– Гм. А ты время не теряешь, – в его голосе были досада и неодобрение, которое сменялось отчуждением. – Мог бы предупредить.
– Ты ж всё время занят, – возразил я.
После короткой паузы Иван поинтересовался:
– Папаша там?
– Нет. Если только не прячется в одной из комнат. Я пока изучаю гостиную.
– Сейчас один?
– В гостиной? Да. А до этого обе гурии увлекли в бассейн.
Последнее предложение можно было опустить, но я не пожалел: пусть лучше от меня узнает о таких подробностях. Мне не нужны были его подозрения.
– Надеюсь, тебя пригласили не для плаванья?
Его холодный насмешливый тон показался мне неуместным и не понравился.
– Послушай внимательно, – начал я сухо. – Никто меня не покупает. Твоё утверждение, сейчас все двойные-тройные агенты, ко мне не подходит. По разным причинам, в которые не хочу вдаваться. Тебе придётся выбирать: либо мне доверяешь, либо нет. Здесь я по личным причинам. Тебе лучше поверить, я с тобой в одной лодке.
Мне показалось, он всё же поверил, или вынужден был поверить.
– И долго будешь решать эти… личные дела? – проворчал он примирительно. – Я тебя искал. Ты мне нужен.
Теперь и мне пришлось собираться с мыслями.
– Не могу ж так вот, откланяться? – возразил я с неохотой. – Хотя бы пообедаю с ними.
– Чёрт с тобой, обедай! Жду к трём.
Он резко положил трубку. Я ему перезвонил.
– Без обиды, ладно? – И пообещал: – В три буду.
Он пробурчал нечто невнятное, я разобрал только – "чёртовы ведьмы".
Эти "чёртовы ведьмы" оказались неплохими хозяйками, по крайней мере в том, что касалось кухни. Готовить они умели. А у меня слабость к женщинам, которые имеют склонность к данному искусству. Почему-то, всегда был уверен, у раздражительных и худых мужчин, у алкоголиков – матери или жёны не любили готовить. Возможно ошибаюсь, а к такому выводу меня подвигли личный опыт, личные наблюдения и тоскливые одинокие размышления. Но это мой опыт, мои наблюдения и размышления. Если мне нравится женщина, первым делом стараюсь увидеть её стряпню, вкусить её пищу. За разочарованием желудка неизбежно следует разочарование сердца и глаза, начинаешь замечать недостатки тела, которых прежде не видел.
– Теперь рассказывайте, почему сбежали из-под венца, – строго потребовала младшая из "ведьм", когда я откинулся на мягкую спинку стула, чувствуя, что поясной ремень хорошо бы незаметно распустить.
С сытым удовлетворением, как военачальник после недавней битвы, я оглядывал стол и начинал замечать в Вике милые и волнующие достоинства. У неё, оказывалось, были очаровательные ямочки в уголках губ, а сами губы без губной помады – нежные, чуть влажные и… в общем, можно было позавидовать сигарете, которой они уделяли большое внимание. Я был бы не прочь, чтобы они уделяли такое внимание моим губам.
– Я слушаю, – с женским упорством потребовала Ольга.
Я попытался отделаться тяжким вдохом и понял, это не поможет.
– Долгая история. Опоздаешь на свиданье. Может, в другой раз?
– Свиданье подождёт, – безжалостно объявила девушка. – Я слушаю.
Опершись локтями о край стола, она подпёрла ладонями подбородок и всем видом показала, что вся внимание.
– Чего-то мне недостаёт, – повёл я головой, осматривая просторную кухню.
Широкое окно выходило к парку. В просветах деревьев постоянно двигались крыши машин, напоминали о невидимой парковой дороге. Дневной свет от окна падал на развешенные полки и разнообразные столы итальянского гарнитура, на телевизор "Сони" с пристроенным под ним видеоплеером. Я задержал взгляд на большой электрической плите, над которой едва слышно работала вытяжка.
Ольга проявляла настойчивое терпение, точно перед ней сидела избалованная вниманием знаменитость, которой позволительно покапризничать. В Вике же ничего, кроме спокойной вежливости, я не заметил. Та и другая были в свободных халатах, – наверное, любили облачаться в них в домашней обстановке, – и трудно было определить, что там, под халатами. Обе, очевидно, чувствовали, что скрываемое халатами тогда меня не волновало, и это нас сближало, как старых знакомых.
– Чего же не хватает? – повторил я и уставился на Вику. – Ага, сигареты. Вот если твоя сестра…
– Дай ему сигарету, – распорядилась Ольга.
Вика без слов протянула мне наполовину опустошённую пачку, но я указал пальцем на ту сигарету, которую она курила. Она пожала плечами и отдала мне. Как будто освободившись от того, что ей мешало, неспешно подняла чашку с кофе, чуть отпила. Я больше не желал выносить её молчание.
– Дорогая Виктория, – обратился я с предельной вежливостью, чтобы ей трудно было не ответить. – Вы что, хозяйка дома? Нигде не вижу присутствия вашей матери. – Она смотрела мне в лицо, словно не слышала вопроса, и я вынужден был продолжить: – Не хочу обидеть, но сейчас вы взрослее своих лет. Не внешне, а … тонусом, что ли. Такое впечатление, на вас не халат, а тяжкое бремя забот и ответственности.
– Мне что, снять его? – вымолвила она, и усмешка обозначила ямочки в углах губ.
– Пожалуй, не стоит. Не уверен, под ним что-то, кроме вас самих. А я не так пресыщен удовольствиями, как скажем, господа с известной картины Моне "Завтрак на траве"…
– У нас не завтрак на траве, а обед на кухне.
– Совершенно верно. Но мы уже предались греху чревоугодия. А когда совершён один грех, легко пасть ещё раз.
– Мы не будем этого делать.
– Разумеется. Мы не станем портить приятельские отношения ради беспокойной дружбы, которая может привести, Бог знает, к чему.
– Вас так напугала несостоявшаяся тёща? – в голосе у неё сквозила откровенная насмешка.
– Нет. Скорее прежний жизненный опыт.
– Он что, такой большой?
– Вполне достаточный, чтобы согласиться с мудрецом Толстым. Тот поощрял лентяев, советуя прочитать единственную книгу, но мудрую и вдумчиво.
– Да, но в таком случае книгу надо перечитывать, возвращаться к ней. Вы возвращались?
– Н-нет, – признался я. – Как-то не подумал об этом.
Сигарета потухла, напоследок от неё оторвался жалкий хвостик дыма, и я положил её в пепельницу из фарфора. Чтобы занять пальцы, стал сворачивать и разворачивать обёртку съеденной конфеты. Ольга разглядывала нас по очереди и вдруг вмешалась.
– Ничего не понимаю. Завтрак на траве, книги. О чём вы?
– Видишь ли, – начал я, отводя от неё взгляд, – твоя сестра большой книголюб. Прочитала две книжки о законном браке или браках, не берусь судить…
– Отчего же не берётесь? – спокойно прервала Вика. – Смелее. Но ваши суждения будут построены на песке.
– Трудно в это поверить, когда догадываешься, что красивая, не имеющая материальных проблем леди увлекается повестушками из женских серий.
– А вы предпочитаете толстые романы? Но они скучны, если нет сквозной любовной интриги.
– Что, вам такие не попадались?
– Не попадались.
– Конечно, читать можно по разному. Один хватает, что под руку попадёт. Другой выбирает, рассчитывает на большое удовольствие.
Вика опустила чашку в блюдце.
– А вас-то почему это волнует? Хотите предложить свой романчик, поинтересней других?
– Почему бы и нет?
– Наверное, потому что я очень разборчива. У вас сложилось иное мнение. Но это не так. И далеко не всякое содержание может меня заинтересовать даже при самой привлекательной обложке.
Удерживая губами леденец, Ольга надула их и перевела внимательный взгляд с Вики на меня.
– Милый у нас разговор, не так ли? – заметил я ей. – А началось с того, что я спросил, где ваша мать?
– Её нет, – невнятно сказала Ольга, роняя леденец в тарелку. – Она погибла в автокатастрофе.
– Ага, – только и смог высказать я.
Приглушённая трель у входной двери была настойчивой. Ольга поднялась.
– Кого ещё принесло, – она недовольно направляясь к трели.
– Давно погибла? – спросил я Вику.
– Давно.
Я вздохнул.
– Мне пора. В три обещал быть у Ивана.
– Он в офисе?
– Если не произошло землетрясение. Хотя, мы б его тоже ощутили.
Слышно было, как раскрылась входная дверь, и мягкий баритон полюбопытствовал:
– Вика ещё не выгнала очередного ухажёра?
– Он не очередной, – возразила Ольга, захлопывая дверь. – И не ухажёр. Ты, как всегда, ничего не понял.
– Твой, что ли?
– Мой.
– У тебя ж не меньше десятка.
– Фи. Устаревшие сведения.
Они приближались со спины, но я не оборачивался.
– Вчерашние. Ты забыла, я вчера ночевал здесь.
– Я предупреждала, он каратист.
– Ничего, я тоже не лыком шит.
Они появились слева стола: сначала Ольга, за ней высокий и загорелый красавец лет тридцати, может, немного старше. Его блестящий тёмно-серый пиджак подчёркивал развитые спортом, сильные плечи. Лицо было по-своему привлекательным: правильные черты, прямой нос и чуть бледные тонкие губы, а чёрные брови по-мужски твёрдо очерчивали внимательные, отнюдь не глупые карие глаза. С первого взгляда не трудно было догадаться, он занимался отечественной разновидностью полулегального бизнеса и привык вращаться во влиятельных кругах: держался непринуждённо и уверенно. Как прежде в отношении Вики, я почувствовал мысленное беспокойство: где-то его уже видел, – но вспомнить, где именно, сразу, с наскоку не мог.
Он принёс яркую коробку конфет с надписями на немецком языке и три красные розы на длинных, едва не до колен, стеблях – каждый с множеством шипов и сочно-зелёных листьев. Коробку положил на угол стола, по-свойски подвинув мою чашку. А цветы, мне показалось, предназначались Вике. Но она не сделала ни малейшего движения навстречу, и он отдал их Ольге.
– В гостиной высокая китайская ваза, – сказал он. – Жаль резать стебли.
Ольга небрежно сунула розы в раковину, потом всё же открыла воду, чтобы струилась на нижние листья. Он между тем протянул мне ладонь и представился, обнажая ровные здоровые зубы:
– Эдуард. Можно Эдик.
И вдруг я чётко вспомнил и ночной прогулочный корабль, и того, кого ударил в колено. Я не подал виду, привстал для рукопожатия. Он сжал мою руку нарочно сильно, но я был готов и ответил тем же.
– Не перезрел для ухажёра? – кивнув в мою сторону, обратился он к Ольге.
– Много ты понимаешь.
Она была неправа. Он всё прекрасно понял и оценивал меня, точно заранее изучил мою биографию в таких подробностях, о которых я и сам забыл. Я постарался не остаться в долгу.
– Так это он вернулся из Африки? – напомнил я Вике замечание её подруги Оксаны, которым та предупреждала меня на корабле о Викином приятеле.
Эдик натянуто хохотнул и показал на своё лицо.
– Дедуктивный метод, Шерлок? Свежий загар?
– След от кольца в ноздре, – буркнула Ольга.
Я поднялся.
– Прошу извинить. Мне пора.
Всех это не удивило, но по разным причинам.
– Не подбросите к центру? – попросила Ольга.
– Собирайся, только живей. Уже опаздываю. – Когда она выпорхнула в проход, я направился к выходу и громко сказал ей вслед: – Жду внизу, в машине.
У двери я молча отдал честь остающимся на кухне. Вика не ответила. А Эдик слегка махнул рукой, однако выражение его глаз, холодных, как дула пистолетов, мне не понравилось. Пока я выходил из квартиры, не было слышно, чтобы они разговаривали.
9
У большой дороги я вынужденно приостановился. По ней проезжала колонна военных грузовиков, и пришлось ждать. Из-под тентов болотного цвета на нас смотрели безмолвные солдаты, равнодушные к тому, что мы поневоле обращаем на них внимание. Наконец колонна миновала подъездную дорогу, и я выехал на большую дорогу, повернул в другую сторону от военных грузовиков, быстро набрал приличную скорость.
– Что вы о нас думаете? – вопрос Ольги был неожиданным. – Только честно.
– Честно? Избыток денег тебя ещё не испортил. И сестру тоже.
– Вы уверены?
– Мне так кажется.
Она подумала и согласилась.
– Пожалуй.
Я затормозил у перекрёстка, однако тут же загорелся жёлтый глаз, и мы проскочили под зелёный свет, понеслись по широкой полосе проспекта.
– Теперь твоя очередь,– я глянул на спутницу. – Почему он тебе не нравится?
– Кто? А-а, этот. Неприятно, когда о тебе знают слишком много. И не скрывают, что знают.
– Да уж, неприятно, – согласился я. – И совсем неинтересно. Такие даже хорошей выдумке не верят.
Она фыркнула и вдруг искренне расхохоталась.
– Вы ночью, правда, поверили, я Вика?
– Давай, на ты, – уклонился я от ответа. И сменил тему: – Человек, к которому я еду, назвал её ведьмой.
– Иван, что ли?
– Ты его знаешь?
– Он был у нас, приезжал к отцу. Вика не ведьма, просто она никого не любит, кроме отца.
– И тебя.
– Я говорю о мужчинах. Очень плохо, когда женщина слишком умная. Она быстро разочаровывается. А это плохо, возникают сомнения в себе.
– Она что, так никого и не любила? Кроме отца. Что-то не верится.
Ольга поморщилась, ответила неохотно.
– Я не знаю… Любила, конечно. Очень сильно. Я не хочу говорить об этом.
– Ладно, не будем. Извини.
– Дело не в извинении. Я просто не хочу об этом.
Минут через двадцать я подъехал к Малому Тишинскому переулку, и она показала угол, где остановиться.
– Пройдусь, – сказала она и приоткрыла дверцу, но не выходила, будто осталось что-то недосказанное.
– Рад знакомству с тобой, – признался я. – Когда общаешься с тем, кто тебе приятен, больше ничего не нужно.
– Я знаю, – тихо произнесла она. – До свиданья.
– Пока.
Я не позволил ей захлопнуть дверцу, сделал это сам и помахал рукой. Она ответила тем же, и я тронулся с места. Выезжая из переулка, я смотрел в зеркальце заднего обзора, как она легко удаляется по тротуару. Она словно догадалась, обернулась и ещё раз вскинула руку.
Вскоре я влился в поток машин на Садовом кольце. Тогда и смирился, что в любом случае не успеваю к трём часам, и у Ивана, наверное, сложится нелестное мнение о моих обещаниях быть точным. Но меня это мало заботило. Я ни о чём не жалел, и было такое чувство, что день прожил не зря, что это хороший день, какие бы пакости он мне не готовил до своего окончания.
К моему удивлению, когда я звучным шагом вошёл в рабочее помещение Ивана, перешагнул порог и остановился, он ни словом не обмолвился о моём опоздании. Иван сидел во вращающемся кресле и не отрывался от компьютера. Он постукивал двумя пальцами по клавиатуре и замирал от происходящего на экране монитора. Обойдя спинку кресла, я увидел, что он играет с компьютером на раздевание белокурой девицы. На моих глазах он выиграл расклад, и компьютер скинул с лежащей девицы яркий лифчик. В следующем раскладе он опять выиграл, и девица бесстыдно оголилась.
– Как обед? – полюбопытствовал он, возвращая игру к началу. Затем отвлёкся, кинул в рот лимонную дольку мармелада и, обсасывая её, не спеша запил глотком крепкого чая. – Чай будешь? Схожу, подогрею.
Я с отрицанием повёл головой, хотя он не мог этого видеть.
– Кто такой Эдик?
Вопрос его не удивил, но он движением руки указал на стены, стол, люстру у потолка. Я понял и не настаивал.
– Мне сегодня везёт, – вместо ответа сказал он. – Разделась, как я хотел. Помнишь про настенную надпись в картинной галерее: "Жаль, ты только на картине"? Кто нам рассказывал, а?
Я пожал плечами: этого я не помнил и не желал вспоминать.
– Ну ладно, – он выключил компьютер. – Когда везёт, главное – вовремя остановиться. – Он поднялся с кресла, раскрыл шкаф и снял с плечиков свой плащ. Надел его, однако застёгивать не стал. – Пошли-ка, проветримся. Рядом приличный скверик.
Воздух стал суше, асфальт подсыхал, под ногами шуршали жёлтые и бурые листья. Как бы прогуливаясь, мы шли по узкой улочке, и, может быть, напоминали людей иной эпохи, рассудительной и неторопливой.
– Так кто же он, этот Эдик? – повторил я вопрос, стараясь не выказывать личные мотивы такого интереса.
– Не берусь утверждать на все сто… по-моему, спец по особым поручением у их папаши. Я бы сам не решился оказаться на его пути без крайней необходимости, и тебе не советую.
– Кажется, он метит в мужья Вики.
– Вполне возможно. И смею тебя уверить, папаша не будет возражать, если она согласится. Семейный синдикат укрепляется от таких браков, а это для него самое важное.
– У них что, делишки в Южной Африке?
– У них бизнес повсюду. Кстати, не вижу в этом ничего плохого. Наоборот. Пусть их называют мафией или чем угодно ещё.
Мы обошли забор у ветхого двухъярусного строения. Асфальтовое покрытие проулка тонуло в слое тёмно-рыжей глины, изрезанной колёсами тяжёлых грузовиков. Шагах в ста от нас завершалось строительство кирпичного здания производственного назначения. Там без особой суеты подводили какие-то провода, кабели. Иван впереди меня прошёл по шаткому деревянному настилу, подождал, пока я оказался рядом, затем кивнул в сторону грузовика с откидным задним бортом, стоящего поодаль, возле строительного вагончика.
– Смотри, – в его голосе было одобрение. – Никаких чиновников, а дело идёт, здание строится. Что людьми движет? Одни интересы. Капиталовложения в будущую прибыль, заработок, во всём здравый смысл и общий интерес, и везде порядок. Недаром Японию даже америкашки с завистью называют единой корпорацией. А почему? Япошки создали такие национальные цели, в которых заинтересованы все.
– Что ж нам-то мешает позаимствовать на Западе лучшее, а не воровство, уголовщину? – спросил я, слушая его разглагольствования вполуха.
– Недостаток ума либеральной власти, – он постучал пальцем по лбу. – Наша власть ничего не способна объяснить даже себе. Она сама не знает, что делать. Я тебе серьёзно говорю, у них нет никакой осмысленной стратегии, никакой общественной цели. Будь такая цель, власть была бы сплочённой, не боялась страны. И не понадобилось бы плодить такую орду бесстыжего чиновничества, которое только обирает нас, бизнес. Из-за них растут затраты, цены. А расплачивается остальное население, оно нищает из-за развала производства, и великая держава превращается в страну третьего мира, в сырьевой придаток Запада. Нынешний режим держится лишь на чиновниках, и во всём идёт им на уступки, сдавая одну позицию за другой. Эта власть недееспособна и недолговечна. Она обслуживает кучку беспринципных дельцов и шарлатанов от политики, которым наплевать на Россию. Нас же они обирают и грабят, как и прочих…
Я начинал раздражаться очевидными для меня противоречиями в такой позиции и прервал его.
– Мне не нравится, когда во всех бедах винят одну власть. Жизненный опыт подсказывает мне, что прав Макиавелли, а не ты. Каждый народ достоин своего правительства. И я очень сомневаюсь, что наш бизнес, каким его видел и знаю, способен подняться до общенациональных задач. Не надо уповать на бизнес, как на идола.
Он рассмеялся и хлопнул меня по плечу.