В двух шагах от Злобина готовились к трудовой вахте наперсточники. Коробку с тремя стаканчиками установили посреди тротуара так, что не обойти. Катала уже разминался, но игру не начинали. Очевидно, ждали группу обеспечения. Пару человек из нее Злобин уже вычислил. В публике, снующей на пятачке у остановок автобусов, особняком держались три девицы с наглыми глазами и пяток угрюмых молодцов все как один в однотипных кожаных куртках и кепочках. "Так, девки у нас шли сто пятьдесят девятой, а мальчики, по малолетке сходив за хулиганку, норовят с почетом сесть по бандитским статьям. - Злобин имел привычку определять, по какой статье шел человек и, возможно, по какой суждено сесть. Как правило, угадывал. - Ну их к лешему! Один хрен, по двести десятой их не загребешь. Вон уже и ангелы-хранители прилетели".
Из-за ларьков появился наряд милиции. Два сержанта продефилировали мимо коробки наперсточника, едва не задев ее бутсами, но на каталу никакого внимания не обратили. Будто и не было его вовсе.
Злобин сплюнул окурок под ноги. В глазах опять потемнело от злости. Всю дорогу от дома Шаповалова она, буро-красная, то и дело поднималась изнутри и застила глаза. "Едреный в корень… Тридцать две районные прокуратуры, московская городская, военная. Минимум пять сотен следаков. А больше всех досталось одному Шаповалову. Сами дерьмо развели, а потом пацана, как кутенка, в нем утопили. - Злобин остановил себя. - Ладно, не расходись. Знаешь же, любого могли утопить. И наверняка топят сейчас. И тебя самого топили не раз. Спасибо добрым людям, вытянули, не побоялись измазаться. Только поэтому ты стоишь здесь живой и чистенький. А что всей страной бултыхаемся в дерьме, не новость. И борешься не за чистоту, а чтобы не утонуть".
На память пришла цитата из полного собрания сочинений Ленина, накрепко вбитая в голову на тягомотных курсах марксизма-ленинизма: "Нельзя жить в обществе и быть от него свободным". Вместе со всеми в кулак хихикал над глубиной и неохватностью мысли вождя. Оказалось, прав был лысый черт. Зрил в корень и на век вперед!
Он с тоской посмотрел на многоэтажку, в которой еще жила надеждой мать Вальки Шаповалова.
У Злобина ни иллюзий, ни надежд не было. Если парень действительно попал в жернова, что крутят подобные Салину с Решетниковым или те, кто легко подбрасывает кредитки "Виза", дай Бог к снегу найти труп. Да и то надежда слабая. Вращающие жернова и не таких бесследно перемалывали. Ибо знают прокурорскую истину: нет тела - нет и дела.
У обочины притормозил блеклого цвета "жигуленок". Сразу же распахнулась дверца.
- Слышь, служивый, тебе куда? - раздался бодрый голос.
Злобин нагнулся, чтобы лучше разглядеть бодрячка. Оказалось, за рулем сидел дядька - вылитый кот Бегемот, только осунувшийся немного. Улыбался заразительно, скаля зубы в стальных коронках.
- Почему "служивый"? - по привычке уточнил Злобин.
- Так, прикид такой: кепочка, курточка, папочка. Сразу видно - на службу человек спешит. Садись, подброшу.
Злобин посмотрел на толпу, собравшуюся на остановках, потом - вдоль по улице. Автобусов не предвиделось.
- Мне, в принципе, к метро.
- К какому, командир?
- Надо бы к "Проспекту Мира". Но подбрось к ближайшему.
Дядька поскреб подбородок.
- Садись, подвезу к "Проспекту", - решил он.
Злобин уселся на сиденье, с трудом захлопнул разболтанную дверцу.
- А к чему такая милость? - поинтересовался он.
- Да у спорткомплекса я всегда клиента найду. Там книжный рынок. Ну, интеллигенты наши, сам знаешь, умные, но дохлые. Книжек накупит, а дотащить сил уже нет. Или оптовик какой подвернется.
Злобин привычно осмотрел руки водителя. Наколок не было. Да и не смотрелся он на сидельца. Скорее отставник. Из-под летной куртки выбивалась уставная рубашка защитного цвета.
- Сам-то служил? - спросил он.
- Ага, служил, - с готовностью отозвался дядька. - Страна у нас такая: в начальники не выбился - либо служи, либо воруй. Вот я и служил, как тузик. Куда палку бросят, туда и бегу. Не скули и не тявкай без приказа.
- Из военных?
- Из прапоров, если точно. - В полумраке салона вспыхнула металлическая улыбка. - Служил, пока ноги и руки носили. А как стало нечего нести, меня и поперли. А вы, как погляжу, из милицейских?
- Не угадал, - ответил Злобин.
- А вопросики по-милицейски задаете. - Дядька бросил взгляд в зеркальце заднего вида. - Я тут одного мента вез. Цельный полковник, ага. Пьяный, правда, в хлам. С Маяковки до самого Ясенева вез. Я его, гада, чуть ли не в подъезд ввез. А он мне - пять долларов и визитку сверху. - Дядька обиженно причмокнул губами. - Спорить я не стал, но осадок остался. Утром, думаю, позвоню. Ага! Поднимает трубку и как рявкнет: "Тимохин, слушаю!" Блин, наш комполка танкового тише орал. Ну я вежливо говорю: "Здрасьте. Водитель, что милость вашу в жопу пьяную вез, беспокоит". А он: "Что надо?" Я возьми от балды и скажи: "Техосмотр". А он рыкнул: "ГАИ Центрального округа. Скажи, от меня". И трубку бросил. Не веришь? Вон талон. - Дядька указал на цветную картонку в углу лобового стекла.
Как травят байки на Балтфлоте, Злобин знал, но с фирменным трепом московских водителей столкнулся впервые. От беззастенчивого этого вранья комок под сердцем разжался, и Злобин беззаботно рассмеялся.
- Не верите? Сейчас визитку покажу. Сами можете позвонить, вдруг чего-нибудь обломится.
Дядька круто вывернул руль, по встречной полосе обошел едва тащившийся грузовичок, по крутой дуге, заложив левый поворот, влетел на перекресток и вклинился в поток, вползавший под светофор на противоположной стороне дороги.
- Вот так мы их. Мертвая петля, как у Чкалова. Тютелька в тютельку, - с гордостью прокомментировал он. - А как не нарушать? Москва, брат… Хочешь ехать - будешь нарушать. Все как в жизни. Кругом одни законы и заборы, а жить надо… И дураки, мать их! - Он вспугнул гудком бабку, прыгнувшую под колеса. - Дома надо сидеть, старая! - послал он ей вслед сквозь приоткрытое окошко.
Нагло растолкав соседей, он выкатил "жигуленок" на трамвайные пути, рванул с места, за минуту догнав громыхавший по рельсам трамвай. Обогнал его, едва не чиркнув по фарам, за что заработал отчаянную трель звонка и яростную жестикуляцию женщины в кабине.
- Дома на мужа махай, дура! - глядя в зеркальце, ответил дядька.
Вильнул к обочине и резко притормозил. Взялся за ключ зажигания.
- Случай у меня был. Дружок девицу подвозил, ага. Выскочил за сигаретами, а ключи забыл. А эта лахудра дрыгалки свои перебросила, за руль села - и ага. Дружок до сих пор хрен в газете курит.
Он выключил мотор.
- Так я же не девица вроде бы, - возразил Злобин.
- Ну, причиндалы мужские в этом деле не главное. - Дядька не гасил улыбку, но кошачьи глазки настороженно обшарили пассажира. - Руки есть, рулить сможешь, ноги есть - на педаль нажмешь. Поскучай минутку, я и ларек и назад.
Злобину ничего не оставалось как согласиться. От нехорошего предчувствия в зашарпанном салоне, пахнущем сырой картошкой и бензиновой ветошью, стало холодно и неуютно. Дверцу дядька не закрыл, и на том спасибо.
Вернулся он через минуту, как обещал, с пачкой "Явы" в руке. Плюхнулся на сиденье так, что "жигуленок" заходил ходуном. Стал отколупывать пленку на пачке, при этом тихо хихикал, постреливая в Злобина глазками.
Злобина это немного заводило, но виду он не подал. Мало ли сумасшедших за рулем в Москве.
Дядька сунул в рот сигарету и вдруг стал серьезным.
- А за вами хвост, Андрей Ильич. От самого дома Шаповалова пасут, ага.
Упреждая вопрос Злобина, он из нагрудного кармана куртки выудил удостоверение, раскрыл у себя на коленях. "Генеральная прокуратура. Управление по надзору за соблюдением закона в органах дознания и следствия прокуратуры. Оперативный уполномоченный Барышников Михаил Семенович", - прочел Злобин каллиграфические буковки. Под таким велеречивым названием шифровалась служба собственной безопасности Генпрокуратуры. У Злобина в кармане лежало такое же удостоверение.
Старые львы
Срочно
т. Салину В.И.
После посещения адреса "Искателя" зафиксирован контакт объекта "Ланселот" с Барышниковым М.С. - старшим оперативной группы, приданной "Ланселоту". Барышникову присвоен псевдоним "Мишка".
На машине "ВАЗ-2101" (гос. номер МО 347 Л, регион 77) "Ланселоту" удалось оторваться от наблюдения. Принял решения не преследовать.
Владислав
* * *
Двор был угрюмый и запущенный, как квартира обнищавшего да к тому же и крепко пьющего москвича. Пыльные окна смотрели на мир заспанно и осоловело. С обветшалых, больных тополей ветер сбивал листву. Истошно скрипели покореженные качели, на которых качались, забравшись с ногами на сиденья, две малолетки.
Злобин с Барышниковым курили, выпуская дым через низко опушенные стекла.
- Так ты где служил, Михаил Семенович?
- В Московском управлении КГБ, на второй линии, - со вздохом ответил Барышников. - Остальное правда. Как тузик, ей-богу… Ушел в девяносто шестом. Год проваландался в охране.
Но старого пса новым штукам не научишь, надоело, хоть вой. А тут подкатили с предложением из УСБ. А что? Москву я знаю, как ее только бомжи и беглые знают, нужных телефонов - полная записная книжка, на голову не жалуюсь, нюх не потерял. Почему бы не попробовать?
- И как оно?
- По-всякому бывает. Но порядку больше. Как у нас в лучшие времена было. - Он с трудом сглотнул и неожиданно спросил; - Слушай, Андрей Ильич, а ты пьющий?
Злобин уже прикинул, откуда у Барышникова может быть сухость во рту, собачий взгляд и красные ниточки на бугорках носа. Постарался ответить так, чтоб ненароком не задеть самолюбие.
- Скажем так: я непьющий алкоголик. Барышников покачал головой, причмокнув губами.
- Во как сказанул, молодец. - Вздохнул. - А я, Андрей Ильич, временно завязавший. Если разницу знаешь, прошу учесть и на нервы особо не давить.
- Заметано, - согласился Злобин.
Знакомый нарколог со свойственным врачам могильным юмором называл таких альпинистами. Ползет человек вверх, карабкается, чуть ли не на ногтях висит, а все равно силы тяжести одолеть не может. Чуть надавит на него жизнь - он в штопор и мордой в асфальт.
- Теперь о деле. - Барышников сел вполоборота к Злобину. - За маскарад извини, оперативная надобность. Как мне задачу поставили, хотел тебя у Генеральной перехватить, но не сложилось.
Разбросал ребят по вероятным точкам: к новому адресу, от которого ты ключи получил, у ОВД и прокуратуры. Сам засел там, где ты должен был появиться, если настоящий профи. Угадал я, к матери сразу пошел.
Злобин пропустил комплимент мимо ушей.
- Сколько оперов в группе?
- Шесть на трех машинах, не считая меня и этой колымаги. - Барышников похлопал по рулю. - Сразу же говорю: можно хоть полк нагнать. Но ты никого из них в лицо не увидишь. Порядок у нас такой: меньше шума, больше дела. Ты ставишь задачу, я ее нарезаю операм. Отчитываюсь перед тобой лично. Всякие бумажки идут за моей подписью.
- А как это будет выглядеть процессуально? - усомнился Злобин.
Барышников набрал полные легкие воздуха и выпустил его, беззвучно что-то пробормотав.
- Андрей Ильич, мы с тобой не дети. У меня уже даже грудь седая! Законы пишут в Думе, изучают в институтах и читают в суде. А я - опер. Мое дело - искать и ловить супостатов. Как я это делаю, Бог мне судья. Думаю, ты не особо интересовался у своих оперов, откуда у подследственного фингал под глазом?
- У нас, Михаил Семенович, такие сейчас клиенты, что с фингалом их представить сложно, - усмехнулся Злобин.
- Была бы рожа, а попасть нетрудно, - пробормотал Барышников. - И тем не менее я гарантирую, что все бумажки будут образцово-показательно заполнены, хоть в учебниках печатай. А свидетели строем пойдут повторять показания. Хоть у тебя в кабинете, хоть в Гаагском суде по правам человека.
- Дай-то Бог.
Барышников выбросил окурок за стекло. Достал из кармана блокнотик и ручку.
- Все, я весь внимание. Ставь задачу, Андрей Ильич.
Злобин на секунду задумался.
- Первое, - начал он. - Возьми в разработку Алексея Ивановича Пака.
- Замначальника по розыску ОВД "Останкино", - проговорил Барышников, каракулями выводя строчки в блокноте. - Между прочим, дела по факту исчезновения Шаповалова еще нет.
- Как нет? - удивился Злобин.
- Мама еще заявления не написала, вот они и не чешутся. - Он оторвался от записей. - В чем-то я их понимаю, кому охота глухарь на себя вешать.
- Сучары, - процедил Злобин. - Ладно, разберемся. На Пака и того опера, что был с ним у матери Шаповалова, тащи все. Все, что накопаешь.
- Опыт подсказывает, на грузовике везти придется, - как бы между прочим вставил Барышников. - Вокруг адреса Шаповалова побегать?
- Естественно. Жил он там с детства. Вдруг что-нибудь проклюнется. Барышников опустил ручку.
- Между нами, девочками, Ильич… Какие шансы?
- Если имеешь в виду найти Шаповалова живым, то почти равны нулю. - Злобин достал из нагрудного кармана кредитку. - Мне будет не с руки, в прокуратуре все через плечо заглядывать будут… Ты сможешь быстро и надежно связаться с базой?
Барышников кивнул, не спуская глаз с кредитки.
- Перепиши данные, пусть срочно пробьют по всем каналам. Очень срочно, понял?
Барышников прочитал буквы, проштампованные на пластиковой пластинке, и тихо присвистнул.
- Не хе-хе! Это что же получается, Андрей Ильич? - Он поднял удивленный взгляд.
- Пока только то, что карточку добровольно выдала мать Шаповалова, о чем составлен протокол. И все! - отрезал Злобин.
- Лиха беда - начало. - Барышников покрутил головой, быстро переписывая данные с карточки в блокнот.
- Далее пометь. Пусть поставят на контроль домашний и мобильный телефоны Шаповалова. И последнее, Михаил Семенович. - Злобин сделал паузу, дожидаясь, когда Барышников закончит писать. - Оперов я твоих не видел, в квалификации имею право сомневаться. Но ты работаешь лихо. И нюх не потерял. Поэтому лично, понял - лично отправляйся на Шереметевскую улицу, дом сорок пять. Там недавно вывалился из окна некто Мещеряков. Дело успели похоронить.
Барышников прищурил медвежьи глазки.
- Только очень тихо, Михаил Семенович. Прошу тебя, тихо, - предупредил его Злобин.
- Мальчик вел это дело? - почти шепотом спросил Барышников. Злобин кивнул.
- Да, засада! - протянул Барышников, нахмурившись. - А мне сказали, плевое дело. Новенького проверяют, тебя, значит, подстраховать требуется. Вот, гады, а!
Он развернулся к рулю. Загремел ключом зажигания.
- Что-то ты расчувствовался, Михаил, - поддел его Злобин. - Не бойся, прорвемся.
- Ага, самое время стакан принять для храбрости. - Барышников завел двигатель, под его шум беззвучно выругался. - Однако некогда. Работать надо.
Он хитро подмигнул Злобину. И вновь превратился в веселого балагура-отставника, от скуки и нужды калымящего извозом.
Распахнул бардачок, вытащил на свет мобильный в черном чехле.
- Принимай аппаратуру, Ильич. Фирма платит. Расписываться не надо, под свою ответственность взял. Там под чехольчиком номер его прилеплен. А мой - уже в памяти. Набери слово "Миха", я и отзовусь.
Пока Злобин вертел в руках мобильный, Барышников достал из кармана бумажник.
- Прими вспомоществование на оперативные нужды, Ильич. - Он протянул пачку купюр.
- Зачем? - насторожился Злобин. Как у всех, в чьих жилах текла казацкая кровь, отношение к деньгам у него было особенное, чужих и незаработанных денег он инстинктивно чурался.
- Чтобы было чем с частниками расплачиваться. Не бойся, получил на всю бригаду, тут твоя Доля. - Барышников прищурился. - Слушай, что ты как девочка! Ты партийные взносы всю жизнь платил? Вот и считай, что тебе проценты набежали.
Аргумент был в духе отставного прапорщика, которого опять играл Барышников, и Злобин, не выдержав, рассмеялся.
Убирая бумажник во внутренние просторы летного бушлата, Барышников немного больше положенного распахнулся. На груди мелькнула кожаная перевязь, а из-под мышки вылезла рукоятка пистолета. Обойма была вставлена на место.
- А что ты хотел? - Барышников перехватил взгляд Злобина, запахнул куртку. - Служба!