Арбузов неопределенно хмыкнул и, сняв фартук, облачился в деловой костюм, даже галстук повязал:
- Прошу к столу.
- Да, начнем, пожалуй. - Грязнов привычным движением свернул пробку и виртуозно, практически не глядя, разлил первые по пятьдесят. - За встречу.
Выпили, закусили лимончиком, Арбузов запил "спрайтом".
- Что-то я смотрю, Ростик, ты совсем квалификацию потерял в своей секьюрити, коньяк "спрайтом" запиваешь. - Грязнов плеснул еще по пятьдесят.
- "Макаров"? - справился Турецкий, вспомнив, что Ильин называл фамилию Арбузова в списке людей, которые хотя бы раз охраняли Замятина.
- Чего? - не понял Грязнов.
- Ваше агентство, Ростислав, называется "Макаров"?
- "Макаров", - улыбнулся Арбузов, - слышали про такое?
- Слышал. Ваши люди охраняли Замятина. И вы лично в том числе.
- Да-с.
- Шаман! - восхитился Грязнов. - За это надо выпить.
- За шаманство или за Замятина? - уточнил Турецкий.
- Я за шаманство, а ты как хочешь.
Выпили.
- Значит, вы решили в неофициальной обстановке посвятить меня в тайны, которые не пожелали открыть моему, а на самом деле Славкиному человеку?
- Почему вы так думаете? - удивился Арбузов.
- Вячеслав Иванович, разругавшийся со мной в дым и явно не изменивший своей позиции, вдруг идет на примирение, - взялся объяснять и без того очевидные вещи Турецкий, - приглашает в гости, поит коньяком, в присутствии старого знакомого, который совершенно случайно оказывается замешанным в деле, которое я сейчас расследую. Как я по-вашему должен был это расценить?
- Александр Борисович, я вас уверяю, что не я был инициатором этой вечеринки.
- Точно не он, - подтвердил Грязнов. - Ты что-то в последнее время какой-то мнительный стал. Просто встретились вот с Ростиком на улице случайно, выпили пива, потрепались, и мне пришла в голову мысль: а почему бы ему не пообщаться с тобой?
- Случайно?
- Случайно.
- Шашлык готов, граждане сыщики, - оборвав зарождающиеся дебаты, сообщил Арбузов.
Шашлык оказался феноменальным. Из молодой свининки, отлично промаринованный и в меру прожаренный. На какое-то время установилась пауза, нарушаемая только хрустом челюстей.
Обглодав по шампуру, довольно и сыто закурили. Обстановка как-то сама собой разрядилась.
- Хорошо сидим, - заметил Грязнов, разливая коньяк. - Дай бог, не последний раз.
Выпили.
- Так что там с Замятиным у вас было? - спросил Турецкий, про себя решив ни в какие словесные баталии сегодня больше не вступать. Но раз уж пришел, почему бы и не выслушать человека.
- Ничего особенного, - пожал плечами Арбузов. - Не хуже других клиент. Я с ним только два раза работал.
- И в ту ночь тоже?
- Какую "ту"?
- В которую кино снимали.
- Видите ли, Александр Борисович, дело в том…
- В чем? - перебил Турецкий. - В том, что рискуете потерять хлебное место, сказав что-то лишнее? Мы уже выяснили и дату, и время, и место съемки. И не далее как завтра начнем допрашивать и вас, и ваших коллег в официальном порядке.
- Вы неправильно меня поняли. Место потерять я совершенно не боюсь. После скандала Замятин не постеснялся заявить во всеуслышание, что именно мы, наше агентство во всем виновато, что нас можно купить за три копейки. И раньше-то нормальной работы было мало, а сейчас знаете чем я занят? Какое у меня боевое задание? Мажора в институт сопровождаю. Он на парах сидит, и я рядышком, книжки за ним таскаю, от бабенок его отбиваюсь. Круто? - Арбузов щелкнул зажигалкой и нервно затянулся. - Ну был я на этой базе, где оранжерея, в которой камера стояла. Но откуда я знаю, тогда это было или не тогда? Может, он туда каждый день ездит, не я же снимал.
- Скажем, в конце марта вы его обслуживали?
- Обслуживал? Это вы точно сказали "обслуживал". Блевотину за ним из машины выгребать или его самого на руках домой затаскивать - это именно так и называется. Не охрана и сопровождение, а именно обслуживание.
- Да или нет?
- Да.
- Какого числа?
- Двадцать шестого и тридцатого.
- И тридцатого как раз гуляли в оранжерее?
- Да.
- Мужики, что вы тут форменный допрос устроили, - возмутился Грязнов. - Давайте выпьем, что ли? - Он наполнил стаканы. - За корпоративность и сотрудничество.
- И чтоб второй раз не вставать - за дам, - рассмеявшись, добавил Арбузов.
- Кстати о дамах, - закусив остывшим шашлыком, продолжил "общение" Турецкий. - Кто такие и как мне их отыскать?
- Не знаю, - глядя на Турецкого широко открытыми, честными глазами, ответил Арбузов.
- Ладно, спасибо за угощение. - Турецкий поднялся. - Меня жена дома ждет. Повестку, Ростислав, вам принесут завтра утром.
- Что ты психуешь, как беременная школьница? - Грязнов усадил товарища на место и придвинул поближе тарелку. - Если говорит человек "не знаю", значит, не знает. Я лично ему верю и тебе советую. Мы тебя что, вербовать сюда пригласили?
- Правда, Александр Борисович, - поддержал Арбузов, - хотите повесткой, пусть будет повестка, только ничего нового я вам и в прокуратуре не расскажу. Не знаю я этих девочек. Мы тридцатого забрали Замятина из дома где-то около девяти вечера и поехали на базу. Без девочек. Девочки прибыли заранее. Но, как вы понимаете, у них там был интим, и присутствия охраны не требовалось. Мы сидели в бильярдной, кофе пили, шары катали. Еще там фейерверк был. На фейерверк мы, конечно, вышли, вдруг снаряд неразорвавшийся на голову патрону свалится, нужно же будет ему первую помощь оказывать. Тогда я, конечно, девочек видел издалека, но это и все. Кто они, откуда, понятия не имею. Ту, которая светленькая на пленке, Замятин называл Светой.
- А до того он с ними не встречался?
- В мои дежурства - нет.
- Ладно, - махнул рукой Турецкий, - хоть про мужика расскажи, который с Замятиным гулял.
- Какого мужика?
- Достал ты, Ростислав! Только не говори, что мужика кавказской внешности с Замятиным в бассейне не было. Или ты его не заметил?
- А вы этого имели в виду! - хлопнул себя по лбу Арбузов. - Вы будете смеяться, но его я не видел, только голос слышал. Он за фейерверком из бассейна наблюдал, а от бильярдной его кусты заслоняют. Замятин с девицами скакал, как горный козел, а тот второй - плавал.
Махнув внеочередные пятьдесят граммов, Турецкий схватился за сигареты:
- Я на балкон выйду, надо подышать свежим воздухом.
- Какой балкон, зима на дворе, там дверь заклеена! - возмутился Грязнов.
- Весна уже, - заметил Турецкий.
Грязнов сокрушенно качал головой, глядя, как Турецкий отдирает скотч, закрывавший свистящие сквозняком щели, и пошел за ним. Арбузов остался курить на кухне.
- Ты зачем меня позвал? - вполголоса спросил Турецкий, выбравшись наконец на лоджию и плотно прикрыв дверь за Грязновым.
- Мириться.
- А этого зачем притащил?
- За тем же.
- Зачем "за тем же"?
- В прошлый раз, Саня, ты пытался меня убедить, что Замятин хоть и дерьмо, но в хорошем смысле этого слова, а Ростик тебе - лишнее доказательство, что дерьмометр там аж зашкаливает.
- Угу.
- Что ты угукаешь? - взвился Грязнов. - Я тебе свидетеля нашел, а ты еще чем-то недоволен!
- На фига мне такой свидетель, который ничего не видел, ничего не знает? Что мне ему - медаль дать за то, что он подтвердил, что мне и без него известно?
- На что ты, собственно, злишься? На то, что я тебя позвал? Или на то, что ты таким классным сыщиком оказался, что все сам раскопал и до всего сам додумался?
- Не лезь в это дело, Слава. Я сам как-нибудь разберусь.
- Ну и разбирайся!
- Ну и разберусь!
С Арбузовым Турецкий прощаться не стал. Кто еще из охранников был в ту ночь рядом с оранжереей, выяснится утром. Может, остальные окажутся менее скользкими и беспамятными.
А Славке определенно или жениться надо, или зверя себе какого-нибудь завести - хоть хомяка. Совсем невменяемый. И о Лидочке, конечно, опять не поговорили.
Хмуренко. 8 апреля. 23.30
Отправляясь на встречу, Хмуренко принял все меры предосторожности, по крайней мере все те, которые пришли в голову за полтора часа, что были у него на сборы. В кармане куртки лежал газовый пистолет, в рукаве пристегнутый двумя полосками скотча разводной ключ, под потолком машины укреплена миниатюрная видеокамера, в бардачке диктофон, включающийся на звук, в кармане еще один диктофон, под днищем машины - маячок, сигнал которого распространяется на два километра. Если встреча - очередная хитрая ловушка, устроенная коммунистами, в этот раз им это даром не пройдет. Просто застрелить его они не решатся, такой скандал им не нужен, да и какой смысл было устраивать встречу на безлюдном шоссе ночью - подкараулили бы в подъезде, у гаража, да мало ли где. А если они снова желают повторить избиение невинных младенцев - обломаются, он сумеет за себя постоять.
Но интуиция подсказывала, что никакие это не коммунисты, а реальная возможность заполучить сенсационный материал. Хмуренко еще раз прослушал пленку с записью телефонного звонка. Неизвестный позвонил в начале одиннадцатого в монтажную и, сообщив, что у него есть важная информация, которая обязательно заинтересует видного журналиста Хмуренко, попросил его к телефону. Поскольку ни с кем другим он беседовать не желал. Неуклюжие попытки Миши Лепешкина хоть что-то выведать, похоже, его только разозлили, и, не отбери Хмуренко вовремя трубку, кто знает, возможно, информация уплыла бы к конкурентам.
- Я слышал, вы ведете собственное расследование замятинского скандала? - Голос был приглушенным, как если бы незнакомец прикрывал трубку носовым платком или просто рукой.
- Возможно.
- Вас интересует, кто организовал съемку?
- Конечно. Но это, наверное, не телефонный разговор, может быть, вы подъедете и мы спокойно обо всем побеседуем?
- Нет, если вы заинтересованы, подъехать придется вам. Я не желаю рисковать.
- Куда и когда?
- В двенадцать. Примерно в двадцати километрах от кольцевой по Варшавскому шоссе есть рекламный щит "Nike. Just do it" с негром в белых кроссовках. Проедете еще сто метров, остановитесь, помигаете фарами, выключите их, выйдите из машины и идите вперед.
- Как я вас узнаю?
- А вы думаете, там будет толпа гуляющих?
Хмуренко проехал мимо приткнувшегося у обочины бежевого "жигуленка", значит, до места встречи метров пятьсот. Миша Лепешкин, призванный подстраховать в случае чего, помахал ему рукой, но Хмуренко даже не посмотрел в его сторону. Миша понадобится, только если Хмуренко не проедет обратно или не позвонит до половины первого. Тогда вперед: искать, спасать и т. п.
Рекламный щит был виден издалека и хорошо освещен, но машин рядом не наблюдалось. Хмуренко, как было условлено, проехал чуть дальше, помигал фарами, выключил их. Посидел минуту, всматриваясь в темноту, но ничего подозрительного не заметил. Во всяком случае, ватага коммунистов с булыжниками и кольями из кустов не выпрыгнула. Включил камеру и осторожно, неторопливо вышел из машины.
Совершенно некстати начался мерзкий мелкий дождик. Зонт он с собой не взял, а натягивать капюшон не решился - это уменьшит угол обзора, что рискованно в такой ситуации. Хмуренко насчитал восемьдесят девять шагов, когда луч фонарика уперся ему в спину; как и откуда подошел незнакомец, он так и не заметил.
- Медленно повернитесь, - распорядился тот же голос, что и по телефону.
Хмуренко повиновался, прикрыв рукой глаза от яркого света. Незнакомец, убедившись, что перед ним тот, кого он ждал, выключил фонарь.
- Давайте сойдем с дороги.
Он был невысокий, в длинном плаще с поднятым воротником и в широкополой шляпе, скрывающей верхнюю половину лица, хотя это было лишним - в такой темноте Хмуренко все равно бы его не рассмотрел. Он курил, и это окончательно убедило Хмуренко, что избиения сегодня не будет.
Отошли под деревья. С дороги их теперь можно было заметить только по огоньку сигареты, зато дождь здесь не так доставал: деревья, даже голые, кое-как от него защищали.
- Как мне вас называть?
- Иван Иванович или Сидор Сидорович, а хотите - Васей, мне все равно.
- Хорошо, Иван Иванович, я вас слушаю.
Хмуренко тоже закурил, надеясь в свете зажигалки увидеть хоть что-то, но Иван Иванович разгадал этот нехитрый трюк и вовремя отвернулся.
- Вы записываете разговор?
- А вы против?
- Нет, только пускать запись в эфир, не изменив голос, не стоит, могут быть нехорошие последствия.
- Какие?
- Неприятности у меня, а потом и у вас.
- Я это учту, - пообещал Хмуренко. - Но пока вы еще ничего такого, что может вызвать неприятности, мне не рассказали. Если я все понял правильно, вы точно знаете, кто стоит за акцией против Замятина.
- Знаю.
- И кто же?
- Замятин.
- Замятин сам снял кино о себе и сам передал его на телевидение? - недоверчиво переспросил Хмуренко, уже предчувствуя, что действительно нарвался на сенсацию.
- Да.
- Зачем?
- Чтобы уйти быстро и красиво.
- Я все еще не совсем понимаю.
- А вам самому не приходило в голову, почему на той пленке он то задом, то боком, то в плохо освещенном углу? - Иван Иванович прислонился спиной к дереву и спрятал руки в карманы плаща. - Запись же высококачественная, девицы, например, хорошо получились. А Замятин как будто знал, где установлена камера. И вообще, сцена хорошо продумана и отрепетирована. У зрителя она вызывает скорее смех, чем брезгливость, отвращение и тем более возмущение. Ну, выпил человек, ну загулял даже, страна такая, традиции такие: все пьют без меры и часто буйны во хмелю. Поматерился чуть-чуть - это опять демонстрирует близость к низам, к народу. На пьедестал влез - карикатура на демагогов политиков. Особенно на коммунистов, конечно, но это тоже хорошо, это уже не совсем для народа, это для тех, кто способен прочувствовать аллегорию. Он ведь даже жене в кадре не изменил, обвинить его не в чем. Тем более что даже непонятно, его ли обвинять. Скорее всего, было снято даже несколько дублей и выбран самый удачный. Вряд ли так хорошо получилось с первого раза.
- Звучит убедительно. - Хмуренко проверил, работает ли диктофон в кармане. Тот мелко вибрировал, только бы хватило пленки. - Но вы не объяснили, зачем ему это понадобилось.
- Замятин настолько обнаглел в последнее время, что требовал деньги со всех и за все. Он, конечно, прекращал дела на реальных казнокрадов и мошенников. Но по любому поводу за любую прокурорскую проверку, любое расследование, даже тогда, когда проверяемые были чисты как первый снег, все равно сдирал круглые суммы. Его неизбежно посадили бы за взятки, причем очень скоро. А так он же еще и жертва. Теперь можно заявлять, что он, мол, боролся с коррупцией, не жалея живота своего, и почти уже совсем разоблаченные им негодяи в бессильной злобе, не имея возможности обвинить его в чем-то серьезном, топорно сработали компромат. Он, мол, конечно, уйдет, но уйдет героем.
- У вас есть доказательства? - спросил Хмуренко.
- Если вы имеете в виду другие видеопробы Замятина, нет. И фамилии людей, которые ему платили просто за то, что он генпрокурор, я вам тоже называть не буду.
И не надо, подумал Хмуренко, это и так бомба, с таким репортажем рейтинг программы может подскочить на добрый десяток пунктов. А в совокупности с тем, что Миша Лепешкин снял днем, - на все двадцать. Еще заполучить бы этого Ивана Иваныча в эфир.
- Я сам найду конкретные факты, - предложил Хмуренко, - вы сможете озвучить их в кадре? Полная анонимность гарантируется, ни лицо, ни голос никто не узнает…
- Зачем вам я? - удивился Иван Иванович.
- Если речь идет о деньгах, только скажите сколько?
Иван Иванович продолжал ломаться:
- Хотите эффектов - переоденьте и загримируйте своего человека.
- Сколько? - настаивал Хмуренко.
- Извините, закурить не найдется? - Миша Лепешкин, неумело изображая подвыпившего прохожего, остановился, пошатываясь, в двух шагах.
Черт! Он бы еще спросил, как пройти в библиотеку. Хмуренко готов был удушить его собственными руками. Придурок!
- Счастливо оставаться, - усмехнулся Иван Иванович и пошел в глубь леса.
- Так сколько? - крикнул ему вслед Хмуренко.
- Я вам еще позвоню.
- Какого черта ты приперся?! - Отпихнув незадачливого помощника, Хмуренко пошагал на дорогу.
- Так время же, - оправдывался Миша, - без пятнадцати уже, а было сказано связь в половине первого. Позвонили бы. Я думал, труп уже найду или еще хуже…
- Что, интересно, может быть хуже?
Миша, конечно, ни в чем не виноват, действительно действовал, как договорились, но обидно же. Позвонит ли этот Иван Иванович? Чего он еще не рассказал? Что мог бы узнать за приличное вознаграждение? Неясно. А главное, неясно, кто он такой.
- Так я все испортил? - продолжал казниться Миша.
Не ответив, Хмуренко сел в машину и, развернувшись на пустой трассе, погнал в Москву. Миша пусть помучается, а с Иваном Иванычем все-таки получилось нехорошо.
То есть в данном конкретном случае все нормально. Материала, который он выдал, хватит на хороший сюжет. И без свидетеля в кадре можно обойтись, но если он что-то знает о Замятине, даже не что-то, а многое, то наверняка он и о других фигурах и фигурках тоже неплохо осведомлен. Лучше бы он позвонил и взял деньги. Можно было бы рассчитывать на дальнейшее сотрудничество. Скандал с генпрокурором не первый и не последний.
Но кто он, интересно? Сторож? Вышибала? Подсобный рабочий - случайный свидетель съемок?
Маловероятно. Такой бы вначале оговорил сумму и потребовал деньги вперед.
Работник Генпрокуратуры? Один из обобранных Замятиным бизнесменов?
Он достаточно молод, но не слишком - судя по голосу, от двадцати пяти до сорока. Пахло от него хорошей туалетной водой и хорошими сигаретами, но это по нынешним временам могут позволить себе многие. Ушел ночью в лес, тоже ни о чем не говорит, - может, у него в кармане автомат или машина стоит в двадцати метрах. Говорил хорошо, связно, как по бумажке, - привык толкать речи или вызубрил все заранее, а если вызубрил, то сам ли написал текст? Главное, почему он так боялся показать лицо? В кадре это понятно, но сейчас? А! Возможно, они уже когда-то пересекались? Но голос совершенно незнакомый. Или его лицо известно всей стране?
Последняя надежда заполучить портрет Ивана Ивановича рухнула, когда Хмуренко просмотрел пленку из камеры, которая работала в машине, пока они беседовали. Иван Иванович к машине не подходил и сквозь лобовое стекло внутренность ее не рассматривал. Его нечеткая фигура лишь едва мелькнула на дороге, потом свет фонарика, и все.