* * *
- Когда мне было лет десять, - начал Дмитрий Алексеевич, разлив кофе, - я был ужасным авантюристом.
- Не похоже! - Маша насмешливо посмотрела на него поверх своей чашки.
- Внешность обманчива. Впрочем, в этом возрасте все дети имеют склонность к приключениям. Кто-то убегает из дому, чтобы бороться за свободу Африки, кто-то мечтает записаться юнгой на корабль, а мы с друзьями решили остаться на ночь в Эрмитаже.
- В наше время у подростков несколько иные интересы, - проговорила Маша.
- Может быть. - Дмитрий Алексеевич пожал плечами. - С современными подростками я не сталкиваюсь.
- Ваше счастье! - вздохнула Маша, вспомнив, чем закончилось ее общение с племянниками десяти и тринадцати лет. Кажется, потом их родителям пришлось делать незапланированный ремонт в квартире.
- Короче, мы решили таким образом проверить свою храбрость, а заодно посмотреть, как тут все выглядит ночью. Нас было трое - двое мальчишек и одна девочка, Лена… - Старыгин на мгновение замолчал, и Маша неожиданно для самой себя испытала что-то вроде ревности.
- Может быть, именно ее присутствие и повлияло на наше решение, - продолжил Старыгин, улыбнувшись своим воспоминаниям. В общем, перед самым закрытием музея мы спрятались за одну из витрин. Тогда ни о какой электронной сигнализации еще и не слышали, тетки-служительницы обошли залы, осмотрели их довольно-таки поверхностно и ушли по домам. Ну а мы выбрались из своего укрытия и отправились в путешествие по ночному Эрмитажу. Признаюсь, это было одно из самых сильных впечатлений в моей жизни. Весь музей был в нашем распоряжении, он был наш, только наш!
Старыгин мечтательно прикрыл глаза, казалось, уйдя в свои воспоминания.
- Картинами мы тогда не очень интересовались, они казались нам скучными, непонятными, а вот старинное оружие, часы-павлин и всякие другие музейные диковины поразительно действовали на наше воображение. Но тут случилась одна из таких встреч, которые бывают раз в жизни, да и то, наверное, не у всех.
Мы вошли в очередной зал, и я увидел эту картину.. Она была почти спрятана в тени, и вдруг на нее упал лунный луч, и я увидел нежное лицо матери, ее полузакрытые глаза, устремленные на младенца, и его самого, скосившего глаза и глядевшего, кажется, прямо на меня. Я не знал тогда, что она называется Мадонна Литта, не знал даже имени Леонардо, но я не мог отвести от этой картины глаз. Не знаю, что со мной случилось, но я замер перед ней, словно врос в пол, и очнулся, только когда меня окликнул Борька, мой приятель:
- Что ты там застрял перед этой теткой? Бежим, там такое!
Мы двинулись дальше в это удивительное путешествие. Все этой ночью казалось необыкновенным и волнующим…
- Опять же, присутствие Лены… - не удержалась Маша.
- И это тоже, - спокойно кивнул Старыгин. В общем, мы переходили из зала в зал и не подозревали, что нас уже ищут.
- Значит, все-таки сработала сигнализация?
- Какая там сигнализация! - отмахнулся Старыгин. - Просто мы не учли одного существенного момента. Дело было зимой, мы, естественно, пришли в пальто и сдали эти самые пальто в гардероб. И представьте себе ужас гардеробщицы, когда после закрытия музея у нее на вешалке остались висеть три детских пальтишка! Что она могла подумать? Трое детей потерялись в музее, с ними произошло какое-то несчастье! Она позвала свою знакомую, работавшую ночной дежурной, и рассказала ей о происшествии. Та, понятное дело, тоже перепугалась, но только уже больше из-за того, что в музее находятся посторонние люди. Время было суровое, и ей, среди прочего, могло за такой непорядок здорово нагореть. В общем, несколько ночных дежурных посовещались и решили, не сообщая ничего начальству, своими силами изловить злоумышленников и выдворить из музея. Тем более что размеры пальто явственно говорили о малом возрасте этих самых злоумышленников и о том, что справиться с ними будет нетрудно.
А мы в это время добрались до самого интересного места, по крайней мере, как нам тогда казалось, - до Рыцарского зала. Старинное разукрашенное оружие, рыцари в настоящих сверкающих доспехах, огромные кони, совершенно как живые… Я попытался вытащить рыцарский меч из ножен, к счастью, сил на это не хватило. Тогда Борька, чтобы не уступить мне в лихости и молодечестве, решил взобраться на лошадь. Только было он приступил к исполнению этой задачи, как из соседнего зала донеслись приближающиеся шаги и голоса дежурных. Мы, понятное дело, ужасно перепугались, решили, что нас тут же арестуют, и спрятались в самый укромный уголок - за ту самую лошадь, которую так и не успел покорить Борька.
Старыгин снова на мгновение замолчал, как будто перед его глазами ожили те давние воспоминания.
- В зал вошли несколько женщин, они громко переговаривались и заглядывали во все углы. И тут Ленка от страха громко заревела…
В общем, нас вытащили из укрытия и с позором выпроводили из Эрмитажа. Пообещали сообщить в школу, но дальше этого обещания дело, разумеется, не пошло - ведь этим дежурным самим совершенно ни к чему был скандал.
- В общем, та ночная встреча определила весь ваш дальнейший жизненный путь, - насмешливо подытожила рассказ Маша. - Именно тогда вы решили стать реставратором.
- Нет, не тогда, - возразил Дмитрий Алексеевич, - гораздо позднее. Впрочем, вы совершенно правы, я слишком увлекся своими детскими воспоминаниями.
Кофе был выпит, Маша посидела еще немного, глядя, как Старыгин склонился над картиной, и решила, что пора уходить. Вряд ли она еще что-нибудь выяснит, сидя в лаборатории рядом со Старыгиным. Конечно, насчет четырех семерок и пентагондодекаэдра все очень таинственно и интересно, но, ни на миллиметр не приближает ее к решению задачи. А задача перед всеми сейчас стоит только одна: определить, что случилось с Мадонной Литта. Куда делась картина, что с ней случилось и как ее вернуть? То есть об этом пускай заботятся другие, а Машино дело осветить все это, сделать шикарный репортаж. Очень скоро пропажа Мадонны Леонардо станет достоянием гласности. И тогда по горячим следам нужно быстро сообщить людям информацию, причем как можно более подробную.
Пока она знает одно: картину заменили на точно такую же, только вместо младенца на этом холсте Мадонна держит на руках маленькое чудовище. И еще Старыгин показал ей на картине надпись - четыре семерки. Надпись эта как-то связана с ней, с Машей, потому что покойный дед когда-то тоже бормотал что-то про четыре семерки. Маша была не настолько мала, чтобы это не запомнить.
Возвращаться сейчас на работу Маша не хотела - там все в растрепанных чувствах, переживают из-за Мишки, готовятся к похоронам.
Мишке все равно уже ничем не поможешь, они там прекрасно управятся и без нее.
Настал момент узнать, что же дед имел в виду, когда подарил ей этот кулон. И единственный человек, который может пролить на это свет, это Машин отец.
- Дмитрий Алексеевич, мне пора, - сказала Маша в спину, обтянутую запачканным рабочим халатом.
- Да-да, - рассеянно отозвался Старыгин, разумеется…
Маша обиделась: мог бы хотя бы из вежливости ее удержать - мол, посидите еще, куда же вы так быстро… Сам, между прочим, ее вызвал, а сам не желает знаться!
Но Старыгин так глубоко погрузился в работу, что флюиды Машиной обиды отскочили от него, как теннисный мячик.
- Если я буду вам нужна, - язвительно начала Маша, - или захотите полюбоваться на пентагондодекаэдр, звоните!
- Всенепременнейше! - Он оторвался от картины и смотрел вежливо, но в глубине глаз просвечивало нетерпение - уходи, мол, скорее, не мешай заниматься любимым делом. Сарказма в Машином голосе он совершенно не уловил.
Маша пожала плечами и вышла.
На улице она тяжко вздохнула. Очень не хотелось звонить отцу. Но не такой Маша была человек, чтобы из-за своих личных отношений пренебрегать работой. Раз надо - значит, надо.
И сделать это нужно как можно скорее.
К телефону подошла его жена. Маша мысленно посетовала на свое невезение. Отцу явно не везло в семейной жизни. После Машиной матери у него было еще две жены. Судя по тому, как мама отзывалась о своем бывшем муже, расстались они очень плохо. Маша совершенно не хотела разбираться, кто уж там был виноват. Но в детстве они с отцом виделись крайне редко, раза два в год. Потом Маше стало неинтересно - жила без отца в детстве, а уж во взрослом состоянии и подавно прожить можно. Отец тоже не очень настаивал - он разводился со своей второй женой и женился на третьей. И уж эта, последняя, оказалась такой уникальной стервой, что поискать. Машу она на дух не переносила, причем непонятно за что. Виделись они с отцом очень редко, Маша никогда не просила у него ни денег, ни другой помощи.
Отец был дома, но болен и не расположен говорить по телефону. Но Маша заявила, что у нее очень срочный разговор, дело не терпит отлагательств.
- Что случилось? - послышался в трубке встревоженный голос. - Что-нибудь с мамой?
- Успокойся, - ответила Маша, - с мамой все в порядке, она отдыхает в Турции. Мне нужно поговорить с тобой насчет.., дедушки.
- Дедушки? - изумился отец.
- Ну да, профессора Магницкого, а почему ты так удивился? - раздраженно спросила Маша, В конце концов, я имею право знать, как он умер и чем занимался при жизни.
В трубке долго молчали, очевидно, отец переваривал услышанное.
- Так я могу приехать? - осведомилась Маша, не дождавшись вразумительного ответа.
Отец понял, что она не оставит его в покое, и неохотно согласился. Маша удовлетворенно поглядела на телефон. Любое дело, хотя бы самое пустяковое, нужно доводить до конца.
А если встреча неприятная, то тем более нужно осуществить ее как можно быстрее.
Когда Маша решила, что будет журналистом, она выработала себе ряд правил, которым неуклонно следовала в работе и в жизни. Покойный Мишка слегка подсмеивался над ней, называл не женщиной, а машиной…
"Не думать больше о Мишке! - приказала себе Маша. - А то у меня ничего не получится при встрече с отцом!"
* * *
Закончив работу в зале Леонардо, обследовав в нем каждый сантиметр стены, каждый фрагмент паркетного пола, подчиненные Евгения Ивановича Легова расширили зону поиска и перешли в соседние помещения. Здесь работать было не в пример сложнее, потому что залы были полны посетителями. Чтобы не порождать распространение ненужных слухов, музейным служительницам сказали, что проходит плановая проверка электропроводки, и сотрудники службы безопасности усиленно изображали электриков. Правда, получалось это у них не очень похоже.
Сам Евгений Иванович опрашивал одного за другим вахтеров и дежурных, находившихся в музее ночью. Тех, чья смена уже закончилась, попросили задержаться и перед уходом зайти в кабинет начальника службы безопасности.
Уже третий человек, явившийся в кабинет Легова, отставной военный, дежуривший ночью возле служебного выхода, расположенного непосредственно рядом с дирекцией, сообщил, что во втором часу ночи из музея вышел мужчина.
- Что за мужчина? - с плохо скрытым раздражением спросил отставника Евгений Иванович. - Почему он не записан в журнале посещений?
- Потому что предъявил постоянный пропуск, - преданно вытаращив на начальство блекло-голубые глаза, отчеканил дежурный. Которые посетители, тех положено непременно записывать в журнал: когда пришел, когда ушел, а которые сотрудники, тех не положено. Я инструкцию досконально соблюдаю!
Я в войсках связи двадцать лет отслужил, я порядок знаю!
- А фамилию, фамилию его вы не запомнили?
- Никак нет! - ответил отставник с легким сожалением. - Память уже не та! Вот в молодости я устав строевой и караульной службы целыми страницами мог…
- Не надо про устав! - прервал его Легов. Но хоть как он выглядел-то, вы можете сказать?
- Обыкновенно выглядел. Молодой такой, высокий.., волосы немножко седоватые…
- Молодой - а волосы седоватые? - недоверчиво переспросил Евгений Иванович.
- Ну да, а что такого?
- Ну, молодой - это сколько примерно лет?
Двадцать? Двадцать пять? Тридцать?
- Ну, допустим, примерно как вы.., лет, может, сорок или чуть побольше…
- Ясно, - протянул Легов, не понять, то ли одобрительно, то ли насмешливо. - А опознать его в случае чего сможете?
- А как же! - радостно воскликнул отставник. - Я и фоторобот могу составить, в милиции один раз приходилось.., когда к соседям в квартиру злоумышленник влез…
- Привлечем, - кивнул Легов.
Дверь кабинета приоткрылась, в щелку заглянул помощник Легова Севастьянов.
- Никита, я же, кажется, просил не мешать! недовольно поморщился Легов.
- Евгений Иванович, ребята там кое-что нашли, вы бы взглянули! Может, это важно…
- Ладно, - Легов повернулся к дежурному: Если еще что-то вспомните, непременно сообщите, а пока можете быть свободны. Спасибо за помощь.
- А как же насчет фоторобота? - огорчился отставник, почувствовав угасание интереса к своей особе.
- Ладно, пройдите в соседний кабинет, к Николаеву, скажете - я прислал!
Быстро пройдя вслед за Никитой по полупустым служебным коридорам, Легов через неприметную дверцу вышел в один из самых популярных залов Эрмитажа - Рыцарский зал. Перед закованными в сверкающую броню рыцарями на огромных конях, как всегда, толпились восхищенные мальчишки. Чуть в стороне стояли двое сотрудников службы безопасности.
- Евгений Иванович, - вполголоса сообщил один из них, шагнув навстречу начальнику. - Мы это вот там нашли, в уголке… Может, конечно, кто-то из посетителей обронил, а может, и нет.., вещица необычная…
Он протянул Легову на ладони небольшой темный предмет, упакованный в прозрачный пластиковый пакетик, чтобы сохранить отпечатки пальцев. Евгений Иванович поднес пакетик к свету и рассмотрел его содержимое.
Это был старинный футляр из тисненой темной кожи с кое-где сохранившимися следами позолоты.
- Что за футляр такой? - поинтересовался Никита, заглядывая через плечо шефа. - От ручки, что ли?
- Нет, не от ручки. Где, говоришь, вы это нашли? - Легов снова повернулся к дожидающемуся приказа секьюрити.
- Вот там, в уголке, за лошадью…
- Ну-ка, встань на то место!
Парень послушно нырнул за мощный лошадиный круп и замер, мгновенно слившись с темнотой. Легов прошел через зал от двери до двери, то и дело взглядывая в сторону лошади.
Спрятавшийся за ней парень не был виден.
- Вот где он прятался… - задумчиво протянул Евгений Иванович. - При вечернем обходе его и не заметили.
- Кто - он? - вполголоса поинтересовался Никита.
- Если бы я знал!
Он снова достал из кармана пакетик с вещественным доказательством и проговорил:
- Где-то я такой футлярчик уже видел! У кого-то из здешних корифеев! Вспомнить бы только кого!
Евгений Иванович чувствовал себя двойственно.
Как сотрудник Эрмитажа он всячески хотел избежать скандала, сохранить незапятнанным имя музея и решить проблему собственными силами, не вынося сор из избы. Но как офицер ФСБ он должен был держать в курсе свое непосредственное начальство и сообщать ему обо всех деталях расследования.
* * *
Дверь Маше открыл отец. Он очень постарел за те полтора года, что они не виделись, заметно прибавилось седых волос, лицо осунулось, глаза запали.
- Ты серьезно болен? - испугалась Маша.
- Да пустое! Простыл, понимаешь, в такую жару… - отмахнулся отец. - Ты проходи, а то тут сквозняк…
Послышался стук каблуков, и в прихожей возникла его жена - эффектная брюнетка в красном открытом платье. Маша мгновенно определила и стоимость платья, и то, что маникюр и укладка совсем свежие, только что из салона красоты.
"Лучше бы за мужем поухаживала, - подумала она, - человек с температурой сам на звонки бегает…"
Маша знала, что третья жена моложе отца лет на пятнадцать. Видно было, что она тщательно поддерживает это временное расстояние, и даже пытается его увеличить. Что-то буркнув в ответ на Машино приветствие, она зверем глянула на торт, который Маша купила в последний момент, вспомнив, что нехорошо приходить в дом с пустыми руками.
"На диете, наверное, - сообразила Маша, вот и злится…"
- Что ты хочешь узнать о своем деде? спросил отец. - Это нужно для очередного репортажа?
- Нет, это нужно лично мне, - твердо ответила Маша. - Чем он занимался и как он погиб?
Ведь он трагически погиб? Где это было? В экспедиции?
Они прошли в комнату, где, как Маша поняла, отец проводил время, когда болел. В комнате было душновато и не прибрано, пахло пылью. Отец торопливо убрал в ящик какие-то лекарства.
- Твой дед был крупным археологом, специалистом по древним религиям, - сказал он, сев на диван и обтерев лоб платком. - Даже в то время, когда с выездом было очень сложно, он много ездил, потому что работы его были известны за границей.
- Как он погиб и где?
- В Риме, в восемьдесят втором году. Это была нелепая случайность, автокатастрофа.
Грузовик потерял управление и врезался в такси, на котором твой дед ехал в аэропорт.
Маша быстро подсчитала в уме: в восемьдесят втором ей как раз было пять лет, стало быть, дед подарил ей пентагондодекаэдр накануне своей смерти.
- Больше ты ничего не знаешь?
Отец, не отвечая, рылся в ящиках письменного стола. Открылась дверь, и его жена внесла поднос, на котором стояли две кружки с чаем и два не правдоподобно больших куска торта на простых фаянсовых тарелках. Она молча плюхнула поднос на письменный стол и вышла. Маша мгновенно озверела.
"Чашки нарочно самые простые, чуть не с отбитыми краями, ложки тоже из нержавейки, как будто серебряных в доме нету. И кусище торта такой, что ни за что не съесть. А больше ничего, хоть бы конфет поставила! Это она хочет показать, что я для нее не гостья. Сама, мол, торт принесла, сама его и ешь, а нам твоего ничего не надо!"
Отец пытался делать вид, что ничего не случилось. Маша улыбнулась ему и подумала, что его семейная жизнь ее совершенно не касается. Она пришла сюда по делу, сейчас быстренько выяснит все про деда и уйдет.
Отец отставил чашку и снова углубился в ящики письменного стола. Наконец он с торжествующим возгласом достал оттуда потертую кожаную папочку. В ней лежала вырезка из газеты.
- Это по-итальянски, - сказал отец, - в свое время я сделал перевод, - он протянул Маше машинописный листочек.
В заметке сообщалось про аварию на шоссе, ведущем от Рима к порту Чивитавеккья.
Шофер грузовика не справился с управлением, грузовик занесло на повороте, и он столкнулся с такси. Водитель такси выжил, а пассажир - профессор из России погиб на месте.
- Это не все, - отец смотрел очень серьезно, раз уж ты проявила такой интерес… Вот у меня есть письмо. Его прислал вместе с вырезкой коллега твоего деда профессор Дамиано Манчини.
Профессор писал по-английски, так что перевода не потребовалось. Профессор выражал синьору Магницкому глубокие соболезнования в связи со смертью его отца, известного и глубоко им почитаемого ученого из старинного рода Бодуэн де Куртенэ, и далее в очень осторожных выражениях сообщал, что насчет аварии все не так просто, у властей и полиции есть некоторые сомнения, возможно, авария подстроена. Ведется расследование, и он, профессор Манчини, обещает держать синьора Магницкого в курсе дела.