Альберта охватило ни с чем не сравнимое чувство легкости. Нечто подобное он испытал лишь однажды - когда спускали на воду новый корабль отца, и всех гостей потчевали шампанским. После нескольких тостов взрослые пошли осматривать помещения сейнера, а он допил из всех бокалов, залез на командный мостик. Там ему захотелось спрыгнуть в Даугаву или взмыть в воздух и улететь. Казалось, это было вполне ему по силам… Но ведь сегодня пили не шампанское, а сивуху, да и той не больше стакана. Нет, это не хмель кружил голову, а джазовые вариации извечной темы любви.
Хоть бы никогда не кончалась эта поездка! Вот бы и по жизни мчаться так: рядом любимая девушка, а впереди ровная дорога без всяких огорчений. Все в твоих собственных руках, зависит от тебя самого, а не каких-то там идиотских "так принято"… Зачем расстраиваться, если тебя товарищи упрекают, что стал индивидуалистом, презревшим коллектив? Гнать от себя подобные мысли, как и все прочее, что мешает полностью отдаться на волю течения! Альберт не был настолько наивен, чтобы не знать о существовании мелей и подводных рифов, подстерегающих тех, кто плывет по этому благодатному течению, каким представлялась ему сегодня жизнь. Понимал он и то, что Ингрида живет не одним свежим воздухом и любовью, и радиоприемники для нее с неба не падают. Когда-нибудь он еще узнает цену всего этого, но незачем отравлять эти восхитительные минуты!
Впереди замаячил виадук, под ним мелькнула светящаяся стрела поезда. Мост окутался клубами пара.
Вынырнув из белого облака, машина оставила виадук позади и мчалась дальше по пустынному шоссе. Лишь изредка яркий луч вырывал из темноты то забор, то наклоненные северными ветрами сосны, говорившие о близости моря.
Ярко зарделся и вновь потух горящий кончик сигареты, которую поочередно курили Ингрида с Альбертом. Он только хотел погасить окурок о пепельницу, как сзади неожиданно раздался голос Петера:
- Левей! - его окрик стеганул как бич и даже не дал возможности осмыслить, что случилось.
Пепел осыпался Ингриде на юбку. Альберт вздрогнул. Его нога инстинктивно нажала на тормозную педаль. Но как раз этого и не следовало делать.
Машину занесло на скользком асфальте, и, неуправляемая, коротко и глуховато лязгнув металлом, она врезалась в придорожный столбик. В тот же миг потух свет фар.
Тишина. Лишь капли дождя уныло барабанили по крыше "Волги".
- Отзовись, кто жив! - выбравшись из машины, Петер попытался шутить.
Открылась правая передняя дверь. Цела и невредима вышла Ингрида, быстренько обежала вокруг "Волги" и распахнула дверцу водителя.
- Берт, что с тобой? Да говори же!.. Хоть слово скажи!..
Не дождавшись ответа, она вцепилась в его руку и почти силой вытащила из машины. Вид у Альберта был жалкий - дальше некуда. Физически он, как и двое его пассажиров, не пострадал, если не считать пустяковой царапины на лбу; зато нервное напряжение достигло предела, и Альберта трясло, как в истерическом припадке.
- Вдребезги! - выдавил он наконец.
- Мура, - Петер уже успел осмотреть машину. - Наверно, твой ангел-хранитель успел подставить крылышко, чтобы удар был помягче… Даже радиатор не потек. Надо будет купить новый бампер, облицовку и фары; кое-где выправить и подкрасить. Не знаю, сколько за это сдерут, но для хорошего мастера все это сделать - раз плюнуть… А теперь садись проверь, может, в моторе что поломалось.
Нет, мотор был в исправности, передние колеса тоже поворачивались, ни за что не задевая. Петер становился все веселей.
- С твоим дурьим везением можем спокойно газовать через всю Юрмалу - никто ничего не заметит.
Альберт же никак не мог прийти в себя.
- Нет, нет! - упрямо мотал он головой. - Домой в таком виде я показаться не смею.
Петер пожал плечами, однако попробовал переубедить парня, понуро сидевшего за рулем и похожего на резиновую куклу, из которой выпустили воздух.
- Если машину кто-нибудь обнаружит здесь - прав тебе не видать как своих ушей. Заставят дуть в пробирку, унюхают алкоголь и составят такой протокол, что главный автоинспектор пальчики оближет…
- Тут мы оставаться не можем, - поддержала Ингрида. - Прошу тебя, Берт, не валяй дурака, поехали!
Легко сказать. А как это сделать, если в его отяжелевшей башке умещается всего одна мысль: "Все пропало, всему конец, мать больше никогда не даст машину, я никогда больше не смогу покатать Ингу, она больше никогда не захочет со мной встречаться…" Все прочее тонет в черной пучине безнадежности - и нигде нет даже соломинки, чтобы ухватиться. От тоскливой пустоты будущего и плаксивых попреков матери и унылых воспоминаний могло спасти только чудо. Чудо или же…
- Оставь-ка нас вдвоем, Ингрида, - сухо потребовал Петер и на месте пресек попытку девушки протестовать: - Не бойся, я его не обижу, иди!
Он взял Альберта за лацканы куртки, выволок из машины и крепко встряхнул. Затем, не выпуская, как следует наорал на него:
- Будь мужиком, черт тебя побери! Слезы и квохтанье никому еще не помогли.
- Я уже и сам хочу… - голос у Альберта все еще дрожал.
- Хотеть - этого еще мало, - грубо перебил его Петер. - Впрочем, говори!
- Я не должен был с такой скоростью ехать, тогда ничего бы не случилось. Если бы я знал…
- Если бы у моей тетки были колеса, я подарил бы ее тебе вместо "Волги" и ты раскатывал бы как у Христа за пазухой, - издевался над ним Петер, а потом с места в карьер, без обиняков: - Хватит с тебя, если дома все будет шито-крыто?
- Сказка! Да я согласен все отдать…
- Всего мне не надо. Только придется делать то, что я скажу, - сухо сказал Петер.
Вот оно, спасенье! И, по-видимому, расплата за эту неделю с Ингридой. У продолжения все равно будет своя цена - в этом Альберт не сомневался. Понимал, что задаром ничего на этом свете не делается. И все же решился. Будь что будет! После этой аварии, кажется, ничто не может быть страшнее, и притом часть пути он ведь еще сможет пройти рядом со своей Ингой!..
- До ее стариков доедешь обратно? - не дожидаясь ответа Альберта, Петер продолжал: - Драндулет оставим в сарае, заберем с собой номера и поедем с последним поездом. Во сколько вернется твоя мать из гостей?
- Она собиралась заночевать в Риге, но обязательно приедет утром, чтобы накормить меня завтраком.
- Успеем.
- А если заглянет в гараж?
- Увидит серую "Волгу", которая пока что спокойно стоит в лесочке около кэмпинга "Вайвари". Она же не станет проверять номера шасси и двигателя… По дороге я тебе все объясню. Ингрида, едем!
…Спустя четыре часа по темной, безлюдной улице Коку ехала серая "Волга" с номерными знаками машины Альбертова отца, остановилась у ворот его дома. Альберт вылез, растворил ворота, загнал машину в гараж и тщательно запер двери.
Затем в окнах первого этажа вспыхнул свет и через несколько минут снова погас.
Соседи крепко спали. Даже Чомбе не подал голоса, - он успел привыкнуть к ночным поездкам Альберта.
IX
Распахнув ставни настежь, мадам Зандбург сразу поняла, отчего сегодня проспала - утро понедельника было туманным и по-осеннему прохладным. Дождь кончился, но воздух все еще был напитан влагой, подымавшейся от мокрой лужайки. Болели все кости, повысилось кровяное давление, неистово ломило затылок - к перемене погоды. Но мадам Зандбург не намеревалась залезать обратно под одеяло и принимать лекарство. Она принадлежала к той категории больных, что предпочитают переносить свои недуги на ногах. Лишь бы нашелся охотник терпеливо выслушать жалобы, поговорить о симптомах, и сразу стало бы легче.
К счастью, за оградой показалась тетушка Курсис - она вышла в сад подобрать опавшие за ночь яблоки. Накинув на плечи брезентовый плащ зятя, мадам Зандбург направилась к соседке.
- На вашем месте я не стала бы вожжаться со спекулянтами-перекупщиками, - порекомендовала она из-за изгороди. - В наши годы ничуть не грешно побывать на людях - и в такую погоду тоже. Свою клубнику я всегда вожу на базар сама.
- Послушай-ка, соседка! - сразу клюнула тетушка Курсис. - А может, вы и здесь бы?.. А разницу - пополам.
- Ни за какие деньги! - тут же заартачилась мадам Зандбург. - Это вам не Вентспилс, где меня каждый знает как честную гражданку. Еще подумают, что яблоки эти так, для блезиру, а на самом деле по заданию зятя за людьми поглядываю.
- А мне вот страшно, что обворуют! - вздохнула тетка. - Если не меня на рынке, так здесь в дом заберутся, покуда буду там торговать.
- При таких соседях, как мой зять, вам даже для птиц пугала не нужно… Все замки можете смело заложить в ломбарде.
- Чего же тогда свои собственные вещички проворонили, если у вас такой пинкертоновский нюх? - простодушно спросила тетушка Курсис.
- Вы что, в самом деле не понимаете? - мадам Зандбург привстала на цыпочки, чтобы придать своему сообщению большую весомость. - Бросила как приманку. А теперь попадется на удочку целая банда грабителей, почти все концы уже в наших руках… Тсс! - увидев приближающегося к садовой калитке Кашиса, она прижала палец к губам: - Но пока об этом никому ни полслова!
Хвастливое заявление мадам Зандбург почти соответствовало действительности. И Кашиса особенно мучило именно это "почти". Он недолюбливал это понятие. "Мы почти арестовали преступника. Это означает, что его упустили, - нередко говорил подполковник. - Когда мне докладывают, что почти все подозрительные лица проверены, я готов дать голову на отсечение, что единственный настоящий виновник не проверен".
По понедельникам, когда подполковника на столе ожидала целая кипа донесений за субботу и воскресенье, он всегда ехал на работу на служебной машине. С помощью радиотелефона, связанного с диспетчерским пультом дежурного по управлению милиции, можно было уже в дороге начинать действовать.
Однако сегодня Кашис даже не снял трубку, чтобы получить сведения о важнейших происшествиях. Хотелось перебрать в памяти все известные на данный момент факты и только на их основе, не подпадая под влияние ни эмоций новичка Яункална, ни интуиции такого опытного следопыта как Лаува, построить логический план дальнейших действий. Это было, разумеется, чистой случайностью, что кража тещиных вещей дала возможность задержать Завицкого. К тому же невозможно доказать, что он вскрыл и обокрал камеру с вещами Зандбург. Суд не убедить одними признаниями Завицкого. Там потребуется предъявить вещи или, по крайней мере, назвать посредника, который взялся продать похищенное. Но арестованный не желал или не мог этого сделать. Так легко признаться в попытке украсть портфель было форменным безрассудством со стороны Завицкого. Получалось, что он охотно принимает на себя вину за это преступление, с тем чтобы не быть обвиненным в совершении другого, более тяжелого. И его удивление при задержании было грубым и неумелым наигрышем. Стоп, стоп! - остановил себя подполковник. Это уже из другой оперы, логический вывод, а не объективная истина… К сожалению, шероховатая поверхность свиной кожи, из которой сделан портфель, не дала возможности индентифицировать отпечатки пальцев. Доказано было лишь то, что деньги похищены из кассы колхоза. Не подлежал сомнению и факт, что в ту злополучную ночь в поезд на станции сел всего один пассажир - вероятно, это был разыскиваемый грабитель. Однако при скудном ночном освещении ни билетный кассир, ни проводница вагона не сумели как следует рассмотреть его лицо. Эксперимент с рисованными портретами дал противоречивые результаты, в суд с ними лучше не соваться… Ладно, допустим Завицкий случайно наткнулся на портфель с деньгами. Почему же тогда никто за ними не приходит? Неужели преступники почуяли, что на вокзале их ожидают не похрустывающие десятки, а наручники?..
Обязательно надо усилить наблюдение и еще раз командировать Лауву в колхоз, а там будет видно, как выйти из тупика.
Вскоре после отца из дома вышел Варис. Не видя Альберта на улице, он постучался к другу в дверь.
Отперла мать Альберта и предложила зайти в переднюю, где приятно пахло кофе.
- Пускай выспится, - шепотом проговорила женщина. - Сон - самое лучшее лекарство.
- А что с ним?
- Температуры нет, но глаза красные, как у больного, и язык вовсе сухой. Вчера в семь часов залез под одеяло и до сих пор не может никак отогреться. Наверно, в воде пересидел, простыл.
- Ясно, - ухмыльнулся Варис.
Альберт и в самом деле чувствовал себя больным и разбитым. Никого не хотелось видеть. В том числе и Ингриду, потому что неизбежно пришлось бы рассказать о продолжении вчерашних похождений. А об этом он сейчас не осмеливался даже думать. Вот потому он и встал чуть свет, оставил в условленном месте записку девушке, снова лег в постель и прикинулся больным. Пути назад не было, приходилось плыть по течению.
Нараставшая внутренняя тревога гнала его из постели, и как только мать ушла, он встал и побежал в яхт-клуб.
Петер не заставил себя ждать. Ровно в двенадцать он был на причале - в серых фланелевых брюках и зеленом пиджаке - истый яхтсмен довоенного времени.
- Ингрида передавала, ты хочешь меня видеть, - суховатым тоном сказал Петер. - Что, требуется опохмелка, а? - и он недвусмысленным жестом опустил руку в карман.
- Да, - признался Альберт. - Моральное, так сказать, похмелье… - и будучи не в силах выдержать пытливый взгляд Петера, он потупил глаза и опять наклонился над полуразобранным мотором лодки. - Что теперь будет?
- Будут и волки сыты, и овцы целы.
Петер стоял на краю мостков и со скучающим видом кидал в реку камушки. Было совершенно ясно, что он не намерен заговорить первым.
- Я не спал всю ночь. Если бы второй раз дождь не прошел, они ведь могли по следу дойти до нашего гаража.
- Прямо как в сказках, - усмехнулся Петер, - чем ближе конец, тем страшнее. Но над всем этим тебе надо было поломать голову вчера еще.
- Когда мы угнали машину…
- Это ты брось, друг! Не мы, а ты! Меня ты в это дело, пожалуйста, не путай. Я к той "Волге" даже мизинцем не прикоснулся, заруби это себе на лбу!
- А идея чья?
Альберту очень хотелось спихнуть хоть часть ответственности на чужую шею.
- Хорошие идеи можно почерпнуть в любом детективном кинофильме. А уж эта была - на вес золота! Только не выезжай из гаража, и никто до второго пришествия…
Он не договорил и отвернулся, так как увидел идущего по мосткам тренера яхт-клуба. Тренер дружески хлопнул Альберта пониже спины, но тот был настолько взволнован, что выронил из рук отвертку, которая провалилась куда-то между трубок и проводов.
- Валяй, оставь ее там, - добродушно улыбнулся тренер. - Может, как раз ее и не хватало, чтобы эта коробка преодолела силу земного притяжения.
- Смейтесь, смейтесь! - крикнул ему вслед Альберт. - Я вот как выжму на ней восемьдесят пять, тогда другое запоете… - В следующий момент его мысли вновь приняли невеселое направление и он нахмурился. - Вчера вы говорили, что меня не смогут обвинить в краже, если верну машину.
- Я и сегодня это утверждаю, - сказал Петер. - Даже мелкого хулиганства не пришьют, если бросишь ее в каком-нибудь темном переулке. Нечего даже тянуть…
- Как только отремонтирую нашу "Волгу".
- Ну видишь, как здорово, - согласился Петер. - А деньги где возьмешь?
- Заработаю. Вот увидите! - Альберту очень хотелось самому верить в эти слова.
- Частными уроками или с шапкой на церковной паперти? Эти времена давно прошли.
- Я думаю… - Альберт запнулся. Но надо было набраться духу и сделать второй шаг - иначе какой смысл было вызывать Петера? - Может, вы смогли бы мне помочь…
По лицу Петера скользнула тень ухмылки, и он спрыгнул в лодку к Альберту, который обтирал ветошью ключи и укладывал в сумочку.
- Договорились! Прокати меня до моря, и я тебе заплачу.
- Нет, кроме шуток…
- А я и не шучу… Раскочегаривай мотор и - по газам. Надо поговорить.
Моторка на подводных крыльях, оставляя за кормой длинный пенистый бурун, раскачивавший байдарки и даже иные яхты, неслась мимо большой белой дюны, мимо Булльупе и приближалась к устью Лиелупе.
Петер встал и подставил лицо встречному ветру. На воде скорость всегда ощущается сильней, и Петеру показалось, что еще ни разу в жизни он не приближался к горизонту так быстро. Но он скоро подавил в себе чувство умиления, потому что был человек расчета… И, как известно, железо надо ковать, пока оно горячо…
- Эх и житуха же! - воскликнул он, но тут же, словно обрывая самого себя, скомандовал: - Глуши!
Альберт послушно выключил мотор, и лодка мгновенно, будто притянутая магнитом, припала днищем к воде.
- Как ты думаешь, во сколько тебе обойдется это удовольствие? - спросил Петер просто, будто их разговор не прерывался.
Альберт понимал, что тот имеет в виду, поскольку ни на минуту не переставал терзаться мыслями о том же самом.
- Рублей сто двадцать.
- Да, примерно так. Если не лень пачкать руки и есть возможность достать запчасти в магазине по госцене… Но это уж дело твое. Что ты скажешь, если я тебе отслюнявлю эти денежки?
- Что я должен за это сделать? - спросил Альберт упавшим голосом.
- Сущую чепуху… - с выматывающей последние нервы медлительностью Петер причесал растрепанные волосы, затем тщательно почистил гребешок. - Небольшое одолжение другу, который вчера не оставил тебя в беде. И после этого красиво разойдемся - ни я тебя больше не знаю, ни ты меня.
- Но что вы от меня требуете? - тревога Альберта росла.
- Я забыл в Риге свой портфель, - заметив на рукаве волос, Петер сдул его по ветру. - Съезди и привези.
- Только и всего? - Альберту очень хотелось верить в столь удачный исход. Однако в глубине души он понимал - чем невинней вид у скорлупки, тем опасней ядро.
- И опять станешь примерным комсомольцем и сможешь на старости лет рассказывать внукам, как однажды чуть не поскользнулся, - издевался Петер. - А чтобы совесть сохранить совсем чистенькой, лучше всего в портфель даже не заглядывай. Привези, и дело в шляпе. О’кей? - он протянул Альберту пятерню.
- Что мне остается? - с напускным равнодушием Альберт хлопнул его по руке.
- Пока в твоем гараже стоит угнанная машина, тебе действительно ничего не остается. На всякий случай я буду держаться поблизости, - теперь Петер говорил серьезно. - Слушай меня внимательно. Пойдешь в Риге на вокзал… - треск проплывавшей мимо моторки заставил его наклониться к самому уху Альберта.
Альберт постепенно успокоился - план Петера был продуман, казалось бы, до последней мелочи. Он предусматривал все возможные ходы противника и вполне надежные ответные действия.
Как Расма ни притворялась, однако волнение ее было сильно. Поэтому в воскресенье она не вылезала даже на пляж, просидела целый день в одиночестве дома и, сославшись на головную боль, основательно подготовилась к первому уроку.