Диван справа от Эммы был наполовину прикрыт старыми газетами, на другой половине из подушки торчала пружина. Журнальным столиком служил перевернутый ящик из-под пива. Со стен смотрели примитивно нарисованные лошадиные головы, в комнате не было ни стола, ни книжных полок, ни ковров или стульев. Зато сразу у двери на половике стояла уродливая статуя собаки. Фарфоровый лабрадор в сидящей позе, который мог использоваться в качестве подставки для зонтов. Эмма подумала о Самсоне.
Если бы он был сейчас рядом!
Кроме этого, поперек комнаты стояла витрина из шпона, криво, как будто при переезде рабочие в спешке поставили ее куда попало.
Определенно ничего, что было бы интересно ворам, но все-таки резкий звон только что пронзил тишину.
Эмма вспотела, во рту пересохло, но диазепам и адреналин отлично работали в связке. Страх окрылил ее, усталость отошла на второй план. Эмма даже заметила, что прозвонило только один раз – необычно для сигнализации.
Она выпустила оконную ручку и уже собиралась надавить плечом на заклинившую раму, как услышала голоса.
Иностранные голоса.
Албанцы, словенцы, хорваты?
Этого она не могла сказать точно, лишь то, что ни один из голосов не принадлежал А. Паландту, потому что оба мужчины, которые, видимо, сначала позвонили в дверь и теперь с агрессивными воплями шли по коридору, выкрикивали фамилию владельца дома.
– ПАААЛАНДТ??? ПААААЛАНДТ!!!
Один, хриплый и осипший, звучал как после операции на гортани. Другой, лающий, голос, казалось, шел прямо из брюха бультерьера.
Между выкриками они шипели друг другу что-то на родном языке, но звучало это далеко не дружелюбно.
– АААНТОН???!!!
Итак, Эмма выяснила его имя, но по-прежнему не знала, как выбраться отсюда.
Она тщетно дергала и толкала дверь террасы. Ее заклинило, или она была забита гвоздями, в отличие от двери, через которую Эмма попала в гостиную. И которую сейчас пнули с такой силой, что та едва не слетела с петель.
Не обернись один из мужчин к своему спутнику из-за неразборчивого комментария, Эмму немедленно бы обнаружили. А так у нее была секунда, чтобы шмыгнуть в сторону, мимо пустого шкафа-витрины, за которым она хотела спрятаться и который, как оказалось, закрывал вид на то, что было ее спасением: проходную дверь.
Она стояла открытой, и Эмма проскользнула в нее, пока мужчины ругались на своем языке.
"Они меня видели?"
Эмма не стала терять время на раздумья, не смотрела назад, только вперед, где обнаружилась лестница.
Она вела вдоль стены наверх.
"Наверх" – это хорошо…
Во всяком случае, лучше, чем вниз… в подвал, куда спускаются только в фильмах ужаса, когда угрожает опасность. Но не в чужом доме, спасаясь от незнакомых мужчин, которые ищут незнакомого соседа, чтобы сделать с ним то, для чего им, вероятно, не нужны свидетели.
Поэтому Эмма взялась за узкие перила и постаралась бесшумно, насколько это было возможно, подняться по стертым деревянным ступеням.
За спиной у нее раздался грохот – видимо, типы опрокинули витрину. Зазвенело стекло, но еще громче было ее собственное дыхание.
Добравшись до второго, еще более темного этажа, Эмма на ощупь направилась вдоль стены с грубыми обоями к двери.
Заперта. Как и другая дверь, напротив.
Этого не может быть.
Эмма пошла дальше, на яркую полоску в конце коридора. Там оказалась еще одна дверь, из-под которой свет проникал в темный коридор, напоминающий ей туннель. Но и эту дверь не удалось открыть.
Эмме хотелось кричать от злости, страха и отчаяния, но это уже делали мужчины на первом этаже.
– ПАААЛАААНДТ!
Не только их крики, но и шаги становились все ближе. Грубые тяжелые сапоги, которые поднимались по ступеням намного быстрее, чем Эмма.
Она подалась влево, потеряв ориентацию и уже не зная, стоит ли в направлении улицы или сада, и подергала за очередную ручку.
Ничего.
В отчаянной последней попытке она со всей силы навалилась на дверь – и почти влетела в комнату.
Запнулась, отпустила дверную ручку, приземлилась коленями на пол, покрытый ковром. В последний момент успела выставить вперед локти, чтобы не удариться головой.
Она тут же поднялась и закрыла дверь изнутри.
"Они слышали меня?"
У Эммы закружилась голова. Пытаясь найти какую-либо опору, она схватилась за комод, рядом с которым и опустилась на колени – не осознавая, что всего несколько часов назад уже пыталась прятаться точно так же.
Спиной к стене, лицом к большой кровати.
Здесь было теплее, чем в остальном доме. Она чувствовала запах пота и еще какой-то другой, немного гнилостный запах.
Либо портьеры здесь были не такие плотные, как в гостиной, либо волнение обострило ее чувства. В любом случае Эмма видела больше, чем просто тени и очертания.
В спальне Паландта, где она, очевидно, находилась, доминировала древняя кровать с балдахином.
Кровать была красиво заправлена, из-под покрывала в стиле пэчворк выглядывали края пышного одеяла.
Подушки всевозможных размеров аккуратно стояли в три ряда в верхней трети кровати.
Как в отеле, подумала Эмма и возненавидела это сравнение.
– ПАААЛААААНДТ?
Мужчины, поднявшись наверх, дергали за ручки и ломились в те же двери, что и она, разве что делали это не так осторожно.
Дерево трещало, петли скрипели.
И Эмма не знала, куда спрятаться.
Под кровать?
Нет. Там они проверят в первую очередь.
Больших шкафов в комнате не было, только платяная штанга на колесиках, вешалка для пиджака у окна и ночной столик прямо перед Эммой, на котором стояло пол-аптеки: баночки с таблетками, спреи, блистеры и прочие медикаменты.
Неожиданно Эмма перестала воспринимать что-либо, кроме монотонного шума в ушах, но вскоре затишье перед бурей закончилось. Дверь спальни распахнулась, ударилась о край комода, рядом с которым она сидела на корточках, и Эмму ослепило.
Резким, ярким светом.
Потолочная лампа беспощадно освещала кровать и все вокруг.
И ее тоже.
Эмма закрыла глаза – не потому, что наивно полагала: раз она никого не видит, то и ее не увидят, а потому, что ошиблась.
Штуковина рядом с окном оказалась вовсе не вешалкой для пиджака, а еще одним манекеном для парика. Но уже не лысым, как тот внизу, в прихожей, – на этой пенопластовой голове был нахлобучен грубо выполненный длинный светлый парик.
"Что я, дура, наделала? Куда я только попала?"
С одной стороны два вышибалы, с другой – извращенец.
Она услышала, как пара сапог вошли в комнату, но все еще на решалась открыть глаза… и вдруг зазвонил ее сотовый.
Громко, пронзительно. Как сигнализация до этого.
Черт, черт, черт!
Пот выступил через все поры, словно это была не комната, а сауна.
Эмма знала, что теперь все кончено. Что она даже не успеет позвать на помощь, когда вытащит сотовый из кармана брюк и ответит на звонок, но все равно попыталась.
Слишком поздно.
Она держала телефон в руке. Смотрела на темный дисплей и проклинала того, кто выдал ее двумя звонками. Раздался грязный смех мужчины с басом бультерьера.
Эмма широко открыла глаза, почти ощущая дыхание смерти, но там никого не было.
И смех стал тише, удалился от спальни, вглубь коридора, вместе со стучавшими по половицам сапогами второго мужчины.
Лишь когда оба спустились вниз, до Эммы дошло, что звонил не ее телефон, а телефон бультерьера.
С таким же стандартным рингтоном, как у нее. Звонящий рассмешил мужчину, и, видимо сказал обоим нечто, что заставило их прервать поиски.
"Сваливайте, мы нашли Паландта".
Или:
"Забудьте про соседа, появился другой заказ".
Или:
"Привет, это я, Антон Паландт. Меня еще называют Парикмахером. Я знаю, что вы вломились ко мне домой, но не могли бы вы быстро подъехать в другое место? У меня тут проблемы с одной умирающей проституткой".
Что бы то ни было, Эмма чувствовала себя так, словно позвонивший спас ей жизнь.
Пока.
Она поднялась, держась за край комода, и задумалась, не схватить ли с тумбочки одну из баночек с таблетками – сейчас, при ярком свете лампы, она разглядела надписи предположительно на кириллице. Но претворить это решение в дело у нее уже не получилось.
Прямо перед ней колыхнулись подушки.
Покрывало изогнулось, образовав в нескольких местах бесформенные выступы, как живот беременной, внутри которого толкается малыш.
Затем из-под одеяла высунулась рука, и лысый, худющий мужчина сел в постели.
Глава 23
Своим голым костлявым торсом он напоминал изголодавшегося пленника.
В его широко раскрытых глазах стояли слезы. Он ни разу не моргнул.
Ни тогда, когда повернул голову к Эмме.
Ни тогда, когда пристально уставился на нее.
Ни даже тогда, когда она издала пронзительный крик и выбежала из комнаты. Вдоль по коридору, вниз по лестнице к выходу, прямо в руки мужчинам, как Эмма сначала думала. На самом деле она просто задела в прихожей манекен для парика и свалилась при этом сама. Но тут же поднялась и помчалась на улицу, уже не думая о соседях или других свидетелях. Несколько раз поскальзывалась на обледеневшей булыжной мостовой, но уже без падений.
Эмма бежала, бежала и бежала… Пугаясь гравия, который хрустел у нее под ногами. Пыхтения, которое вырывалось из легких.
Она прижала ладонь к боку, где особенно сильно закололо, и поспешила дальше, пока не добежала до своего дома. Единственного во всей округе отдельно стоящего здания, которое Филипп защитил, как банк, электронными замками, открывающимися с помощью транспондера. Это круглый, напоминающий монету чип, который нужно поднести к замку и дождаться, пока тот не пропищит два раза, – его-то Эмма и доставала из кармана джинсов, поднимаясь по клинкерной лестнице.
И который чуть не выронила, когда увидела, что светодиодная лампочка в замке горит зеленым. К тому же через занавеску в дверном окошке пробивался матовый свет.
Нет. Этого не может быть, мысленно закричала Эмма.
Это невозможно!
Кто-то отключил сигнализацию, открыл дверь и зажег внутри свет.
И это не Филипп, потому что его машина не стоит на улице.
Глава 24
– Ты куда?
Эмма, которая уже развернулась на пятках и безуспешно пыталась нащупать свой сотовый, чтобы при необходимости набрать 110, почувствовала безграничное облегчение, услышав за спиной голос лучшей подруги.
Она повернулась к открывшейся двери:
– Господи, Сильвия. Ты меня напугала.
Вместо того чтобы извиниться или, по крайней мере, поздороваться, как положено, подруга просто оставила ее стоять на лестнице, а сама, не сказав ни слова, исчезла в доме.
Эмма последовала за ней с чувством полного изнеможения. Самсон, проникновение в дом Паландта, вломившиеся туда же парни, обратный путь, стоивший ей последних сил, – все это измотало ее. Еще одна проблема – а на это указывало странное поведение подруги – была ей совсем ни к чему.
Она закрыла дверь.
Дрожащими пальцами повесила пальто на вешалку, стянула мокрую от снега обувь и прошла в гостиную. От резкой перемены температур кровь прилила ей к щекам.
– С тобой все в порядке?
Сильвия яростно помотала головой. Ее темные локоны, всегда собранные на затылке, сейчас безжизненно падали ей на плечи.
Обычно, приходя в гости, Сильвия удобно устраивалась с ногами на диване и просила Эмму приготовить ей латте макиато, а потом принималась оживленно болтать, в основном о незначительных событиях прошедших недель. Сегодня вместо привычного дизайнерского платья она была одета в спортивный костюм мышиного цвета и, как статуя, сидела на краю дивана, уставившись на догорающие в камине угли.
– Нет, ничего не в порядке, – подтвердила она свой непривычный наряд и странное поведение.
Сильвия Бергман была не только ее лучшей, но и самой большой подругой. Даже в широчайшем кругу знакомых Эммы не нашлось никого, кто был бы с ней на одном уровне, и не только в переносном смысле. Одно то, что Сильвия носила обувь сорок второго размера, кое о чем говорит. А также тот факт, что она чуть не стала профессиональной баскетболисткой, если бы ее консервативные родители не настояли на солидной профессии, хотя думали они при этом скорее о высшем медицинском образовании, чем о курсах физиотерапевта. Пациенты частной практики Сильвии в Вайнберге любили ее за большие волшебные руки, которые, как ультразвуковые локаторы, сначала определяли напряженные места и блокады, а потом снимали их, надавливая на только ей одной известные энергетические и рефлекторные точки. Судя по внешнему виду Сильвии, сегодня подобная процедура не повредила бы ей самой. Каждая клетка ее тела казалась скованной и напряженной.
– Сядь! – резко приказала подруга, словно это она хозяйка дома, а Эмма всего лишь приглашенный гость.
Эмма поборола приступ усталости, от которой ее покачивало, особенно сейчас, когда она снова оказалась в собственных четырех стенах. Хотя ее дом не казался больше таким надежным, как еще сегодня утром. В том числе потому, что Сильвия сама открыла себе дверь.
– Сильвия, я не хочу ничего говорить, но ты знаешь, что я дала тебе ключ только на крайний случай?
– Сядь! – повторила Сильвия ледяным голосом. – Это и есть крайний случай.
– Да что с тобой? – спросила Эмма и решила постоять. Несмотря на слабость в коленях, ей вдруг показалось важным держать дистанцию. В случае необходимости она ухватится за каминную полку.
– Ты спрашиваешь, что со мной? – Сильвия совершила невозможное и окаменела еще больше. – Почему ты со мной так поступаешь? – выдавила она из себя.
– О чем ты?
– Вот об этом!
Ее подруга достала из кармана спортивной куртки белую коробочку для таблеток с красной крышкой.
– Ты знаешь, что это? – спросила она.
Эмма кивнула:
– Похоже на прогестерон, который я дала тебе.
Препарат, который повышает шансы забеременеть. Средство усиливает кровоснабжение матки. Женщинам, которые хотят завести детей, этот половой гормон назначают перед оплодотворением. А после – чтобы не потерять ребенка. Гинеколог прописал эти таблетки Эмме после УЗИ, а она отдала начатую упаковку своей лучшей подруге.
После кровотечения, после той ночи в отеле, они были ей больше не нужны.
– Почему ты так со мной поступаешь? – повторила Сильвия и поставила коробочку на журнальный столик.
– Черт побери, о чем ты говоришь?
– Ты не хочешь, чтобы у меня были дети?
– Прости?
– Желаешь мне такой же судьбы, как у тебя?
– Да что на тебя нашло? – Эмма подняла обе руки, раскрыла и снова сжала пальцы, разминая воздух, словно невидимое тесто, беспомощная, не зная, как реагировать на это чудовищное, возмутительное обвинение. – Зачем мне так думать? – спросила она со слезами на глазах. – Я люблю тебя, Сильвия. Ночь с Парикмахером я и врагу не пожелаю.
Сильвия какое-то время молча смотрела на нее, потом презрительно кивнула, как будто ждала подобной лжи.
– В последние недели меня постоянно тошнило, были головные боли и усталость, – глухо произнесла она. – Сначала я радовалась, потому что думала: наконец-то получилось. Но тесты были отрицательные, а потом начались месячные. Тогда я пошла к врачу. Он спросил, принимаю ли я какие-то медикаменты. Только утрогест, ответила я, и врач меня похвалил: "Да, это может помочь".
Взгляд Сильвии блуждал по лицу Эммы, как акупунктурная игла. Лучшая подруга открыла рот, и Эмма невольно сделала шаг назад, как от рычащей собаки, которая скалит зубы.
– Конечно, при условии, что в пачке, которую подарила дорогая подруга, действительно был прогестерон. А не левонор что-то там, – произнесла Сильвия слишком тихим для такого возмутительного обвинения голосом.
– Левоноргестрел? – Эмму бросило в жар. Впервые за сегодня она потела. – Это невозможно, – выдавила она. Шатнулась в сторону камина, и ей стало еще жарче.
– О чем ты думала? – спросила Сильвия. – Когда кровотечения стали сильнее, Петер взглянул на таблетки. Оказалось, его бывшая жена тоже их как-то принимала, и он сказал, что ее таблетки выглядели иначе.
Петер!
Безымянный друг Сильвии. По крайней мере, Эмма не знала его фамилии, хотя это может быть связано с тем, что она почти не слушала свою лучшую подругу, когда та рассказывала о нем. Сильвия познакомилась с ним уже в период "после", когда Эмму меньше всего интересовали рассказы о любовных отношениях. Она даже ни разу не захотела взглянуть на его фото. Все, что ей было известно о Петере, – что он якобы "тот самый", мужчина мечты, от которого Сильвия хотела детей.
– Поэтому я отнесла таблетки к аптекарю. И он их изучил.
Ее лучшая подруга расплакалась. В слезах схватила упаковку со стола и швырнула в сторону Эммы, но промахнулась. Упаковка пролетела мимо и отскочила от книжного стеллажа за спиной. При ударе об пол коробка раскрылась, и таблетки покатились по паркету, как крошечные игрушечные шарики, а Сильвия закричала:
– Ты их перепутала! Ты, чокнутая, дала мне таблетку следующего дня!
Глава 25
Эмма издалека смотрела на упаковку – точно такую же она дала Сильвии три месяца назад.
Таблетку следующего дня?
– Должно быть какое-то логическое объяснение, – сказала Эмма, не представляя, что это может быть.
– Почему меня не удивляет, что ты собираешься рассказать мне одну из своих историй.
– Сильвия, ты знаешь меня.
– Точно?
"Без понятия. Я даже себе не могу этого сказать".
Эмма нервно почесала руку ниже локтя. Неожиданно почувствовала зуд по всему телу.
– Если то, что ты говоришь, правда, значит, таблетки подменил кто-то другой.
– Ах да, снова одиозный Некто. Как и Некто, который тебя якобы изнасиловал.
Вот оно что.
Теперь все ясно. Якобы.
Одно-единственное слово. Больше чем достаточно, чтобы выбросить их дружбу в мусорный бак и накрыть сверху крышкой.
– Я не это хотела сказать, – ахнула Сильвия. Она выглядела так, словно очнулась ото сна. С изменившимся, смягчившимся взглядом закрыла рот рукой.
– Но только что сказала, – сухо ответила Эмма. Якобы.
– Знаю. Но поставь себя на мое место. Что я должна думать?
– Правду.
– Какую правду, Эмма?
Сильвия перевела дыхание и продолжила, с каждым словом раздражаясь все сильнее:
– Гостиничный номер, которого не существует? Свидетельница, которую не нашли? Господи, да ты даже не вписываешься в общую схему. Парикмахер убивает проституток. А ты самая верная жена, какую я знаю. И ты жива.
– Меня обрили и изнасиловали. В моей комнате был мужчина…
– Да. Как и Артур в твоем шкафу…
Все кончено.
Мусорный бак, в котором гнила их дружба, вот-вот отправится на свалку.
– Да как ты смеешь, ты… ты… – От боли Эмма не могла подобрать слов. Она закрыла глаза, рискуя потеряться в вихре воспоминаний.
Сверкнули буквы на зеркале.
УБИРАЙСЯ.
Она слышала голос отца.