- Представьте себе, - сказал Грузенберг. - Конечно, получив результаты полицейского расследования, они перестали обвинять наследников в совершении преступления. Теперь они настаивают на том, чтобы дочь покойного согласилась на чать выплаты. Мотивируют тем, что текст завещания не конкретен. Конечно, они выплатят все, но пока что приходится раз в месяц являться в суд и повторять одно и то же.
- Да, представляю, каково вам сейчас, - посочувствовал Розовски. - Хотя, вы лучше меня знаете наше судопроизводство. Сколько тянется процесс над Арье Дери? Четыре года?
- Пять. Вы правы, это для нас почти нормально. Собственно, я не жалуюсь. Если честно, то мне доставляет удовольствие появляться в суде, - сказал Грузенберг. - Знаете, недавно я, наконец-то, понял, что люблю свою работу.
- А я свою разлюбил, - вполголоса произнес Натаниэль. - И понял это гораздо раньше.
- Что, простите?
- Нет, это я так. Ворчу. У меня с утра, обычно, плохое настроение. Пока не позавтракаю, - объяснил Натаниэль. - Между прочим, я советовал своему приятелю-психологу исследовать связь настроения человека с временем суток, состоянием желудка и…
- И расположением звезд, - добавил в тон ему адвокат.
- При чем тут звезды?… Ну, неважно, это просто словесная реакция, - сказал Натаниэль.
Услышав в его голосе тщательно скрываемое раздражение, адвокат Грузенберг спросил с легким беспокойством:
- Простите, Натаниэль, но, может быть, я не вовремя? Я перезвоню, скажите только, когда.
- Нет-нет, Цвика, что вы, я слушаю вас, - любезно ответил Розовски. - Вообще-то я со вчерашнего дня в отпуске, но если вам нужна моя помощь, не стесняйтесь. Вы ведь не собираетесь просить, чтобы я взялся за какое-то расследование?
Грузенберг промычал что-то неопределенное, потом сказал:
- Откровенно говоря, именно для этого я вам и позвонил.
Не выпуская из рук трубку, Натаниэль нащупал табурет, пододвинул его ближе к тумбочке и сел.
- Так я и знал, - сказал он. - Я хотел отключить телефон. Хотя вряд ли это помогло бы, - он вздохнул с невыразимой тоской. - В подобных случаях мой телефон почему-то звонит даже будучи отключенным. Не знаю, что это. Мистика, наверное. А если бы я запер дверь, непременно кто-нибудь влез бы в окно. Несмотря на третий этаж.
- Я все понимаю, Натаниэль, - сказал Грузенберг. - Мне самому не всегда удается отдохнуть. Честно говоря, очень неловко настаивать. Просто я не представляю, кто еще мог бы помочь. Обратился к вам. Вы ведь специализируетесь на репатриантских проблемах.
- Вы, я смотрю, тоже ими увлеклись, - хмуро заметил Розовски.
- Что вы хотите? Статистика. Количество репатриантов растет, соответственно растет удельный вес их обращений к адвокатам, - сказал Грузенберг. - В том числе и ко мне.
- Ну-ну, - Розовски не был настроен вести теоретическую беседу о социоэтнической структуре современного израильского общества. - И что же за дело вы сейчас ведете? Имущественный спор, наследство? Хотите, чтобы мы проверили чьи-то банковские счета? - с робкой надеждой спросил он.
- Увы, все гораздо печальнее и запутаннее, - сообщил адвокат. - Речь идет об убийстве, причем я представляю интересы подозреваемой.
- О Боже, - вздохнул Натаниэль, - убийство, и в нем замешана женщина… Тот самый букет, который я мечтаю видеть по утрам на тумбочке у постели.
- Я еще раз приношу свои извинения, Натаниэль, - виновато сказал адвокат. - Но прошу вас, выслушайте хотя бы вкратце.
- Чего уж вкратце, - проворчал Розовски. - Вы же сами понимаете, что я не смогу вам отказать. Тем более, в таком деле. Договоримся так: вы заедете за мной минут через двадцать, и мы отправимся ко мне в контору. А уже там вы все расскажете.
- Спасибо, Натаниэль, вы меня, действительно, крайне обяжете.
- Я еще не сказал "да", - возразил Розовски. - Пока что я всего лишь согласился вас выслушать. Потом я скажу, берусь или не берусь за ваше дело.
- Конечно, конечно. Спасибо и за это. Говорите адрес.
- Бен-Элиэзер, 12, квартира 8.
- Буду через пятнадцать минут.
Розовски с бессильной ненавистью посмотрел на ни в чем, вобщем-то, неповинный телефонный аппарат.
- Он уверен, что я возьмусь за расследование, - произнес Натаниэль в пространство. - Самое интересное, что и я почти уверен в том же, - он тяжело вздохнул и поплелся в свою комнату переодеваться.
- Уходишь? - спросила мать, когда он вновь вышел в салон.
- Мама, - ласково сказал Розовски, - объясни, пожалуйста, зачем ты позвала меня к телефону?
- Я не знаю, - растерянно ответила Сарра. - Но он так прилично выглядел… то есть, говорил… Я как-то не подумала…
- Что значит профессионал, - проворчал Розовски. - В общем, спасибо, мамочка, отпуск мой уже закончился.
5
Когда Розовски и Грузенберг появились в конторе Натаниэля, там царили полный покой и умиротворение. Секретарь Офра щебетала по телефону, судя по количеству "нет" и игривому тону - с кем-то из своих многочисленных поклонников. Помощник Натаниэля Алекс Маркин, расположившийся в кабинете шефа на все время предполагавшегося отпуска, читал журнал. Внутренняя интеллигентность Маркина контрастировала с его малоинтеллигентной внешностью. Сейчас этот контраст сглаживался полуметровой стопкой других журналов, лежавших на столе.
- Вот, полюбуйтесь, Цвика, - сказал Розовски. - Полное отсутствие трудовой дисциплины. У вас тоже так бывает?
Грузенберг неопределенно пожал плечами. Видно было, что мысли его сейчас заняты совсем другим.
При виде начальника, Офра и Алекс начали лихорадочно имитировать трудовую активность. Компьютер защелкал с невероятной скоростью, запорхали листы бумаги. Телефон, словно тоже устыдившись нетрудовой деятельности, принялся звонить с периодичностью одна трель в три секунды.
- Стоп! - скомандовал Розовски. - Достаточно.
Первым смолк телефон, за ним - компьютер.
- Убедили, - сказал Натаниэль. - А теперь - Алекс, марш к себе, у меня серьезный разговор. Офра, приготовь два кофе. Вы какой кофе пьете, Цви?
- Турецкий.
- Отлично. Два кофе по-турецки, - и, повернувшись к адвокату, сказал: - Прошу, Цвика, располагайтесь. И рассказывайте.
Адвокат собрался с мыслями.
- Вчера меня упросили взяться за защиту одной женщины, - сказал он. - Упросили ее родственники, с которыми я немного знаком. Женщина приехала из России два месяца тому назад. Ее зовут Лариса Головлева. Позавчера, 16 октября, в 20 часов она была задержана полицией. Причина - подозрение в убийстве бывшего мужа, Шломо Мееровича.
- Она репатриантка? - спросил Натаниэль.
- Нет, туристка. Вернее - она приехала в Израиль по туристической визе, и уже здесь подала прошение о перемене статуса на репатриантский. Ответ из МИДа пока получить не успела. Осенние праздники и так далее… Но я продолжу, хорошо?
- Да, пожалуйста.
- Несколько слов об обстоятельствах задержания. В восемь часов вечера в дежурную часть полицейского управления позвонила женщина, не пожелавшая назваться, и сообщила, что по адресу… - адвокат Грузенберг раскрыл папку и зачитал: - Бульвар Ганей-Кайц 124 в квартире 25 только что совершено убийство, - он закрыл папку. - Убит хозяин квартиры, некто Шломо Меерович. Преступник - вернее, преступница - еще находится на месте преступления. Имя преступницы также названо не было. Полиция выехала немедленно. Информация оказалась соответствующей действительности. Картина, судя по рапорту полицейских, представляла собой следующее, - адвокат снова обратился к папке и собрался было зачитать очередную бумажку. Розовски прервал его.
- Своими словами, если можно, - попросил он. - Мы не в суде, пока что можно не бояться неточностей.
- Хорошо, если хотите… В салоне стоял накрытый на двоих стол - закуски, прохладительные напитки, бутылка вина, - сказал Грузенберг. - В кресле, рядом со столом - Меерович. Увы - без признаков жизни. И его гостья, Лариса Головлева, чуть не упавшая в обморок при виде ворвавшейся в дом полиции.
- Та-ак… - Натаниэль побарабанил пальцами по столу. - Ответьте на несколько вопросов, Цвика.
Адвокат с готовностью кивнул.
- Вопрос первый: каким образом был убит хозяин квартиры?
- Ударом охотничьего ножа в грудь. Нож большой, массивный, пятнадцать сантиметров лезвие.
- Кому он принадлежал?
- Полиция предполагает, что нож принадлежал хозяину квартиры, ответил Грузенберг. - Скорее всего, так оно и есть, поскольку на стене, над письменным столом, остались ножны - от этого ножа или, во всяком случае, от подобного. Похоже, он приобретен в одном из магазинчиков, таких ножей продается полно, на любой вкус. В основном их покупают туристы, любители восточной экзотики.
- Понятно… - Натаниэль взял чистый лист бумаги из стопки, лежащей на краю стола, черкнул на нем несколько слов. - Вопрос второй, - сказал он. - Ужин был нетронутым?
- В том-то и дело, что наоборот! - адвокат был явно огорчен этим обстоятельством. - Сами понимаете: факт, входящий в явное противоречие с показаниями задержаннной… - он махнул рукой, словно досадуя на собственные слова. - Ну, об этом чуть позже. Бутылка вина была опустошена почти наполовину, остатки вина в обоих бокалах, да и закуски… Нет, скорее можно сказать, что ужин уже был завершен.
- И вы адвокат подозреваемой, - меланхоличным голосом заключил детектив.
- Именно так, - в тон ему ответил Грузенберг. - Как я уже сказал, родственники Головлевой обратились ко мне с просьбой принять на себя ее защиту. К сожалению, я согласился.
- К сожалению? - Розовски удивленно поднял брови и перестал барабанить по крышке стола. - Простите, Цвика, не понимаю.
- Видите ли, Натаниэль, у меня есть свои принципы, - нехотя ответил Грузенберг. - Попробую объяснить. А вы постарайтесь понять. Я должен иметь хоть минимальную уверенность в том, что мой подзащитный говорит мне правду. Я могу не обнаружить необходимых доказательств в деле, мои аргументы могут показаться суду недостаточными. Но для себя лично я хочу иметь полную убежденность. В данном случае у меня ее нет. Напротив, я уверен в обратном, в том, что моя подзащитная лжет - от первого до последнего слова. Лжет даже в мелочах.
- Это интересно, - заметил Розовски. - Если судить по вашим словам, вы беретесь за защиту исключительно невиновных. Просто попавших в беду. Роковое стечение обстоятельств, еще что-то подобное, - он сделал неопределенный жест рукой, усмехнулся. - Если бы все адвокаты вели себя подобным образом, вряд ли хоть один подсудимый дождался защиты. Согласитесь, Цви, под суд крайне редко попадают полностью невиновные люди… Я не имею в виду диктаторские режимы, терррористические организации, поскольку тут слово "правосудие" неуместно, - добавил Натаниэль после паузы.
- Вы меня не поняли! - адвокат говорил с еле сдерживаемым возмущением. - Я имел в виду совершенно другое. Я имел в виду искренность моего клиента. Без этого я просто не в состоянии начинать защиту. Неужели вы не понимаете? А тут - я повторяю, она мне лжет. Я чувствую это, но не могу сломить эту глухую стену.
- Да, странно, странно… - пробормотал Натаниэль. - Вообще, по моему опыту, преступники стараются не использовать стопроцентную ложь, предпочитая дозированную полуправду. Я, конечно, не говорю о патологических случаях.
- Я не исключаю, что этот случай несколько патологичен, - хмуро заявил адвокат. - Почитайте, - он отколол от пачки лежавших в папке документов один и протянул его Натаниэлю. - Это запись одного из допросов. Поскольку он проводился в моем присутствии, документ представлен мне официально.
Взглянув на лист, Натаниэль покачал головой.
- Я еще не решил, буду ли заниматься этим делом, - сказал он. - Скорее всего - нет. Знаете, все-таки я впервые решил устроить себе отпуск - за последние четыре года. Настоящий отпуск. И нужны очень веские основания для того, чтобы я поменял планы.
- Понимаю, - сдержанно произнес адвокат. - Назовите сумму.
Розовски покачал головой.
- Вы не поняли. Сумма тут ни при чем. Основания - не размер гонорара, а что-нибудь иное.
- Что именно?
- Сам не знаю, - честно признался Розовски. - Я просто не хочу заниматься этим. Вот посмотрите сюда, - он показал на лист, в котором на протяжении всего разговора делал какие-то пометки. - Не буду вам объяснять всего - пока не буду - но обратите внимание: мы с вами говорили… - Натаниэль посмотрел на часы. - Мы говорили всего-навсего восемнадцать минут. Вы не сказали мне и десятой доли того, что знаете, а я поставил уже четыре вопросительных знака. Видите?
Грузенберг посмотрел на вопросительные знаки, жирно выведенные Натаниэлем и ничего не сказал.
- Тем более, если вы говорите, что она лжет во всем, - добавил Натаниэль.
- В том-то и дело, - сказал адвокат. - В этом парадокс. Очень странное ощущение, но мне кажется, что она невиновна. И при этом - абсолютно неискренна в показаниях. Как думаете, такое возможно?
- Не знаю, - сказал Натаниэль. - Может быть… - он нахмурился, крикнул: - Офра, где обещаный кофе?
- Еще вода не закипела, - отозвалась из-за закрытой двери Офра.
- Н-да… Знате, Цвика, вы помогли мне в том давешнем деле, и я чувствовал бы себя очень неуютно, если бы отправил вас ни с чем, - сказал Розовски. - То есть, я по-прежнему не собираюсь этим заниматься, но готов помочь вам советом или консультацией. Бесплатно. Если вы согласны - что ж, давайте ваши записи, я просмотрю. Если же ваше условие - взять на себя расследование и только после этого - знакомство с документами, тогда оставляйте их при себе. Мы сейчас выпьем кофе и расстанемся.
Адвокат немного подумал.
- Хорошо, - сказал он. - Я согласен. Прочтите вот эту запись и выскажите о ней свое мнение. Или посоветуйте мне, как быть. Это, как я уже говорил, запись первого допроса - первого в моем присутствии.
6
Вошла Офра с подносом, на котором стояли две чашечки дымящегося кофе. Адвокату она улыбнулась, на шефа посмотрела с подозрением.
- Ты в отпуске или нет? - спросила она, ставя перед ним поднос.
- Или нет, - ответил Розовски. - Или да. Спасибо за кофе.
- Что говорить, если будут звонить?
- Если будут звонить - или да, - сказал Натаниэль, пробуя кофе. - Или нет - это для вас с Алексом.
Она молча вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Натаниэль сначала быстро пробежал глазами лист бумаги.
- Так… В присутствии… Ну, это понятно… - пробормотал он. - Ага, и переводчик тоже.
- В связи с тем, что госпожа Головлева заявила о плохом знании иврита, полиция представила ей переводчика, - пояснил адвокат. - Доктор Илана Ольшанецки из университета Бар-Илан.
- Ясно… Вы пейте кофе, Цвика, Офра замечательно его варит. Настоящий кофе по-турецки, - Натаниэль принялся читать вполголоса: - Что тут у нас?… Ага, - он зачем-то разгладил и без того гладкую страницу и углубился в чтение.
После необязательных вступительных фраз в документе шла подробная запись допроса. Розовски опустил вопросы анкетного характера - их можно будет прочитать позже.
"…Следователь. Вы утверждаете, что пришли по приглашению хозяина квартиры, господина Мееровича.
Головлева. Да, но я не знала, что это именно он.
Следователь. Поясните.
Головлева. Он не представился.
Следователь. Вы хотите сказать, что не были с ним знакомы?
Головлева. Нет, я хочу сказать, что не знала, от кого именно получила приглашение. Оно было сделано по телефону.
Следователь. Вам позвонил по телефону мужчина. Пригласил вас провести вместе с ним вечер. При этом не назвал себя. И вы так легко согласились?
Головлева. Понимаю, это выглядит очень странно. Я могу показаться вам легкомысленной, но все было именно так. Утром позвонил мужчина. Оказалось, что ошибся номером. Извинился. Минут через двадцать-тридцать позвонил снова. Сказал, что ему очень понравился мой голос. Что мои интонации напомнили ему голос женщины, которую он любил когда-то. Мы разговорились.
Следователь. О чем?
Головлева. Ни о чем конкретно. Так, обычная болтовня малознакомых людей. Кончилось тем, что он назначил мне свидание на вечер.
Следователь. У себя дома?
Головлева. По адресу бульвар Ганей-Кайц 124, квартира 25. В семь-тридцать.
Следователь. И вы не узнали в говорившем своего мужа?
Головлева. Нет. Я и сейчас не уверена, что говорил именно он.
Следователь. То есть, вы утверждаете, что вас пригласил в гости незнакомый вам человек?
Головлева. Да.
Следователь. Несмотря на это, вы сразу согласились?
Головлева. Да.
Следователь. Почему?"
- Действительно, - сказал Розовски, прерывая чтение, - что это вдруг она так легко согласилась встретиться вечером с незнакомым мужчиной, да еще в его квартире? В конце концов, это могло оказаться опасным.
- И оказалось, - заметил Грузенберг. - Правда, совершенно неожиданным образом.
- Верно… - Натаниэль задумчиво посмотрел на адвоката. - Послушайте, Цвика, может быть она просто охотница за мужчинами? Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Сейчас таких много, в том числе и среди туристок.
- Некоторые считают, что в особенности среди туристок.
- Именно так. Может быть, и здесь нечто подобное?
- Нет, - Грузенберг принялся внимательно разглядывать свои аккуратно подстриженные ногти. Подняв наконец взгляд на выжидательно молчащего Натаниэля, он сказал: - То что вы сейчас услышите, звучит вообще… - он поискал подходящее определение.
- Совершенной выдумкой? - подсказал Розовски.
Адвокат отрицательно качнул головой.
- Следователю она не объяснила причины, видимо, понимала, что все это будет выглядеть, по меньшей мере, странно, - сказал он. - Любой полицейский рассмеется ей в лицо. И предложит придумать что-нибудь более убедительное.
- А вам объяснила?
- Объяснила. Действительно странное объяснение. Головлева утверждает, что ее успокоил гороскоп.
- Гороскоп? - собиравшийся было закурить Розовски отложил незажженную сигарету и уставился на Грузенберга. Интонация адвоката не позволяла определить, серьезно он говорит или нет. - Какой гороскоп?
- На тот день, 16 октября, астрологический прогноз обещал ей романтическое приключение, могущее окончиться браком. Ей рекомендовано было ни в коем случае не отказываться от возможного приглашения в гости, - невозмутимо сообщил адвокат.
- Та-ак… - Розовски, все-таки, закурил. Это позволило ему не сразу обнаружить свою реакцию на услышанное. - Похоже, вы относитесь к этому серьезно.
- Да. И она тоже.
- Ну-ну, - Натаниэль действительно был ошарашен и больше не считал необходимым скрывать это. - Она что, суеверна?
- Это не суеверие, - Грузенберг говорил совершенно серьезно. - Это всеобщее поветрие. Массовое увлечение. Не знаю, как обстоят дела на русском языке, но во всех израильских газетах целые полосы забиты прогнозами, предсказаниями, советами и прочим. Выходит даже журнал "Астролог". Плюс такое же, если не большее количество подобной литературы на английском - из Штатов и Великобритании.
- Думаю, на русском та же картина, - сказал детектив.
- Я тоже так думаю. Что же до Головлевой, то, по-моему, она не более суеверна, чем мы с вами. И прекрасно понимает, что астрологическое объяснение никак не может удовлетворить следователя.