- Конечно, я сумасшедший - но не до такой степени, - веско произнес он. - К тому же ты не сможешь подключиться в оперативную систему со своего частного терминала.
- Я и не предлагаю тебе действовать опосредованно, - улыбнулась я. - Мне кажется, мы могли бы попробовать сделать это на месте.
- Ты имеешь в виду - прямо в машинной операторской? - удивленно ахнул Тавиш.
Онемев от ужаса, он вскочил с дивана, швырнув на пол салфетку.
- Нет! Нет! Нет, и еще раз нет! - вскричал он, как только к нему вернулся дар речи. - Это абсолютно невозможно! - Он едва не дошел до истерики, и я прекрасно понимала почему.
Если мы, влезая в святая святых жизнедеятельности компьютера, совершим хоть ничтожную ошибку, произойдет мгновенный крах всей оперативной системы, да и не только ее. Причем катастрофа будет сопровождаться таким ужасным ревом, что, раз услышав его, всю оставшуюся жизнь будете нервно вздрагивать от самых невинных звуков, к примеру, сработавшей в супермаркете сигнализации. И ущерб, причиненный машине, будет не самым худшим результатом подобной развязки, поскольку окажется парализована деятельность всего Всемирного банка.
И в итоге, если в тот момент, когда это произойдет, мы будем находиться в помещении операторской - в недрах банковского центра данных, в окружении нескольких колец настороженных датчиков и постов охраны, - нас прихлопнет, как в мышеловке. И из этой ловушки нам уже никогда не выбраться.
- Да, ты прав, - мрачно призналась я Тавишу. - Я не имела права предлагать тебе такие опасные вещи. И я действительно рехнулась, если хотя бы на миг предположила, что смогу справиться с этим сама.
- Это все твои пари, похоже, оно скоро доведет тебя до ручки, - согласился он, слегка успокоившись и снова пересаживаясь на диван. - Хотя, конечно, если бы твой приятель доктор Тор был бы сейчас здесь, все обстояло бы по-иному. Ему, сочинившему десяток книг как раз об этих вещах, нетрудно было бы справиться с тем, о чем ты просила.
Ужасно - а ведь я даже не потрудилась ответить на его просьбу, переданную Лелией. Но все равно Тор зря рассчитывал на то, что я сразу же поспешу ему на помощь. В конце-то концов, мы соперники, и он сам любит об этом напоминать.
И именно в этот момент зазвонил телефон. И, хотя такая синхронность мыслей была просто невероятна, у меня вдруг возникло дикое ощущение уверенности, что я знаю, кто это звонит. Тавиш, с моего безмолвного согласия, взял трубку.
- Какой-то малый по фамилии Лобачевский, - сообщил он, зажав рукой трубку, - говорит, что это очень срочно.
Криво улыбнувшись, я поднялась и подошла к телефону. Каким-то образом Тор почувствовал на расстоянии в три тысячи мили, что он выиграл пари.
- Ах, Николай Иванович, - пропела я в трубку, - как я рада вас слышать. Что-то не видать а печати ваших новых трактатов об Эвклидовой геометрии с самого, дай Бог памяти, тысяча восемьсот пятидесятого года, не так ли?
- С тысяча восемьсот тридцать второго года, если быть точным, - отвечал Тор. - Ты никогда не отвечаешь на мои звонки.
- У меня было дел по горло, - стала оправдываться я. - Если быть точной, меня просто взяли за глотку.
- Я отправляю тебе срочное послание, неужели не вправе в ответ рассчитывать хотя бы на вежливое внимание? По крайней мере я никогда не отказывал тебе в подобных вещах.
- Ты не заикнулся о вежливом внимании. А потребовал, чтобы я тут же вскочила в самолет - только потому, что ты соизволил щелкнуть пальцами, - и примчалась в Нью-Йорк, - возмутилась я. - Разве ты забыл, что у меня есть работа? Я уж не говорю про пари, которое надо выиграть.
По мере того, как до Тавиша доходило, с кем я беседую, его глаза раскрывались все шире и шире.
- Как я уже заметил, я никогда тебе не отказывал, - раздельно повторил Тор. - Ну а теперь ты наконец избавишь меня от необходимости барахтаться в этом проклятом тумане и, Может, позволишь подняться? То есть, конечно, если твой гость, или гости, не обидятся на мое вторжение.
У меня сразу же пересохло в горле.
- Так где же ты находишься? - хрипло спросила я.
- У дверей в твой подъезд, - отвечал Тор. - Я никогда прежде не видел этот твой городишко, не сподобился разглядеть его и сейчас. Ты сама-то уверена, что живешь в городе и что он существует? Всю дорогу от аэропорта меня мучило чувство, что на голову напялили чулок, счастье еще, что самолету разрешили посадку.
Я зажмурилась, накрыла рукой микрофон и с чувством произнесла:
- Благодарю тебя, о великий Боже, - после чего подмигнула Тавишу.
- Какое совпадение, подумать только, - продолжала я разговор с Тором. - Можно подумать, что у нас с тобой и впрямь существует некая психогенная связь. Мы только что мечтали, чтобы ты оказался здесь.
Никогда в жизни я не была так рада кого-нибудь видеть.' Когда я впустила Тора в здание и дождалась, пока он, как всегда, элегантно одетый, в кашемировом пальто, с аккуратно уложенной шевелюрой, отливавшей медью в сиянии ламп в вестибюле, появился в дверях лифта, я еле справилась с желанием броситься ему на шею. Но подобный жест мог быть истолкован абсолютно неверно, особенно если учитывать просьбу, с которой я намеревалась обратиться к нему прямо с порога. Итак, вместо горячих объятий я просто приняла у него пальто.
После обмена краткими приветствиями - причем Тавиш еще долго не мог выйти из состояния легкого ступора, в которое впал под впечатлением первой встречи со своим кумиром, - я оставила всю троицу в гостиной, предоставив Перл и Бобби жаловаться на несчастья, свалившиеся на нас в течение последних восьми часов.
Сама же отправилась на кухню, чтобы успеть продумать. свои действия.
- Очаровательный уголок, - произнес Тор мне вслед. - Целомудренная белизна стен и обстановки - это напоминает мне некоторые главы из "Моби Дика"
И как нельзя лучше соответствует сути вашей натуры, мадам.
Невзирая на столь циничное проявление чувства юмора - чего же еще было от него ожидать, ведь речь шла обо мне! - я не сомневалась в одном. Хотя многие годы Тор уже не считался моим наставником, хотя именно он вовлек меня в историю со злосчастным пари, хотя он ни за что без крайней нужды не решился бы даже на короткое время покинуть свой возлюбленный Нью-Йорк, - он никогда бы не позволил утонуть мне в той трясине, в которую меня угораздило провалиться нынче вечером. Более того, это лишний раз позволит ему блеснуть своим непревзойденным технологическим гением.
Уединившись на кухне, я извлекла из ящика список телефонных номеров для срочных вызовов, в котором торопливо отыскала фамилию Чака Гиббса, шефа операторской службы. Как и мой собственный, его номер значился здесь в качестве последнего средства, к которому можно было прибегнуть в случае, если во время ночного дежурства начнутся сбои в работе главной оперативной системы.
Я хорошо знала Чака Гиббса. В прошлом мы провели немало ночей в недрах операторской службы, спасая от краха оперативные системы наших компьютеров. Мне было известно, что Чак Гиббс - любящий отец пяти чудесных крошек и верный муж своей властолюбивой жены, которая к тому же меньше всего на свете любила спать в одиночестве. Я понимала, в ночь накануне сочельника никого из его домашних не обрадует весть, которую я намеревалась ему сообщить.
- Чак, это говорит Верити Бэнкс из Фонда обменов, - представилась я. - Меньше всего хотелось бы беспокоить тебя в эту ночь, впрочем, как и в любую другую, но боюсь, что в операционной системе кризис.
Из микрофона доносились отдаленные голоса, и один из них, женский, громко произнес:
- Да не может этого быть - накануне сочельника?
- Ничего, ничего, - пробормотал Чак в трубку, - это неизбежные издержки нашей профессии, - а голос у него при этом был такой, словно я только что бульдозером сровняла с землей могилу его матушки. - А что, разве с этим не сможет справиться кто-нибудь из операторов? - без особой надежды в голосе поинтересовался Чак.
Конечно, операторы дежурят там круглые сутки, а его дом находился на Ореховом Ручье - то есть на противоположном берегу залива. Это означало, что из-за такой погоды придется потратить не меньше часа на дорогу.
- Боюсь, у него ничего не выйдет, - сказала я. - Похоже, вышел из строя один из функциональных блоков, но они не смогут поменять его, не отключая систему в целом. А ты же знаешь, что сейчас ее отключение равносильно самоубийству: конец года, и нагрузка сумасшедшая. Отключив периферийный блок, мы можем нечаянно нанести вред всей системе памяти. И если она, не дай Бог, накроется, нам придется все восстанавливать с нуля.
- Вот это плохо, - уныло согласился он. А ведь я, черт побери, права, как никогда, - и почему только мне не пришло это в голову раньше: у нас уйдет не одна неделя на то, чтобы восстановить всю систему в целом, в случае ее выхода из строя из-за нашей суеты с целевыми кодами. Если Чаку придется вырубить всю оперативную часть, за каждый час простоя банк понесет убытки в сотни тысяч долларов, - и уж эту новость не удастся никак скрыть от широкой общественности. Тут, пожалуй, вмешается и сама госпожа пресса - еще бы, банк такого уровня терпит крах накануне Рождества.
- Я собираюсь притащить туда толкового инженера, который хорошо разбирается в таких штуках, - сказала я Чаку для гарантии того, что все возможные меры будут приняты. Сама я подумала, что в случае неудачи Чак сможет сохранить свое место. - Мне кажется, что во время принятия решения там должен находиться кто-то из менеджеров: трудно предугадать, какой окажется реальная ситуация.
- Я согласен, - промычал Чак совершенно несчастным голосом. В трубке отчетливо послышался голос его жены:
- Нет, ты не поедешь через мост в ночь накануне Рождества! И не вздумай возражать!
- Послушай, Чак, - бросила я ему давно заготовленную сахарную косточку, - если ты не против, я смогу заменить тебя этой ночью. Ведь банк находится в пяти минутах от моего дома, к тому же, у меня нет детишек, которые караулят у камина, когда придет Санта-Клаус! Если ситуация там окажется катастрофической, я перезвоню тебе. Было бы позором с моей стороны заставлять тащиться в такую даль, не убедившись, что без тебя невозможно обойтись.
- Верити, ты просто отличный парень! - воспрянул духом Чак, видимо, припав к телефону в бесплодной попытке пожать мою мужественную руку. - А ты уверена, что тебе это будет удобно?
- Я уверена, что ты бы сделал для меня то же самое, - великодушно отвечала я. - Только мне потребуется разрешение на то, чтобы провести в операторскую инженера.
- Считай, что оно уже есть, - с облегчением заверил меня Чак:
- Сегодня дежурит Мартинелли, а он в отличных отношениях с охраной. Так что, отправляйтесь спокойно: вас пропустят без придирок. И поверь, Бэнкс, у меня слов нет, чтобы выразить свою благодарность.
- Без проблем, - отвечала я. - И будем надеяться на лучшее.
Я положила трубку и вернулась в гостиную. Тор оживленно беседовавший с Перл и Тавишем, с улыбкой обернулся ко мне.
- Только что твои любезные коллеги посвятили меня в ваши трудности, дорогая, - радостно сообщил он. - И я понял, почему вы ожидали моего вмешательства. Увы, по-видимому это судьба любого гения - постоянно вновь и вновь доказывать свою гениальность, - но рад, что могу помочь тебе. Только не забывай, моя легкокрылая колибри: после нынешней ночи ты мой должник.
- Да будет так, - провозгласила я, не переставая про себя удивляться, как же это легко получается у меня с ним каждый раз. - У нас мало времени - пора отправь литься к нашим машинам.
Просто удивительно, как всего лишь один телефонный звонок может открыть двери даже такой неприступной твердыни, как самое сердце компьютерной системы Всемирного банка. Перл с Тавишем мы, конечно же, отпустили домой, пообещав позвонить им позже.
Тор вышагивал вслед за мной, низко опустив голову, держа в руках дипломат, набитый составленными Тавишем целевыми кодами. В целях конспирации он надел непромокаемый плащ, который одолжил у Тавиша: так он больше напоминал среднестатического технаря и мог бы сойти за инженера из обслуживающего персонала.
- Босс сказал, что вы обнаружили неисправность в функциональном блоке, - сказал Мартинелли, дежуривший этой ночью в залитом ярким светом неоновых ламп информационном центре.
Мартинелли, смуглый итальянец, был облачен в сверкавшую чистотой сорочку, джинсы и армейскую кепку. В эти часы он являлся как бы единовластным вершителем судеб миллионов долларов, реками и ручейками струившихся по немыслимой путанице из последних достижений электронной техники, занимавшей три этажа в здании Всемирного банка общей площадью около десяти акров.
- Мы уже проверили все функциональные линии, - продолжал Мартинелли, в то время как Тор нахально водрузил на его рабочий стол свой дипломат, - но так ничего и не нашли.
- Нами был получен тревожный сигнал, когда попытались подключиться к блоку номер семьдесят, - вмешалась я. - Может быть, вы что-то прозевали.
Он недоверчиво насупился, но все же заглянул в свою рабочую схему.
- В этой системе нет блока под номером семьдесят, - заверил он меня, - что должно было означать: система отказалась подключать нас к блоку с этими номером, поскольку его не существовало вовсе.
Еще бы, я только что его выдумала - надо же было что-то сказать. Я изо всех сил старалась обеспечить Тору доступ к проклятущей системе - и неважно каким путем я это сделаю.
- И все же боюсь, что там что-то не в порядке, - настойчиво продолжала я. - Наша система приняла для транзита деньги по электронному обмену, но каким-то образом из блока памяти исчезли данные об адресате. Твои парни не могли переключить на нас чью-то чужую линию?
- Никто не смеет и носа сунуть в эту систему, - уверенно отвечал Мартинелли, похлопав по крышке ближайшего к нему процессора. - Вот как раз через него данные об электронных обменах проходят на основной контур, а это самая современная техника с черт знает какой гарантией надежности из всего, чем мы располагаем.
- Пока у кого-то не начнут чесаться руки, - упрямо возразила я. - Послушай, раз уж все равно мы платим этому инженеру за вызов, пусть хотя бы отработает свои деньги. Давай врубим главный детектор и позволим ему подключиться к супервизору - а там посмотрим.
Главным детектором мы называли диагностическую программу, которая работала вроде некоего компьютерного врача: беспрепятственно шаря по всей машине и проверяя программы одну за другой на прочность, не мешая работе всех остальных программ. Если при этом подключен и супервизор, то есть руководящая программа для всей системы в целом, то с его помощью можно вклиниться и внести изменения в любую из программ, которая покажется "больной", - и при этом никто ничего не заметит. Тор предупредил меня, что ему необходимо иметь в распоряжении эти две вещи, а там уж он сам разберется, что к чему.
Мартинелли, бубня себе под нос что-то про жечшин на корабле, сдернул с ближайшего стеллажа какую-то ленту и вставил ее в приемное устройство, поддерживая плотный рулончик, пока тот не скрылся в недрах машины. Затем он открыл стеклянную дверь операторской, поднялся на консоль перед главным пультом и нажал несколько кнопок.
- Вы подключены, - сообщил он Тору и спустился обратно.
- У тебя найдется для меня пара окурков? - спросила я Мартинелли, зная, какой он заядлый курильщик и как страдает от того, что не может дымить в строго контролируемой здешней атмосфере. - Пусть этот ма-лый отработает сам свое космическое-жалованье, ты не против? - предложила я, кивнув на Тора.
И мы с Мартинелли, прошли по пандусу к тесной комнате отдыха, находившейся за стеклянными дверями информационного центра. Краем глаза я заметила, что Тор уже взобрался на консоль и его ловкие пальцы вовсю бегают по клавиатуре. Я предпочла не думать о том, что случится, если произойдет что-то непредвиденное и он совершит хотя бы малейший промах.
Я постаралась как можно дольше продержать Мартинелли в комнате отдыха, восторженно цепляясь к каждой фразе, произнесенной им по поводу успехов его команды курильщиков, выступавшей на соревнованиях в межбанковской лиге. Кофе из автомата, как; это ни странно, был хуже того, который он выдавал нам обычно днем.
Когда мы наконец вернулись в операторскую, Тор все еще сидел за предложенным ему Мартинелли пультом и нажимал кнопки.
- Ну, Абеляр? - похлопала: я его по плечу. - Как делишки?
Скоро закончу, Хелози, - отвечал он, нетерпеливо дергая плечом, чтобы сбросить мою руку. Его лицо показалось еще бледнее, чем обычно, а лоб покрылся мелкими, едва заметными капельками испарины. Я мысленно молилась о том, чтобы у него все получилось как надо.
Я с беспокойством взглянула на лежащие перед ним распечатки, ведь он видел их в первые в жизни, Тавиш дал их ему пару часов назад. Записи были сделаны шестнадцатеричным кодом, и для меня были совершенно непонятны. Но Тавиш уже успел нацарапать красными чернилами на полях какие-то дополнительные цифры, сразу бросавшиеся в глаза. И хотя для любого нормального человека эти записи являлись полной галиматьей, я знала, что моя жизнь, да и судьба нас обоих, зависит от того, будут ли они верны на все сто процентов. Одно неверное движение пальца, и нам ничего не останется, как попросту сделать харакири прямо здесь, в информационном центре.
- Вам удалось разобраться, что же это было? - поинтересовался Мартинелли, приближаясь к Тору с парой парней из своей команды. - Мы проверили весь корабль и не заметили ничего подозрительного. Что вы сделали, чтобы разыскать неполадку?
- Да нет ничего проще, мой милый мальчик, - отвечал Тор, к моему огромному облегчению отключив систему. - Я исправил неверную вводную и вклинил ее обратно.
- Не может быть, - ахнул Мартинелли. - Вы хотите сказать, что ввели ее прямо в программу - в тот момент, когда программа работала?!
- Естественно, а как же иначе, - подтвердил Тор. - Так что приглашайте нас почаще, ребята.
Мы прошли через последний пропускник к лифту. Выйдя из лифта в гараже, я едва доковыляла до машины: ноги дрожали и подгибались. Я обливалась холодным потом, меня тошнило от страха. Каждую секунду я ожидала, что вот-вот завоет сигнал тревоги, отрезая нас в здании банка от окружающего мира, если вдруг компьютер даст сбой от предложенных ему Тором кодов. Но мы уселись в машину и выехали из гаража, а сирены все не было.
Во время нашего бегства с места преступления на Тора напала странная молчаливость. Мне оставалось лишь гадать, о чем он задумался и испытывает ли такой же панический страх, как и я.
- Будем надеяться, что у проклятой системы не случится выкидыш часам к трем утра, - наконец решилась я нарушить молчание, старательно высматривая дорогу в плотном тумане.
- Какая трогательная, горячая благодарность, - прокомментировал он. - Воистину, стоило мчаться сломя голову за три тысячи миль на ночь глядя, чтобы подхватить тебя на краю пропасти.
- : Когда мы приедем ко мне домой, я куплю тебе самое лучшее бренди, - пообещала я.
- Мы не едем к тебе домой, в эту белоснежную мышеловку, - сообщил он. - Если ты жаждешь раньше времени оказаться завернутой в саван, можешь просто остановить машину и встать на первом попавшемся углу. Ты по-прежнему принадлежишь Нью-Йорку.