну кнопку.
– Это Чистюхин. Найдите мне личное дело Филозовой. Да, секретаря бывшего. Как можно быстрее. Что значит в магазин собираетесь? Я говорю, личное дело найдите. Сейчас разгар рабочего дня, – повесив трубку, он покачал головой и пожаловался: – Ох уж эти женщины.
– И не говорите.
Я не пытался выразить этими словами солидарность. А действительно предпочел бы обойтись без его банальных якобы философских реплик. У меня для этого Мельник есть. Про Чука и Гека вообще молчу.
– Ой, а может, вы кофе хотите? Я сразу не подумал. Простите, жутко занят сейчас, голова уже не соображает. Столько дел навалилось…
– Спасибо, не хочу, – соврал я. Надо же марку держать. – Вы сейчас, получается, руководите фирмой?
– Ну, не то чтобы… Я временно исполняющий обязанности генерального директора, – Чистюхин вздохнул. – Пока хозяйка не решит, оставить меня или… Ну, вы понимаете.
– Хозяйка? – повторил я.
– Ну, да. Мария Сергеевна Гомонова. Вдова Артема Михайловича.
Я задумался. Тем временем молоденькая сотрудница с папкой в руках просочилась в кабинет и передала Чистюхину папку. Чистюхин проводил ее заинтересованным взглядом. Очевидно, должность и.о. директора несла с собой не только новые обязанности, но и новые возможности. Вот, уже и на очередную секретаршу очередной шеф глаз положил. Круговорот порока в природе.
– Вот, держите. Личное дело Филозовой, – Чистюхин передал мне тонкую папочку. – Но она не работает у нас уже пару лет, не знаю, как она вам помочь сможет.
Я увидел по его глазам, что Чистюхин врал. Сукин сын пытался усидеть на кресле, а для этого нужно было обхаживать новую хозяйку. Потерпит ли она того, кто знал про любовницу убитого мужа? Конечно, нет. Вот и причина странного поведения заместителя. Я хмыкнул в ответ:
– Поживем-увидим. Так вы кофе предлагали?
Чистюхин вздохнул и снова взялся за телефон. А я тем временем открыл папку. В личном деле было фото Насти. Молоденькая, хрупкая и очень миловидная блондинка с большими глазами.
У Гомонова определенно был вкус.
Я отправился по адресу, указанному в личном деле. Адрес числился и в строке "место проживания", и в строке "место прописки", поэтому была надежда, что и спустя два года Настя обитала именно там. Так я рассуждал, когда ехал на восточную окраину города. И меня, конечно, ждало разочарование.
Дверь мне открыла встревоженная женщина лет 50, которая встревожилась еще больше, узнав, кто я и, главное, откуда.
– Отдел убийств?
– Вы не переживайте. Мне просто надо задать вашей дочери Насте пару вопросов. Только и всего.
– У нее… у нее проблемы?
– Нет-нет, что вы. Настя работала в фирме, хозяина которой убили. И мы сейчас всех сотрудников опрашиваем, в том числе бывших. Так всегда делается. Дежурная, можно сказать, процедура, – запудрив мозги женщине, я повторил: – Так Настя дома?
– Настя не живет с нами. Она редко приезжает, даже очень. Мы ее почти не видим.
– Вот как. Но у вас наверняка есть ее телефон, правильно?
– Простите, я не… Настя сама звонит, и то редко. Мы почти не общается. У нее сейчас своя жизнь.
Мне ничего не оставалось, как вручить женщине визитку.
– Когда она приедет или позвонит в следующий раз, передайте, пожалуйста, ей мой номер. Меня зовут Максим Силин. Вот рабочий, а вот сотовый. Пусть она мне позвонит. И передайте, что ей нечего волноваться или бояться. Пара вопросов и все.
Когда я выходил из многоэтажки, где была прописана Настя, то мысленно прикинул, где должны быть их окна. И, садясь в машину, задрал голову вверх. Так и есть: лицо Филозовой с взволнованными бровками домиком маячило в окне. Но сразу же исчезло, когда Филозова заметила меня.
И опять все врут. Она прекрасно знала, как найти дочь. Но что я мог? Оставалось надеяться, что Настя все же заинтересуется и позвонит.
Остаток вечера мы с Мельником провели в нашем любимом баре. В том самом, где Мельника едва не развели, как последнего, простите, фраера. Когда я подъехал, Мельник уже сидел за столиком, допивал вторую кружку пива и косился по сторонам.
– Эта тварь не появляется, – доложил он. – Анжела, мать ее за ногу.
Я сделал официантке знак, который означал "мне то же, что и ему".
– Дим, я тут все думаю про нашего мокрушника Морса. Получается, он подтянул Фролова в команду для выполнения заказа по Гомонову. А потом Фролов испугался и соскочил с темы. Правильно?
– Ну и хорошо, что не появляется. Надеюсь, до нее дошло, что я не шутил. Если увижу ее тут еще хоть раз – реально на лоскуты порву.
– И что же делает Морс? Он мочит Фролова. В те же сутки работает и по Гомонову. Спешил, чтобы никто не мог потянуть за ниточку Фролова и выйти на Гомонова. Иначе бы заказ сорвался. Так?
– Надо было ее громиле тоже башку проломить. У меня до сих пор череп ноет, прикинь? Конкретно он меня приложил, гаденыш.
– И вот именно это не дает мне покоя. Получается, что через Фролова мы могли бы выйти на Морса. Но как? Черт, я уже несколько дней землю носом рою, но нигде никаких следов этого долбанного Морса.
Мельник только сейчас сообразил, что разговор у нас выходил весьма странный.
– Черт, Силин, ты меня вообще слушаешь, нет?
– Дим, соберись, – строго посоветовал я. – Я вот думаю: а почему Морс сразу не убрал Фролова? В тот же день, когда тот отказался? Ведь пара дней, наверное, прошло. Почему Морс выжидал эти пару дней?
– Понятия не имею.
– У меня тут по этому поводу мысль нехорошая бродит. А что, если Морс был занят? Что, если он искал себе еще кого-то в команду прикрытия? Вместо выбывшего Фролова? Человека на замену? И только потом убрал Фролова?
Мельник задумался.
– Логично, че. Если ему нужен был помощник, значит, он так работал. Или значит, что в этом деле без помощника было сложно обойтись. Ну да, если Фролов соскочил, Морсу был нужен кто-то вместо него.
Мысль мне понравилась. Настолько, что я вышел из бара на перекур и набрал телефон Паяльника.
– Максим Викторович, салам.
– Как воздух свободы? Пьянит? Или уже привык?
– Пьянит меня не воздух свободы, а походу скорее пивасик…
– Сунь голову под холодную воду. Дело есть.
– Для вас что угодно, Максим Викторович.
Настороженно я относился к такой лести. Чем больше человек говорит "для вас что угодно", тем больше вероятности, что он палец о палец не ударит. Надеюсь, конечно, к Паяльнику это не относится. Было бы совсем несправедливо.
– Даю установку. Фролова к тому заказу подтянул кто-то по кличке Морс. Я тебе про него говорил уже. Так вот, этот Морс в твоем районе мог подтянуть еще одного человека. Для того же самого дела. Не исключено, что кого-то из знакомцев Фролова.
– Чего?
– Я говорю, надо узнать про корешей и просто знакомых Фролова. У кого из них движухи в последнее время. Может, кто-то пропал. Или у кого-то резко деньги появились. В общем, нужен человек, у которого в последние дни поперли движняки. Поспрашивай. Фролова убили недавно, так что на эту тему можно со всеми смело базарить. Может, что-то и разнюхаешь. Лады?
Паяльник заверил, что все понял. Но по его голосу я понял, что тот уже нетрезв. Надеюсь, сукин сын не забудет поручение, когда проспится.
Оставив Мельника фрустрировать в баре – тем более, туда заскочили еще пара знакомых оперов из отдела и подсели за наш столик, что означало, что посиделка затянется – я решил пораньше вернуться домой. Ну, как пораньше. На часах был десятый час вечера, когда я перешагнул порог квартиры и скинул обувь.
– Пап, а мы сегодня сочинение писали.
– Круто, – я приобнял ее. Благо, благодаря жвачке запаха пива не должно было быть. – О чем сочинение?
– На тему лучшего друга.
– Какое-то странное и бесцеремонное вмешательство.
– Что?
– Я говорю, а вдруг у кого-то нет лучшего друга? Есть застенчивые люди. Стеснительные, там. Что они должны делать? Выдумывать?
Даша пожала плечами, продолжая непонимающе на меня смотреть. Да, не надо было пить вторую кружку. Я почувствовал неловкость перед дочерью. А все проклятая работа виновата.
– Даш, спать когда собираешься?
– Мне мама сейчас кушать готовит.
– Кушать, – повторил я, стягивая кобуру. – А что так поздно?
– Ну, я только захотела.
Потрепав дочь по голове, я отнес кобуру в спальню. Спрятал ствол в сейф и прошествовал на кухню. Может, и мне что-то из еды обломится. Таня варила пельмени. Ее, в отличие от Даши, жвачка не обманула – Таня с прищуром посмотрела на меня и покачала головой.
Да что ж за вечный комплекс вины-то все у меня вызывают. Начиная от семьи и заканчивая Варецким.
– У Дашки все как всегда? – я плюхнулся на табуретку. – Опять мы перед сном вспоминаем, что есть хотим?
– Она заигралась. Ну и уроков много было. Сам знаешь, как у нее это бывает.
– Еще я знаю, что мы с этим бороться договорились. На ночь глядя есть вредно и все такое.
– Но бороться должна одна я, – сухо констатировала Таня. – Ты-то у нас занят.
Господи.
– Тань, не начинай, а. Что на тебя нашло опять? Что ни день, то наезды.
– Действительно, почему, – она бросилась в атаку. – Я же не работаю, а потому не устаю ни разу. Ой, нет, погоди! Я же работаю! Вот черт. А вечером я не иду с Мельником пиво пить, а домой бегу. Где все на мне. Уборка, готовка, стирка – все вот это. И что ж на меня нашло, в самом деле!
– Во всех семьях так, – буркнул я и тут же пожалел.
– Во всех семьях муж приезжает не ночью, а вечером, и помогает сидеть с детьми!