– А что вы хотите! И так нашу бедную армию топчут все кому не лень и все безобразия норовят с ходу обнародовать. Поэтому нам необходим старый партийный принцип тайного ордена. Мы сами разберемся со своими раздолбаями, и, может, покруче, чем ваши суды присяжных! А вообще-то они у вас имеются?
– В некоторых регионах есть, – ответил следователь. – Надо ввести это правило повсеместно.
– А много народных судов вы и не будете иметь, – улыбнулся генерал. – Вам самим это не выгодно. Не так ли? Халтура не пройдет!
– У нас халтуры немного, – обиделся Турецкий за свое ведомство.
– У вас, – акцентировал генерал, – у вас лично, может быть, немного халтуры, но это у вас... Вернемся к нашим баранам: собственно, по какой нужде вы ко мне явились, цивильный человек?
– Хочу попытаться выяснить, что? означает одно маловразумительное словосочетание, которое я недавно услышал: "Ошейники для волков".
– Ошейники для волков? – вполголоса пророкотал Авдеев, – и где, интересно, вы это слышали?
– В беседе с одним бизнесменом.
– А почему вы у него самого не спросили об этом?
– Это были его последние в жизни слова, товарищ генерал.
– Понятно, фамилию-то не скажете небось?
– Отчего же? Сергей Колобов. Знали такого?
Генерал изучающе взглянул на Турецкого, вышел из-за стола и стал мерить кабинет шагами.
– Колобов, говорите? Конечно, я знал этого офицера. В Германии у меня служил. Убили его, говорите. Жаль, хороший был служака. Черт знает что творится. Вот как это объяснить, Александр Борисович? Бывший военный люд словно с цепи сорвался, мочат друг друга за дело и без дела. Вот для таких людей в буквальном смысле и нужны эти ошейники. Рынок людей в зверей превращает.
– Почему – словно с цепи сорвались? – возразил Александр Борисович. – Идет даже очень расчетливая и хладнокровная борьба.
– Но вернемся к нашим баранам, – перебил его генерал. – Вообще-то фраза, которая вас заинтересовала, была сказана совсем по другому поводу. И вот по какому. – Генерал вновь задумался. Турецкий повернулся на стуле, чтобы лучше видеть собеседника, шагающего взад-вперед по кабинету. – Дело это уже прошлое. Короче говоря, один ученый, имея в виду людей, подобных западному мультимиллионеру Каширину, как-то во всеуслышание заявил, что без "голодных волков", как он выразился, нигде в мире невозможно было бы накопить необходимый для развития государства капитал. Он также высказал мысль, что у нас в России тоже должны сначала прийти к экономической власти такие "голодные волки", а уж потом придут те, кто приручит этих "волков".
– Неплохо, – хмыкнул Турецкий, – а пока "голодные волки" обжираются, шахтеры, учителя и офицеры зарплату не получают. Дети голодают. Если не остановить этих "волков", они вскоре всю Россию сожрут.
– Ну это вы бросьте, Турецкий, – вновь перебил его Авдеев. – Не надо понимать так буквально философскую мысль. В положенное время Россия спокойненько наденет ошейники на этих "голодных волков". Но вернемся к нашим баранам, – улыбнулся генерал деланной улыбкой. – С Серегой Колобовым, и не только с ним, конечно, мы эту тему часто обсуждали. Поэтому он вполне мог употребить в разговоре заинтересовавшую вас фразу. Мне только интересно, в связи с чем он об этих "волках" вспомнил, да еще в самый последний момент. Хотелось бы знать также, почему и вас эта фраза подвигла на встречу со мной. Здесь есть какой-то криминал?
– Колобов сказал мне это, уже будучи смертельно раненным, – уточнил следователь.
– Так, ясно, – мотнул головой Авдеев, – вновь над бедными вояками из Западной группы войск тучи собираются. Но по какому поводу? Уже, кажется, все грязное белье перетрясли и всем косточки перемыли... Три года уже, как нас в Германии нет.
– Так уж и нет! По-моему, говоря так, вы явно преувеличиваете, Борис Альбертович. Еще кое-кто и кое-что в Германии у вас есть, – с ехидцей заметил Турецкий.
– На что вы намекаете? – посуровел генерал. – Я человек военный. Говорите со мной как с военным – прямо, а то у нас никакого разговора не получится.
– Откровенно говоря, идя к вам, Борис Альбертович, я заранее знал, что разговора у нас не получится. А это очень печально, потому что вы – русский генерал, один из руководителей Генштаба, а я следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре. И по важным делам нам с вами пристало говорить напрямую, но увы... – выходя из-за стола, подытожил Турецкий.
– Ладно-ладно, не берите меня на пушку. Я был с вами достаточно откровенен, а вот вы все время говорите намеками, – вспылил генерал. – Расскажите хоть, как Серега Колобов погиб? О чем ему с вами было беседовать?
– Мы говорили с ним об убийстве его брата. В этот момент автоматная очередь прошила его, – уже в дверях сказал Турецкий.
– Вон оно что! Наверное, их бизнесменские разборки, да?
– Вполне возможно, – все еще стоя возле дверей кабинета, отвечал следователь. Генерал явно пытался закончить разговор на нейтральной ноте. – У них конкурентная борьба идет. У французов сказано: конкуренция – это всегда криминал.
– Вот-вот! – оживился Авдеев.
– Вам, Борис Альбертович, я думаю, тоже пора обратить внимание на эти "каскады" и "кононги", а то перестреляют друг друга и некому на памятные вечера будет собираться.
Когда Турецкий, попрощавшись, вышел, генерал Авдеев долго и мрачно смотрел ему вслед, затем не спеша набрал телефонный номер.
На улице Турецкий вспомнил о фотографии, которая лежала у него в кармане, но он не жалел о том, что забыл ее показать Авдееву. Пусть генерал думает, что они пока еще у него на хвосте.
6
Перехватив взгляд Турецкого, Ангелина хмуро бросила:
– Красиветь не с чего, гражданин следователь по особо важным делам. В камере смрад, голодно, курева нет. И навестить меня некому.
– "LM" будете? – предложил Турецкий.
– Давайте.
Она с наслаждением закурила.
– Что, следак, злорадствуешь? – вновь стала дерзить Иванова.
– Это жизнь над вами злорадствует, Ангелина Николаевна, – спокойно парировал этот выпад следователь. – Но, однако, начнем допрос, – сказал Турецкий, взяв ручку. – Перед тем, как задавать вопросы, сообщу вам как родственнице погибшего Юрия Иванова, что преступление раскрыто. Вашего мужа по приказу генерала Бориса Авдеева убил Виктор Князев. Тот самый, которого вы мне назвали Цезарем. Он арестован и находится под следствием.
– Уж не арестовали ли вы и генерала Авдеева? – вскинула брови Ангелина.
– Это дело времени, – уточнил Турецкий.
– Эх! Все равно мне уже не вырваться, – с сожалением заговорила Ангелина. – Круг с каждым днем сужается. Твоя берет, следак. То ли действительно плюнуть на все и помочь тебе завладеть этой кассетой.
– Почему же не вырваться? – ободрил ее "важняк". – Если поможете следствию, это вам зачтут. Вы же не главарь, а соучастник преступлений.
– Не лей елей, Турецкий. С Юркой, может, и проканает соучастие, а с Остапом Ореховым – точно групповуха по полной программе. Дело не в поблажках, даже если ты и не врешь. На большую волю мне теперь уже не вырваться – за бугор. С судимостью на Запад трудно выехать. А в России-то что мне с моих тайн?
– Какие же у вас тайны?
– Маленькие, но существенные. Поделиться?
– Ваша воля, – заметил следователь.
– Ишь, какие мы гордые! Когда начальство спросит, гордость пропадает. Короче, догадки твои, Турецкий, правильные были. Потому меня ловили, что хотели последнюю Юркину кассету забрать. Из-за того, что я сразу ее не отдала, может, и жива до сих пор осталась.
– Что вы скажете конкретно? – спросил следователь.
– Так вот, Юрка сделал эту кассету в Германии. Заказал ему эту съемку Тураев, он же дал деньги на командировку. Юрка мне рассказывал, что работа была шпионская – герои фильма не должны были заметить съемку, даже заподозрить, что она проводится. Все снималось не для эфира. Во всяком случае, не для "Спектра".
– Он не сказал, кого снимал?
– Нет. Он не знал. Это я ему расшифровала, кто есть кто за столом переговоров.
– Кто же? – чуть не выскочил из-за стола Турецкий.
– За столом переговоров сидят трое: генерал Генштаба Борис Авдеев, западный мультимиллионер Евгений Каширин и представитель иракских военных. Имени его я не знаю.
– Откуда вы могли знать Каширина и представителя военных Ирака? – удивленно поднял брови Турецкий.
– Я знала только Авдеева, в узком кругу его зовут просто дядя Боря. Остальных мне назвал наш человек. Сейчас ты, начальник, со стула грохнешься, – засмеялась Ангелина. – Я сделала с видеокассеты фотографию и показала ее Траубергу. Он старый кагэбист, разведчик. Каширина он узнал, конечно, сразу, а иракца вычислил к вечеру.
– А текст? – дернулся Турецкий.
– Об этом же сразу спросил меня Трауберг. Но они говорили на немецком, и я действительно не знаю о чем. Хотела подключить Людку Семенову, чтоб перевела, но тут начались эти умопомрачительные события. Словом, текст на кассете...
– Фотография цела? – еле сдерживая волнение, спросил Турецкий.
– Зачем тебе фотография, когда я тебе сейчас скажу, где находится видеокассета.
– Где?
– Пиши, следователь. Видеокассета с компроматом находится на даче моего первого мужа профессора Шатохина, в кладовке, в бумажном мешке с удобрениями. Все, следак, теперь моя жизнь на твоей совести! – с драматическим пафосом воскликнула Ангелина.
– Это вы, конечно, надоумили Иванова сорвать куш побольше? – спросил Турецкий.
– Сам знаешь. Зачем спрашиваешь? Но так получилось, что, наехав на него, наехали и на меня. Тогда мы и придумали это дело с подставкой покойника. А перед тем как Юрке исчезнуть, мы решили спрятать кассету в надежном месте.
– А покупатель-то кто? – не удержался от наивного вопроса Турецкий.
– Скажу только: не Трауберг, не Тураев, не даже дядя Боря, хотя сам туда вляпался. Покупатель, дорогой следак, – последний мой козырь в этой смертельной игре. Уж позволь, я его пока попридержу, – почти победным тоном заявила Ангелина. – Но поделиться гонораром мне все равно придется. На сей раз я не пожадничаю. Вопрос стоит – или ничего, или половину, – лукаво взглянув на следователя, добавила она. – Но эта половина меня устроит лишь в придачу к свободе. Я понятно говорю, следак?
– Да уж куда понятнее, – кивнул Турецкий, записав показания Ивановой. – Между прочим, дача вашего первого мужа Шатохина полностью сгорела, гражданка Иванова. Поэтому, если вы не лжете и кассета действительно была там, все ваши планы, считайте, рухнули как карточный домик.
– Во черт! – ругнулась Ангелина. – Ну да ладно, следак, во всяком случае, во второй части своих признаний я была откровенна с тобой. Думай! А я подумаю, может, действительно я оговорилась, сказав, что кассета была на даче Шатохина...
Когда Ангелину увели, Турецкий задумался. Чертова баба явно намекала ему войти с ней в долю.
– Вот чертова баба! – ругнулся он вслух и вложил протокол допроса обвиняемой в папку с делом Иванова.
7
Полтора дня и две ночи Яковлев провел в камере временного содержания заключенных. Наутро третьего дня его вывели из камеры, предварительно нацепив на запястья наручники.
В дежурке офицер милиции заполнял сопроводительные документы. Значит, куда-то переводят, догадался Яковлев и сказал:
– Вы должны предоставить мне возможность позвонить родственникам, чтобы они не беспокоились.
– К телефону не велено тебя допускать.
– А везете куда?
– В прокуратуру.
– Генеральную? – с надеждой уточнил подполковник.
– Невелика птица – и в городской хорошо отпрессуют.
– Мог бы быть и повежливей, – проворчал Яковлев. – Я все-таки подполковник милиции.
– Будешь возникать, подполковник, получишь по сусалам и зубов у тебя станет поменьше. А в тюрьме зубы ой как нужны!..
– Ты-то откуда знаешь, баловень закона?
– В школе милиции изучал, – рассмеялся офицер. – А вот ты на своей шкуре скоро узнаешь!
...Его ввели в кабинет следователя и оставили там, не сняв наручники.
Вскоре появился моложавый, в хорошем костюме следователь. Уселся за стол напротив Яковлева и улыбнулся:
– Здравствуйте, Владимир Михайлович.
– Приветствую!
– Моя фамилия Егоров, зовут Сергей Сергеевич, я старший следователь по особо важным делам горпрокуратуры. Я веду ваше дело.
– У меня уже и дело есть? – изумился Яковлев.
– О, еще какое! Если вам повезет и не получите вышку, можете в тюрьме писать мемуары, будет запас деньжат для достойного выхода на свободу.
– Так-так. И что же вы мне шьете, грубо говоря?
– Я понимаю, Владимир Михайлович, вам психологически трудно перестроиться сразу из сыскаря в подозреваемого, но, пожалуйста, напрягитесь, и начнем работать. Согласно УПК, вопросы задаю я.
– Ладно, – устало согласился Яковлев, – спрашивайте – отвечаем.
– Вот и правильно. Хотите курить?
– Нет пока.
– Хорошо. Начнем. Вы знали Юрия Иванова?
– Нет.
– И никогда не видели?
– Видел.
– Когда?
– Когда нашел его в охотничьем домике. Правда, он был уже мертв.
– Вы уверены? – криво улыбнулся Егоров.
– Да. Как в том, что ты пока живой.
– А дерзить не надо!
– Сие не дерзость, а констатация факта, – уточнил Яковлев.
– Почему вы поехали в тот домик и с кем? – спросил Егоров.
– Я поехал туда с оперативной группой, со старшим лейтенантом милиции Никитой Бодровым и доктором Чижом. Операция была разработана при участии следователя по особо важным делам Турецкого и начальника МУРа полковника Грязнова. Там мы должны были встретиться с Юрием Ивановым. МУР занимался его розыском. Да ты и сам все это знаешь. Зачем спрашиваешь? – махнул рукой Яковлев.
– Я обязан выяснить все обстоятельства этого события, – заметил Егоров. – Как вы узнали, что Иванов находится в охотничьем домике?
– От доктора Чижа.
– Кто может подтвердить ваши показания, Владимир Михайлович?
– А зачем их нужно подтверждать? – удивился муровец.
– Чтобы снять с вас обвинение в убийстве Иванова.
– Кого вы еще на меня вешаете? – спросил Яковлев.
– С вами в машине были обнаружены двое убитых – Соловьев и Рябов. Это тоже надо объяснить. Попробуйте доказать свою непричастность к этим убийствам. Кроме вас, там никого не было. Доктор Чиж уже ничего не скажет...
– Ну хорошо, – пожал плечами Яковлев. – Допустим, я подозреваюсь в этих преступлениях, но какие у меня мотивы? Для чего столько трупов навалил подполковник Яковлев?
– Причина была одновременно высокой и ничтожной. Трудно объяснить, что побудило преступника отрубать жертве руки и отрезать уши – это уже, согласитесь, патология.
– Значит, нашли труп Иванова? – оживился Яковлев.
– Ну а как вы думали? Концы в воду, и следов нет? Вот телефонограмма, где сказано: в реке Нара обнаружен труп мужчины с отрубленными кистями рук и отрезанными ушами. Судмедэкспертиза установила, что это труп Юрия Иванова. Что вы с ним там в домике делали? – спросил Егоров.
– Я, обнаружив труп, составлял предварительный протокол места преступления и тела жертвы.
– Хорошо. А как вы оказались в одной машине с трупами частных детективов Соловьева и Рябова? – начал Егоров с другого конца.
– Значит, бандиты у вас уже частными детективами называются, – вновь вспылил Яковлев. – Хватит переворачивать все с ног на голову, Егоров!
– Это вы, простите, Иванова с ног на голову перевернули, – налился краской следователь.
Егоров еще полчаса выстраивал свои бредовые версии. По одной из них выходило, что Соловьев и Рябов искали Иванова, чтобы отвезти его к тем, кому он задолжал. Но к тому времени Иванов уже был мертв. Яковлев с Бодровым уговорили их поехать в деревню, куда якобы убежал от них Иванов. За это время муровцы успели спрятать труп. Ну и по пути застрелили тех двух парней. Потом Бодров приковал своего напарника наручником к дверце джипа, а сам поехал с донесением в МУР.
– Ты уже полчаса несешь чушь, Егоров! – прервал его подполковник. – Почему ты не обратишься к следователю Турецкому, который ведет это дело? Мы вместе с ним включены в следственно-оперативную бригаду по делу Иванова. Позвони Турецкому, и тебе все разъяснят, если, конечно, это не заранее спланированная провокация. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Только в присутствии следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Турецкого я намерен с вами разговаривать.
– Успокойтесь, Владимир Михайлович, если вы человек умный, то вскоре сами попроситесь на допрос, чтобы изложить все ваши правонарушения, – вкрадчивым голосом сказал Егоров. – А пока до свидания!
Следователь нажал кнопку вызова под столом и попросил вошедшего надзирателя увести подследственного.
Яковлев бросил на следователя тяжелый презрительный взгляд и молча вышел из комнаты.
Глава пятая
1
– Третий тайм мы уже отыграли, и не лучшим образом, – грустно констатировал Турецкий, входя в кабинет к Меркулову.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Меркулов.
– Я про дачу Шатохина. Мне сегодня Ангелина Иванова сообщила, что искомая нами кассета находилась там, в кладовке. Каково мне было это слышать, когда я уже знал, что дача сгорела. Правда, есть уже заключение пожарной инспекции и химиков, что в пепле, который был найден на месте кладовки, продуктов горения пластмасс, из которых делают видеокассеты, не обнаружено. Ангелина опять солгала, но кто-то вновь обогнал нас на шаг. Мы первыми должны были сделать обыск по пусть даже ложному признанию гражданки Ивановой. Теперь еще на Володю Яковлева охоту устроили... Кстати, Костя, тебе удалось хоть что-нибудь узнать о нем? Лично меня на всех уровнях посылают подальше – даже свою стажерскую молодость вспомнил. А ведь Цезарь сознался в убийстве Иванова, двух боевиков, доктора Чижа и Бодрова.
– Давай поговорим о Яковлеве, – кашлянул Меркулов. – Володю мотает следователь горпрокуратуры Егоров. Я выяснил, этот Егоров действительно раньше работал в военной прокуратуре. А как раз военная прокуратура затеяла это разбирательство. Ясно, что все это провокация и через день-два Володю освободят, но у меня такое впечатление, что эта третья сила пошла ва-банк. Делают ходы исключительно на отвлечение внимания следствия. Но вот от чего они пытаются отвлечь наше внимание, Саша?
– Я беседовал с генералом Авдеевым. Цезарь прямо указывает на него как на шефа. Все приказы об убийствах, по словам Цезаря, отдал ему Авдеев. Этот генерал, по моим данным, связан с западными мафиозными синдикатами. Полагаю, дело здесь в торговле оружием. Но пока у меня нет видеокассеты, я не могу в него вцепиться. Его и так уже почти не видно за пеленой трагических событий, связанных с делом Иванова. Возможно, все это тоже лишь отвлекающий момент в большой игре высокого армейского чиновника.
– Какое у тебя впечатление от беседы с Авдеевым? – спросил Меркулов.
– Удручающее. Он чувствует себя уверенно, несмотря на то что творится вокруг него. И он будет до конца надеяться на выигрыш, Костя, поэтому все еще может быть.