Его самого, признаться, поразила история, услышанна от Вадима Баркова. Он не был уверен, сумеет ли он распутать этот жестокий и странный узел, завязанный на шантаже и убийствах. И понимал: во многом загадка может быть раскрыта, если здесь, в Гонолулу, он найдёт доказательство насильственной смерти Инги Барковой. Однако, улетая, он попросил Антона Ляшенко кое-что выяснить там, на месте. Благо, Антон как раз успел благополучно завершить облаву на "Носорога".
… Главаря налётчиков "повели" ещё по трассе Симферополь-Харьков. Но в автомобиле он ехал не один: рядом с ним на переднем сидении постоянно находилась женщина. Они останавливались один раз – на заправочной станции, но из машины не выходили. Преследующие их, сменяющие друг друга группы видели, что они закусывали на ходу. Вышли за весь путь лишь однажды, на другой заправочной станции, в очень людном месте. "Носорог" держал молодую женщину крепко под руку, так вдвоём они и зашли в платный туалет… Оперативники поняли: бандит очень осторожен, слежки он, похоже, не замечает, но на всякий случай прикрывается своей любовницей. Если брать здесь, у туалета, или на трассе, – не задумываясь подставит её… Капитан Ляшенко, державший связь с преследователями, распорядился:
– Дайте ему прибыть на место. Здесь всё под контролем.
Когда "БМВ" бандита вкатила во двор коттеджа тренера по плаванью, и за машиной закрылись кованые ворота, Ляшенко дал команду взять дом в оцепление. Трое бандитов были убиты в перестрелке, двое – в том числе сам главарь, – повязаны. В самый отчаянный момент он попытался прорваться, прикрываясь, и в самом деле, женщиной. Но её сумели вырвать, отбросить в сторону…
Антон провожал Кандаурова в приподнятом настроении. Он знал, что подполковник в свой отпуск взялся за частное расследование по просьбе банкира Баркова. Вадим Сергеевич просил сохранять этот факт в тайне – по возможности. И Кандауров не афишировал, но Антону рассказал – без подробностей. Попросил того:
– Пока меня не будет, попробуй прощупать ближайшее окружение Баркова – нет ли там каких-то завязок на криминальный мир. И ещё… В Воронеже недавно погиб в автомобильной катастрофе дядя Баркова, вот, я написал тебе его данные. Запроси, как продвигается их расследование, нет ли новых сведений?
Ляшенко кивнул, расспрашивать не стал, но посмотрел на Викентия пытливо, цепко. Кандауров понял, что в уме Антона уже складывается калейдоскопный рисунок: гибель дяди, недавняя гибель жены, просьба о частном расследовании, поездка сыщика на Гавайи… Толковый парень Антон Ляшенко! Но язык за зубами держать умеет.
… Они закончили уже под вечер, но, к удивлению Викентия, солнце сияло, словно днём.
– У нас здесь ночь наступает сразу, как падает, – сказал Борген, распахивая перед Канедауровым двери автомобиля. – Но мы доберёмся ко мне ещё засветло.
Он пригласил "русского детектива" в гости, и Викентий с удовольствием согласился. Завтра ему предстоял напряжённый день: разговоры со служащими отеля, с приятелями и знакомыми Инги Барковой. Но ему хотелось увидеть как можно больше на этом прекрасном острове, а Борген сказал, что живёт на холме Панчбаул – одном из красивейщих мест.
Они проехали деловой район города, свернули на улицы с особняками загородного вида – с оградами, лужайками, парками. Дорога сначала шла под уклон – они опускались в долину. Викентий заметил, что потемнело и только хотел сказать Денни: "А вот и сумерки", – как вдруг понял, что над ними сгустились тучи. И через минуту хлынул ливень. Да такой сильный, что стёкла машины заливало сплошным потоком.
– Оглянись назад, – сказал ему Борген.
Викентий оглянулся и с удивлением увидел сквозь заднее стекло, что совсем рядом, над городом, сияет солнце! А когда вскоре они подъехали к красивому особняку Боргена, там тоже дождя не было вовсе.
Их шумно встретили два паренька-погодки и высокая, слегка располневшая женищина – семья Денни. Он звонил им, говорил, что приедет с гостем. Для них на веранде был накрыт ужин, и они ещё долго сидели там, глядя на панораму города и моря, на зелёные долины и пенящиеся волны океана, на красные виноградники и пышно цветущие деревья, – до тех пор, пока не опустилась, как и обещал Борген, внезапная ночь.
Глава 22
Одного дня Кандаурову оказалось достаточно, чтобы понять: в "Ройял Гавайян" за постояльцами не следят. Кто к кому приходит, когда уходит, личная жизнь жильцов отеля – всё совершенно свободно и независимо. Если сам человек ни на что не жалуется, если его гости не дебоширят, не мешают другим постояльцам – никто на них не обращает внимания. А поскольку у старейшей гостиницы Гонолулу репутация отменно респектабельна, скандалов здесь практически не бывает. Потому и жизнь её обитателей протекает как бы сама по себе. Обслуга отеля вышколена настолько, что зачастую её просто не замечаешь. Дежурные, горничные, уборщики, рассыльные, официанты скользят словно тени, появляются в нужный момент, незаметно исчезают. Они услужливы и бесстрастны. Они ничего не замечают, ни на что не обращают внимания. На первый взгляд…
Викентий быстро уловил, как посматривают на него слуги. Неизменные улыбки, внимательно-вежливый наклон головы, и вдруг – мгновенный любопытный взгляд. И вновь смиренно опущенные глаза, раскосые или большие тёмные, поскольку прислуга в отеле почти вся – китайцы, полинезийцы, малайцы… Ясно: уже не только дирекция отеля знает, что он – "русский детектив", приехавший из-за погибшей "русской миссис", знает и весь обслуживающий персонал. Но это и к лучшему!
На второй день, войдя утром в ресторан, Кандауров, без всяких объяснений, попросил метрдотеля:
– Где обычно садилась миссис Барков? Покажите мне.
Тот понимающе склонил голову:
– Пойдёмте.
Через ажурную арку он вывел Кандаурова на террасу:
– Вот здесь.
Столик стоял у самых перил, невысоких, обвитых цветущими гирляндами. Лучи солнца, просеянные сквозь них, казались особенно яркими. Дул лёгкий ветерок, в котором соединялись свежесть и нега тропиков… Викентий понял, почему Инга Баркова предпочитала именно террасу. Он сел за столик и кивнул метрдотелю. Тот ещё раз вежливо поклонился и удалился, по пути что-то сказав официанту. И через минуту молодой человек в белом форменном костюме, стоял перед Кандауровым.
– Присаживайтесь, – сказал Кандауров по-английски, но официант, улыбаясь и чуть склонив голову, продолжал стоять. "Не сядет, – понял Викентий. – Подобной фамильярности здесь не позволяют, даже если клиент предлагает". Он смотрел, стараясь угадать, какой национальности этот парнишка. В гавайцах столько было намешано всего, что это было просто интересно. Вот и этот официант: гибкий, невысокий, большие тёмные глаза и чуть вьющиеся волосы, но в смуглом лице проступает желтизна и скуластость… Кандауров одёрнул себя и на всякий случай спросил:
– Parlez vous français?
Официант заулыбался ещё сильнее, кивнул, ответил по-французски:
– Да, мсье, говорю. Мои бабушка и дедушка жили во Вьетнаме, прежде чем оказаться здесь. В моей семье все говорят. Меня зовут Фрэнки.
Викентий обрадовался: французским он владел совершенно свободно, понимать собеседника будет проще.
– Скажи, Фрэнки, ты обслуживал женщину, которая погибла здесь? Кажется, полиция тебя уже расспрашивала?
Он вспомнил: в деле были показания некоторых служащих отеля, одного звали Фрэнк…
– Да, – коротко ответил тот сразу и на первый вопрос, и на второй.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил подробно, с кем ты видел эту женщину.
Подробностей Викентию очень не хватало. Местная полиция, уверившись с самого начала, что с миссис Барков произошёл несчастный случай, опросы провела формально, поверхностно.
– Часто она бывала одна, но иногда обедала и ужинала в компании. Небольшой: по два-три человека.
– Жильцы вашего отеля?
– Нет, – покачал головой Фрэнки. – Туристы, но не наши. Наверное, русские – говорили на незнакомом мне языке.
– А наедине с мужчинами?
– Мужчины тоже к ней подсаживались, но это как раз наши постояльцы. Красивая женщина… Весёлая была, общительная.
Викентий на минутку задумался: что-то его зацепило в словах официанта. Да-да, именно!
– Ты говоришь, она иногда обедала и ужинала в компании… А завтракала?
– Завтракала всегда одна, во всяком случае, во время моего дежурства… Вот только, в тот самый день…
– Какой? Её гибели? – быстро спросил Кандауров.
– Да, в тот день она завтракала с мужчиной. Молодым.
– Может быть, ваш постоялец подсел к ней?
– Нет, – Фрэнки многозначительно покачал головой. – Они пришли сюда, на террасу, вместе. И я его ни разу не видел. Говорили, наверное, по-русски.
– По-русски… Значит, ты ничего не понял?
– Только одну фразу. Это человек вдруг сказал по-французски: "Merci, cheri tante".
Кандауров поднял брови:
– "Спасибо, дорогая тётушка"? Ты не ошибся?
– Нет. Но он, наверное, шутил, потому что засмеялся при этом, и она тоже засмеялась.
После этого интересного разговора с официантом Кандауров решил расспросить портье, который дежурил за день до гибели Инги Барковой… Она, впервые за всё время, пришла завтракать не одна – с мужчиной. А если предположить, что он у неё ночевал? Тогда возможно, его видели накануне вечером.
И верно – портье вспомнил: миссис Барков вечером интересовался мужчина, поднялся к ней. Уходил ли он, остался ли у неё, этого портье не знал – за личной жизнью постояльцев здесь не следили. На вопрос, как выглядел этот человек, портье ответил так же, как и официант Фрэнки: "Молодой белый мужчина".
Следующий шаг Кандаурова был продиктован чистой логикой: он выяснил, какая горничная убирала номер Инги Барковой, уже покойной, после того, как его осмотрели детективы и позволили навести порядок. Перед ним предстала уже немолодая китаянка. Это была та самая женщина, которая нашла утром мёртвую Баркову. Собственно, именно она постоянно и убирала этот номер. Чуть склонив голову, горничная очень внимательно выслушивала вопросы – она Кандаурова понимала. Но вот он её английский с сильным акцентом почти не понимал. Тогда он попросил администратора прислать к нему официанта Фрэнки, после этого разговор пошёл на лад.
Горничная сказала, что никаких вещей постороннего человека ей не попалось. Но когда Викентий спросил о другом утре – предыдущем, – женщина быстро закивала головой. Зубная щётка, пиджак, мужская расчёска – эти предметы она видела, убирая номер Барковой за сутки до её смерти. А потом она, поцокав языком, сказала ещё что-то. Фрэнки перевёл:
– Она в то утро видела на постеле следы мужчины…
– Что она имеет в виду? Была интимная связь?
– Да, – подтвердил Фрэнки. – Они вместе спали, презервативом, видимо, не пользовались.
Он говорил без тени смущения, и горничная, поняв о чём идёт речь, тоже с улыбкой покивала. Однако самого мужчину она не видела – номер убирала уже в отсутствие Барковой…
Портье уверял, что гость Инги – здешний турист. Так ему показалось: тот был легко одет, без вещей, лишь небольшая сумка через плечо, держался просто, уверенно. Если, решил Кандауров, портье и официант говорят об одном и том же человеке, значит надо поискать его среди "русских" туристов. В "Ройял Гавайян" соотечественники нынешние и бывшие не жили. Старинный отель был известен консервативными, чопорными правилами, размеренным, благовоспитанным ритмом жизни. Для нуворишей из распавшегося Советского Союза подобное было не приемлемо. Они отдыхали шумно, раскованно, с ночными кутежами, большими компаниями, загулами с местными "туземочками". Инга, видимо, была исключением, ей нравилась респектабельность, интеллигентность, сдержанность этой гостиницы. Тем, кто искал весёлого отдыха, его в полной мере предоставляли небольшие отели-коттеджи вдоль береговой полосы пляжей Вайкики.
Там, на пляже, Викентий и познакомился сначала с одной семьёй из Москвы – чиновник высокого класса с женой и дочерью, – потом, через них, и с другими соотечественниками. Их было немного, все друг с другом перезнакомились, общались. Ингу Баркову тоже все знали: она приходила сюда на пляж, прекрасно плавала, уже неплохо каталась на доске. Здесь всем хотелось освоить теперь уже знаменитый на весь мир, но именно гавайский вид развлечения – плавание на узкой доске по волнам во время прибоя. На пляже было полно инструкторов, готовых заниматься с новичками. У Инги Барковой, как рассказали Кандаурову, получалось лучше, чем у других.
Слушая, Викентий сидел на песке и смотрел, как ловко мчатся верхом на досках целые группы парней и девушек, да и людей постарше. Вот фигурка кажется так опасно далеко, но вот она вновь возникает прямо из бурлящей пены у самого берега, ловкий пловец стоит во весь рост на самом гребне водяного вала – пена окутывает его ноги, загорелое мокрое тело сверкает на солнце… Викентий сам хорошо плавал, не боялся даже очень больших волн, умел подныривать под них в тот самый момент, когда волна, кажется, собьёт с ног. И здесь он не удержался, нашёл инструктора и стал на доску. Через полчаса, несколько раз сбитый с ног прибоем, он вдруг ощутил, как ноги сами развернули доску так, что волна легко подняла его, опустила, покачала… На берегу новые знакомые захлопали, и он понял – получается! Эх, ему бы времени побольше!
Среди туристов, говорящих на русском языке, не было никого, кто бы подходил под описание "молодого белого мужчины" – гостя Барковой. За время, прошедшее после её гибели, из Гонолулу уехали только двое русских – пожилой бизнесмен из Иркутска со своей молодой подругой. Всё-таки Кандауров сделал так, что официант из "Ройял Гавайян" увидел двух, наиболее подходящих по возрасту, мужчин. Но нет, ни одного он не опознал.
Кандауров постоянно думал о той странной фразе: "Merci, cheri tant" – "Спасибо, дорогая тётя". Эти слова – единственная странность во всей истории, единственное, что обращает на себя внимание. Подобное вольное обращение предполагает давнее знакомство – близкое, может быть даже интимное. Не обязательно, конечно, но очень возможно. Между близкими людьми, а тем более любовниками, всякие словечки в ходу, иногда очень необычные. Но… молодой человек говорит молодой женщине "тётушка"!.. Это может объясниться очень просто: какой-то случай, анекдот, цитата из книги. Но, может, и ещё проще – в самом прямом смысле "тётя" и "племянник".
Викентий думал об этом, лёжа на жёлтом песке Вайкики и глядя на ревущий далеко за молом грандиозный прибой. "Канака!" – вдруг вспомнил он. – Этот прибой называется "Канака", то есть "Мужчина". А вот этот, спокойный, разбивающийся о берег – "Вахине" – "Женщина". Ему стало радостно: надо же, как давно, в юности, он читал рассказы южных морей Джека Лондона, а вот же – всплыло в памяти! Невероятно, что он видит всё это сам! А ведь не будь гибели молодой красивой женщины, и, возможно, никогда в жизни он не очутился бы на Гавайях…
Он вновь мысленно вернулся к Инге Барковой и её "племяннику". Но ведь настоящих племянников у погибшей не было – ещё дома, в Харькове, Кандауров интересовался всем, что касалось Барковой. Она была одним ребёнком в семье. Единственный, кто имел пусть и не прямое, но право называть её "тётей" – это племянник её мужа, Вадима Сергеевича. Кстати, тоже единственный племянник – Константин Охлопин.
Это была очень зыбкая привязка, ничем не обоснованная. Викентий поначалу даже упрекнул себя: ну не понравился ему Костя Охлопин, показался искусственным, себе на уме. Но, во-первых, это была единственная встреча, можно и ошибиться. Во-вторых, даже если и так – при чём тут гибель Инги? Ведь он знает: племянник Вадима Баркова и его деловой помощник был как раз в это время совсем в другом конце света, в Швейцарии, в городе Берне по делам банка. Где Берн, а где Гонолулу!
Но когда мысли о Константине Охлопине дважды разбудили его среди ночи, Кандауров сказал сам себе: "Ладно! Попробую кое-что проверить".
В конце концов, хоть и далеко Берн, но прилететь оттуда можно. Особенно, если очень хочется! В одной, можно сказать семье, так близко друг к другу – молодая красивая женщина и молодой, очень обаятельный мужчина. Они не кровные родственники. И хотя она – жена дяди, но разве не знает Викентий множество подобных адюльтерных историй! Кто знает, какие отношения были у Инги и Константина? А вдруг?…
Кандауров прекрасно понимал, что даже если Охлопин и прилетал из Берна к своей "тётушке", то это ещё не значит, что он её убил. Скрывает свой приезд? Это естественно, ведь связь подобного рода держат в тайне. А тут ещё узнаёт, что Инга погибла – тем более не признается! И даже если погибла в его присутствии, и это всё равно может быть случайностью. Хотя, конечно, мотивы при таком раскладе отношений, у Константина Охлопина могли и быть… Однако, пока что всё это – лишь пустые умозаключения. Вот если бы добыть хотя бы один факт, подтверждающий их!
С утра пораньше Кандауров поспешил в полицейское управление, к своим коллегам. А вскоре, вместе с Денни Боргеном и ещё одним детективом – Питером Чангом, – ехал в международный аэропорт Гонолулу. Надо сказать, что задуманная операция заняла совсем немного времени. С главного компьютера аэропорта были сняты и распечатаны паспортные данные пассажиров, которые прибывали на остров Оаху из Берна за три дня до смерти Инги Барковой. А также – пассажиров, улетевших в Берн в день её смерти и два последующих дня. Фамилии Охлопина там не было. Викентия это не слишком огорчило – он ведь почти что и не ожидал успеха. Но, вернувшись в управление, сел и стал тщательно просматривать списки. Сам не знал, что ищет, и, однако, кое-что нашёл.
Две фамилии повторялись в списке прилетевших и в списке улетевших. Йозеф Тиллерман, 35-ти лет, прибыл в Гонолулу за два дня до гибели Барковой, улетел через день после её смерти. Герхард Клаузер, 29-ти лет, прилетел сюда за день до печального события, улетел вечером, в день гибели Барковой. Впрочем, этот второй, возможно, уже был в воздухе, когда Баркова была ещё жива. Здешние патологоанатомы определили время её смерти приблизительно – вечер-ночь: тело ведь до утра пролежало в воде, картина была не совсем ясна.
Конечно, эти два швейцарца, – а были они оба швейцарские подданные, – приезжали сюда по своим делам и уехали, их завершив. Совпадение по времени, скорее всего, случайность. Но Викентий на всякий случай списки оставил себе. Мало ли… Если понадобится, можно будет получить сведения через Интерпол.
Он сделал, всё что мог. Как будто бы и не узнал ничего конкретного, никаких улик не добыл. Но появилась уверенность, которой не было раньше – в смерти Инги Барковой не всё так просто. Викентий знал: интуиция сыщика – это совершенно реальное чувство. Это – обострённый локатор, улавливающий рассеянную в атмосфере поиска информацию. Она, эта информация, ещё не понята разумом, она – в недоговорённой фразе, в мгновенном взгляде, в случайно услышанном обрывке разговора. Её, как материальной субстанции, ещё нет. Но интуиция уже почуяла её дуновение, насторожилась… Так было и сейчас: что-то происходило в этой гостинице с женщиной по имени Инга Баркова – что-то необычное. И Кандауров понял: он продолжит работать над этим делом. Там, у себя в городе, придётся присматриваться к окружению Вадима Баркова и его покойной жены.