Акции Даутова давали ему возможность выпутаться из долгов и спокойно жить, получая прибыль с некого водочного заводика, организованного с помощью ссуды, взятой у Ремизова. И вообще, если была возможность что-то заработать, разве от нее следовало поспешно отказываться?..
* * *
Для исполнительного директора "Транскросса" Глеба Игоревича Неврюкова вопрос о получении любым способом дополнительных акций был крайне важен - кто же будет считаться с главой фирмы, имеющим всего два процента голосов? Он понимал, что кресло руководителя фирмы под ним весьма непрочно и, когда будет решен вопрос о судьбе акций Даутова, уютный кабинет может занять другой человек, хапнувший контрольный пакет.
- "Хапнувший"? - Вдруг озарило Глеба Игоревича, - а ведь акции еще ничьи. А получить их должен именно я. И только я. Тогда с остальными можно будет говорить иначе… Ой, совсем забыл, мне же нужно еще позвонить…
И Неврюков начал торопливо набирать номер своего адвоката…
Глава 2. Коллеги Ниро Вульфа
"Все ментовки похожи друг на друга, - думал Курлыков. Хоть в Урюпинске, хоть в Марселе. Везде одинаково мочой разит. И лампочки одни и те же".
Курлыков имел право на столь категоричное мнение, ибо перевидал немало различных отделений. Доводилось ему сидеть в "обезъянниках" Челябинска, Елабуги, Тольятти, Москвы, Питера. Теперь судьба забросила его в полицейский участок Марселя. Ему отвели отдельную камеру с ярким светильником и голым, жестким диваном, который в России назвали бы топчаном. Был здесь и унитаз, но мочой пахло.
По правде говоря, ни на судьбу, ни на полицию Курлыкову обижаться не следовало. То, что, просрочив визу, он решил подзадержаться во Франции, было с его стороны вполне естественным: в Россию не тянуло. На Лазурном побережье теплей, да и забот меньше. Тут бы сидеть тише воды, согласившись на нехлопотную должность вышибалы в маленьком заведении на трассе. Дремать весь вечер под кондиционером, пока хозяин не попросит вежливо выпроводить из помещения какого-нибудь чересчур пьяного и буйного посетителя. Так нет же. Надо было пару недель спустя наехать в этом дерьмовом городе на своих тупых соотечественников - пожилую семейную пару из Москвы. Долго пас на набережной, зажал в тихом уголке, отобрал паспорта, сказал: "Обменяю на пятьсот баксов". Те же тупыми не оказались, пошли в полицию и наскребли достаточно французского языка, чтобы объяснить комиссару: что с ними приключилось. И теперь, без всяких баксов и перспектив, он парится в участке, ожидая пока ему не вкатят несколько лет по местным законам, а после добрым пинком не вышибут за пределы шенгенской зоны.
А горевать все равно не надо. Взяли-то за разводку на пятьсот баксов. Если бы полиция знала зачем он вообще посетил "Belle France", его сейчас держали бы не здесь. И говорили бы с ним не мелкие чины, а серьезные комиссары в штатском, вроде тех, которых любят играть Жан Поль Бельмондо и Ален Делон. От нечего делать Курлыков зажмурил глаза, стараясь представить какой-нибудь французский фильм, но тотчас открыл их. Дверь скрипнула. На пороге стоял человек в сером костюме, как раз инспектор из кинобоевика. Рядом находился высоченный полицейский в форме. Оба вошли в камеру. Человек в штатском сел на табурет, как раз напротив Курлыкова, который, как и полагается кроткому арестанту, напряженно примостился на самом краешке дивана, держась практически на одном копчике. Полицейский остался стоять за спиной начальника. Глядя на его постную физиономию и толстые лапы, Курлыков понял: это силовое сопровождение.
- Же ве овуар ле консул Рюс, - неуверенно пробормотал Курлыков. Его неуверенность объяснялась тем, что по-французски он говорил очень плохо и всегда боялся людей в штатском.
- Ты хочешь иметь русского консула? Ты хочешь сожительствовать с русским консулом прямо в нашей полиции? - Насмешливо поинтересовался офицер в штатском.
Курлыков опешил. Он ожидал всего, но не такого. Между тем, собеседник придвинул к нему табуретку и сказал.
- Чем ты занимаешься во Франции?
"Твою мать, за шпиона приняли! - Изумился Курлыков. Он не знал, радоваться или печалиться такому неожиданному ходу дела. - Может, захотят вербануть, башлей отстегнут. А вдруг лет на двадцать упекут? Ладно, буду пока отвечать как есть".
- Я работал в кафе у соотечественника. Курлыков ожидал, что его попросят назвать фамилию и адрес, но собеседник вместо этого показал ему фотографию.
- Смотри внимательно. На кого ты работал, когда делали этот снимок?
Внимательно смотреть было не надо. Курлыков и так знал неказистый домик у моря, а также трех ребят возле него. Правильнее сказать, узнал он двоих, ибо третьим был сам. На душе стало муторно. Как тогда он подзалетел, позарившись на большие бабки, которые должен был получить, если операция кончилась бы удачно! Впрочем, пенять нечего, кое-кто в тот день подзалетел больше, чем он. А у него, Курлыкова, башка осталась на плечах. И то хорошо.
- Не знаю. Я тогда просто отдыхал в тех краях.
Инспектор не удивился и не рассердился. Казалось, он ждал такого ответа и молча протянул Курлыкову какую-то бумажку.
- Это протокол. Подпиши и допрос окончен.
"Когда же они его заполнили? - Подумал Курлыков. Но у него была старая привычка: когда подвернулось хорошее предложение, брать, а не думать. В России, конечно, кидают частенько. В том числе и менты. Но тут же Европа. И он поставил короткую корявую подпись.
- Ты прочел? - Нахмурился инспектор.
Куролыков помотал головой. С тем же успехом ему могли дать прочесть древнеегипетский папирус.
- Согласно дополнению номер 28 к уставу нашей полиции, мы имеем право делать физическое действие, если человек сам подтвердил свое согласие.
- Это как? - Курлыков старался убедить себя, что не понимает, но в животе стало пусто, а в голове - зашумело.
- Ты поставил подпись. Мы имеем право делать пытки, - спокойно ответил инспектор, как работодатель, объясняющий новому сотруднику его обязанности, а также претензии, которые может иметь к нему администрация.
В голове зашумело еще больше. Вспомнился какой-то далекий фильм про инквизицию, виденный в детстве. Сложенная вчетверо бумажка торчала из кармана пиджака собеседника, и Курлыков с ревом кинулся на инспектора, надеясь ее выхватить, но тут же рухнул на диван, ибо француз, предвидя такой вариант, выставил правую ногу, угодившую арестанту в живот. Полицейский тотчас подскочил к Курлыкову, завел руки за спину и затянул наручники, так что хрустнули косточки. Инспектор же снова уселся, помахивая злосчастной бумажкой.
- Ты думаешь, мы будем пачкать руки сами? Нет. В соседней камере сидят трое алжирцев, которых должны завтра выслать домой за участие в подпольной организации. Они ненавидят всех белых. Им будет приятно тебя бить. Очень много бить. И еще. Один из них, как вы говорите по-русски, забыл, да вспомнил, петук. Он захочет делать с тобой то, что ты любишь делать с девочками. Он будет делать так до утра. А когда тебя отдадут русским, мы найдем как сообщить в вашу тюрьма, что теперь ты сам - петук.
"С…и! И у них есть своя пресс-хата. Опустят и пошлют домой. Европа, твою мать. Свобода. Но я же не знал, что у них можно подписать какую-то хрень и с тобой можно делать что захотят. Нет, к алжирцам никак нельзя "!
- Товарищ инспектор, - Заорал ничего не соображавший Курлыков, - я хочу говорить!
- Тебе товарищ - волк из тамбовской группировки, - рассмеялся француз.
"Все знает, сволочь. В Питере что ли стажировался? Нет, колоться придется на полную катушку. Но как мог, я, кретин, такое подписать"?!
- Господин инспектор. Я приехал во Францию, чтобы помочь похитить одну девушку…
Мсье в штатском включил диктофон. После этого Курлыков почти полчаса рассказывал и о том, как прибыл на Лазурный берег, и как их шеф Борис долго составлял план нападения на Нину. Разумеется, о своей роли арестант старался говорить поменьше. Можно было подумать, что его включили в состав группы как мальчика на побегушках: то принеси, туда слетай. Нападали и стреляли все остальные, а он же только и делал, что просил их отказаться от нарушения закона и вернуться в Россию.
Француз потребовал рассказать и о том, как охотились на Нину Климову в России. Ничего не оставалось, как вспомнить и случай на Мойке, и попытку взять девушку на ферме. Дойдя до случая с Катей, Курлыков постарался избежать некоторых подробностей: вдруг француза это возмутит, и тот все-таки организует "знакомство" с алжирцами?
- Это действительно все, - арестант уже весь взмок, - больше - не знаю. Инспектор кивнул полицейскому, тот снял наручники с Курлыкова.
- Ты оказал мне услугу. И я хочу дать тебе советы. Во-первых, если ты еще раз попадешься в нашу полицию - требуй сперва не консула, а переводчика. Тогда у тебя не будет неприятностей. Не торопись подписывать бумажки. Неужели вы русские так и не научились, что нельзя подписывать все? Сегодня же тебе не должно быть страшно. Пытки во Франции отменены давно. Ты знаешь, что я написал в этом листочке? Я написал, что президент России назначил тебя министром внутренних дел.
- А зачем это все? - Растерялся Курлыков.
- Я должен помочь своему другу. - Ответил француз.
Больше он не сказал ни слова. Он, конечно, мог бы объяснить Курлыкову, что сам он - начальник сыскного агентства Пьер Венсан. А его старый приятель, комиссар полиции Сантэрэ разрешил ему побеседовать с мелким русским бандитом, задержанным за банальный рэкет. Каждое утро, не выходя из своего офиса, Пьер просматривал присланные по электронной почте из полицейского участка фотографии задержанных, сличая с уже имеющимся снимками. Сегодня - повезло. Но зачем об этом знать Курлыкову?
- До свидания. И не ложись спать, сейчас с тобой захочет поговорить Сантерэ. Тебе придется долго просидеть у него в кабинете, потому что вопросов будет много. Сейчас он внимательно изучает все, что ты сказал. Бумажку возьми на память и будь умнее.
"Своими руками себя похоронил! - В ожесточении думал Курлыков. - А папашка девицы - вот ушлый - аж до Франции лапы протянул - "Дру-угом", его тут называют. Забить бы эту бумажку французу в рот". Но рядом стоял амбалистый полицейский и Курлыков сдержал душевный порыв.
* * *
…В последнее время людям из сыскного агентства бывшего оперуполномоченного уголовного розыска Николая Иванова, которого друзья чаще называли Арчи, по имени помощника знаменитого сыщика Ниро Вульфа, приходилось работать чуть ли не сутками. Почти, как в территориальной милиции. Разница была лишь в том, что последние за свои труды приобретали лишь кучу проблем, причем, абсолютно бесплатно. Частные же сыщики, регулярно получавшие деньги за "сверхурочные", на жизнь не жаловались. Всем было известно, что Арчи потерял во Франции друга, и что причиной этого были питерские дела, связанные с "Транскроссом". Частные сыщики, в основном, отставные оперативники, с пониманием отнеслись к желанию шефа найти убийц его товарища.
Сам же Иванов держал в своих руках все нити той незаметной, кропотливой работы, которую выполняли несколько групп его сотрудников. Одной из самых перспективных версий, разрабатываемых людьми Иванова, была та, что заказчиком похищения падчерицы Даутова является кто-то из его компаньонов - акционеров. За ними и было установлено круглосуточное наблюдение, а параллельно велась тщательная проверка всех связей.
Задача облегчалась тем, что более-менее крупных акционеров, заинтересованных в разорении или даже смерти генерального директора "Транскросса", было относительно немного. Арчи, очередной раз просматривая тщательно собираемое досье, уже мог бы наизусть рассказывать биографии этих людей, но так и не сумел определить для себя, кто же из них решился выступить в роли заказчика.
Денис Петрович, жених Нины, судя по всему, сам ходил по лезвию бритвы. Сначала была взорвана его машина, затем - происшествие на именинах Даутова, когда по чистой случайности этого Дениса чуть не затоптали ногами на лесной дороге. Да и выгода от неприятностей патрона для него довольно сомнительна - проще при необходимости было жениться на падчерице Генерального, а уж потом потихоньку постараться свести тестя в могилу.
Вот Глебу Игоревичу Неврюкову, исполнительному директору "Транскросса" смерть генерального могла сулить выгоды - авось можно занять его место. Но, просчитав расстановку голосов акционеров в фирме, Арчи серьезно засомневался: Неврюкова терпели только из-за Даутова. Тихий, бесхребетный Глебушка вполне устраивал Анатолия Семеновича, но никак не тянул на должность руководителя фирмы, требовавшую крепких зубов, денег и связей. Вымогать же деньги, причем, не у беззащитной старушки, а у всесильного патрона, Неврюков вряд ли бы решился.
Под стать Глебу Игоревичу был и розовощекенький Виталий Самуилович Михин, которого иначе как Витюшей не называли даже секретарши. Он застенчиво семенил по фирме, то и дело пытаясь выпросить у членов совета директоров деньги на какие-то неотложные дела или умопомрачительные прожекты вроде строительства "Диснейленда" на Васильевском острове. Когда же его ловили, напоминая о долгах, клялся, что вот-вот вернет, и также застенчиво исчезал до тех пор, пока не начинал включаться "счетчик". Пару раз Даутову приходилось вытаскивать Витюшу из финансовых переделок, которые привели бы другого на дно какого-нибудь пригородного карьера.
Михин, как и Неврюков были очень удобны для генерального директора - они бы никогда не осмелились идти против его воли. Правда, людям Арчи удалось выяснить, что Виталий Самуилович, руководивший одним из отделений "Транскросса", втихаря ведет свой небольшой бизнес, утаивая доход от начальства. Ну да это не смертельный грех, а главное, не повод заниматься вымогательством дополнительных средств у шефа.
Также никаких серьезных зацепок не было на Климентия Антоновича Ремизова и еще двоих членов совета директоров.
Гораздо интереснее оказалась при ближайшем рассмотрении личность коммерческого директора - Александра Дмитриевича Куценко. Никакого компромата на него не нашлось даже у вездесущих руоповцев, не было и точной информации о его предыдущей жизни. В Питер Куценко приехал в начале девяностого года откуда-то из Сибири, причем, с деньгами, так как сумел прикупить несколько аппетитных пакетов акций различных фирм. Трудовой книжки в Александра Дмитриевича в "Транскроссе" не оказалось. Вместо нее у кадровиков хранился только выписанный ими дубликат, где первой записью значилось, что в 1990 году Куценко был принят на должность специалиста по снабжению.
Арчи - Николай безуспешно пытался воспроизвести на листке бумаги спецназовскую татуировку, которую видел однажды в сауне на плече коммерческого директора. Но художник из бывшего оперативника был никудышный и он, скомкав листок, выбросил его в урну. По неподтвержденным пока сведениям одного из "источников", разорившегося предпринимателя, Куценко году в девяносто третьем принимал участие в неком подобии партийно-хозяйственного актива, проведенного участниками "манышевской" группировки в одной из питерских гостиниц.
Ситуация тогда, действительно, сложилась весьма неординарная. Вольготная жизнь рэкетиров, аккуратно стригущих ларечников, безропотно выплачивавших дань, омрачилась появлением закона "О применении контрольно-кассовых машин…". Этот закон буквально выбил табурет из-под ног бандитов. В связи с необходимостью производить все расчеты только с помощью кассовых аппаратов у предпринимателей возникли острые проблемы с "неучтенкой", которой они расплачивались со своими "крышами". Манышевцы сообразили, что в данном случае продолжать тупо трясти подопечных бесполезно и собрали их в количестве человек трехсот в банкетном зале гостиницы.
Как в те дни с горькой иронией писали "Санкт-Петербургские ведомости", "на встрече с сожалением констатировались активные действия налоговой инспекции в ряде мест, в том числе у метро "Академическая", где уже в первый день применения закона большинство владельцев ларьков были подвергнуты штрафам за отсутствие контрольно-кассовых машин. Организаторы встречи предложили бизнесменам в течение одной недели попытаться найти возможность обхода закона. Несмотря на обещанное за идею вознаграждение в несколько сот долларов, никаких практических идей, как это сделать, пока не подано. После окончания официальной части совещание продолжилось за закрытыми дверями. Особую обеспокоенность его участники выразили бесконтрольностью при хищениях автотранспорта. Была также выражена неудовлетворенность работой правоохранительных органов, чья деятельность пока не принесла желаемых результатов в раскрытии последних краж машин ВАЗ-2108 и 2109 с охраняемых стоянок, принадлежащих присутствующим господам. Участники совещания намерены приложить все силы к установлению личностей похитителей и наведению "должного" порядка".
По сведениям агента, Куценко, якобы, не только присутствовал на этом совещании, но даже выступал. Поэтому Арчи справедливо рассудил, что этим человеком следует заняться более серьезно.
А Александру Дмитриевичу Куценко в тот день, пока сыщик изучал его досье, было глубоко наплевать и на "Транскросс" со всеми проблемами. Вернее, коммерческий директор просто на время забыл о них, безуспешно торгуясь с сытой чиновницей в одном из дворцов, отданных после революции под ЗАГС.
Дело в том, что недавно приехавшая погостить из Сибири племянница Куценко, собралась замуж. Причем не где-нибудь, а именно в Питере. Все было бы хорошо, но жених беспутной, но все-таки родной племянницы тоже случайно попал в город на Неве, выбравшись сюда с невестой по туристической путевке. Когда молодые легкомысленно отправились в дворец бракосочетания, чтобы подать документы на регистрацию брака, строгая тетя-регистраторша живо охладила их пыл, сообщив, что по закону брак может быть зарегистрирован только по месту жительства одного из супругов или их родителей.
- Поэтому, мои дорогие, - проворковала столоначальница, - езжайте-ка лучше к себе домой. Там и женитесь на здоровье.
Только племянница Куценко оказалась под стать своему дяде - такая же упрямая. Теперь Александр Дмитриевич был вынужден лично наведаться в ЗАГС и вести торг. Сначала он попытался напомнить заведующей о том, что во дворце некогда была уже расписана чета известных певцов. Причем, в церемонии принимал участие даже мэр города, некогда известный юрист, а сама заведующая, позднее оправдываясь в прессе за содеянное, утверждала, что в этом дворце можно поженить кого угодно.
На это просителю было сказано, что одно дело, когда городской глава лично женит всеми любимую Аллу Пугачеву, а другое - когда все, кому не лень, ринутся по следам примадонны. За сим Александру Дмитриевичу волей-неволей пришлось уговаривать собеседницу сменить гнев на милость и "в виде исключения" расписать его родственницу. Аргумент в три сотни баксов оказался достаточным, бриллиантовые серьги чиновницы благосклонно блеснули в лучах солнца и молодым был назначен день торжества.
В последующие дни Куценко, казалось, занимался только организацией свадьбы, и сыщикам Николая Иванова оставалось лишь сонно наблюдать за этой суетой. Однако они недооценили коммерческого директора: заехав к владельцу одного из небольших, но уютных ресторанчиков, он не только согласовывал ассортимент блюд, которые должны быть на столе у молодоженов. Разговор, в частности, касался некоего агентства, от которого "ну просто житья не стало". Александр Дмитриевич посоветовал владельцу ресторана, чтобы припугнуть строптивцев, им в офис швырнуть гранату.