12
В прихожей Андрей старался не шуметь. Мать наверняка уже спит. Или ждет его у телевизора. Если так, то нужно заглянуть, пожелать ей спокойной ночи. "Не слишком она обрадуется, увидев мой пьяный хариус", - усмехнулся про себя Андрей.
Возле двери в мамину комнату он остановился и прислушался. Телевизор работает - значит, мать не спит. Андрей вздохнул и постучал в дверь.
- Входи уже! - отозвалась мать из-за двери.
Андрей вошел.
"О, тяжело пожатье каменной десницы!" - прохрипел телевизор голосом Высоцкого.
- Ма, что за ужасы ты смотришь? - делано удивился Андрей.
- "Каменный гость", - отозвалась Мария Леопольдовна.
- Гость? А, знаю. Это по Пушкину, да? С Высоцким в главной роли?
- Да. - Мать положила спицы в корзинку и обернулась. - О господи! Ты что, пьян?
Андрей хотел нахмуриться, но вместо этого глупо улыбнулся:
- Чуть-чуть. Два бокала пива, не больше. С пацанами в баре посидели.
Мать посмотрела на Андрея поверх очков:
- Хорош, ничего не скажешь. Ты хоть соображаешь, который сейчас час?
- Ну.
- "Ну", - передразнила мать. - Я себе места не нахожу, все думаю, не случилось ли чего. А ты в баре с друзьями сидишь.
- Ма, я…
- Телефон почему отключил?
Андрей вздохнул:
- Аккумулятор накрылся. Если бы не он, я бы…
- И у пацанов твоих тоже накрылся? Ладно, не оправдывайся. На этот раз прощу, но чтобы впредь не повторялось! Умывайся и ложись спать.
- Я так и сделаю.
Внезапно у Андрея закружилась голова, и он слегка пошатнулся. Мать этого не заметила, но, похоже, вид у сына был не ахти, потому что она встревоженно проговорила:
- Ты бледный. У тебя ничего не болит?
Андрей мотнул головой и поморщился от накатившего головокружения:
- Нет, ма. Просто устал.
- Хочешь, я дам тебе аспирин?
- Да нет. Я же говорю - я в порядке. Сейчас лягу спать, а завтра утром буду как огурчик. Спок ночи, ма!
- Спокойной ночи… сынок.
Умываться Андрей не стал. Голова кружилась, к тому же ноги выделывали такие круголя, что Андрей боялся сделать лишний шаг. "Главное - экономить силы", - сказал он себе и аккуратно, словно по нарисованной линии, двинулся к кровати.
Лежа в постели, Андрей протянул руку и выключил свет. Сразу стало легче. Все проблемы и мысли стали уплывать куда-то, становясь все прозрачнее и невесомее, пока не исчезли совсем. Уснул Андрей с блаженной улыбкой.
Физиономии Гоги и Герыча плавали в тумане, как два пенопластовых поплавка в реке Самаре. Совсем как в те благословенные времена, когда Андрей и Тая удили в этой реке линей, подлещиков и шустрых, серебристых верховодок. (Господи, как давно это было!)
- Привет! - сказал поплавок-Герыч. - Хорошая сегодня погода. Только клева все равно не будет. Рыба ушла вверх по реке.
- Точняк! - подтвердил, подпрыгивая на воде, поплавок-Гога. - Клева сегодня не будет. Клево было вчера!
Гога запрокинул голову и заржал как конь.
- Пошли вон! - прикрикнул на них Андрей, и физиономии-поплавки исчезли.
День был солнечный, и блеск речной воды так больно резанул Андрея по глазам, что ему пришлось отвернуться. И тогда он увидел Таю. Она стояла с удочкой в руке, внимательно глядя на свой поплавок. Ее лоб и щеки были бледнее, чем обычно. Однако на скулах розовел румянец, а черные глаза блестели так азартно, что Андрей рассмеялся.
Тая повернулась к нему и сердито сказала:
- Тише, Андрюш! Всю рыбу распугаешь!
И вдруг оказалось, что они не на берегу реки, а на краю крыши какого-то дома. Над городом сгустились сумерки. Внизу, поблескивая фарами и маячками, текла бесконечная вереница автомобилей.
- Тая, - тихонько окликнул Таю Андрей. - Это не река. Это шоссе.
Однако на девушку его слова абсолютно не подействовали. Она продолжала рыбачить.
- Тая… - словно окликнул ее Андрей.
И тогда она повернулась. Глаза у нее были пустыми и бессмысленными, как у зомби. На обескровленных губах застыла мертвая улыбка.
- Зачем ты отпустил меня? - Опросила Тая. - Я была одна. Совсем одна в этом страшном, черном городе.
- Но я не мог тебя проводить, - неуверенно сказал Андрей. - И ты сама запретила мне выходить.
Тая медленно, словно это движение доставляло ей чудовищную боль, растянула бледные губы в усмешке:
- Ты обещал мне, что никогда меня не забудешь, - тихо выговорила она.
- Обещал, - согласился Андрей.
Тут вдруг лицо Таи снова наполнилось жизнью, губы дрогнули, и она ласково произнесла:
- Знаешь… не обязательно держать слово. Ты ведь живой, а пока ты жив, с тобой всякое может случиться. Например, встретишь красивую девушку и…
- Не говори глупости! - рассердился Андрей. - Зачем мне другая, если у меня есть ты?
Тая вздохнула:
- Да, это правда. Но ты согласен умереть ради меня?
- Умереть? - растерянно переспросил Андрей.
Тая кивнула:
- Да. Иначе мы не сможем быть вместе.
Лицо ее как-то странно затрепетало, словно его показывали по телевизору, и сейчас по экрану пробежала рябь помех.
- Тая, - позвал Андрей.
Она не отвечала. Лицо ее по-прежнему трепетало, то растягиваясь, то сжимаясь, и выглядело это жутковато.
- Я… - начал было Андрей, но Тая не дала ему договорить.
- Ты задумался! - Она усмехнулась. - Разве жить - так уж приятно? Что тебя держит в этой жизни?
- Много чего, - неуверенно ответил Андрей. - Например, мать. Что с ней будет, если я умру? Да и… - Голос его окончательно упал, - …граффити…
- При чем тут граффити? - удивилась Тая.
- Мне нравится рисовать. Когда я рисую, я чувствую себя счастливым. Я знаю, ты мне скажешь, что это просто баловство. Что ничего общего с искусством это не имеет. Ты ведь мне всегда об этом говорила.
- И ты со мной соглашался. Ты сам говорил, что занимаешься этим только ради денег!
- Да, но… - Андрей смутился. - Я не говорил тебе всю правду. Нет, деньги - это, конечно, важно. Но… Как бы это объяснить?… - Он задумался. - Понимаешь, когда у меня в руках пульверизатор, я чувствую себя… свободным, что ли? Например, когда я рисовал этого демона, я…
- Подожди! - встревоженно оборвала его Тая.
Андрей оборвал свою речь на полуслове, прислушался и испуганно спросил:
- Что?
Тая прищурилась:
- Ты ничего не слышишь?
Андрей снова прислушался, еще тщательнее, чем прежде.
- Да вроде нет. Хотя… - Он услышал в отдалении какой-то шум. Или, вернее, грохот. Словно где-то на стройке вбивали сваи. Но это были не сваи. - Как будто какие-то шаги? - неуверенно спросил Андрей.
Тая поежилась:
- Да, шаги. Это за мной. Я должна идти.
При этих словах сердце Андрея сжала чудовищная тоска.
- Ты не можешь просто так уйти! - крикнул он. - В конце концов, я тебя просто не отпущу!
Тая грустно улыбнулась.
- Ничего не поделаешь, любимый… - (В глазах ее было столько нежности и грусти, что к горлу Андрея подкатил ком.) - Ничего не поделаешь… - тихо повторила она.
Андрей хотел схватить ее за руку, но в этот момент дверь с грохотом раскрылась, и на пороге, в ослепительном сиянии, возникла огромная страшная фигура.
- Не-ет! - простонал Андрей, заслоняясь рукой от света.
Демон двинулся к нему. Его шаги грохотали все ближе и ближе. Наконец он остановился. Глаза Андрея привыкли к яркому свету, и теперь он мог разглядеть лицо демона. Мертвенно-бледная кожа, надбровные дуги без бровей и длинный, словно прорезанный в лице бритвой, рот. И тут Андрей узнал его!
- Так это ты? - изумленно воскликнул он. И - проснулся.
Глава вторая ЗАПЛЫВ
1
Случилось это пару лет назад. Андрей, тогда еще первокурсник, возвращался с лекций домой. Несмотря на вторую половину сентября, день стоял душный. В троллейбусе была давка, и Андрея на каждом повороте прижимало к морщинистой и высохшей как вобла старушке. Старушка при каждом таком крене горестно вздыхала и бубнила что-то насчет того, что у нынешней молодежи нет ни совести, ни деликатности, ни такта.
Ехать было далеко, и своими причитаниями старушенция довела Андрея до такого градуса ярости, что он готов был задушить ее собственными руками. Однако из-за свойственного ему чувства противоречивости Андрей решил поступить ровно наоборот. То есть убедить старушку в том, что и у такого подлеца, как он, есть и совесть, и деликатность, и такт. Дело в том, что по ходу этого веселого и захватывающего путешествия выяснилось, что старушка выходит на той же остановке, что и Андрей.
С трудом пробив своим телом туннель в потной толпе, Андрей довел старушенцию до выхода, выбрался на улицу и протянул старухе руку. Однако та вдруг резко передумала выходить. То ли ей не понравилось выражение лица Андрея, то ли она просто усомнилась в чистоте его помыслов, но факт остается фактом - старуха с той же резвостью, что еще минуту назад пробиралась к выходу, ввинтилась обратно в толпу.
Андрей, чертыхаясь, опустил было руку, но тут ему в ладонь вцепились чьи-то тонкие сильные пальцы. А чей-то глубокий волнующий голос произнес:
- Спасибо!
Девушка, которую Андрей вывел из душного троллейбусного ада, была стройна, рыжеволоса и хороша собой.
- А я думала, что джентльмены, как лошади Пржевальского, все перевелись! - весело сказала она ему, когда двери троллейбуса захлопнулись.
- Не все, - заверил ее Андрей. - Но зверь действительно редкий.
- Я бы сказала - исчезающий!
Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.
- И где выращивают таких благородных зверей? - поинтересовалась девушка, откидывая со лба рыжую прядь.
- В Политехническом. А вы откуда родом?
- А я из меда.
- Ясно. В следующий раз, когда мне переломают в троллейбусе все кости, обращусь к вам. Чтоб вы мне их склеили. Кстати, как вас зовут?
Девушка прищурила зеленые глаза:
- А это так важно?
- Конечно! Должен же я знать, к кому обращаться, когда понадобится срочная медицинская помощь.
- Зовите меня Полина.
- Красивое имя. Наверняка не забуду. А по какому телефону мне вам звонить?
- Ноль-три, - и она засмеялась, ослепительно блеснув на солнце зубами.
- А если серьезно? - вновь спросил Андрей.
- А если серьезно, то я не даю свой телефон каждому встречному-поперечному.
Андрей сник. Заметив это, рыжая бестия (так мысленно окрестил рыжеволосую красавицу Андрей) вдруг сказала:
- Но, поскольку вы помогли мне выбраться из этой душегубки, для вас я сделаю исключение. Запоминайте! - И рыжая бестия Полина продиктовала ему свой телефон. - Запомните?
- Как свое собственное имя! - заверил ее Андрей.
- Вот и хорошо. А теперь мне пора. Пока-пока! - Она махнула Андрею ладошкой и растворилась в зыбком вечернем сентябрьском воздухе.
Через два дня они сходили в кино. Еще через день- в клуб. А там - закрутилось, завертелось, и они стали встречаться почти каждый вечер. Несмотря на близкие отношения, они ни разу не признавались друг другу в любви. Полина была для этого либо слишком легкомысленна, либо слишком осторожна. А Андрей… У него" просто язык не поворачивался произнести это странное и пафосное слово - любовь. Да он и не был до конца уверен в своих чувствах.
Полина, видимо, понимала это и при каждом удобном случае старалась поддразнить Андрея, задеть его самолюбие, заставить его приревновать. Она заигрывала напропалую - с барменами, официантами, охранниками в клубах и, конечно, с друзьями Андрея. Он же, угадывая истинную причину ее кокетства, оставался хладнокровен и - как выражалась Полина - пуленепробиваем.
Однажды она пригласила Андрея на вечеринку по случаю ее дня рождения. Это был третий месяц их знакомства. "Будут мои бывшие одноклассники и кое-какие старые друзья", - сообщила она.
На вечеринку Андрей опоздал - в ту ночь они с Герычем раскрашивали железные гаражи на окраине города, - чем вызвал гнев и обиду Полины. Будучи гордой, она не стала устраивать сцену, но улыбка ее была такой ядовитой, а прищур таким холодным, что у Андрея опустилось сердце. "Ну погоди у меня", - говорила эта улыбка. И ждать пришлось недолго.
Представив Андрея гостям, Полина подвела его к невысокому широкоплечему парню, который стоял возле книжного шкафа и задумчиво листал альбом Амедео Модильяни.
- Мальчики, познакомьтесь, - весело сказала Полина. - Это вот - Андрей. А это - Дима.
Парень рассеянно посмотрел на Андрея и протянул ему руку:
- Дмитрий. Можно просто Димон.
- Андрей. Можно просто Эндрю.
Андрей пожал протянутую руку, обратив внимание на странную особенность этой руки. Она была красной, словно обваренной в кипятке, и шершавой.
Широкоплечий вновь опустил взгляд в альбом, явно потеряв к Андрею всякий интерес. Однако, если Полина что-то задумала, ее трудно было остановить.
- Димчик, - обратилась она к парню елейным голосом, - а танцы у нас сегодня будут?
Тот вновь оторвал взгляд от Модильяни. Посмотрел на именинницу и широко, по-доброму улыбнулся:
- Все, что пожелаешь, солнце мое.
Полина бросила на Андрея косой взгляд и едва заметно усмехнулась.
- В таком случае бросай свои картинки и айда танцевать!
Она схватила Дмитрия за руку и потащила в центр комнаты.
- Держи! - только и успел сказать тот, всучив Андрею альбом Модильяни.
- Эй, диджей! - крикнула Полина черноволосому худосочному пареньку, сидевшему возле стереосистемы. - Сделай-ка нам что-нибудь медленное и печальное.
- Могу предложить похоронный марш Шопена! - пошутил в ответ тот.
И тут Дмитрий повернул свою крепкую бычью голову и, вперив в черноволосого тяжелый взгляд, медленно произнес:
- Остришь, промокашка? Смотри, не переостри.
- Да ладно, я же просто пошутил, - дрогнувшим голосом ответил худосочный паренек и принялся поспешно тыкать пальцем в кнопки тюнера, и тыкал до тех пор, пока не поймал нужную волну.
- Джордж Майкл! - отрапортовал худосочный. - Сгодится?
- То, что надо! - кивнула Полина.
И они стали танцевать. Вскоре к Полине и Дмитрию присоединились и другие пары. Однако Андрей неотрывно смотрел лишь на них. Полина что-то весело шептала Дмитрию на ухо. Раз или два они оба покосились на Андрея и улыбнулись. Впервые за все время знакомства с Полиной Андрей почувствовал себя уязвленным.
"Вот стерва, - прошептал сквозь стиснутые зубы Андрей. - Что она ему там рассказывает?"
Будь на месте Дмитрия кто-нибудь другой (например, этот вот худосочный парень), Андрей не чувствовал бы себя так глупо. Но в Дмитрии было что-то особенное, что-то, что придавало любому его жесту, любой ухмылке печать значительности.
Чем больше Андрей смотрел на узкое лицо Дмитрия, тем больше уверялся, что где-то он его уже видел. Вот только где?
И вдруг его осенило. Да ведь это тот самый парень, который устроил профессору Киренко обструкцию в прошлом семестре. Точно - он!
2
История была некрасивая. Читая спецкурс, профессор Киренко, по своему обыкновению, увлекся и стал проповедовать свои любимые идеи. Он говорил о человеколюбии, о духовном и нравственном прогрессе человечества и о прочих, не менее приятных и оптимистичных, вещах. Киренко имел репутацию великолепного оратора, и не зря. Студенты слушали его раскрыв рты. Перед их восхищенными взглядами проносились великолепные картины будущего гармоничного мироустройства, в котором им, быть может, еще доведется жить. Как вдруг идиллия была разрушена. Причем самым прозаическим образом.
- Прямо соловьем разливается! - сказал кто-то с первого ряда.
Рты студентов захлопнулись. Взгляды вновь стали осмысленными. На некоторых лицах появились усмешки.
- Что? - не понял Киренко, все еще продолжая по инерции улыбаться.
- Я говорю: хорошо поете, - спокойно произнес тот же насмешливый голос. - Вам бы в Большой театр.
Профессор посмотрел на говорившего, затем снял очки и протер их платком, как делал всегда, когда находился в замешательстве. Затем снова водрузил их на нос и сказал:
- Простите, я не понял. У вас что же, есть возражения против той картины мира, которую я обрисовал?
- Это не картина мира, это прекраснодушная сказка для желторотых простаков, - жестоко и безапелляционно констатировал "насмешник". - Вы забиваете нам головы вашими розовыми фантазиями, профессор. Между тем как мы, молодые, смотрим на мир гораздо реальнее, чем вы. Так что это мы должны читать вам лекции о мироустройстве, а не вы нам.
- Что же вас смутило в моих фантазиях?
- Многое.
- Например?
- Например, ваш тезис о духовном равенстве всех людей.
Профессор усмехнулся:
И с чем же вы не согласны?
- Разве можно ставить на одну ступень человека и обезьяну? А ведь именно это вы сделали.
- Что-то не припомню. Когда же это?
- Когда сказали, что в мире не останется ни "белых", ни "черных", ни "цветных", а будут просто люди. И что уровень человеческого совершенства будут определять лишь интеллект и душевные качества.
- А разве не так?
- Конечно нет. Это все лицемерие. В наше время любому дураку понятно, что люди не равны. И если какой-нибудь Чунга-Чанга из племени мумба-юмба- человек, то я, Дмитрий Костырин, - нет.
- Что ж… Вполне возможно, - тихо проговорил профессор.
Однако парень, назвавшийся Дмитрием Костыриным, не обратил внимания на насмешку, которая прозвучала в этих словах (или сделал вид, что не обратил).
- Послушайте, профессор, - продолжил он, повысив голос, - ведь не станете же вы спорить с тем, что именно засилье "черных" и "цветных" погубит Америку, как Грецию сгубила педерастия? Это железный факт! На "черных" и "цветных" приходится девяносто процентов всех преступлений, совершаемых в. мире. К тому же они плодятся как кролики, и в двадцать третьем веке Земля грозит превратиться в один сплошной "черный континент". Представляете, какой кошмар тогда начнется?
Киренко откашлялся в кулак и заговорил строгим, хрипловатым голосом:
- Ну, во-первых, ваш демографический пессимизм не вполне оправдан. Природа чрезвычайно мудрая барышня, она держит свои весы в состоянии динамического равновесия. А во-вторых… Отчего же вы думаете, что "черные" глупее вас?
- А разве вы знаете хоть одного черномазого гения? Назовите мне его имя!
Профессор снисходительно улыбнулся:
- Я могу назвать вам несколько имен. Но, боюсь, эти имена ни о чем вам не скажут. Вы, судя по всему, имеете весьма слабое представление о культуре двадцатого века. Будем надеяться, что ваши дети и внуки будут любопытнее и образованнее вас.
- Удар ниже пояса, - негромко произнес кто-то с задних рядов.
- Вот именно! - со злобным воодушевлением сказал Костырин.
Профессор слегка покраснел и кивнул:
- Ну хорошо. Ну вот вы лично… Как, вы сказали, вас зовут?
- Дмитрий Костырин.
- Вот вы, Дмитрий Костырин. Что такого распрекрасного и гениального вы создали, что позволяете себе смотреть на людей свысока? Вы открыли какой-нибудь закон? Или, может быть, написали гениальную симфонию?
- Вы узко мыслите, профессор.
- Это в каком же смысле?