И тут на глазах у боевиков произошла потрясающая метаморфоза: лицом к ним с вытаращенными глазами стоял Ваграм, а к его виску был приставлен его же ТТ. Из-за плеча кавказца выглядывала зверская физиономия Никиты. С красной повязкой на лбу он походил на камикадзе.
– Пушки на пол! Руки за голову! Перестреляю как собак! – рявкнул Никита.
Совершенно обалдевшие от такого "кино" боевики послушно подчинились приказу: пистолеты полетели на пол.
– А тебя, что, не касается? – заорал Никита на незнакомца. – Встать!
Незнакомец медленно вышел из-за стола, показал жестом, что пистолета у него нет, и присоединился к остальным боевикам.
– Все к стене, в одно место! – скомандовал Никита.
Боевики послушно сгруппировались у одной стены.
– Люда, иди за мной, выходим, – кивнул он девице, но та не могла шевельнуться, сидела словно каменная.
Никита заорал на нее:
– Вставай, е... твою мать!
Людмила вскочила и начала озираться.
– За мной иди, Люда, – повторил Никита, – да собери пушки с пола.
Людмила подняла два пистолета, один взяла со стола незнакомца. Держа их в охапке, она подошла к Никите.
– Ты пока еще полутруп, Ваграм, – сказал Никита на ухо горцу. – Но если что, сразу станешь полным. Не трепыхайся!
Ваграм молчал.
Так, держа пистолет у виска горца, они дошли до двери. Уже в дверях Никита спросил Ваграма:
– Наверху охрана есть?
– Да.
– Сколько их?
– Тры.
– Пристрелить тебя, что ли, Ваграм? – ехидно поинтересовался Никита.
– Стрэлай, мэнт проклатый! – огрызнулся кавказец.
В этот момент Никита шандарахнул его рукояткой пистолета по затылку. Ваграм беззвучно осел на пол.
– Эй, контрразведчик, – обратился Никита к незнакомцу, – я не профессиональный артист, поэтому устал и минут пятнадцать отдохну за дверью. Если сунетесь – стреляю без предупреждения. Понял?
Беглецы оказались в коридоре, в конце которого виднелась лестница, ведущая наверх. Там вовсю гремела музыка. Видимо, охранников специально попросили врубить музыку на всю катушку, чтобы не слышно было выстрелов.
В гостиной спиной к беглецам сидели два боевика и смотрели видик. На экране бесновалась какая-то западная рок-группа. На стоящем между креслами журнальном столике лежали короткоствольные автоматы. Никита в три прыжка оказался перед стрижеными затылками. Через секунду оглушенные парни валялись на ковре.
Третий охранник попался им навстречу прямо на выходе из дома. Он, видимо, захотел, чтобы его сменили пораньше, и направлялся к своим товарищам. Автомат болтался у него за плечом. Увидев перед собой мужика с красной повязкой на голове и с двумя пистолетами в руках, он остолбенел. Никита приложил ствол пистолета к губам: мол, тихо. Он быстро подскочил к боевику и нанес ему удар коленом в промежность. Уже летящий на пол, бандит получил вдогонку удар рукояткой пистолета по затылку.
Беглецы выбрались из дома, сели в "ауди" Ваграма, и Никита стал пытаться напрямую врубить зажигание. Запутался в проводах... Зажигание не включалось.
– Черт бы побрал все эти иномарки, – выругался муровец, продолжая копаться в замке зажигания. Вдруг он почувствовал на своем плече руку Людмилы. Он вскинул голову и увидел, что к машине бегут несколько человек с автоматами. Через мгновение "ауди" была окружена вооруженными людьми. В открытых воротах стояли два "мерседеса".
– Выходы! – скомандовал кавказец, постучав пистолетом в боковое стекло.
Никита, не оглядываясь, тихо сказал:
– Люда, ложись на пол, может, не заметят. Когда уйдут, сразу беги. Запомни телефон: 369-98-40 – подполковник Яковлев... Вот теперь прощай, Людочка, фильм кончается. – Он медленно открыл дверцу, бросил к ногам боевиков пистолеты и вылез из машины.
– Гдэ Ваграм? – заорал кавказец, тыча ему пистолетом в лицо.
– Там, бесплатное кино досматривает, – кивнул Никита в сторону крыльца.
Его подхватили под руки, и все ринулись в дом. Один бандит заглянул в салон "ауди" и, никого не увидев, побежал следом за товарищами.
12
Наконец в кабинете Грязнова раздался долгожданный звонок. Подруга Скользкого промурлыкала в трубку:
– Через полчаса позвони на сотовик.
Машина, в которой ехали на стрелку Грязнов, Яковлев и два молодых опера, мчалась по Минскому шоссе в сторону мотеля.
Только что в перегруженном эфире Грязнов выловил телефон Скользкого. Тот сообщил, что Лечо согласился отдать Бодрова, но с одним условием: похерить наезд на их бригаду.
Грязнов, вновь вспомнив этот разговор, буркнул:
– Выторговали все-таки себе скошуху! А что делать? Ну да ладно, – махнул рукой полковник.
Встреча была назначена на пустыре. С одной стороны захламленную поляну прикрывала заброшенная ферма, с другой – невзрачный бетонный завод.
– Местечко мрачноватое, – пробормотал Грязнов. – Воздуха здесь явно маловато. Простору нет...
– Считаешь, что может быть засада? – спросил Яковлев.
– Вряд ли, Володя. Тогда им не жить в Москве...
Яковлев тормознул казенный "жигуленок" с заляпанными грязью номерами на обочине проселка, пересекающего пустырь. С противоположной его стороны должны были остановиться бандиты. Вскоре, важно покачиваясь на неровностях проселка, на пустырь вкатились два "мерседеса". Машины остановились рядком. От муровских "Жигулей" их отделяло чуть больше ста метров.
Потянулось томительное ожидание. Грязнов закурил, посмотрел по сторонам. Ему не нравилась эта ферма со слепыми выбитыми окнами и забор, из-за которого виднелись полусферы складов. Для засады лучшего места не придумаешь. Видимо, это тревожило и бандитов.
– Ну что они там телятся? – кашлянул Яковлев.
Наконец дверца одного "мерседеса" открылась. Из машины не спеша вылез Скользкий.
– Ага! Процесс пошел. И я пойду, – сказал Яковлев.
– А нам что делать? – спросил один из оперов.
– Вам – смотреть в оба! – приказал Грязнов. – Оружие применять только в случае, если по нас откроют огонь. А пока ваша задача запоминать марки машин, номера. Свяжитесь с МУРом и, если что, вызывайте подмогу. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник, – дружно ответили оперативники.
Яковлев неуклюже выбрался из машины и, приветственно махнув рукой, пошел к "мерседесам". В этот момент тишину резанули сухие автоматные очереди. Яковлев среагировал мгновенно: упал на траву, откатился в сторону и оглянулся на "жигуленок". Муровская машина стояла как ни в чем не бывало. Огонь вели по "мерседесам".
Автоматные очереди непрекращающимся дождем из пуль коверкали борта автомашин, стекла осыпались мелким крошевом на серый песок. Прошитый пулями Скользкий упал возле машины и дергался в предсмертной агонии. Песок под ним потемнел от крови.
Из "мерседесов" больше никто не выходил. Были ранены или убиты? Боялись? Словно услышав немой вопль Яковлева, кто-то открыл правую заднюю дверь "мерседеса" и вывалился на землю между двумя автомобилями. За ним еще один.
Яковлев мог смотреть на происходящее без опаски. По нему, лежащему на открытом месте и, таким образом, представлявшему собой отличную мишень, упорно не желали стрелять.
Одна из бандитских машин начинала гореть.
Стрельба прекратилась, наступила звенящая тишина. Ее нарушало только журчание жидкости, вытекающей из пробитых радиаторов, да слабый шум, доносящийся из растерзанных пулями машин. Вполне возможно, что это были хрипы и приглушенные стоны раненых. Яковлев присмотрелся и узнал в одном из выпавших из машины Никиту. Муровец пополз к "мерседесам", каждую секунду ожидая рокового выстрела. Но по нему не стреляли. Он вскочил на ноги и бегом преодолел оставшееся расстояние. Бежал в полной тишине.
Через мгновение он упал между машинами, рядом с вывалившимися пассажирами. Один, плохо выбритый кавказец, уже умер. Второй еще шевелился. Это был Никита Бодров. Уже не думая о горячих стволах, что таились за забором и в бойницах-окнах заброшенной фермы, Яковлев подхватил под мышки что-то бормочущего Никиту. Затравленно оглянулся. Как будто никто не собирался стрелять. Понимая нутром, что тишина обманчива, Яковлев поволок Никиту к "Жигулям". И тут снова начали стрелять. Яковлев плечом и руками прикрывал голову и грудь Никиты и каждое мгновение ожидал, что горячая пуля вопьется в него самого. Но тот, кто, не торопясь, стрелял одиночными, явно не хотел убивать муровца. С жутковатым чмоканьем пули впились в тело Бодрова.
Тем временем по изрешеченным "мерседесам" выстрелили из гранатомета. Взвихренная взрывом мешанина из частей тел, обломков машин веером рассыпалась по пустырю. Тяжелые остовы остались на месте, жарко полыхая огромными кострами.
Яковлев дотащил Никиту до "Жигулей". Из салона выскочил один из оперов и помог втащить Никиту на заднее сиденье.
– Где второй? – отрывисто спросил Грязнов.
– Побежал посмотреть, кто сечу устроил.
– Как он собирается смотреть?
– Через забор.
Грязнов хмыкнул и потребовал:
– Аптечку сюда – и сваливай!
Опер резко развернул машину. Тут в нее вскочил второй оперативник.
– В больницу! – скомандовал Грязнов.
Яковлев осторожно снял с Никиты пиджак, опасаясь, что заденет раны и вызовет приступ боли. Но Бодров впал в забытье и, по всей видимости, ничего не чувствовал. Грязнов раскрыл аптечку и первым делом прямо через штанину вколол Никите в бедро промедол. Затем стал осматривать раны. Осмотр оказался неутешительным. Будет чудо, если он выживет, горестно подумал полковник, прикладывая к маленьким кровоточащим дырочкам в боку и груди ватные тампоны.
– Что видел? – спросил Грязнов у наблюдавшего за стрельбой опера.
– Люди в масках и камуфляже. Вроде спецназ. С левой стороны человек пять. Тачка импортная вроде "ауди". Номера замазаны.
– Ну и какие у тебя мысли по этому поводу? – перебил Грязнов.
– С мыслями туго, товарищ полковник. Пока только волосья дыбом!..
– А мне одна деталь очень не нравится, парни... Они почему-то по нас не стреляли, хотя возможность была редкая. Сразу и начальника и зама грохнуть... и подрастающее поколение. Странно... – Грязнов потер ладонями виски, словно снимая напряжение.
– Боюсь, что убрали всех, Слава, кто мог нам что-то сказать, – сделал вывод Яковлев. – Одна надежда на Никиту.
Бодров пришел в сознание, когда его на каталке везли в операционную. Он повел глазами по сторонам, словно силился кого-то разглядеть. Идущий рядом Яковлев склонился над ним.
– Ты что, Никита?
Раненый беспокойно зашевелил рукой и почти шепотом произнес:
– Там со мной человек разговаривал... это важно... назвался контрразведчиком, лажа – бандит... волновался за дядю Борю...
– Кто он, Никита? – прямо в ухо громко спросил Яковлев.
– Не знаю. Только он знает про нас все... Про нас и Тур... Турецкого. Предупреждал, что мы не справимся... убьют...
– С чем не справимся, Никита?
– С делом Иванова... У него белые пятна под глазами...
– У кого? – не понял Яковлев.
В это время подошел врач и оттеснил подполковника от раненого.
– У него ни сил, ни крови практически не осталось, а вы с расспросами лезете! – отчитал он.
Но Никита вновь открыл глаза и вымолвил:
– Он еще сказал, что искать надо не у Тураева...
На последнюю фразу Никита истратил последние силы и вновь впал в забытье.
– Потом, все потом, – замахал руками доктор, и каталка с Никитой скрылась за дверями операционной.
Этого "потом" не наступило. Никита Бодров, не приходя в сознание, умер на операционном столе. Хирург сказал, что, кроме надежды на чудо, шансов спасти его не было никаких, но чуда не случилось.
Яковлев вышел из больницы и огляделся. "Жигулей" не было. Грязнов с ребятами, присоединившись к опергруппе, умчался на место трагедии. Подполковник пошел пешком в сторону метро.
Он смотрел на пожухлые клены, на неулыбчивых прохожих и все больше и больше мрачнел. По пути попалась кафешка. Он зашел, купил бутылку водки, налил полный стакан и залпом выпил.
На муровских этажах было тихо. Народ работал. Яковлев зашел в свой кабинет и включил телевизор. На экране полуголые негры отплясывали вокруг темного продолговатого свертка, лежащего в центре хоровода. Голос ведущего передачу пояснил:
– Вы видите обряд переворачивания покойника...
Яковлев переключил канал. На экране возникла сверкающая мощными ляжками эстрадная певица. Подполковник выматерился и, не выключая телевизор, смахнул его с высокого сейфа на пол...
Часть вторая
На расстоянии выстрела
Глава первая
1
Такого сурового и даже, можно сказать, жестокого шмона криминальные группировки Лечо и Скользкого еще не переживали. После гибели авторитетов бандитам создали невыносимые условия существования. Участились внезапные налеты оперативников на рынки, блатхаты, в гостиницы. Словом, после стрелки на бетонном заводе жизнь братвы превратилась в сплошной дискомфорт.
Обиднее всего для них было то, что по большому счету они ведь не были виноваты в трагедии на бетонном. Житуха наступила настолько плохая, что кавказцы в отместку казнили безвинного Ваграма, хоть он и уверял, что приказ взять муровца он получил от самого Лечо. А тот действовал по указке каких-то государственных людей Москвы.
После гибели авторитетов вражда между осиротевшими на время группировками не прекратилась. Вскоре появились новые лидеры: Скользкого сменил бандит по прозвищу Шнапс. В глубине души новый авторитет был благодарен неизвестным убийцам Скользкого. Но обе группировки были несколько обескуражены событиями, произошедшими на этой кровавой стрелке. Те, кто устроил засаду, по всему, были профессионалами высокого класса. После бойни они как в воду канули. Службам безопасности обеих банд не удавалось на них выйти. Все это вселяло в души бандитов неуверенность и даже страх перед будущим.
Шнапса тоже очень беспокоило такое положение дел. Он рассуждал так: конечно, менты не успокоятся, пока не посчитаются за своего, но им должно быть понятно, что головорезы Скользкого никак не могли сделать то, что случилось на пустыре. Хотя, конечно, гибель, в сущности, одного Скользкого с телохранителями могла зародить в извращенной ментовской голове подозрение, что именно перспективный заместитель, то есть он, Шнапс, готов был пойти на это, чтобы возглавить дело. Надо было быстрее аргументированно доказать им обратное, чтобы оставили в покое и дали работать. Поэтому Шнапс подстегивал и подстегивал своих парней искать хоть маломальский след. И ребята постарались не за страх, а за совесть. Впрочем, не обошлось и без счастливой случайности.
Тогда, в тот страшный день, когда по машинам братвы началась пальба, один из телохранителей Скользкого успел связаться по радиотелефону с офисом и предупредил о засаде. Боевики на трех машинах срочно выехали на место, но конечно же опоздали, приехали лишь посмотреть на гигантский костер. Правда, одну из чужих автомашин, мчащихся с того места, из одной тачки засекли. Погнались было, но оттуда пальнули по ним из помпового карабина. Пуля разбила радиатор, пришлось остановиться. Но все же засекли марку машины и номера.
Шнапс пробовал узнать по своим каналам, чья тачка. Безрезультатно, хотя среди его осведомителей были не только милицейские чины, но даже депутат Госдумы. Тогда Шнапс понял, что Скользкий и Лечо оба влипли в очень нехорошую историю, после чего и превратились в раскиданные взрывной волной головешки. Надо было искать контакт с МУРом. Тех, кто там служит, ничто не остановит, они докопаются. Им только зацепку надо дать. Шнапс знал, что у Скользкого водился в МУРе знакомый. Как-то по пьяни об этом проговорился тюремный дружок Скользкого, Сема Бритый – старый, испитой вор с наполовину отмершей печенью и туберкулезными легкими. Он все еще внушал сытой, мало битой братве брезгливое опасение. Сидел тихо сторожем на складе запчастей и комплектующих, доживая в тепле и с бутылкой последние дни.
Шнапс приехал к нему в полночь. Отвратный старик – сорока восьми лет – спал на грязном диване, криво раззявив щербатый рот. Шнапс толкнул его ногой. Никакой реакции. Тогда он как следует ударил сторожа. Это возымело действие.
Бритый зашевелился, забормотал ругательства, затем сел, продрал красные глаза и уставился на незваного гостя.
– Шна-апс... Чего тебе? – узнал он авторитета.
– Шнапса принес, – сказал тот и выставил на стол, покрытый желтой от времени и грязи газетой, бутылку водки.
– Ого! Так я же сторож, на посту, хе-хе!..
– На посту? Да от тебя разит, как из сортира наркодиспансера! Разговор есть.
– Как ты вошел, Шнапс? – подозрительно покосился Бритый.
– Опомнился, идиот! – беззлобно ухмыльнулся Шнапс. – У меня в этой фирме от всего ключи, а ты здесь торчишь исключительно из почтения к твоим боевым заслугам.
– Понял-понял, – засуетился Бритый. – Сейчас стаканчики достану. Сейчас...
Через минуту стаканы, мутные оттого, что их лишь споласкивали, а не мыли, стояли на столе. Рядом свежевскрытая банка с килькой в томате.
– Где откопал? – радостно удивился Шнапс, вожделенно уставившись на кильку.
– Ребята угостили, что тачки здесь расчленяют.
– Тебе такая рыбка уже, пожалуй, не на пользу, – заметил авторитет, усаживаясь за стол.
– Э, мне теперь вода кипяченая и то во вред! – отмахнулся Бритый и открыл бутылку.
Выпили.
– Так вот, дело у меня такое, – начал деловой разговор Шнапс. – Ты, как я знаю, корешился со Скользким?
– Было, – кивнул Бритый, на секунду скрыв синий шрам над ухом, за который и получил свою кличку.
– Ты говорил как-то, что Скользкий якшался с каким-то ментом из муровских...
– Не помню...
– Не сторожись, я не на понт тебя беру.
– А зачем?
– Надо. А ты, если будешь очень любопытным, уволишься по статье за пьянство и кончишь жизнь в подвале. Понял?
– Чего ж не понять, – буркнул уязвленный и оробевший уголовник.
– Повторить вопрос?
– Помню. Были у него контакты, чего уж теперь...
– С кем?
– Да, кажись, запамятовал...
– Не советую, Бритый, хвостом крутить!
– Я не кручу – вспоминаю!
– Ну?
– Был майор, не то Рожнов, не то Резнов фамилия. Только вроде как уволился из органов в частную контору. Скользкий базлал...
– Ладно, разберемся.
Шнапс щедро подлил в стаканы, оглядел стол и спросил:
– У тебя луковицы нету случайно?
– Щас посмотрим, – засуетился Бритый.
Пока он рылся на полке, Шнапс молниеносным движением капнул в стакан собутыльника несколько прозрачных капель из маленького, утопающего в кулаке пузырька.
Вернулся Бритый.
– Нашел-таки небольшенькую!
– Вот и спасибо. Для меня первое дело – водку луковицей загрызть, на Севере приохотился, – крякнул Шнапс.
– Оно да, витамин!
– Ну, за воровскую удачу!
Такой тост Бритый не мог пропустить, поэтому выпил залпом.