- В делах, что у американцев называли "Гарвардским проектом"?
Удар оказался мощным и точно в цель. Но эти двое, как оказалось, умели держать удар. На их лицах Злобин не прочитал никаких эмоций.
- Я бы не стал так громко употреблять специальные термины. И вам не советую, - бесцветным голосом произнес Салин. - И тем не менее ваша осведомленность делает вам честь. Приятно иметь дело с компетентным человеком, который отдает себе отчет в важности и опасности проблемы. "Предупредил так предупредил, - мысленно усмехнулся Злобин. - Так боксер-тяжеловес двумя хуками в воздух отгоняет противника. И невольно отпрыгнешь, когда знаешь, что каждый удар весит полтонны".
- Не стану томить ваше прокурорское чутье, Андрей Ильич, - продолжил Салин. - Пересечений в этом плевом дельце об исчезновении мальчика масса. Начну по порядку. Мещеряков действительно наш человек. Следующее. До Калининграда он уже попадал в поле зрения правоохранительных органов в связи с загадочными смертями.
- Была у него такая мания - свидетелем по делам проходить, - с сарказмом вставил Решетников.
Салин, казалось, не обратил на ремарку напарника никакого внимания.
- Первая смерть - его ученик Виктор Ладыгин. Вторая - крупный чин из Службы безопасности президента Подседерцев. Оба выпали из окон. Скажем так, не по своей воле. - Он сквозь очки уперся взглядом в Злобина. - Пересечения?
- Возможно, - немного подумав, кивнул Злобин.
- Возможно, прокурорский мальчик тоже уцепился за эти пересечения и не поверил в то, что Мещеряков случайно вывалился из окна. И как всякий, узнавший больше положенного, пропал. Версия?
- Хорошая версия. Не хуже, чем причастность марсиан к краже огурцов с огорода бабы Клавы. - Злобин употребил любимую фразу своего учителя, осаждавшего ею буйную фантазию молодых следователей.
Решетников зашелся кхекающим смехом, первым оценив шутку.
- Сомневаетесь? - Салин лишь мягко улыбнулся. - Вот и развейте наши сомнения.
- Надеюсь, не в письменном виде? - с иронией уточнил Злобин.
- Что вы, достаточно устно, - в тон ему ответил Салин. И без всякого перехода стал серьезным. - Мне очень хочется, чтобы сомнения так и остались сомнениями. В противном случае я решу, что кто-то через Мещерякова пытается атаковать нас. Старые дела, архивы, связи законсервированные и действующие… Возможно, у кого-то опять потекли слюнки.
- Придется опять дать по сусалу, - вполголоса встали Решетников.
Злобин последний раз затянулся, тщательно загасил окурок в пепельнице. Не поднимая глаз, задал вопрос:
- А чем вы развеете мои сомнения, что полет Мещерякова и пропажа следователя, сунувшего нос не в свои дела, не ваших рук дело? "Начнет юлить или нет? Скорее всего еще раз сунет меня носом в свои безграничные возможности. Имея такие связи, я бы полгорода завалил, и никаких концов не осталось бы", - подумал Злобин, пока тянулась пауза.
- Право развеивать сомнения я предоставляю вам, Андрей Ильич, - произнес Салин. - Любые. Включая самые невероятные. Со своей стороны гарантирую полную лояльность и посильную помощь. "Вот змей, а!" - мысленно восхитился Злобин.
Он убрал в карман сигареты и зажигалку, давая понять, что разговор окончен.
- Пойду я, с вашего разрешения.
- "Никто не заходит так далеко, как тот, кто не знает, куда идет". Оливер Кромвель, - пояснил Решетников в ответ на недоуменный взгляд Злобина. - Надо думать, знал, что говорил.
Злобин решил полупредупреждение-полуугрозу оставить без комментариев. Но к сведению принял.
- Визитку не забудьте, Андрей Ильич, - напомнил Салин. - Мало кто может похвастаться, что у него есть такая же. Звоните по любому нок меру, после сигнала добавьте три тройки, соединят со мной, где бы я ни находился.
Злобин покрутил между пальцами визитку с эмблемой фонда "Новая политика" - две слившиеся в рукопожатии ладони, заключенные в овал венка из дубовых листьев. Подумав, сунул в нагрудный карман пиджака.
- М-да, организация у вас, Виктор Николаевич. Невольно позавидуешь.
- Именно. Организация, - с расстановкой повторил свою недавнюю фразу Салин.
Злобин встал. Решил, что раз при встрече рук друг другу не жали, то и сейчас ручкаться необязательно. Да и выглядело бы, будто заключает сделку. Ограничился кивком и пошел между столиками к выходу.
Старые львы
По настоянию Решетникова они все-таки сделали заказ. Принесли какие-то пахнущие морем и специями комочки и трубочки. Салин вяло поковырял чужеземную еду и отодвинул тарелку. - Плоды твоей страны не насыщают меня, как сказал Христос, - пробурчал Решетников с набитым ртом. - Тут я с ним согласен. Есть надо то, что растет на твоем огороде. Кстати, сам ем исключительно из-за первой стадии стресса. Организм требует.
Салин сделал глоток апельсинового сока, запивая тминную горечь соуса.
- Не комплексуй, Павел Степанович, - сказал он с ироничной улыбкой. - Ешь на здоровье.
- Какое тут здоровье, когда ты сидишь с таким лицом. - Решетников пощелкал палочками, умело поддел очередной кусочек и, обмакнув в пиалу с соусом, отправил в рот. - Заработаю несварение - ты будешь виноват, учти. Чем ты так озабочен?
Салин вытер губы салфеткой.
- Не чем, а кем, - ответил он.
- Вот тебе раз! - сыграл удивление Решетников. - Я ему элитный человеческий материал поставляю, а он недоволен. Да при нынешнем дефиците этот Злобин - раритет, штучная работа. Полезное ископаемое, можно сказать. Ты вон туда посмотри.
В ресторан ввалилась группа людей партикулярного вида. Очевидно, челядь из соседнего здания выскочила на деловой завтрак. Оживленно переговариваясь, уселись за столик и сразу же распахнули папочки с меню. Официанты завились вокруг них, как пчелы над распустившимся цветком. За столом сразу же выделился дядечка провинциальной наружности, с ухватками мелкопоместного дворянчика. Он слушал, что заказывают люди в серых пиджаках, и вальяжно кивал метрдотелю. Платить по всем раскладам придется ему.
- Бизнес-ланч с провинциалом. - Салин презрительно скривил губы.
- А Злобин с голоду помрет, а не одолжится, - добавил Решетников.
- Ты обещал Д’Артаньяна, а он… - Салин пошевелил пальцами, подбирая нужное слово. - Ланселот какой-то.
- Рыцарь без страха и упрека? - Решетников - пожевал, будто пробовал фразу на вкус. - Согласен. Страха в нем нет, но есть осторожность. Упрекнуть пока не в чем. По первому разу собрать компромат не удалось. Кстати, может, человечка отрядить в Калининград? Пусть копнет глубже. Не помешает, а?
Салин в это время полировал стекла очков уголком галстука. Бросил на Решетникова полный тревоги взгляд.
- Ни в коем случае! Начнем копать, его там и закопают, не найдешь.
- Думаешь, Злобин родные пенаты заминировал?
- Мне он показался человеком серьезным. - Салин водрузил очки на нос. - Владислав знаки подает. Позовем?
Решетников отложил палочки, кивнул Владиславу, сидевшему за дальним столиком лицом ко входу.
Владислав подошел к ним плавной, размеренной походкой уверенного в себе человека.
- Передали, Злобин отсюда поехал в Медведково. Сейчас находится у матери следователя Шаповалова. Какие будут указания?
Салин с Решетниковым переглянулись.
- Наружку не снимать. Иди заводи машину. Перебираемся в офис, - распорядился Решетников.
Салин утвердительно кивнул.
Едва Владислав отошел от их столика, Решетников азартно потер руки.
- Началось. Видал, сразу на след встал. А ты куксился!
- Как бы нашего Ланселота раньше срока из седла не выбили, - с сомнением покачал головой Салин.
- А мы на что? - Решетников бодро усмехнулся.
- Ну-ну. - Салин умел читать намеки.
Владислав и его люди - лишь внешнее кольцо наблюдения. Многого на расстоянии не уловить. Нужен человек, вошедший в близкий контакт. И в самое ближайшее время рядом со Злобиным такой окажется. Все произойдет случайно, логично и объяснимо и никаких подозрений не вызовет. В умении плести паутину интриги Решетникову не было равных.
Глава третья. Сердце матери
Ланселот
Бывает, что крошки со стола взять нельзя, век не расплатишься. А случается, что не принять приглашение, означает смертельно обидеть, да и неловко отказываться, если от самого сердца. Пусть даже не будет разносолов, а от сердечного тепла, что шатром накрывает бедный стол, становится такое застолье дороже всех пиров.
Злобин не смог найти в себе силы отказаться от предложения матери Шаповалова перекусить на скорую руку. Вслед за чашкой чая на столике появилась тарелка с бутербродами и керамическая плошка с пирожками.
Мать Шаповалова, Ирина Алексеевна, села в кресло напротив.
- Может, зачерствели, вы уж извините. Вчера пекла. Когда работаешь, забываешься как-то. Сердце не так болит.
- Нет, что вы, очень вкусные. - Злобин с показным аппетитом откусил полпирожка.
- Давно домашнего не ели, - покачала головой женщина. - Вот и рубашку сами гладили.
- Как догадались? - удивился Злобин. Рубашку гладил действительно сам, гостиничным утюгом, но в качестве был уверен.
- Женщина иначе гладит. А вы не разведенный, нет?
- Нет, слава богу. Семья пока в Калининграде осталась. К Новому году, надеюсь, переберутся в Москву.
Ирина Алексеевна относилась к тому типу женщин, у которых сердце болит за всех и вся. Было в ней что-то исконное, деревенское, столицей не подпорченное. Простой ситцевый халатик, прическа, какую носили в детстве Злобина школьные учительницы - прямой пробор и клубок косы на затылке, - а глаза… Злобин не смог смотреть в них больше секунды. Столько там плескалось горя и невыплаканных слез.
Едва войдя в квартиру, он сразу же определил, что живут здесь трудно, но честно. Пахло домом. И еще бедой. Валерианкой или какими-то сердечными каплями. Мебель старая, еще сэвовских времен, чешский гарнитур расставили по всем трем комнатам. Цветной телевизор с полированными боками, последний шедевр советской радиоэлектроники. Вышедшие из моды шторы, обои давно следовало сменить, но тем не менее, надо отдать должное хозяйке, смотрелось все уютно и аккуратно.
Злобин скользнул взглядом по полочкам серванта. Между посудой стояли семейные фотографии. Обычная семья. Из такой идут в армию. Но редко - в тюрьму.
Обычный набор книг в шкафу, какой появляется в любой семье ко второму десятку жизни: полные собрания сочинений классиков шестидесятых годов издания, серенькие томики "ЖЗЛ", купленные в педагогическом порыве, детские книжки в ветхих переплетах и школьные учебники литературы. Само собой - детективы. От Сименона до Марининой. Особняком стояли новенькие томики юридической литературы.
- Валентин - первый юрист в семье? - спросил Злобин.
Ирина Алексеевна сморгнула, промокнула пальцем уголок глаза.
- Да, - кивнула она. - Я, конечно, хотела, чтобы он шел в медицинский. Но Валя настоял на своем.
- Почему "конечно"? Вы врач?
- Нет, не сложилось. Фельдшер-акушер. Теперь, правда, на пенсии.
- А у меня жена - кардиолог, - подхватил тему Злобин. - Друзья подкалывали: женился на медичке. А мы уже сколько лет вместе, и тьфу-тьфу-тьфу. Может, для прокурорского это идеальная пара. Врач и следователь. По себе скажу, доброта докторская помогает. Озвереть не дает… У Владислава девушка есть?
- Была - Леночка. Не сложилось у них, - тяжело вздохнула Ирина Алексеевна. - Жалко. Хорошая девочка.
- И других не было?
- Откуда им взяться с такой работой! - с неприкрытой болью ответила Ирина Алексеевна.
Злобин отхлебнул чай. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но он тянул время, давая матери собраться перед новой порцией боли.
- Ирина Алексеевна, Валентин сильно пил? - тихо спросил он.
Она лишь кивнула и закрыла глаза ладонью.
- М-да, у нас это вроде профессионального заболевания, - попытался неловко смягчить горечь Злобин.
- И Валя так говорил! Слово в слово. А сам уже без бутылки пива не засыпал, - запричитала Ирина Алексеевна. - Придет за полночь, а от него уже водкой разит. Выключит на кухне свет и сосет свою "Балтику девятую". Потом ногами прошаркает в свою комнату и рухнет как мертвый.
Злобин встал. Положил руку на вздрагивающее плечо Ирины Алексеевны.
- Ну-ну, не плачьте. Все через это прошли. Я тоже пил до чертиков. А потом в момент бросил.
- Правда? - глухо спросила она, вытирая глаза.
- Пять лет не пью, честное слово.
Злобин в эту минуту был противен сам себе; ничего не мог поделать с прокурорской натурой: одна часть ее утешала, искренне сострадая горю матери, а другая находила и цепляла в памяти мелкие детали, из которых потом сложится полная картина.
Дверь в комнату Валентина была открыта, и Злобин тщательно обшарил ее взглядом. Ничего выпадающего из общего стиля квартиры. Ни дорогой радиоаппаратуры, ни компьютера, ни календарей с голыми девочками. Или Валентин жил, как научили отец с матерью, или у него была своя норка, обставленная и оборудованная на нетрудовые доходы.
- А у вас дети есть, Андрей Ильич? - спросила Ирина Алексеевна.
- Дочка, - машинально ответил Злобин.
- С дочкой проще. Маме помощница… Выдать замуж за порядочного и работящего, все на сердце легче. Хотя порядочным и работящим сейчас хуже всех приходится.
Злобин поморщился. Не хотелось переходить к формальной процедуре, но ничего не поделаешь.
- Ирина Алексеевна, извините меня… Но Валентин, скажем так, пропал… Мы начинаем розыскные мероприятия. Полагается осмотреть жилище пропавшего. Ну, на предмет установления… Может, он паспорт с собой взял зимнюю одежду. Значит, уехал. Вы понимаете?
- Я понимаю. Конечно, конечно. - Она в последний раз всхлипнула, достала из кармана платочек и быстро промокнула глаза.
- С вашего разрешения, - скороговоркой пробормотал Злобин и шагнул к дверям комнаты Валентина.
- Андрей Ильич, вы в сны верите? - остановил его на пороге тихий голос Ирины Алексеевны. "Черт, истерика началась… Не дай Боже", - с тоской подумал Злобин. Но тут предчувствие больно укололо под лопатку. Он повернулся.
- Да, Ирина Алексеевна, верю. Особенно если это сны матери.
Ирина Алексеевна терзала в пальцах платочек,
- Мне сон приснился. Валик… Живой, улыбается. Говорит: "Мама, никому не верь. Никаких денег я не брал". - Она подняла на Злобина измученный взгляд. - Поверьте, он не брал этих денег. Мой Валик просто не мог!
Злобин вернулся на свое место. Сел, протянул через стол руку и накрыл ладонью ее пальцы, все еще комкающие мокрый платочек.
- Ирина Алексеевна, какие деньги?
Женщина высвободила руку, сунула в карман, чуть помедлив, достала и выложила на стол пластиковую карточку. "Виза" с фамилией и инициалами владельца. Латиницей, выпуклыми буквами значилось "Валентин С. Шаповалов".
- Так! Уже кое-что.
Злобин потянул карточку к себе. За отпечатки на пластике уже не беспокоился, все затерто матерью.
- Где нашли? - быстро спросил он.
- В столе у Вали. Верхний ящик. Под коробочкой с карандашами.
- Потом покажете. Когда нашли?
- Сегодня ночью. Как сон увидела.
Злобин нагнулся. У ножки стола лежала папка, в ней он по привычке носил комплект бланков. Достал нужный.
- Ирина Алексеевна, сейчас я оформлю протокол изъятия. Чтобы у нас все по правилам было. - Злобин щелкнул ручкой, приготовившись писать. - Но перед этим скажите, кто еще входил в комнату сына, кроме домашних?
- Ребята с его работы. Вчера приезжали. Задавали те же вопросы, что и вы.
- Кто именно?
- Леша Пак, его Валя Корейцем называл. Второго не знаю. Молодой парень, из новеньких.
- Пак служит в прокуратуре?
- Нет, в нашем ОВД, заместитель по розыску.
- Ясно.
Злобин достал еще один бланк - протокол допроса свидетеля.
Ирина Алексеевна тяжело откинулась на спинку стула и прижала ладонь к сердцу.
- Что же теперь будет, Андрей Ильич?
- Ничего. Искать будем вашего сына. Сходите, пожалуйста, за соседями, за теми, кто не болтлив. Карточку следует изъять в присутствии понятых.
- Господи, позор-то какой! - выдохнула Ирина Алексеевна.
Злобин не удержался и посмотрел в ее страдальческие глаза.
- Ирина Алексеевна, не изводите себя. - Он ткнул ручкой в карточку. - Это еще ничего не значит. В то, что ваш сын честный человек, я верю и буду верить до последней минуты. "Бедная. Только бы выдержала. Скоро начнем таскать по моргам, предъявлять на опознание все бесхозные трупы, подходящие под описание. Тут даже стальное сердце в клочья разлетится, а материнское и подавно".
Злобин с трудом заставил себя вывести первую строчку в протоколе.
Глава четвертая. Засадный полк
Ланселот
Злобин стоял на остановке и курил, нещадно теребя фильтр зубами. Иных проявлений эмоций он себе не позволил.
Вокруг в осенних лучах плескалась жизнь. Ветер гонял по асфальту золотые листья пополам с серебристыми упаковками и рекламными листочками. Гости с Украины расставили вдоль тротуара коробки с экзотическими фруктами, лузгали семечки и вяло перебранивались. Сын солнечного Азербайджана махал картонкой над мангалом, разгоняя шашлычный чад. Из ларьков неслась интернациональная музыка - на все лады и на всех языках. Под нее перебирала ломкими тонкими ножками группа школьниц. Все как одна сосали пиво из бутылок, между глотками успевая сделать по паре затяжек. Разговаривали развязно и визгливо, как стайка сорок на ветке. Само собой, мат шел вместо знаков препинания.