– А мы давайте по пивку, – скомандовал босс.
На столе стояли бутылки с желтыми и синими этикетками. Иван Иванович взял с желтой и, сильно щуря глаза, принялся вчитываться в текст:
– Так. Шо это тут у нас такое?
То же самое, только молча, проделали и остальные. Очень быстро закончив с изучением этикетки, Сельский откупорил бутылку и отпил пару небольших глотков.
– Шо это за помои? Кто закупал пиво? Вы шо, уже и пиво без меня купить не можете?
Безмолвные участники посиделок замерли в ожидании жестокой расправы над оступившимся, коим оказался главный инженер Бронислав Орестович, отправивший за пивом своего водителя со словами: "Купи хорошего". Спас несчастного Гурман:
– Иван Иваныч, в парной комфортная температура, можно идти париться…
– Сколько?
– Восемьдесят
– Та ты шо? Нам туда в шубах идти или как? Мы там замерзнем! Нагрей нормально!
Гурман исчез, и Сельский взял в руку бутылочку с синей этикеткой. Залив в себя половину, он одобрительно улыбнулся:
– Это другое дело! Такое я люблю. Хорошее пиво.
"Сенаторы" тут же отставили бутылки с желтой этикеткой и расхватали с синей. Смакуя маленькими глоточками, они переглядывались с шефом и одобрительно качали головой, тем самым подтверждая справедливость расставленных оценок. Постепенно завязалась непринужденная беседа на отвлеченные темы, дабы не задеть каким-то образом шефа. Леденящую душу историю попытался рассказать заместитель Сельского:
– Вот у меня был случай, я когда-то здорово замерз! Я когда срочную проходил в Казахстане, у нас зимой, в степи, машина поломалась, солярку прихватило, а движок заглох! И мы с ротным сорок километров шли пешком, всю ночь, на нас сапоги и шинельки, в тридцатиградусный мороз! Чуть не погибли! Меня потом три дня отогреть не могли! Мне и в парной холодно было! Но мы тогда героями стали…
– Та шо там такого, – махнул рукой Иван Иванович, – тоже мне случай!
Действительно, что может произойти замечательного и чрезвычайного в жизни человека, занимающего в иерархической таблице нижестоящую строчку, по мнению директора, конечно.
– Вот я на севере служил, в автобате, вот там действительно было холодно! Мы в минус сорок пять, колонной из восьми машин, шли через тундру…
– И шо? Тоже машина поломалась? – спросил кто-то из присутствующих.
– Машина-то не сломалась. Но двигалась с трудом. Бензин, знаете, в кисель превращался. А ехать надо! Целый день в дороге! И это в такой мороз! На улицу и носа не покажешь. В машинах даже двери попримерзали, не выйти! Колонна движется без остановок. Остановка смерти подобна! Остановились – и всё, все покойники! Только вперед! – Иван Иванович разошелся и заговорил с присущим ему пафосом. – Нам приходилось нужду справлять, извините за подробности, прямо в кабине, на ходу, в баночки из-под тушенки, выданные с сухим пайком. А вы говорите минус тридцать, да ерунда это.
Слушавшие эту короткую историю не смогли сдержать свое восхищение: "Вот это да!", "Настоящий экстрим!", "Только сильный духом сможет остаться живым в таких нечеловеческих условиях!". Сорокакилометровый поход в тридцатиградусный мороз, после последних комментариев, теперь выглядел как вечерний моцион, просто увеселительная прогулка в сравнении с мужеством и героизмом, проявленным молодым Сельским в кабине армейского грузовика. Оспаривать сие заключение охочих не оказалось.
На пороге вновь появился Гурман:
– Иван Иваныч. Сто!
– Ты с ума сошел! Ты изжарить нас хочешь? Мы пришли париться, а не вариться. Володя! Шо с тобой сегодня? Ты и вправду задумчивый! Открой дверь, пусть остынет до девяноста.
В глазах Гурмана блеснула ненависть, но тут же исчезла, уступив место покорности. Гурман отправился выполнять распоряжение.
Рядом с комнатой отдыха находилось помещение с бильярдным столом, бережно облаченным в клеенчатый чехол. Сельский деловито зашел в бильярдную и весело скомандовал:
– А ну, кто смелый? Давайте, пока остывает…
Свита молчаливо, взглядом, избрала смелым главного инженера. Во-первых, он ближе всех к шефу в служебной иерархии, а во-вторых, его уже сегодня раз спасли, не выдав. Остальные обступили стол со всех сторон, боясь показаться равнодушными к инициативам шефа. Партия выдалась упорной. За полчаса игры уставшие зрители так и не дождались забитых шаров. У неумеющего играть на бильярде Сельского игра явно не ладилась, а перепуганный главный инженер не мог позволить себе открыть счет. Игровое равновесие воодушевляло Сельского, он обходил стол с видом мастера, весело бормотал непонятные прибаутки, шутил с присутствующими, одним словом, чувствовал себя хозяином бильярдного праздника. Настроение исчезло, когда шар, запущенный главным инженером как всегда в никуда, отрикошетив от трех других поочередно, случайно угодил в лузу. Любители бильярда называют такой шар "дурак", однако иногда засчитывают. Счет стал один ноль и не в пользу предполагаемого фаворита. Желание отыграться заставило Сельского нервничать, он превратился в угрюмого гладиатора, наводящего страх на соперника и зрителей. Волнующийся оппонент покрылся холодным потом. В других состязаниях, будь то шахматы, футбол, карты, перетягивание каната, в нужный момент всегда можно сыграть в поддавки и вернуть паритет. В бильярде это кажется невозможным, соперник должен забивать. Выход из положения нашелся. Очередной удар Бронислав Орестович исполнил так неуклюже, что шарик, откатившись пятнадцать-двадцать сантиметров, остановился.
– Кикс, – дребезжащим от волнения голосом произнес инженер, – по правилам, я должен выставить шар.
– По каким правилам? – сухо спросил Сельский.
– По международным, – еще более неубедительно промямлил Бронислав Орестович.
– Ну, выставляйте, – как можно равнодушнее постарался произнести Иван Иванович.
Вновь установившийся ничейный результат особой радости Сельскому не доставил, ему, впрочем, как и всем присутствующим, наскучила монотонная, безрезультативная игра, в которой победитель может так и не определиться.
– Дурацкая какая-то игра, этот ваш бильярд, – как окончательный вердикт выдал Сельский. – Мы с вами целый час играем, Бронислав Орестович, а шаров забитых нет. Предлагаю вам ничью.
– Принимается, – молниеносно отреагировал инженер.
Лицо главного инженера засияло от радости, ему удалось выкрутиться из сложнейшей ситуации, из-за которой можно было надолго впасть в немилость к шефу. Так сказать – пройти без потерь экзекуцию бильярдом.
– Зачехлите этот стол обратно, и пускай себе стоит. Только деньги зря на него потратили.
С тех пор в присутствии Сельского не упоминалось даже названия этой игры, тем более никто себе не позволял войти в бильярдный зал. В свое время Иван Иванович самолично, без сторонних советов, распорядился приобрести и установить стол, только поэтому никто не пострадал.
Впрочем, иногда корпоративные посиделки приобретали и современный вид. Одну из таких, после веселого застолья, дружно решили закончить игрой в боулинг. Естественно, запустить первый шар доверили уже изрядно захмелевшему шефу. Стать эталонной этой пробе было не суждено, но кегли удалось повалить все! "Страйк", как говорят в таких случаях профессионалы. На кураже, ему удалось еще несколько раз достичь приличных результатов. Такого вдохновленного шефа сотрудники припомнить не могли. Дабы не испортить шефу настроение, каждый участвующий в партии аккуратно держал свой очковой запас в небольшом отставании от лидера. Иногда, если разрыв становился критически малым, соперники по игре попросту, как бы случайно, выбрасывали шар на соседнюю дорожку, чем вызывали возмущение игроков других компаний, и приводили в неописуемую радость Сельского.
– Нихера вы не умеете! А вот я вам покажу как надо!
С такими словами он радостно, по-ребячески вскакивал с кресла и отправлялся на исходную позицию. Щенячий восторг, громкие выкрики, попытка вернутся за столик лунной походкой после очередной удачи, что очень смахивало на циркового медведя, идущего на задних лапах – в таком образе директор впервые предстал перед подчиненными.
– Вот это нормальная игра! Это я понимаю! – радовался босс, после чего обязательно интересовался мнением окружающих, чем сильно пугал последних. – Вам тоже здесь нравится?
В этот вечер он пообещал крупные премии, отпуска, всестороннюю помощь в любых других вопросах. Одним словом, праздник в коллективе удался. Боулинг, после этого случая, стал неотъемлемым финалом любого торжественного события с участием директора.
Желание Сельского первенствовать на любом поприще, будь то профессиональная деятельность, спорт, искусство, интеллектуальные беседы, разгадывание кроссвордов и так далее, выдавало в нем маленького, ущемленного человечка с комплексом Наполеона.
Свой визит к одиозному директору Ростислав запланировал нанести непременно в утреннее время. Начальство такого уровня, как правило, после раздачи ценных указаний исчезает с рабочего места в неизвестном направлении, более красиво это звучит "отправился по объектам". В ожидании аудиенции Косовский уже третий час пребывал в компании малоразговорчивого стража приемной – секретаря босса, провожая взглядом входящих и выходящих посетителей. Елена Владимировна грациозно поднимала трубку телефона внутренней связи и поочередно вызывала к шефу понадобившихся ему сотрудников. Для некоторых это испытание казалось страшнее инквизиции. Предстоящая встреча с шефом наводила на некоторых сотрудников животный ужас.
– Леночка! Он точно меня вызывал? – жалобным голосом интересовалась пожилая дама со старомодной прической.
– Да, – ответила Елена Владимировна, продолжая отстукивать на клавиатуре.
– А как он сказал?
– Сказал: "Вызвать начальника планового отдела".
– Так это Юрченко! А он в отпуске уже два дня. Я же только временно исполняю обязанности. Леночка, пойди, узнай – может, ему Юрченко нужен?
– Галина Дмитриевна! Вот зайдите и сами узнайте! Если я сейчас зайду спрашивать – будет орать на меня: "Что неясного в моих словах, начальника планового отдела!".
В приемную зашел молодой человек с бумагами в руке. Увидев ВРИО начальника планового экономического отдела, тихо обратился к ней:
– Галина Дмитриевна, может, мне все перепечатать начисто?
– Вы идете подписывать сметы? Ни в коем случае! Пусть останутся с моими замечаниями, там, где я уменьшила административные и общепроизводственные затраты. Директор посмотрит и если одобрит, вот тогда и переделаете.
– К нему трудно попасть, может, сразу сделать чистовики и вместе занести?
– Как хотите, – равнодушно ответила Галина Дмитриевна и вновь обратилась к секретарю, – Леночка, так мне когда зайти?
– Уже! – коротко ответила последняя.
Убедившись в неизбежности этой участи, пожилая женщина подошла к оббитой кожзаменителем двери, одним движением поправила волосы на голове, легонько постучала и, зачем-то пригнувшись, скрылась за дверью. В следующее мгновение в приемной появился еще один посетитель – взволнованный мужчина в сером, заметно поношенном костюме. Очевидно, клерк среднего звена, нечасто вызываемый к шефу. Он перешел приемную, стараясь ступать как можно тише, и тихим голосом посетителя библиотеки задал вопрос секретарю:
– Леночка, а зачем он меня вызывал?
– Не знаю, – кратко, как всегда, ответила Елена Владимировна.
– А кто у него?
– Орестович, наш новый юрист, и Медынская только что зашла.
– Господи! А я им зачем?
– Я откуда знаю? – Елена Владимировна, кажется, начинала нервничать. – Зайдете, узнаете.
Двери кабинета начальника открылись, и оттуда просто вылетела раскрасневшаяся Галина Дмитриевна.
– Я же говорила! – раздраженно и разочарованно начала она. – Он хочет видеть Юрченко. Забыл, что сам подписал ему отпуск, а теперь орет! Только вошла, еще рот не успела открыть, а он как заорет: "Что это, вы себя сами начальником отдела назначили? Где Юрченко?" И давай кричать на меня!.. Леночка, вызывай Юрченко срочно из отпуска, иначе я не представляю, что будет. После этих слов ожидающий молодой человек со сметами резко подорвался и принялся укладывать свои бумаги в портфель, с видом подпольщика, собирающего случайно рассыпавшиеся листовки:
– Я, наверное, в другой раз зайду! Раз у него такое настроение.
– Действительно, так будет лучше, – согласилась Медынская. – Ой, у меня аж давление подпрыгнуло, до двухсот, наверное, не меньше.
Мужчина в сером костюме обреченно подошел к кабинетной двери. Находясь спиной к другим посетителям, он несколько секунд шевелил губами, очевидно, повторяя какую-то очень важную фразу, и только после этого нерешительно постучал.
Неожиданно дверь распахнулась сама, и из кабинета вышли двое сильно возбужденных мужчин, Косовский догадался, что это главный инженер с юристом.
– Я вас очень попрошу не делать скоропалительных выводов в присутствии Иван Иваныча. Вы человек у нас новый, и не знаете всех тонкостей! Иван Иванович накрутит себе всякой ерунды после таких слов и начинает нервничать. Теперь вы убедились, к чему могут привезти необдуманные фразы?
– Простите, Бронислав Орестович, действительно, неудобно как-то получилось, – попытался оправдаться юрист.
– Лена! Срочно сюда Юрченко! Вызвать из отпуска, где бы он ни был! Из Египта, из Турции, с тещиного огорода, все равно, откуда – срочно сюда! Кстати, это в его интересах особенно! Но вначале пусть зайдет в юридический отдел, к начальнику, а потом оба ко мне, – вытирая пот с лица платочком, раздавал указания главный инженер.
После этого парочка, вышедшая из "высокого" кабинета, покинула приемную, продолжая обсуждение своих проблем в коридоре. За дверью с надписью "Директор" исчез очередной посетитель: элегантно одетый здоровяк, скорее всего, не из сотрудников "автодора", пробормотав что-то похожее на "задолбало-ж-твою мать", уверенно переступил порог. Проводив его взглядом, собравшиеся в ожидальне еще не успели отвести глаза, как элегантный здоровяк оказался уже по эту сторону двери.
– Он, видите ли, занят! Рявкнул он мне! Третий день не могу подписать акты выполненных работ! Третий день я по три часа сижу здесь! Только рявкать и может. Проклинаю тот день, когда я связался с этой конторой! – эти слова не имели четкого адресата, они произносились самому себе, просто вслух.
С разочарованным и растерянным видом он отправился прочь, в направлении выхода из здания. В кабинет к директору наконец-то зашел мужчина в сером костюме, но уже через минуту вышел обратно. Оправдывая свое неожиданное возвращение, он глуповато улыбнулся и, глядя в сторону Елены Владимировны, рассеяно промямлил:
– Выгнал…
– Из кабинета?
– С работы выгнал… Сказал искать себе другую работу, обозвал задумчивым… И все только потому, что вчера утром в фойе, возле доски объявлений, когда все изучали его последний приказ, я случайно, не нарочно, назвал это очередной дефективной директивой, вместо эффективной. Я хотел тут же исправиться, но все стали хохотать, и не дали мне сказать правильно. И уже кто-то донес!
Он побрел прочь со стеклянным взглядом, провожаемый сочувственными взглядами оставшихся. Долгое время, здесь же в приемной, ожидал встречи с Сельским еще один малоприметный мужчина, очевидно, также впервые попавший в самое сердце дорожного управления. За все время он не проронил и слова, молча наблюдая за происходящим. После последних мизансцен он тихонечко, стараясь не привлекать внимания, мягкими шагами покинул приемную. Ростислав остался последним посетителем, ему сильно захотелось сделать то же самое. Инстинкт самосохранения одобрял желание ретироваться и заставлял искать весомые причины для оправдания:
– Может, и мне прийти в другой раз? – с надеждой в голосе Ростислав поинтересовался у Елены Владимировны.
– Как хотите, – равнодушно ответила хозяйка ожидальни.
– Думаете, в следующий раз он будет добрее?
– Он всегда такой. Это нормальное рабочее состояние.
О бегстве не могло быть и речи. Косовский осознал неизбежность визита к этому доморощенному Минотавру. Перед глазами еще раз промелькнули лица несчастных соискателей встречи с грозным руководителем. "Был бы жив старик Некрасов, – задумался Косовский, – тот бы вместо "Размышления у парадного подъезда" сочинил бы "Размышления в директорской приемной": здесь и поярче персонажи, и совсем нетривиальный люд, здесь тихие, обыкновенные герои непросто дни свои живут – вот я уже и сам заговорил рифмами! Пора идти". После этих мыслей Ростислав собрался, принял вид уверенного в себе дельца и решительно отправился в логово шефа "Облавтодора".
– Здравствуйте, Иван Иванович! – радостно, прямо с порога, словно приветствовал старого закадычного друга, выпалил Ростислав.
Сельский, любивший курить на своем рабочем месте, затягиваясь сигаретным дымом, слегка кивнул в знак ответного приветствия. Ростислав расценил этот жест как дружеское приглашение присесть. Моментально развалившись в кресле напротив продолжил, стараясь не давать оппоненту опомниться.
– Меня зовут Ростислав Евстафьевич! Я, как говорили в старые добрые времена, от имени и по поручению очень влиятельных людей нашего с вами города.
– От имени кого? Каких именно людей? – сухо задал вопрос Сельский слегка хрипловатым голосом, характерным для курильщиков.
– Пока что, Иван Иванович, фамилии этих людей я не могу вам назвать. Если вы согласитесь с тем, с чем я к вам пришел, то тайн между нами не будет! Поверьте! А пока я должен уважать желание приславших меня оставаться инкогнито.
– Вы еще не успели ничего толком сказать, а туману уже напустили! Какие-то тайные люди! Давайте конкретно, шо вы хотите? Детский сад какой-то, честное слово, – выпуская дым, сердился Сельский.
"Если честно, то туман не я, а ты напускаешь, а моя задача разговорить тебя", – мысленно произнося эти слова, Ростислав слегка, по-доброму, ухмыльнулся и продолжил:
– Я сейчас все объясню. Я представляю общественную, хочу сразу подчеркнуть, неполитическую организацию, объединившую под своими знаменами настоящих патриотов нашего края. Понимаете? Настоящих! Таких, как в былые времена. Людей, небезразличных к судьбам многочисленных земляков.
– Да где вы сейчас видели настоящих патриотов? Сейчас все только орать о патриотизме умеют. Был у меня один знакомый патриот, Леша Зайков, я ему на выборах помогал, всем плел, шо сибиряк без морозов жить не может! Все про русский дух рассказывал, про Русь, про братство. Душно мне здесь, говорит, задыхаюсь… На выборах, конечно, пролетел… А потом уехал. Навсегда. Как вы думаете, куда? – это был вопрос, не требующий ответа. Сельский мгновенно продолжил: – Вовсе не к березкам и морозам. Сейчас он в Израиле живет, лет десять тут его никто не видел, в родной Сибири тоже, наверное, не показывается. И морозов, смотрю, ему уже не надо. Так шо я этих разговоров не люблю. Как только кто-то в наше время взывает к патриотизму – значит, что-то от тебя хочет: либо заставить поработать бесплатно, либо митинг в поддержку отстоять.
– Нет! Я говорю о настоящих патриотах! О тех, кому действительно не все равно! О людях, пытающихся исправить прорехи власть имущих в процессе распределения благ. Наша цель – смоделировать идеальное общество, где не будет брошенных и никому не нужных. Помогать страждущим, обездоленным – это, на наш взгляд, и есть основная, главная, благородная цель любого сознательного гражданина! Попытка создать концепцию распределения благ, основанную на принципах социализма!