Убийцы Мидаса - Питер Аспе 9 стр.


– Значит, все-таки в тот вечер он был здесь. Я так и думал, – удовлетворенно отметил Ван-Ин. – Но это ведь был не поздний вечер, не так ли?

– Да, они пришли около одиннадцати, – подтвердил Марио и вдруг понял, что совершил промах, и комиссар его наверняка заметит. Дело в том, что в одиннадцать вечера жизнь в барах только начинается. Тогда как для обычного человека – это уже довольно позднее время.

– Да, – кивнул Ван-Ин. – Это совпадает с показаниями свидетелей.

– Так, значит, этот голландец сознался в своем преступлении? – спросил Марио. Ван-Ина позабавила его наивность.

Комиссар ничего ему на это не ответил, сделал еще глоток виски с колой и достал из кармана пачку сигарет.

– Пока это тайна следствия, – прошептал Ван-Ин и закурил.

В баре воцарилось тревожное молчание.

Марио взял со стойки полотенце и принялся, по своему обыкновению, невозмутимо протирать стаканы.

Жак, в отличие от невозмутимого Марио, выглядел не лучшим образом. Он то краснел, как рак, то бледнел, как мертвец, и наконец, затараторил:

– Этот посетитель нас с самого начала удивил – он был явно человеком со странностями. Сначала заказал какой-то диковинный коктейль, а потом потребовал виски с колой. Он был голландцем. А все они, как известно, чудной народ. Сами не знают, чего хотят. Так вот, он ушел, а те двое…

Жак отвернулся. Работа в "Итальянской вилле" была для него единственным способом заработать себе на жизнь в Брюгге. И потому он очень боялся ее потерять.

– А потом один из них решил погонять шары, – подсказал Ван-Ин. Комиссар отчаянно блефовал. Как, впрочем, делал всегда, когда ему нужно было выведать что-то у свидетелей, которые явно что-то знали, но не хотели рассказывать.

Однако на этот раз он попал пальцем в небо. Марио понял, что комиссару, по существу, ничего не известно. Опасения его совершенно рассеялись.

– Ах, вот вы о ком говорите, – притворяясь, что только сейчас догадался, проговорил Марио. – Так это был не он, а другой немец.

Но тут он посмотрел на Жака и понял, что комиссару все-таки удалось его перехитрить.

– Все это время они говорили по-немецки, – неумело начал выкручиваться Марио. – Поэтому я и решил… Но в наш бар каждый вечер приходит столько туристов, что…

Ван-Ин понял, что вот-вот упустит свою добычу.

– Голландцы, немцы… – со вздохом проговорил Марио. – В конце концов мы перестали различать их.

– А этот голландец – завсегдатай вашего бара? – осторожно, боясь опять все испортить, спросил Ван-Ин.

Марио был рад, что комиссар заинтересовался голландцем. Хорошо, что он ни словом не обмолвился о мистере Джордже, и комиссар ничего о нем не узнал. Жиголо похвалил бы Марио за это.

– Раньше ты его видел здесь, Жак? – спросил Марио, желая перевести стрелки на своего коллегу.

– Нет, никогда, – ответил бледный, как мертвец, официант, который, казалось, от страха похудел еще больше. Про себя он проклинал Марио за его непроходимую глупость. – Но одно могу сказать: этот клиент очень рассеянный. Настолько рассеянный, что забыл свою банковскую карту в туалете.

– Думаю, здесь это случается довольно часто, – с самым невинным видом заметил комиссар.

– Да что вы говорите, комиссар!

– Но…

Марио посмотрел стакан на свет и назидательно поднял палец.

– Если мы находим кем-то забытую банковскую карту, мы всегда возвращаем ее владельцу, – строго произнес он.

– Да я вам верю, верю, – поспешил согласиться Ван-Ин. – Во всем, что касается утерянных денег или банковских карт, на "Итальянскую виллу" можно положиться.

Жак понял, что проиграл этот раунд, и с достоинством удалился.

– И последний вопрос, Марио, – сказал Ван-Ин.

Он понимал, что сейчас задавать Марио этот вопрос – огромный риск, но игра стоила свеч.

– А вы не успели рассмотреть имя этого человека на банковской карте? – спросил комиссар.

Марио замер и даже перестал протирать стаканы. Его крошечный, словно грецкий орех, мозг лихорадочно работал.

– Дайте подумать… – проговорил он и задумчиво поскреб щетину на подбородке. – Насколько я помню, это было какое-то голландское имя, – сказал он наконец. – Андриссен или что-то в этом роде. Подождите… Его звали Андриансен. Именно так, я в этом совершенно уверен.

– Отлично, Марио! – с наигранным восторгом воскликнул Ван-Ин. – Мистер Патрик подбирает очень толковый персонал. В этом ему не откажешь. У вас такая потрясающая память, я просто поражен!

– А чему удивляться, комиссар? Этот голландец оказался одним из самых капризных клиентов. Такого не так-то легко забыть, – покраснев, проговорил Марио и с удвоенным рвением вновь принялся протирать стаканы. – Не хотите ли еще виски с колой, комиссар?

– Ну, если вы так настаиваете…

Ван-Ин мысленно выругался, услышав, как в его кармане запищало. Марио сразу же определил источник звука и передал Ван-Ину беспроводной телефон.

– Алло! Ван-Ин у телефона, – ответил он.

– Секундочку, я сейчас вас соединю, – не скрывая своего злорадства, сказала телефонистка.

После нескольких тактов "Маленькой ночной серенады" Ван-Ин услышал хриплый голос Картона.

– Черт побери! Куда ты пропал, Ван-Ин? Сегодня вечером мэр организовал экстренное совещание. Он хочет услышать отчет полиции о том, как продвигается дело по расследованию взрыва памятника. – Картон говорил на одном дыхании и не давал Ван-Ину вставить ни слова.

Судя по всему, Картон был очень взволнован. Он говорил так громко, что комиссару приходилось держать трубку как можно дальше от уха.

– Я бы хотел, чтобы ты присутствовал на этом совещании, Ван-Ин, – продолжал Картон. – Ведь ты ведешь это расследование, не так ли? Так вот, я очень надеюсь, что ты придешь.

Все знали, что Картон ненавидит публичные выступления.

– Конечно, я приду, – с иронией заверил босса Ван-Ин. – Брошу ради этого все свои дела и приду.

– Совещание назначено на восемь вечера. Оно будет проходить в здании муниципалитета, – сообщил Картон. – На твоем месте я бы заехал домой, принял душ и надел свой лучший костюм.

– Может быть, мне еще надеть галстук и захватить с собой букет цветов? – насмешливо спросил комиссар.

– И еще на твоем месте я выпил бы пару чашек черного крепкого кофе, – пропустив мимо ушей язвительное замечание комиссара, проговорил Картон. – Я чувствую запах спиртного, даже разговаривая с тобой по телефону.

– Как скажете, сэр. Я позабочусь, чтобы от меня не пахло спиртным.

Ван-Ин ненавидел публичные выступления не меньше, чем Картон. Но служебное положение не позволяло ему манкировать своими обязанностями.

У Вероники был свой ключ от входной двери "Итальянской виллы". Она неслышно вошла в бар, когда комиссар уже почти допил свое виски с колой и собирался уходить. Она принесла с собой целую груду пакетов и свертков из самых дорогих бутиков города. За ней понуро плелся ее ассистент. Это был бледный, невзрачной наружности мужчина тридцати с лишним лет. Он тащил остальную часть покупок Вероники. Она сразу же узнала Ван-Ина, хоть он и сидел к ней спиной.

Вероника подошла к нему и обхватила его лицо холодными, как лед, руками. Он сидел не шевелясь и с наслаждением вдыхал аромат духов Вероники: смесь мускуса и сандала. Она прислонилась носом к его уху, и Ван-Ина охватил приступ желания. Марио поспешил исчезнуть, чтобы Вероника и Ван-Ин могли побыть наедине.

– Питер! Какой приятный сюрприз! – проворковала Вероника.

Она принялась покрывать лицо Ван-Ина бесчисленными поцелуями. Ван-Ин не протестовал и весь отдался чувству невероятного наслаждения. В эту минуту его не мучили угрызения совести по поводу измены Ханнелоре. Потом он искупит свою вину. А сейчас для него не существовало ничего, кроме чувственных губ Вероники. Невзрачный ассистент Вероники отошел куда-то в глубину бара. Вероника взглянула на него и кокетливо улыбнулась:

– Идите ко мне в комнату, Ксавьер, и разберите покупки. Увидимся позже. До встречи!

Ассистент с унылым видом кивнул, собрал все покупки и послушно удалился.

– Он такой милый, – хихикнув, проговорила Вероника.

Она села к Ван-Ину на колени и пригубила из его стакана холодного виски с колой. Даже меховая шуба не могла скрыть ее пышную, соблазнительную грудь.

– Мы с тобой не виделись больше двух недель, – проворковала она.

– Семнадцать дней, если быть до конца точным, – поправил Ван-Ин.

Это были его последние разумные слова. Вероника увлекала его в комнату Жиголо. Как только шуба соскользнула с ее соблазнительных плеч, Ван-Ин понял, что ему нужно сделать. Еще каких-нибудь два часа назад он не мог бы об этом даже помыслить, но теперь увидел, что это единственный выход. Он решил выписать поддельный чек.

Глава 8

Экстренное совещание устроили в небольшом зале, рядом с кабинетом мэра. Вопреки устойчивому мнению о том, что заседания проводятся в великолепных готических залах здания муниципалитета, мэр устраивал подобные мероприятия в небольших и уютных помещениях. А в роскошных готических залах чаще всего проводились свадьбы и международные встречи. Причина этого была проста до банальности: маленькие залы было гораздо проще протопить, чем большие помещения с высокими потолками. В больших залах зимой всегда было невыносимо холодно.

Ван-Ин осмотрел комнату, в которой уже началось заседание. Она показалась ему очень уютной. Дубовый пол приглушал звук шагов. На стенах висели великолепные гобелены. Обстановка была милой, почти домашней.

– У нас сложилась очень непростая ситуация, – заговорил мэр Брюгге Моенс.

Начал он свою речь очень неумело. Но это было и неудивительно, ведь он заступил на пост мэра всего шесть недель назад. А взрыв памятника полностью выбил его из колеи. Если он совершит хотя бы один промах, оппозиция отправит его на заклание, словно ягненка. Его партия сформировала коалицию с социалистами. Но о поддержке с их стороны не могло быть и речи, они накопили восемнадцатилетний опыт в подобных политических играх. При плохом раскладе репутация партии Моенса будет запятнана. Репутация Христианской демократической партии, которую организовал сам Моенс, тоже пострадает. В таком случае местные бизнесмены ни за что не переизберут его. Малейшая ссора с ними может привести к полному краху.

– Конечно же взрыв памятника Гвидо Гезелле – дело рук экстремистов. Их цель предельно ясна. Они хотят, чтобы в Брюгге перестали ездить туристы. Они прекрасно понимают, что экономика Брюгге держится прежде всего на туристическом бизнесе. Если же он сойдет на нет, то участь нашего города незавидна.

Моенс замолчал, чтобы перевести дух и выпить воды. Со стороны его помощников не последовало практически никакой реакции. Большинство из них, как и мэр, были новичками в политике.

– Вот почему я пригласил на наше совещание начальника криминальной полиции Картона и комиссара Ван-Ина. Они подскажут нам, какие меры следует принять в сложившейся ситуации.

Консультант по финансовым вопросам неодобрительно покачал головой. Это был уже пожилой мужчина.

– Если кто-нибудь хочет высказать свое мнение относительно сложившейся ситуации, пожалуйста, – предложил Моенс.

Консультант по финансовым вопросам Фернанд Пеннинк снял очки и в задумчивости потер переносицу. Моенс был наиболее авторитетным членом партии, и Пеннинк не хотел вставать у него на пути в критической ситуации. Но, с другой стороны, он понимал, что просто обязан высказаться против ошибочной политики мэра, иначе их партия потеряет поддержку у финансистов города.

– Я считаю, что мы должны сами разобраться с этими проблемами, а не ждать помощи со стороны, – спокойно заговорил он. – Мне кажется, в наше время полиция не имеет права решать такие серьезные вопросы. Время политики Де-Ки осталось в прошлом.

Все присутствующие в комнате рассмеялись, вспомнив политические интриги, которые плел предыдущий начальник полиции.

– Я просто хотел обратиться к ним за советом. Только и всего, – неумело попытался защититься Моенс.

Пеннинк был блестящим адвокатом. Если бы он начал дебаты с Моенсом, то положение мэра было бы незавидным.

– Уважаемые коллеги, – сказал он. – Я считаю, что мэр поступил правильно, решив попросить совета у полиции. Ведь тем самым он не вмешивает полицию в наши политические дела, и мы сами сможем принять решение.

Моенс облегченно вздохнул. Пеннинк неожиданно продемонстрировал свою лояльность. В сложившейся ситуации плохой мир был лучше доброй войны. Члены Христианской демократической партии поняли намек и принялись нервно покусывать губы.

– Мы любой ценой должны защитить туристический бизнес Брюгге, – предложил Моенс. Поддержка Пеннинка придала ему уверенности.

– А не слишком ли вы забегаете вперед, Пьер? – спросил Альберт Клейверк, консультант по культурным ценностям города. Он даже не счел нужным скрыть своего сарказма. Этот бородатый социалист в скором времени собирался подать в отставку и потому мог позволить себе любые высказывания против мэра.

На лице мэра Моенса не дрогнул ни один мускул. Но вся его уверенность в себе пропала в мгновение ока.

– Почему вы решили, что подобные инциденты должны в ближайшее время повториться? Ведь после взрыва памятника никто не предъявил городским властям никаких требований, – продолжал Альберт Клейверк.

– Может быть, все объясняется проще, без всякой политики: кто-то ненавидит поэзию Гвидо Гезелле, вот и решил расправиться с ним таким образом? – иронически улыбаясь, предположила Мари-Джин Дерик из сферы отчетов. Ей редко удавалось вставить слово во время обсуждений на подобных официальных встречах. Но уж если выпадала такая возможность, она ее не упускала. Как, например, сейчас. Однако никто не обратил на ее замечание никакого внимания.

– Я считаю, что мы слишком беспечно относимся к произошедшему, – проговорил Пеннинк. – Я не считаю, что взрыв памятника – дело рук вандалов. Они для своих целей используют баллончики с краской, а не взрывные устройства. Это больше похоже на экстремистов. А если это так, то единственной их целью является подрыв туристического бизнеса нашего города. Ведь туризм – единственная экономическая подпитка Брюгге. У нас нет крупных авиалиний, посольств или потока иммигрантов. Памятники – это ахиллесова пята Брюгге. Мы должны смотреть правде в глаза. Если, конечно, наш коллега Клейверк ничего от нас не скрывает. Быть может, он знает больше, чем говорит.

Эта речь Пеннинка вызвала среди присутствующих возгласы одобрения.

Клейверк сел на свое место и в задумчивости поскреб бороду.

– Через пару месяцев начнется туристический сезон, – напомнил Моенс. – Будем надеяться, что взрыв памятника – единичный случай. Если это так, еще не все потеряно. Но, в случае если мы имеем дело с экстремистами, они наверняка нанесут второй удар не позднее Пасхи.

– А какого числа Пасха в этом году? – спросил консультант Девильде.

И хотя его вопрос был совершенно неуместен, Моенс взглянул на календарь и ответил:

– 16 апреля.

Мэру не хотелось злить Девильде насмешливым или снисходительным ответом. А тот между тем вытащил из кармана свой собственный календарь, словно не поверил, что мэр сказал ему правду.

– Значит, мы должны охранять все памятники Брюгге, – с чувством собственного превосходства проговорил он.

Еще три месяца назад Девильде работал преподавателем в техническом колледже. У него был диплом механика. Своей политической карьере Девильде был обязан отцу, процветающему подрядчику. Иначе он бы никогда не попал в политику со своим дипломом механика.

– Вы сами-то хоть понимаете, о чем говорите? – усталым голосом спросил Пеннинк. – Это же просто невозможно. В Брюгге очень много памятников.

– Если всем служащим полиции повысить зарплату, эту проблему можно было бы решить, – насмешливо проговорил Клейверк.

– И еще мы можем создать отряды добровольцев. Многие жители Брюгге не откажутся нам помочь совершенно бесплатно, – с энтузиазмом подхватила Мари-Джин Дерик. Она улыбалась, словно робкая школьница. Даром что весила почти двести фунтов.

Пеннинк вздохнул.

– Моя идея кажется вам нелепой? Интересно, вы бы так же восприняли это предложение, если бы оно исходило от политика-мужчины? – спросила Мари-Джин Дерик, ужасно довольная собой.

Пеннинку до смерти надоел феминизм Мари-Джин, который она выставляла при каждом удобном и неудобном случае. Но он не стал возражать, а, напротив, добродушно улыбнулся ей, словно фараон, которому сообщили, что его пирамида достроена. Но Мари-Джин Дерик восприняла эту улыбку как насмешку над своим предложением. Она с независимым видом сложила руки на груди, как бы демонстрируя, что со своей позиции не сойдет.

– А если это не сработает, мы сможем обратиться к парашютистам, – язвительно заметила Сьюзен Девит, консультант из отдела социального обеспечения.

Сьюзен Девит и Мари-Джин Дерик терпеть не могли друг друга. Мари-Джин было пятьдесят пять лет. Она была ширококостной и обладала довольно невзрачной наружностью. Девит было тридцать два. Она выглядела очень элегантно, к тому же окончила факультет немецкой филологии. На выборах она набрала всего четыреста семьдесят шесть голосов и смогла занять эту должность только потому, что социалисты захотели видеть на этом месте женщину с незапятнанной репутацией.

– Леди и джентльмены, сейчас не время и не место для насмешек, – попытался призвать к порядку присутствующих Моенс.

Девит надменно улыбнулась, а Дерик закурила. Курить сейчас ей вовсе не хотелось. Она сделала это только для того, чтобы позлить эту сучку Девит. Все знали, что та не выносит табачного дыма.

– Как продвигается ваше расследование? – спросил Клейверк, чтобы направить беседу в более пристойное русло.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве не для этого мэр пригласил на эту встречу Ван-Ина и Картона? – сухо поинтересовался Марк Декот.

Марк Декот, советник по туризму, с самого начала заседания смотрел в одну точку и в задумчивости крутил в пальцах ручку. Теперь, прежде чем задать свой вопрос, он театральным жестом отложил ее в сторону.

Картон и Ван-Ин встали со своих мест. Все, кроме Девит, последовали примеру Дерик, и теперь комната была окутана плотным синим облаком табачного дыма, которое, словно утренний туман, скрывало их лица от двух полицейских. Члены заседаний часто курили. Поэтому дорогие люстры пожелтели от табачного дыма.

Назад Дальше