Тед начал медленно-медленно поворачиваться. Рассчитал точно тот момент, когда глаза Блейна и обе поднятых руки окажутся на одной линии. Элементарный трюк. Блейн не сводил глаз с головы Теда, которая отнюдь не случайно поворачивалась несколько медленнее, чем тело. В одно мгновение Тед обернулся и одновременно рукой, невидимой в это время Блейну, выхватил из кармана пиджака браунинг. Блейн угадал, в чем дело, когда Тед окончательно повернулся к нему и без колебаний выстрелил из браунинга, держа его на уровне груди. Стрелять, не прицелившись, согнутой рукой и снизу, было неудобно, тем не менее Тед умудрился всадить пулю Блейну точно посреди лба. Звук выстрела взорвал тишину. "А ведь эту пулю я готовил для себя", – подумал Тед, глядя на оседающее, как брошенная марионетка, тело Блейна.
Достав из кармана фотографию Аманды Эрдман, Тед положил ее на грудь Блейна и замер, не в силах отвести от него глаз. Блейн умер не сразу: он несколько раз дернулся и наконец застыл.
Шум в гостиной заставил Теда насторожиться. Хотя он и не был уверен, что действительно что-то слышал, но на всякий случай спрятал браунинг и поднял с пола нож. Прошел по коридору до перил и осторожно наклонился, чтобы сверху осмотреть всю гостиную. То, что он увидел, показалось таким странным, что тут же пропало желание прятаться. В центре гостиной стоял худощавый чернокожий в серых брюках и белом халате. Он смотрел на Теда так, как будто заранее ждал его появления. И нагло улыбался.
– Салют, Тед, – пророкотал он басом и приветственно помахал розовой ладонью.
То, что незнакомец знал его имя, не особо удивило Теда. Похоже, это в последнее время стало обычным делом для незнакомцев.
Тед спустился по лестнице, не сводя взгляда с этого типа.
– Вы работаете на них? – спросил он, спустившись, и облокотился о перила, держа браунинг в кармане. Почему-то ему показалось, что этот человек не опасен.
Снаружи не слышно было никакого движения. Хотя полиция, конечно, еще не успела бы приехать. Магнус наконец почуял, что в доме чужие: он снова время от времени поскуливал. Понимал ли он, что его хозяин мертв? Мог ли учуять кровь на таком расстоянии? Вполне возможно. С явным усилием пес коротко загавкал.
– Кто вы, черт побери?
Незнакомец улыбнулся:
– Я Роджер, Тед.
– Какой еще Роджер? Просто Роджер? Другой хоть по фамилии назвался. – Тед потер лоб тыльной стороной свободной ладони. – Слушайте, не знаю, что вы здесь делаете, но полиция явится с минуты на минуту. Там наверху труп, а снаружи не вполне вменяемый ротвейлер. Лично я сматываюсь.
Улыбка Роджера стала чуть ли не отеческой.
– Вы что, не расслышали? – упорствовал Тед.
– Почему бы нам не побеседовать вон в той комнате?
Тед глянул на него растерянно. Что этот тип здесь делает? Для чего этот идиотский контроль?
– Вы с ума сошли? Или не слышали выстрела?
– Это был Блейн, не так ли? – проговорил тип, будто читая с экрана сообщение компьютерной программы.
– Да. Кто ж еще?
– Ты его застрелил?
Этот субъект должен был слышать выстрел. Тед не ответил.
– Повезло, что у тебя пистолет был с собой, – заключил Роджер.
– Стоит быть готовым… ко всяким неожиданностям.
Тед никак не мог понять, почему сразу не ушел. Было что-то в манере этого субъекта говорить… Что-то убаюкивающее.
– И перчатки надел, – произнес Роджер, указывая на руки Теда. – Нож и пистолет на всякий случай. А псу подсыпал снотворного?
Роджер кивал восхищенно и одобрительно.
– А что, по-вашему, я и его должен был убить? – возмутился Тед.
– И в этот раз ты оставил на трупе фотографию?
В этот раз?
– Да, – смиренно ответил Тед. Что толку гадать, следил ли за ним этот тип или у него был магический кристалл. – Если вы не против, мистер Роджер, я пойду. Не возражаете? Я бы на вашем месте последовал моему примеру.
Тед направился к двери. Но нечто необычное привлекло его внимание. Через маленькое окошко он заметил, как какой-то человек выбегает из сада и несется во всю прыть к машине. Тут он попал под свет фонаря, и стала отчетливо видна полосатая футболка. Это был Линч.
Машина тут же рванула с места.
К чему этот тщательный контроль?
Тед молча обернулся к Роджеру, всем своим видом требуя объяснений. Чернокожий пожал плечами.
5
Опоссуму вздумалось грызть ампутированную конечность не где-нибудь, а на садовом столике. Он так трясся от удовольствия, что лампочка над террасой среагировала на его движение. В конусе света отвратительная сцена была ясно видна из дома.
Тед стоял за стеклянной дверью. Он с изумлением наблюдал, как опоссум вонзает остроконечные зубы в мертвую плоть, равнодушно уставившись в пространство своими кукольными глазами. Как он рвет розовую кожу Холли. Тед абсолютно точно знал, что это нога его жены. Пальцы – распухшие кровавые вишни, неровная линия разреза ниже колена, растрепанный клубок сосудов и связок, обломок кости. Но он все равно знал. Ему не требовались для опознания ни родинка, ни особый шрам. Он столько раз ласкал, целовал эту ногу, столько раз обувал ее, что узнал бы где и когда угодно, даже во сне. Этот ублюдок опоссум жевал ногу Холли! Тед стукнул по стеклу ладонью. Опоссум на мгновение обернулся, глянул на фигуру за стеклом, но, похоже, не счел ее опасной. Лиловая полоса вокруг его пасти напоминала гротескный макияж. Удовлетворив любопытство, опоссум снова принялся за ногу. Тед опять ударил по стеклу, на этот раз зверь никак не прореагировал.
И тут послышался плеск волн. Атлантический океан был в нескольких километрах от дома, но это не имело значения. Тед протянул руку и щелкнул выключателем, зажигая фонари в глубине сада. Стало видно, что море и в самом деле подступило к самому дому. Поросший деревьями пологий склон, которым он любовался каждое утро, читая бизнес-раздел газеты, исчез, и на его месте ревела и хохотала пенистая водяная масса. На поросшем геранью песчаном берегу неподвижно, будто восковая фигура, стояла Холли. Опоссум выгрыз ей довольно большой кусок икры, оставив на виду закругленный конец гладкой кости. На Холли было красное бикини, которое Тед любил больше всего, руки она раскинула в стороны и сама наклонилась немного влево. Волосы распластались горизонтально, словно их поддерживали невидимые руки. На лице было написано ликование, хотя на месте одной ноги маячило нечто призрачное.
Тед отворил стеклянную дверь. Опоссум отступил к дальнему краю стола. Теперь, похоже, присутствие Теда начало его беспокоить, однако не настолько, чтобы бросить пищу. Он присел и оскалил зубы, готовый в случае чего убежать. Тед сделал резкое движение – никакого толку. Тогда он начал искать вокруг, чем можно запустить в зверя. Рядом с мангалом валялась деревянная коробка, которую он сразу же узнал, и, хотя с детства ее не видел, его совсем не удивило, что она оказалась здесь, в доме, где он поселился взрослым. Тед подошел и взял ее бережно, словно реликвию. В каком-то смысле она и была реликвией. Черные и белые квадраты были нарисованы на крышке и на дне коробки, так что, когда ее открывали, получалась нормальная шахматная доска. Внутри для каждой фигуры было особое углубление, оклеенное зеленым бархатом. Тед взял слона и с размаху швырнул его. Но промазал. Как он умудрился не попасть в вонючего зверька всего с двух метров? Тед взял другую фигуру и сделал вторую попытку. На этот раз бросок получился гораздо сильнее, чем нужно. И снова промах. Что-то было будто бы не так, странно как-то. Снаряды чертили в воздухе немыслимые кривые, казалось, с единственной целью: обогнуть в полете опоссума за миг до столкновения. Но Тед не сдавался. Он все метал и метал фигуры одну за другой, как одержимый. Опоссум, должно быть, понял, что фундаментальные устои физики сдвинулись в его пользу: он тяжело переполз обратно на середину стола и продолжил трапезу. Толстый белый хвост змеей извивался позади пушистого тела. Тед сделал около сотни бросков – и все впустую, – когда наконец отчаялся и выпустил из рук коробку. Она упала у его ног, и он, опустив глаза, увидел, что все фигуры на месте.
Тед перевел взгляд на Холли. Хотелось сказать ей, что, мол, очень жаль, но он сделал все возможное, чтобы вернуть ей ногу. Однако что же он за муж, если не в состоянии удовлетворить нужды собственной семьи? От стыда и досады он чуть не плакал, но тут до него дошло, что есть еще один выход. И как же он раньше не додумался! Правая рука начала тяжелеть, и он почувствовал, что сжимает рукоятку браунинга. Поднес пистолет к глазам и зачарованно уставился на него. Медленным, поэтически размеренным жестом, держа пистолет в обеих руках, он прицелился в опоссума, упиваясь последними мгновениями перед выстрелом. Зверь поднял голову, будто чуя близкий конец. Пуля попала ему прямо в хребтину, и он взорвался, как воздушный шарик, начиненный кровью и потрохами. Тед отбросил пистолет и пошел к столу, не сводя глаз с ноги Холли. Взял ее двумя руками, как держал бы хирург предназначенный для трансплантации орган. Теперь, когда можно было рассмотреть ногу вблизи, Тед заметил, что из обрезанного конца ее, как он и предполагал, торчит болт с резьбой. Все будет хорошо, подумал он. Надо только подойти к Холли, привинтить ногу на место, и он снова хороший муж.
Тед сошел по двум ступенькам террасы и поднял глаза. Холли была все там же, но теперь между ним и ею в воздухе витала огромная блестящая желтая рамка. Нижняя часть рамки была сантиметрах в пятидесяти над землей, и Тед понимал, что может легко перебраться через нее, но все же остановился на секунду, прежде чем это сделать. Море волновалось метрах в десяти, за спиной у Холли, обнять ее и вернуть ей ногу хотелось нестерпимо. Он поднял собственную ногу и перешагнул нижнюю перекладину рамки. На мгновение мелькнула нелепая мысль, что он не сможет этого сделать, но у него получилось. Он знал, что главное – не задеть ее, тогда все будет в порядке. Преодолев первую рамку, он увидел перед собой другую, на этот раз зеленую, и повторил операцию. Поднял глаза и опять увидел, что Холли в той же позе в десяти метрах ждет его, а между ними новая рамка, красная, и еще одна, фиолетовая. Тед перешагивал их уже не глядя, почти автоматически, не сводя глаз с Холли, еще одна, желтая, теперь голубая, "я иду, любимая", десять метров, черная как ночь рамка, "Холли"… Тед уже не шел, а бежал, скача через рамки, одна за другой возникавшие на его пути, как чемпион по бегу с препятствиями, не останавливаясь, Холли, не останавливаясь, Холли…
Последняя рамка проглотила его, и он с криком очнулся где-то совсем в другом месте.
На диване.
Тед вскочил. В испуге схватился за ногу. На месте. Неужели ему приснилось, что у него нет ноги? Сон постепенно выветривался. Он уставился в темноту, потом заметил на себе помятую майку и неудобные джинсы. Встал и, сам не зная зачем, подошел к застекленной двери, что выходила на боковую сторону дома. Там он стоял довольно долго, разглядывая холм, очертания которого таяли в ночи. Он прислонился к стеклу, снаружи сработали датчики движения, и над столом и стульями зажегся свет. Теду привиделась жуткая картина: отрезанная женская нога. Может, во сне у Холли не было ноги? Он улыбнулся и постарался запомнить это, чтобы обсудить с нею вечером. Спросил себя, который час. Наверняка еще нет семи, ведь не рассвело, подумал он. Машинально взглянул на запястье, но часов не было.
И тут память как стрела пронзила милосердную завесу забвения, которую пытался задернуть рассудок. Тед бросил быстрый взгляд на основание мангала. Коробки с шахматами там уже не было, но помнил он ее даже слишком отчетливо. Хотя только что ему привиделся кошмарный сон, в котором у Холли не было ноги, именно от мысли о коробке с шахматами в жилах застыла кровь.
6
Раз уход в мир иной откладывался, стоило продолжать жить, как ни в чем не бывало следовать повседневной рутине, которая включала и очередной визит к психотерапевту Лоре Хилл. И это в каком-то смысле даже радовало: с нею у него сложились прекрасные отношения. То, что поначалу казалось обязаловкой, предписанием лечащего врача, превратилось со временем чуть ли не в удовольствие. Сам он никогда не обратился бы к психотерапевту, если бы на этом не настоял Кармайкл, но врачу удалось уговорить его. "Когда узнаешь о себе такое, приходится учиться держать себя в руках", – вот его точные слова. Тед перевел их так: Человек с неоперабельной опухолью рано или поздно задумается о том, чтобы вышибить себе мозги. И в этом доктор Кармайкл не ошибался.
Строго говоря, опухоль не была неоперабельной, ее можно было удалить с такой же вероятностью, как попасть баскетбольным мячом в корзину с тридцати метров. Доктор Кармайкл не воспользовался этой метафорой: ему важно было, чтобы пациент не терял надежды, однако Тед, по натуре аналитик и прагматик, быстро расставил в уме все по полочкам. Решать, разумеется, предстояло ему, он мог рискнуть и согласиться на операцию, ожидая чуда, или оставить все как есть. Долго раздумывать не пришлось. Решение было из тех, что он принял заранее, задолго до того, как начались головные боли или стали известны результаты обследования, о которых Кармайкл сообщил ему особым тоном, тем, которым сообщают только самые обескураживающие новости. Возможно, решил все Тед еще несколько десятков лет назад, увидев, как в финале фильма "Пролетая над гнездом кукушки" Джек мотает головой, будто марионетка, оставшаяся без хозяина, а может, и в другой раз, какая разница когда. Последние месяцы он проживет достойно. И если и согласился на первый сеанс с доктором Хилл, то только для того, чтобы Кармайкл верил: все идет так, как задумано. Оно и шло как задумано, но не лечащим врачом, а Тедом, ибо Кармайкл был из тех медиков, что растягивают жизнь пациента до самого последнего мгновения. И не важно, с тридцати, или со ста, или с тысячи метров приходится кидать мяч в корзину.
На вид Лоре Хилл было чуть больше двадцати. Увидев ее впервые, Тед проникся жалостью к девчушке, скорее всего делающей первые шаги в профессии, в больших очках в прямоугольной оправе и с собранными на затылке волосами, сдержанной и обходительной. Как будто играет в психотерапевта, подумал Тед, которому еще предстояло удивиться, что на самом деле ей перевалило за тридцать. Сколько ей точно лет, он не знал: она не признавалась.
В ту первую встречу ей удалось обезоружить его очарованием юности, невинным видом и искренностью. Теда соблазнила перспектива обходить ловушки, которые расставляла Лора на каждом сеансе, ведь с нею – как и с Кармайклом – он не собирался обсуждать планы самоубийства, занимавшие все его мысли.
– Здравствуй, Тед, – сказала Лора. – Выходит, морское путешествие с компаньоном так и не состоялось.
– Выходит так. Спасибо, что согласилась меня принять.
– Жаль, что рыбалка сорвалась. – Медные волосы Лоры были собраны в пучок. – Как ты себя чувствуешь?
Вчера я убил человека. Пришел к нему домой, дождался его, закрывшись в шкафу, а потом прикончил. И никто на свете о нем не пожалеет.
Он попробовал эти фразы на вкус. Представил, как изменилось бы лицо Лоры Хилл, если бы он сказал нечто подобное. По правде говоря, он сам не свыкся еще с мыслью о том, что способен убить человека, да еще и не без удовольствия.
– Вчера мне опять приснился кошмар, – сказал Тед. О кошмарах он рассказывал часто, потому что не видел в них никакого смысла, к тому же эти рассказы помогали увести разговор в сторону от того, что могло бы его выдать. – На этот раз показывали что-то новенькое.
У единственного окна стоял письменный стол, за который во время сеансов Лора почти никогда не садилась. На этот раз она расположилась в кресле напротив Теда. Между ними стоял журнальный столик, совершенно пустой, если не считать пластикового стакана с водой. Тед никогда не пил из него.
– Расскажи мне сон.
– Я был у себя дома в гостиной, смотрел сквозь стекло на веранду. На столе сидел опоссум и жрал ногу Холли. Холли там не было, только нога, но я знал, что это нога Холли. Я тут же вышел и стал искать, чем бы запустить в опоссума, чем бы его спугнуть. И вот тогда увидел на полу коробку, которую тут же узнал. Это были мои шахматы.
Если бы психолог имела привычку делать во время сеанса пометки в блокноте, сейчас ее рука непременно потянулась бы к карандашу, настолько серьезным и значительным тоном произнес Тед эту фразу. Но Лора никогда не делала записей, у нее была феноменальная память.
– Я начал швырять фигуры в зверя, но так и не попал, – продолжил Тед, – он как-то непонятно от них уворачивался, а фигуры никак не кончались. Тогда я заметил Холли в саду, и, кажется, позади нее было море. Правда ведь забавно: чего только человек во сне не выдумает?
Тед не упомянул о том, как он разнес опоссума в клочья выстрелом из браунинга. Ведь точно так же, не вмешайся Линч, он чуть не распорядился собственным черепом. Подробности вроде этой лучше оставлять при себе.
– Ты не убил опоссума? – спросила Лора, в который раз демонстрируя фантастическую интуицию.
– Нет.
Она кивнула.
– Когда ты в последний раз видел во сне что-то связанное с шахматами?
– Никогда.
Она задумалась, подыскивая слова.
– Тед, нам надо поговорить о том, что случилось в те годы. Ты должен объяснить мне, почему мальчик с выдающимися способностями к шахматам вдруг резко их бросает. Ты так и не вернулся к игре?
– Нет, всерьез никогда. Я научил дочек и сыграл с ними несколько партий, но теперь они справляются без меня.
– Скажи, почему же ты бросил?
Лора поднимала эту тему не впервые. На прошлых сеансах в подобных случаях Тед оказывал слабое сопротивление, и она отступалась. Но в принципе его не так уж пугал разговор о тех временах. Он поудобнее устроился в кресле и начал рассказ:
– Играть меня научил отец. В семь лет я уже обыгрывал его запросто. Тогда он отвез меня в свой родной город Виндзор-Локс к одному старику, который в прошлом славился как отличный шахматист. – Тед помолчал. Воспоминание о наставнике, возможно единственном в жизни взрослом, которым он восхищался и которого уважал, отозвалось в нем грустью и болью. – Его фамилия была Миллер. По-моему, я о нем уже как-то упоминал. Когда я впервые увидел его, он показался мне древним стариком: волосы с проседью, длинные, ниже ушей, лицо все в морщинах. В тот раз мы мало говорили. Просто сели за шахматный столик, который стоял у него в гараже (он там давал уроки местным мальчишкам), и стали играть, а отец наблюдал за нами. Мы сделали не больше двадцати ходов, как вдруг Миллер встал, отвел моего отца в сторону, и они о чем-то заговорили. Я сидел и ждал. Думал, Миллер скажет, что я ни на что не гожусь, мы вернемся домой, и все на этом кончится. Однако следующие восемь лет, до того, как мне исполнилось пятнадцать, я ездил к нему по два-три раза в неделю.
– Это с ним вы завели ритуал с подковой?
Тед не помнил, чтобы говорил хоть слово о подкове. Еще одно тревожное напоминание об архиве немыслимых размеров, хранящемся в голове у психотерапевта.