– Следствие разберется, в чем он там еще виноват. Мы его вызывали как свидетеля.
– И что?
– Держался он весьма солидно, намекал на связи в правительстве губернии и городской думе. Насчет него потом звонили, просили оставить в покое. Но это… Все до поры до времени. Если накопаем что-нибудь серьезное, будет отвечать перед законом.
Произнеся эту патетическую фразу, Карташов взглянул на часы и с сожалением объявил, что ему пора. И, иронично насвистывая песенку "Наша служба и опасна и трудна", удалился.
А Лариса, оставшись одна, занялась разработкой плана дальнейших действий. Единственным человеком, который мог бы ее сейчас вывести на Алексея, был господин Устьянцев. Но он весьма солиден, судя по его координатам. А объект ее интересов, Алексей, явно мелкая сошка. Парадокс: чтобы поймать обычного вора и жулика, приходится использовать авторитет более высокого уровня.
Существовало всего два места, где она могла бы увидеть Сергея Александровича, – или дома, где он жил, или же в офисе "Волжского берега".
И на следующий день она направилась по адресу акционерного общества "Волжский берег".
Офис располагался на первом этаже многоэтажного здания, находившегося на тихой улочке, на полпути между Волгой и центром Тарасова. Этот участок города отличался обилием газонов и деревьев. Прижавшись у обочины, по обеим сторонам улицы стояло около десятка машин, как раз напротив окон конторы. Чуть левее от дверей офиса находился и "БМВ" с теми самыми номерами, которые Лариса вчера получила от Карташова. Автомобиль был черный, гладкий и сверкал никелем. Ни дать ни взять – огромная игрушка, которую только что вытащили из коробки.
Лариса проехала мимо, затем развернулась и притормозила на некотором расстоянии от машин, сгрудившихся у входа в офис. Она так и не придумала предлог для того, чтобы побеспокоить господина Устьянцева и спросить, чем ему не угодил Костя Симонов. Поэтому решила ограничиться просто слежкой.
С противоположной стороны улицы она могла отлично видеть, кто входит в офис и выходит из него. Людей было немало. Каждые десять-пятнадцать минут на крыльце появлялись один-два человека. У некоторых в руках были папки. Иногда от шеренги припаркованных машин какая-то отделялась и спокойно уезжала в известном только ее хозяину направлении. На место исчезнувших авто вскоре становились другие.
Такую идиллическую, спокойную картину и наблюдала Лариса. Тишь да гладь. Но ее вся эта неторопливая чехарда волновала мало. Ее интересовал лишь черный "БМВ"…
…Пошел уже третий час пребывания на посту неутомимой сыщицы. На этот раз внимание Ларисы было обострено до предела. Позавчерашний урок пошел ей впрок. Наблюдая за происходящим возле офиса, она не спускала глаз и с зеркала заднего вида. Все дверцы своей машины Лариса предусмотрительно заперла. Ей не хотелось, чтобы опять кто-нибудь совершенно внезапно, как из-под земли, взял да и возник у ее машины.
Но похоже, гром уже отгремел и креститься нужно было раньше. А на четвертом часу наблюдения, хвала господу, все же свершилось то, на что рассчитывала Лариса.
Массивная дверь офиса "Волжский берег" в очередной раз отворилась, и на крыльце, выложенном каменной плиткой, показался человек лет пятидесяти, с небольшой лысиной, крепкий и сильный. По своей комплекции он совсем не уступал своим подчиненным, с которыми позавчера пришлось столкнуться Ларисе. Одет он был в дорогой серый костюм и не менее дорогой черный плащ. Хотя мужчина был и при галстуке, выглядел он так, как будто все это накинул наспех, боясь куда-то не успеть. И была в этом некая нарочитая небрежность.
Его одежда и он сам словно не очень подходили друг другу, но при этом сложно было понять почему. Лариса, разумеется, еще не знала, кто это.
Но ей все сразу стало ясно, когда солидный незнакомец подошел к "БМВ" и хозяйским щелчком дистанционного пульта открыл двери машины. Небрежный щеголь занял место за рулем. Лариса уже не сомневалась в том, что это и есть господин Устьянцев.
Машина развернулась перед офисом и, показав Ларисе задние фары, легко и уверенно двинулась вдоль улицы. "Вольво" тут же покинула свое место и направилась следом.
"Этот субъект совсем не похож на своих обормотов, – подумала Лариса. – Но именно по его приказу телохранители гонялись за неким Алексеем, мелким обманщиком старушек".
Конечным пунктом недолгого пути неожиданно оказалась художественная галерея под претенциозным названием "Эстетика". Здесь демонстрировались шедевры тарасовских художников. Оставив машину, Лариса направилась к дверям рассадника культуры вслед за спиной в черном плаще.
Эстетствующей публики, разгуливающей в стенах галереи в надежде приобщиться к высокому и предположительно вечному, было немного. Лариса обратила внимание на то, что добрая половина посетителей держались весьма неестественно. Их внешний вид, манера говорить, жесты – все как будто было направлено на то, чтобы привлечь к себе внимание.
Тут были и чопорность, и жеманность, и высокомерие. Своеобразный театр восковых фигур. Искусственные люди в храме искусства.
Лариса, не совсем понимая, как ей здесь держаться, наблюдала за Устьянцевым. А тот не спеша переходил от картины к картине.
Однако нельзя было сказать, что он тщательно изучал свежеиспеченные полотна. В выражении его лица не было ничего отрешенного или одухотворенного. Скорее всего в нем читался скепсис по отношению к увиденному.
По разговорам Лариса поняла, что сейчас в "Эстетике" выставлялся какой-то широко известный в узких кругах творцов и ценителей местного разлива труженик кисти Юрий Ларионов. И все присутствующие в галерее старались подчеркнуть, как бы между прочим, что они лично знакомы с виновником мероприятия.
Пользуясь случаем, Лариса сочетала приобщение к искусству со слежкой за Устьянцевым. Хотя, честно сказать, она вряд ли смогла бы распознать, где настоящий образец высокого и вечного, а где просто ученическая мазня.
"Кстати, это неплохой предлог", – подумала она и решила, что сейчас самое подходящее время действовать.
Глава 7
Как гласит народная примета: "Если вы наступили мужчине на ногу, а он после этого в вас не влюбился, значит, с головой у него все в полном порядке".
Лариса перешла к противоположной стене и начала очень бегло осматривать пейзажи, портреты и какую-то пачкотню, близкую к традициям дадаизма. Опередив Сергея Александровича, шествовавшего неторопливо вдоль противоположной стены, она снова пересекла зал, но уже в другом направлении. Оказавшись таким нехитрым способом на пути следования ценителя живописи, снизошедшего до местных мастеров, Лариса, уже не торопясь, двинулась ему навстречу, делая вид, что полностью поглощена созерцанием полотен.
Улучив момент, когда Сергей Александрович повернул голову в противоположную от нее сторону, она прибавила шагу, чтобы свершить только что задуманное.
Но Лариса промахнулась, и вместо того, чтобы слегка отдавить Устьянцеву ногу, которую тот в последнюю секунду отвел, она на полном ходу врезалась в этого мужчину далеко не самых скромных габаритов. От неожиданности, сама того не желая, она ойкнула и выронила из рук сумочку.
Устьянцев посмотрел на нее сверху вниз.
– Простите, пожалуйста, – произнесла Лариса, неожиданно для самой себя очень естественно.
Импровизация получилась лучше заранее продуманной заготовки.
– Ничего страшного. С кем не бывает, – продемонстрировал свое понимание случившегося ценитель искусства.
При этом он слегка согнул ноги в коленях и показал Ларисе еще не облысевшую до конца макушку своей головы, длинной рукой подхватив с пола сумочку.
– Вот, пожалуйста, возьмите.
– Ой, спасибо, – умиленно поблагодарила его Лариса.
Она так иногда говорила мужу, когда тот вдруг начинал проявлять невиданные чудеса такта на грани героизма.
– Еще раз простите, я слишком засмотрелась, – добавила она.
– Ладно, ладно вам, – басом успокоил ее солидный Устьянцев. – Не стоит извинений. Какие пустяки…
– Понимаете, я как-то увлеклась и забыла, что тут еще есть люди, – сказала Лариса, а про себя подумала: "Кажется, я начинаю походить на одну из этих дур с фальшивыми лицами и голосами".
Она имела в виду присутствующих в зале жеманных "любительниц" прекрасного.
– Неужели это производит на вас какое-то впечатление? – На лице Устьянцева появилось выражение легкого, но вполне искреннего удивления.
– Да как вам сказать, – слегка растерялась Лариса. – Я даже в детстве не очень любила рисовать, потому что не получалось. Всегда выходило хуже, чем у других. А тут такое… Это вам не дом с трубой и солнышко с улыбкой до ушей. Как-то и не верится, что рядом с тобой, в твоем городе живут люди, которые умеют так рисовать, – настоящие художники. Мне всегда почему-то казалось, что это люди, которые живут далеко-далеко отсюда.
"Тормози, тормози, старушка!" – вдруг почти явственно услышала она в своей голове голос Евгения.
"Ничего, доля искреннего идиотизма сейчас не повредит", – мысленно ответила она ему.
– Ну, научиться переносить на полотно изображение – это еще не самое главное для художника, – снисходительно пояснил Сергей Александрович. – Это, конечно, нужно, но не это главное. Необходимо научиться передавать настроение с помощью красок, композиции, так сказать, своего видения мира. Чтобы помочь тому, кто потом это все увидит, понять о жизни что-то такое, до чего тот, бедолага, раньше не мог дойти сам, своим умом, без посторонней помощи. О чем он до того, как увидел эту картину, может быть, никогда и не задумывался. Ведь глаз художника – это не фотообъектив. Задача мастера – не скрупулезная точность. Иногда нужно погрешить против истины.
– Это как? – удивленно спросила Лариса, умиленно заглядывая в рот Устьянцеву.
– Что-то чуть передвинуть, что-то чуть утрировать, затуманить, – тут же объяснил Устьянцев. – Вы меня понимаете?
Лариса, слегка шокированная простотой и легкостью общения неожиданно словоохотливого любителя живописи, кивнула.
А тот продолжал с интонацией школьного учителя рисования:
– Законы геометрии здесь не всегда уместны. В живописи главное – уметь передать настроение. А для этого приходится что-то менять. Каждая удачно выверенная неточность усиливает впечатление от картины в целом. И чем больше будет подобных удачных неточностей, тем, на мой взгляд, выразительнее полотно. Это в конце концов формирует и определяет манеру художника, его стиль. А отнюдь не то, как он грунтует холст и какими кистями и красками предпочитает пользоваться. Мастер в художнике начинает проявляться тогда, когда внутри у него появляется некий стержень, который указывает направление поиска своей гармонии. Гармонии собственной души с окружающим миром. И тогда становится видно, что он любит, а чего в этой жизни органически не приемлет.
Устьянцев продолжал говорить, а Лариса на какое-то время даже забыла, зачем она сюда пришла. А когда вспомнила, то в очередной раз за время своего пребывания здесь удивилась тому, насколько не сочетались ее представления об этом человеке после знакомства с его молодцами с тем, что она видела и слышала в эту минуту.
Поначалу ей рисовалась эдакая темная личность. Невидимый, почти могущественный хозяин, отчитывающий по телефону безропотно пресмыкающихся мордоворотов, как паршивых нашкодивших недоумков.
А теперь, когда она столкнулась с ним лично, перед ней оказался образованный, обходительный мужчина, с которым было легко и просто общаться. Да и говорил-то, собственно, он один, а у нее создавалось ощущение оживленного диалога, хотя за последние две минуты она не произнесла ни слова.
Он говорил совсем простые вещи о красоте и гармонии. Говорил негромко и спокойно. Как будто помогал Ларисе выбраться из темных дебрей, куда ее коварно затащила злодейка-судьба.
При этом он совершенно не старался привлечь к себе внимание окружающих, как это откровенно делали некоторые из присутствовавших в галерее.
– Вы в общем-то правы, – вставила она. – Я мало что в этом понимаю. И мне трудно разобраться в тонкостях. Но это очень интересно, как с помощью простых приемов можно выразить сложные вещи.
– А что же вы здесь тогда делаете? – неподдельно заинтересовался Ларисин собеседник.
– Мне просто нравится смотреть, не вникая в детали, – простодушно ответила Лариса.
– Ну, в этом ничего зазорного нет, – продолжал Устьянцев с интонацией добродушного барина. – Искусство оно, так сказать, облагораживает, простите за банальность.
– Ну, если уж быть до конца откровенной, это не совсем культпоход, – призналась Лариса. – Просто у мужа моей сестры скоро день рождения, а мне не хотелось бы в очередной раз идти на торжество с чем-нибудь банальным, вроде электробритвы, парфюма или что-нибудь подобного. Тем более что он – натура незаурядная и любит сам удивлять других всякими приятными неожиданностями. В том числе и меня. Вот я и решила, что пришла моя очередь сделать что-нибудь такое… Ну, вы меня понимаете… Он сам архитектор и увлекается живописью.
– И вы решили подарить ему картину?
– Да, вы совершенно правы. Вот только я не знаю, на чем остановить свой выбор. И вообще не представляю, как все это происходит. В каких пределах может варьировать цена. – Лариса повела головой и окинула взглядом стены в полотнах.
– Не хотелось бы вас разочаровывать, уважаемая, не знаю, к сожалению, вашего имени…
– Лариса Викторовна, – услужливо вставила Лариса.
– Я – Сергей Александрович, – представился Устьянцев. – Так вот, Лариса Викторовна, не хочу вас разочаровывать, но если этот ваш родственник действительно понимает в живописи, то боюсь, что сегодня здесь достойного подарка для него вы не найдете.
– Почему?
– А потому, что это сплошь слабое подражание, – поморщился Устьянцев. – Ничего своего. Подражание всем и никому. Недоразумения. Не все, конечно, так плохо, – тут же поправился он. – Но… По-настоящему интересного я здесь не вижу.
– Жаль, – почти прошептала Лариса. – Очень жаль… И что же мне делать?
Она слегка замялась, разыгрывая роль огорошенной малоприятным известием особы, которая не знает, куда ей податься дальше.
– А вот этот Ларионов, – осторожно поинтересовалась она, – он что, действительно не очень интересный художник?
– Ну, Ларионов, как бы вам это сказать помягче… – нахмурился Устьянцев. – Он сам по себе произведение искусства. Человек умеет налаживать личные связи, производить впечатление на людей довольно-таки благоприятное. А то, что он делает… – Сергей Александрович выразительно наклонил голову набок, на лице его появилась снисходительная улыбка.
Потом он поднял ладони рук на уровень своей широкой груди и растопырил пальцы, как бы бережно поддерживая что-то, подразумевая под этим не что иное, как пустоту.
– А я слышала… – попробовала поделиться Лариса тем, что долетело до ее ушей.
– Нет, что вы, это просто пустые слова, – покачал головой Устьянцев, поняв, что имела в виду собеседница.
– Может быть, вы мне подскажете, куда бы я могла заглянуть в поисках подарка? – попросила она совета у знатока местной живописи.
– Можно, конечно, и еще куда-нибудь наведаться, но только, я думаю, этого делать сейчас не стоит. Через несколько недель здесь должны выставляться Фатеев и Прыгунов. Вот тогда вы наверняка сможете увидеть что-то по-настоящему необычное. Прыгунов – он хоть и молодой, но весьма самобытный и одаренный автор. Я немного лично знаком с ним.
– Но у меня в распоряжении всего несколько дней, – озабоченно возразила Лариса.
– Ваша идея, Лариса Викторовна, безусловно, хороша. И стоит того, чтобы попытаться воплотить ее в жизнь. Вы знаете, мы все погрязли в вещизме – все дарят друг другу часы, бумажники, авторучки с золотыми перьями, а то, бывает, и просто деньги. Ну, на худой конец – книгу. А ваша идея действительно необычна. Ведь когда вы дарите человеку произведение искусства – это не просто потраченные вами деньги, а кусочек души автора, которую он старался как мог вложить в свое детище.
– Я так понимаю, что вы все-таки что-то мне посоветуете. – Лариса продолжала беседу, надеясь, что все может пойти именно так, как она наметила.
И она не просчиталась.
– Знаете что? – вдруг оживился Устьянцев. – Не сочтите за назойливость, волокитство или какую-нибудь бестактность… Но я живу здесь совсем недалеко, в нескольких кварталах. И если вы сочтете возможным для себя, то мы могли бы обо всем обстоятельно поговорить у меня дома, и вполне возможно, нам удастся сообща что-нибудь сообразить.
– Ну, я даже не знаю как-то, – сыграла растерянность Лариса. – Все так внезапно…
Перед Устьянцевым стояла дурочка, наивность которой достигала невероятных, почти космических масштабов.
– Уверяю вас, вам ничего в моем лице не угрожает, – улыбнулся Устьянцев. – Можете позвонить домой и сообщить наши координаты.
Сергей Александрович шел тем путем, на который Лариса и нацеливалась. При этом ей почти не приходилось его подталкивать, все выходило будто само собой.
"А вдруг это ловушка?" – неожиданно подумала она. И это не он идет в расставленные ею сети, а происходит обоюдоострая коварная игра? Хитрость против хитрости. И противная сторона, может быть, следует тоже какому-то строго намеченному и только ей известному плану? В этом случае неизвестно, кто охотник, а кто – жертва. Внешность Ларисы, кстати, мог запросто описать Устьянцеву тот же Гена вместе со своим нахалом-другом. Да и марку машины подсказать…
Тем не менее Лариса колебалась недолго – какую-то пару секунд. Нет, все же не похоже, что это спектакль. Ни одной фальшивой нотки. Наверное, действительно у нее сегодня один из удачных дней.
– Ну что вы, совсем не в этом дело, – улыбнулась Лариса. – Я ни о чем подобном даже и не подумала. Просто мне неудобно обременять вас.
– Уверяю вас, для меня в этом нет ничего обременительного, – успокоил ее Устьянцев.
"Ладно, пора сдаваться", – внутренне решила Лариса.
– Хорошо, идемте, – сказала она.
И они вместе направились к выходу из галереи, а словоохотливый добровольный помощник по выбору подарков для несуществующего мужа сестры на ходу продолжил:
– Вы знаете, вообще-то у меня есть кое-какие адреса, знакомые. И мы постараемся подобрать что-то достойное. Вы можете не торопиться и все обстоятельно обдумать и взвесить, прежде чем сделаете окончательный выбор.
Они вышли на улицу. Уже вечерело.
– Вы на машине? – поинтересовался владелец "БМВ".
– Да, – ответила Лариса, указывая движением головы на "Вольво".
И вместо легкого, изящного поворота у нее получился какой-то резкий, угловатый мальчишеский кивок. Это движение в сочетании с ее внешностью создало впечатление абсолютной непосредственности, добавляя ей необычный шарм.
Устьянцев как-то быстро взглянул на нее, будто его что-то зацепило внутри, и он попался на невидимый глазу крючок. Затем перевел глаза на машину и удовлетворенно произнес:
– А у вас хороший вкус. Вы сами выбирали модель?
Лариса кивнула.
– Она, ко всему прочему, очень гармонирует с вашей внешностью. Чувствуется какой-то общий стиль…
"Похоже, он во всем пытается найти гармонию или ее отсутствие", – промелькнуло в голове у Ларисы.
Слегка облысевший образец тарасовской галантности проводил Ларису до ее стального коня серебристого цвета.
– Поезжайте за мной, – сказал он.