– Да нет никой пещеры! – засмеялся проводник. – Это сказка, конечно. И про Уносящих, и про пещеру… А вот, значица, и Бикин.
– Я бы не был так в этом уверен, – покачал головой Горислав, доставая из-за пазухи и с новым интересом разглядывая присланную Пасюком фотографию.
– Бикин, точно Бикин! – заверил Борис. – Скоро будем на месте.
Под ними действительно извивалось русло довольно широкой реки, стиснутое по обоим берегам густо поросшими елью и пихтой отрогами Сихотэ-Алиня. Развернувшись к востоку, вертолет летел сейчас вверх по течению, постепенно снижаясь.
– Борис Вадимович, – снова спросил Костромиров, – почему вы все-таки уверены, что под легендой о царях-людоедах нет никакого исторического основания?
– Да хоть бы потому, что давно уже нету тех девяти орочских родов – нас во всем Приморье, дай божок, если три сотни душ наберется. Тигров – и тех, значица, больше, чем нас, орочей! Притом у многих – жены русские или хохлушки. Молодежь не то что предков – языка не знает. Это я тебе, значица, ответственно заявляю, как зампред общества малочисленных народов Приморского края.
– И что из этого следует? – не понял Горислав.
– Как что? – удивился проводник. – Родов нет, значица и родовые печати потеряли силу. А Уносящие сердца так и не объявились.
Костромиров только крякнул под тяжестью столь "неопровержимого" довода.
– Высади-ка ты нас во-он на той осыпи, – попросил Борис летчика, указывая на ровную и довольно пологую каменистую площадку. – Дальше мы уже сами, тут недалече.
Выбравшись из кабины МИ-8, друзья осмотрелись: позади них высились покрытые черным редколесьем горы, впереди – поросший стлаником и торчащими кое-где одиночными дубами и кленами склон. Все окрестности окутывал тяжелый густой туман, было довольно прохладно, а с серого неба моросила какая-то гадость – погода им явно не благоприятствовала.
Ведомые проводником Борисом, они спустились метров пятьсот по осыпи и, продравшись через густые заросли стланика, вышли на поросшую папоротником-орляком поляну, по другую сторону которой уже сплошной стеной вставала чаща.
За это время ветреная, как девушка, приморская погода успела перемениться: дождь стих, туман понизу развеялся, поднявшись куда-то к вершинам гор, а в облачной завесе появились просветы, сквозь которые теперь весело выглядывало солнышко; сразу стало тепло, даже жарко. Перейдя поляну, друзья ступили наконец под зеленый полог дремучего таежного леса.
Тайга встретила их сыростью, безветрием и настороженным, зловещим молчанием, нарушаемым лишь звуком падающих с ветвей редких крупных капель. Под древесными сводами царил зеленоватый сумрак. Все вокруг точно вымерло, даже птиц не было слышно.
Неожиданно странное, щемящее, почти гнетущее чувство потерянности охватило Горислава. Пожалуй, лишь однажды ему довелось испытать нечто подобное – во время путешествия по амазонской сельве. Там, как и здесь сейчас, зачарованное царство первобытного леса, протянувшегося на многие сотни верст, казалось настолько самодостаточным и одновременно столь чуждым человеку, словно бы вовсе не предполагало даже самой возможности его существования.
Километра через два-три (хотя сколько-нибудь точно определить пройденное по таежному лесу расстояние – когда тропинка постоянно петляет среди густого подлеска, огибая древесные завалы, а видимость ограничивается несколькими шагами – затруднительно) все трое вышли к мелкой стремительной речушке, берега которой покрывали густейшие заросли таволги и дикого жасмина. Поднявшись на каменистый и обрывистый холм, скорее даже утес, они остановились.
– Ну вот и дошли, – удовлетворенно заявил Борис. – Дозорное, значица, на том берегу.
– Слава тебе господи, – простонал запыхавшийся Хватко, звонко шлепая себя по вспотевшей шее, – а то совсем зажрало комарье треклятое!
– Комар – что! Он крупный, хлоп – и нет его. Потом хуже будет, – доброжелательно посулил проводник.
– Куда еще хуже? – ужаснулся Вадим.
– Как солнце зайдет – мокрец появится, тогда, значица, сам поймешь…
В это время Костромиров, стремясь найти наиболее подходящее для обзора место, неосторожно сделал пару шагов назад; вдруг камни под его сапогом поехали, он потерял равновесие, оступился и, взмахнув руками, кубарем покатился под откос. Врезавшись в густые заросли колючего стланика, смягчившие тяжесть падения, он пробил их насквозь и с размаху рухнул еще глубже – в какой-то овраг, сырой и темный.
Впрочем, упал он довольно удачно – на что-то мягкое и влажное. Наверное, мох, подумал Горислав, открывая глаза и с болезненным стоном поднимаясь на четвереньки.
Но это был совсем не мох – прямо под ним лежало окровавленное и чудовищно растерзанное человеческое тело.
Глава 3
ЗИМОВЬЕ ДОЗОРНОЕ
Костромиров еще даже не успел толком среагировать на свое жуткое открытие, когда ощутил у себя на лице тяжелое дыхание и услышал сдержанный рык какого-то крупного зверя. С опаской подняв глаза, он столкнулся с налитым кровью взглядом огромного волкодава; тот, вместо приветствия, оскалил здоровенные клыки и снова угрожающе взрыкнул.
– Белка, сидеть! – раздался чей-то повелительный окрик.
Подняв глаза еще выше, Горислав увидел нацеленный ему прямо в лоб вороненый ствол охотничьего карабина; последний находился в руках сивобородого деда весьма разбойного вида.
Костромиров попытался подняться на ноги. Заметив это, старик передернул затвор.
– И ты сиди, где сидишь, – приказал он, поведя для наглядности стволом.
– Вы все не так по… – начал было Горислав.
– Человечину жрать любишь, поганский царь? – перебил бородач, недобро усмехаясь.
Тут сверху, из-за спины Горислава, послышался треск сучьев, и сивобородый немедленно вздернул ствол.
– Эт-то еще… – нахмурился он. – …Эге! Эге-ге!.. Борюн, никак ты?!
– Здорово, значица, Егорыч, – с пыхтением отозвался подоспевший проводник. – Чего это ты с ружьем? Стряслось чего? – И, обращаясь к Костромирову, пояснил: – Это муж моей сеструхи, значица. Антон Егорыч.
– Тьфу ты, поганский царь! – с досадой сплюнул охотник, опуская карабин. – Так этот турист, – он ткнул в сторону Горислава, – с тобой, что ли?
– Со мной, все со мной! Ой-ей-ей, а… а чего… а кто там у вас… лежит?
– Спускайся, сам увидишь, – пробурчал Егорыч и добавил, обращаясь к Костромирову: – Не обессудь, мил человек, я же тебя за душегуба принял, за людоеда.
– За кого?! – поразился Горислав. – У вас тут людоедство в обычае, что ли?
Встав с колен, он поспешно отступил в сторону и оглядел труп. Это было тело молодого мужчины, спортивного сложения, одетого в штаны и куртку цвета хаки; штаны были заправлены в ботинки армейского образца с высокой шнуровкой. Конкретнее определить внешность парня сейчас не представлялось возможным, поскольку содранный с головы скальп полностью скрывал лицо; на бедрах, груди и руках покойника зияли страшные, глубокие раны – казалось, что из тела вырвали целые куски плоти; живот был распорот от грудины до паха; рядом, на обильно залитом кровью мху, валялся серый клубок внутренностей.
– Затмение нашло… Да и чего я, по-твоему, должен был еще думать? – проворчал старый охотник, впрочем, в некотором смущении. – Ты глянь на себя-то…
Горислав так и сделал. И с брезгливым ужасом обнаружил, что и руки и даже лицо у него густо перемазаны кровью! Он немедленно вытащил носовой платок и попытался кое-как обтереться.
Тем временем треск валежника и отчаянное пыхтение возвестили о прибытии Вадима Хватко.
– Я иду, профессор! Я уже здесь! – обнадежил он, тяжело спускаясь, почти сползая к ним в овраг. – Ты там как, профессор? – держась за поясницу и болезненно морщась, спросил следователь. – Все живы? А меня радикулит, мать его, прихва… хва… ядрен-матрен! – выходит-таки не все…
Хватко не потребовалось много времени, чтобы оценить обстановку. Окинув цепким взглядом профессионала общую картину и каждого из присутствующих, он тут же присел к трупу и принялся его осторожно ощупывать и оглядывать.
– Часов пять-шесть как мертв, – констатировал он через минуту. А потом внимательно, с обвинительным прищуром, посмотрел на сивобородого и протянул задумчиво: – Интере-есно… кто ж его так… душевно… разделал?
Как Горислав не старался, кровь с лица и рук оттиралась плохо – скорее еще больше размазывалась. Углядев в стороне нечто вроде небольшого болотца или старицы, он шагнул к воде, чтобы смочить платок. И заметил на влажной земле четкий звериный след; присмотрелся внимательнее – вроде бы похоже на отпечаток кошачьей лапы. Вот только кот, оставивший этот след, должен был быть гораздо – во много раз – крупнее обычного домашнего.
– Выходит, все-таки амба, – произнес за его спиной Егорыч, указав карабином еще на три или четыре аналогичных следа, – а мне, пню старому, ну никак, то исть ни в какую не верилось. Хотя куда, кажись, яснее? Мясо клоками вырвано, и все с филейных частей. А тут, вона, и следы в наличии… Амба, по всему выходит, амба…
– Амба? – переспросил подошедший к ним Вадим. – Кому амба?
– Мы так здесь тигра, значица, зовем, – пояснил проводник Борис, – амбой.
– Та-ак… – протянул следователь, проверяя кобуру. – Как ты там давеча в поезде говорил, Горислав Игоревич? Нереально? Несказанная удача? Надо полагать, нам только что выпал джек-пот.
– Антон Егорович, – поворачиваясь к охотнику, спросил Костромиров, – у меня к вам два вопроса. Первый: вы наверняка знали убитого, кто он? И второй: мне показалось, или случившееся в самом деле не является для вас полной неожиданностью? Я прав?
– Ишь какой ушлый, – проворчал дед. – А кто ты есть, кто таков, чтобы мне перед тобою ответ тут держать? Участковый?
– Нет, не участковый. Но зато вот он, – Горислав указал на Хватко, не спускавшего со старика прищуренных глаз, – старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации. Вадим Вадимович Хватко.
– Все правильно, гражданин, – подтвердил последний, суя старику под самый нос удостоверение. – Все справедливо.
– Так что вы вполне можете, – продолжил Костромиров, – и даже обязаны все рассказать. Если не мне, так ему.
– А нам скрывать нечего! – нахмурился Антон Егорович. – Раз следователь, пускай его спрашивает, чего надо. Когда знаю – отвечу… Только чего зря околачиваться на болотине-то. Пошли ко мне в избу, что ли. Вы ж небось для того и прилетели? Видел я ваш вертолет, на него и пошел – встретить хотел… А в избе уже сядем рядком, да поговорим ладком. И заодно этого, – он кивнул в сторону тела, – туриста в ледник снести бы надо; давай только в мой плащ сейчас завернем, да снесем. Один-то в моем леднике уже прохлаждается…
– Что?! Как?! Еще один?! – в один голос воскликнули Горислав, Вадим и Борис.
– Факт, – мрачно кивнул охотник, скидывая с себя бурый плащ-дождевик и деловито подсовывая под тело. – Спрашиваешь, знавал ли я покойника-то? А то как же, понятное дело, знал. Туристы тут у меня поселились, месяца три назад… говорят, спелеологи, изучают пещеры… А там, кто их разберет? Может, золото Колчака ищут. Оно, сказывают, где-то тут упрятано, со времен Гражданской… Так вот, четверо их… было четверо, до нонешнего утра. Этот вот, – он указал на покойника, – как раз один из них, Семеном звали. Ну а по неожиданностям… Какая уж тут неожиданность! Диму-то я еще утром нашел – на том берегу, у самого зимовья лежал в папоротниках. Тоже сильно порванный, вот как и Семен. – Дед вновь кивнул на окровавленные останки. – Так мы того, первого, со старшим ихней группы, с Пасюком, сразу снесли в ледник. Не оставлять же? Тут зверья всякого пропасть – оглянуться не успеешь, как расхитят до жилочки последней… А схоронить тоже вроде как нельзя – милиция должна протокол составить? Должна…
– Значит, Пасюк цел? – с облегчением спросил Костромиров.
– С утра был цел. А вот двоих других, как видишь, амба задрал. Поганский царь! Сколько лет в этих местах живу, а с тигром-людоедом столкнулся впервые… слыхать, конечно, слыхал… истории всякие… а больше – басни. Но чтобы самому, своими глазами, – не-ет, такого не бывало… Ладно, суй под него плащ со своей стороны… вот так. Теперь взяли за четыре конца… Все, что ли, взялись? Тогда пошли… Да куда тебя, поганский царь, несет! Левее, левее бери! Там пониже брод есть – нам, стало быть, туда…
Пока переходили по колено в ледяной воде реку, карабкались на берег, потом еще с километр несли тело через лес, вверх по склону, все четверо подавленно молчали. Да и не до разговоров было: используемый вместо носилок плащ оказался короток, так что ноги и голова трупа свисали до самой земли, цепляясь за ветки кустарника; а быстро напитавшаяся кровью материя постоянно норовила выскользнуть из их рук. Кроме того, все, исключая только Егорыча, настороженно озирались, замирая при каждом подозрительном шорохе. Становиться очередной добычей попробовавшего человечины тигра не улыбалось никому.
– Да не шугайтесь вы так, – успокоил их охотник. – Нет его сейчас здесь, ушел уже, видно. Белка бы кошачий дух враз учуяла.
Волкодав и впрямь невозмутимо бежал впереди, опустив к земле массивную морду.
Но вот наконец деревья расступились, и они вышли на край поляны, точнее сказать, лесной прогалины, в самой середине которой стоял приземистый дом, сложенный из почернелого от времени соснового кругляка; рядом с ним располагались хозяйственные постройки: свайный сарай и вешала с сохнущими сетями. Чуть поодаль, ближе к лесу, виднелось еще одно строение, напоминающее длинный барак, окруженное зачем-то плетеным забором. За забором, между двух вкопанных в землю перекрещенных бревен висело нечто вроде обломка рельсы. У плетня стояла старуха, прямая и тощая, как жердь, в черном платье и черном же платке, и молча смотрела на них из-под руки.
– Дарья это, – пояснил охотник, – схимница. С отцом Нектарием пустынножительствует. Она да Марья еще с ними. Второй год уже… А мы с Антониной не препятствуем – все веселее. Да и люди оказались хорошие. Ну, пошли дальше – ледник вон там, за моей избой, у самого леса. Белка! А ты марш домой! Здесь ты нам без нужды. Ну?! Домой, сказал!
Волкодав нехотя потрусил к избе, то и дело оглядываясь на хозяина.
– А где же Пасюк и… остальные? – спросил Костромиров, озираясь по сторонам.
– Из тайги, верно, не вернулись еще. Мы как Дмитрия-то обнаружили, сразу побежали вот этого, – Егорыч мотнул головой на труп, – искать. Короче, разделились мы: Антонина с ученым в горы пошли, Пасюк с Бухтиным на восток, а я, стало быть, к реке, на север… Неосмотрительно вышло… Да кто ж знал? У первого-то тела мы не заметили никаких следов. Теперь, однако, сомневаюсь – вернутся ли…
– Так надо немедленно идти за ними! – воскликнул Горислав. – Искать их надо! Вернуть, пока не поздно.
– Как тут отыщешь? – возразил проводник Борис. – Тайга! Этак мы только друг дружку порастеряем, значица.
– Борюн дело говорит, факт, – согласился старый охотник. – Не сыскать нам их. Обождем.
– Да пока мы ждем, – возмутился Костромиров, – их тигр первым найдет! Если они не знают про него, значит, можно сказать, беззащитны…
– Ну, не вовсе они беззащитны-то, – проворчал Егорыч, впрочем, без особенной уверенности в голосе. – У Антонины карабин, да и Пасюку вашему я двустволку выдал… Хотя оно, конечно, против амбы-людоеда это все… и-эх… Ладно! Сейчас уложим покойника, тогда покумекаем.
Они обошли избу, и Горислав с любопытством обратил внимание, что позади дома, посреди небольшой утоптанной площадки, из земли торчат два столба, с грубо вырезанными на них подобиями каких-то животных.
– Ишь ты! – восхищенно заметил Хватко. – Гляньте-ка, прямо индейские тотемы!
– Сивохи это, – несколько смущенно пояснил Антон Егорович, – Антонина тут камлает… а я не препятствую, пускай.
Сразу за домом охотника начинался крутой подъем на гору, в изножье которой и был выкопан ледник. Егорыч, отвалив в сторону валун, распахнул грубо сколоченную дверь, и в лица повеяло прямо-таки могильным хладом. Поскольку в узкий лаз вчетвером одновременно пройти было невозможно, Горислав с Борисом подхватили импровизированные носилки спереди и сзади, а все остальные зашли следом. Спустившись по земляным ступеням, они очутились в продолговатом помещении со стенами, обложенными ровными кубами чистейшего речного льда, и бревенчатым потолком. У задней стены, накрытое брезентом, находилось тело спелеолога Дмитрия. Второй труп уложили рядом, укрыв тем же брезентом.
– Эй, следователь, – спросил старик, – первого-то сейчас осмотришь или опосля?
– Правда, Вадим, – согласился Горислав, – может, глянешь на всякий пожарный?
– Пускай местная милиция осматривает, – отмахнулся тот, поморщившись. – Небось не Уносящий сердца, не убежит. И вообще, это не криминал, а несчастный случай… Кроме того, я в отпуске, между прочим!
– Вот и правильно, – поддержал охотник, пряча усмешку в бороду, – и любезный разговор. А то наехал сразу: "гражданин", да "пойдемтя, пройдемтя"!.. А про Уносящих это вам Борюн успел наплести? Понятное дело! Разве ж он утерпит.
– Попросили, значица, оттого и рассказал. Почему не рассказать?
– Тожа, сказочник, – проворчал Егорыч неодобрительно.
– Почему, значица, не рассказать, – чуть не оправдываясь, забормотал Борис. – Попросили…
– Ска-азочник! – не унимался старик. – Скоро через твои россказни сюда экскурсии начнут водить.
– Антон Егорович, – обратился к нему Костромиров, когда они выбрались на поверхность, – вы давеча сказали, что спелеологов четверо было, вместе с Пасюком. Кто же тогда пятый?
– Это ученый-то? – переспросил охотник, с кряхтением заваливая дверь валуном. – Который сейчас с Антониной? Дык он только вчера вечером к нам прибился. По Бикину доплыл на моторке. Чудной! Право слово, чудной! Снежного, говорит, человека в прошлом годе кто-то здесь видал. У Горелого урочища. От и ему охота с ним поручкаться… сказал, что по профессии он крико… крито… как же это? Тьфу ты, поганский царь, забыл!
– Может, криптозоолог?
– Точно! Он самый и есть, – подтвердил Егорыч.
– А про "снежного человека", – полюбопытствовал Хватко, – правда или тоже россказни?
– Болтают всякое, – уклончиво ответил охотник. – Ну чего? Пошли, что ли, в избу…
Вдруг со стороны отшельничьего барака донесся протяжный металлический звук: "буммм"!
– Это у Нектария, – пояснил Антон Егорьевич, – Дарья по рельсине молотком вдарила. Вроде как звонница у них…
– А зачем? – спросил Горислав.
– На молитву, стало быть, пора.
– И как часто они бьют?
– За сутки два раза – в полдень и в полночь. А мы не препятствуем – пускай себе, нам не мешает…
Костромиров на минуту задумался, а потом хлопнул себя по лбу.
– Антон Егорьевич! Можно попросить этого вашего отшельника, чтобы он еще позвонил?
– Еще раз? – не понял старик.
– Да не раз – пускай бьют непрерывно!
– Зачем? – удивился охотник.
– Ну что непонятного? – нетерпеливо воскликнул Костромиров. – Жена ваша, Пасюк и остальные услышат, поймут – что-то не так, и вернутся!
– Ага… – Егорыч почесал затылок и ухмыльнулся. – А у тебя, паря, голова варит! Ладно, ступайте в избу, а я до старца сбегаю…
С этими словами он махнул рукой и впрямь трусцой припустил в сторону отшельничьего скита.