Дело о картине Пикассо - Андрей Константинов 3 стр.


***

Вечером ко мне забежала Аська. Меня уже не удивляла ее манера являться без звонка. "Меня ведь может не оказаться дома", - увещевала я ее поначалу. "А я всегда чувствую: дома ты или нет", - отмахивалась моя новая подружка. И действительно, не было случая, чтобы она ломилась в пустую квартиру.

Я в этот момент перебирала вешалки в шкафу, решая, в чем пойти на презентацию. Аська заглянула в шифоньер через мое плечо и ахнула:

- Света, какое платье!

Еще бы: Аська безошибочно определила мой лучший наряд - красное платье, которое несколько месяцев назад я за бешеные деньги купила в Гостинке на галерее высокой моды.

- От Сони Рикель, единственный экземпляр! - Самодовольства мне не занимать.

- А можно мне померить?

- Пожалуйста, не жалко.

Странно, но Аське это роскошное платье не шло. Может, из-за того, что она была ниже ростом. Она разочарованно смотрела в зеркало.

- Да, как на корове седло…

- Может, украсить чем? - пыталась я подбодрить подругу.

Аська порылась в моих шкатулках и выбрала серебряный гарнитур: браслет, серьги и цепочку с моим знаком зодиака, который мне подарила Агеева.

- Да, так лучше, - похвалила я.

- А что толку? - вдруг окрысилась Аська. - Ты же не берешь меня на эту презентацию.

- Ну, во-первых, на презентацию я сама в этом платье пойду, - наконец сделала я выбор. - А во-вторых, я тебе уже говорила, что иду на выставку с Беркутовым. А потом "Стрелой" мы едем в Москву на выходные: Андрей пригласил меня на свою премьеру в театре.

Аська закурила и молча уставилась в окно. Я только сейчас заметила, какой у нее упрямый лоб - как у молодого бычка.

- Света, он тебя недостоин.

- А тебе-то что? - Моему терпению приходил конец. - Давай я сама буду определять - с кем мне встречаться, а с кем - нет.

- Но я - твоя подруга, - упрямилась Аська. - Я должна тебя предупреждать об опасности.

Я хотела поставить зарывающуюся Аську на место, но в этот момент мне позвонила вернувшаяся из очередной командировки Василиса.

- Светик, ты не заболела? Мама говорит, что ты вчера была очень бледной и голос - хриплый. Спасибо, что не забыла поздравить ее с днем рождения. Твой букет лилий до сих пор как будто только что срезан. Только мама говорит, что ты даже не посидела с ней: она-то специально эклеров напекла. Что, на работе запарка? Или все время Беркутов отнимает?

Я закусила губу. И - не верила своим ушам. Еще за день до дня рождения Нины Дмитриевны я очень хорошо помнила о том, что Васьки нет в городе и нужно непременно поздравить ее маму. А вчера напрочь забыла об этом. И вспомнила только сегодня днем. И даже побаивалась Васькиного звонка, потому что не люблю оправдываться.

- Эй, ты там что - уснула?

- Вася, встретиться бы надо. - Я не готова была тут же сознаться в своем грехе. И уж тем более обсуждать при посторонних здоровье Нины Дмитриевны. А с головой - в этом я была уверена - у Васиной мамы было не все в порядке. Старческая забывчивость - кажется, это называлось болезнью Альцгеймера.

Мы договорились встретиться через пару дней в баре "Антракт".

- Ты что - и в поезде поедешь в этом платье? - снова завела свою шарманку Аська.

- Нет, - отрезала я, давая понять, что разговор о моей поездке в Москву закрыт. - Я переоденусь у Музы - хозяйки выставки. А в поезде поеду в костюме.

***

За восемь дней ДО ЭТОГО…

…Мы выпили уже по три чашки кофе. Васька даже уже перестала горячиться.

- Света, уверяю тебя: у мамы с головой все в порядке. Ну мне-то ты можешь верить? Я же специалист!

- А мне ты поверить можешь? Я не была у Нины Дмитриевны! И уже извинилась перед тобой за это.

- Тогда кто к ней приходил?

- Думаю, что а - к ней никто не приходил; б - приходила какая-нибудь ее подружка, а она в тот день много думала о тебе и обо мне, а потом у нее все в голове перепуталось.

- А цветы кто подарил? Твои любимые - лилии?

- Может, та подружка и принесла? Может, у нее они тоже - любимые?

- Прекрати пороть чушь! Ты на что намекаешь? Ты что считаешь, что я не способна продиагностировать старческое слабоумие?

- Способна. Но - не у собственной матери.

- Света, мы сейчас с тобой поссоримся, - опять закипятилась Василиса.

Безнадежно влюбленный в меня несколько лет бармен Слава, понимая, что у нас с подругой серьезный разговор, никого не пускал к нам в кабинет. И только периодически менял пустые кофейные чашки на полные.

Какое-то время мы сидели молча. Потом Васька поднялась.

- Ты когда в Москву уезжаешь?

- Завтра вечером.

- Ладно, до понедельника. Только знаешь, Света… Ты какая-то странная стала. Не родная. Отодвигаешься как-то…

Ты как будто… придвигаешься, - вспыхнула я.

Мы вышли на Фонтанку. Над водой ползли туманы от лесных пожаров в области, пахло гарью. Мы шли вдвоем, но чувствовалось, что каждой из нас было одиноко и тоскливо. Как будто мы шли в разных направлениях.

Оставалось всего метров двадцать до Ломоносовского моста, когда сзади мы услышали хриплое прерывистое дыхание, и остановились. В двух шагах от нас стоял запыхавшийся бармен Слава. В руках он держал крошечное блюдце из-под чашки от кофе.

- Вот…- смущенно протянул он мне фарфоровый кружок. - Вы вчера унесли в сумочке из бара чашку. Я подумал - не комплект. Возьмите и блюдечко…- и Слава, ссутулив плечи, поплелся назад к "Антракту".

- Ты начала воровать из баров чашки? - мертвым голосом спросила Василиса.

- Вася, я не была вчера в "Антракте"!

Василиска смерила меня презрительным взглядом и бросилась наперерез машинам.

- Я думаю, что у мамы моей была именно ты. Только почему-то врешь.

Тормознув "девятку", она быстро села в машину, гулко хлопнув дверцей.

Этот звук прозвучал над гнилой водой как выстрел. Кажется, его называют контрольным.

***

За семь дней ДО ЭТОГО…

Выставка-презентация Музиных шарфиков проходила в ее выставочном зале и начиналась поздно - в половине одиннадцатого. Предполагалось, что торжество будет идти всю ночь, и гости разъедутся лишь к утру.

Да, в понятии "бомонд" моя приятельница разбиралась отменно. Светским хроникерам было чем заполнять свои неряшливые пухлые блокноты. Важной персоной из приглашенных явно считался вице-консул по культуре консульства Франции в Петербурге (его Муза обхаживала больше всех). Депутаты разных мастей шумной стаей крутились возле ломящихся столов. Среди гостей были замечены потертый временем рок-музыкант, страшно популярный и не сходивший со страниц музыкальных журналов лет пятнадцать назад; страшно популярные нынче актеры из телесериала "Менты" (некоторые из них оказались знакомы Беркутову, и они радушно обменялись похлопываниями по плечам); модный художник, издающий модный питерский журнал; было много длинноногих девиц - то ли манекенщиц, то ли моделей (мы обменялись с ними лучезарно-фальшивыми улыбками); и еще куча других - известных и не очень - людей…

У нас с Андреем было мало времени до "Красной стрелы", поэтому, обойдя столы стороной, я сразу направилась к экспонатам выставки.

Да, Музе было чем гордиться. Невесомые шифоновые палантины всех цветов радуги и их производных оттенков висели на изящных кронштейнах, были художественно присборены на худощавых пластиковых манекенах, подвешены к специальным легким петлям, кое-где спускающимся с потолка. К тому же по залу кружили "живые манекены": несколько Музиных девиц на себе демонстрировали изящество и красоту этих изысканных аксессуаров одежды.

Но главным в этих палантинах была все-таки вышивка. Золотошвейки "Афродиты" добились невиданного эффекта: машинная гладь с обеих сторон ткани выглядела абсолютно одинаковой. Уж каким там особым натяжением нитей катушки и шпульки это достигалось, я не знаю, только перспективы вышивки отлетных деталей одежды (воротнички, манжеты, шарфики) подобным методом были невиданными. Молодец, Муза Веселовская, что и говорить!

Запрокинув голову, я невольно залюбовалась одним из палантинов, тихо раскачивающимся в такт шагов скользящих мимо людей. Он был дымчатого цвета - с дымчатыми же букетами цветов. Однако вышивка не сливалась с основным фоном шелкового полотна, а была яркой, выпуклой. Все цветы были вышиты одной и той же серой шелковой нитью, при этом складываюсь полное впечатление, что незабудки в букете были голубее, ромашки - белее, а маки и вовсе полыхали всеми возможными производными от красного. Как-то Муза пыталась мне объяснить, что этот эффект достигается разными наклонами и длиной стежков (мол, учились этому у самих владимирских мастериц, вышивающих белым - по белому), и все же я была не готова к подобному. Аи да Муза!

- Примерь! - Хозяйка бала решительно сдернула палантин с воздушной петли. - Только осторожно, - шепнула она мне на ухо, - это - мой лучший образец, единственный экземпляр…

Она виртуозно обмотала мое красное платье дымчатым шелком, осторожно завязав концы палантина на бедре, и отошла в сторону. Стоявшие рядом с нами гости ахнули.

- Муза, продай! - мне не хотелось расставаться с этим роскошеством.

- Я же тебе русским языком сказала: единственный экземпляр! Девчонки пытались повторить узор на другом палантине - жалкие копии получаются. Это как вдохновение: либо есть, либо нет. Так что это теперь - выставочный экземпляр. Раритет!

- И мне не продадите?

Народ вокруг нас расступился, и Муза расцвела от удовольствия маковым цветом: возле нас стоял сам губернатор. Он как всегда был высок, улыбчив, только, как показалось мне, слегка погрузнел за последнее время. Светские хроникеры тут же выставили диктофоны, защелкали камеры фотоаппаратов.

- И вам… Уж простите, - смущенно сказала Муза. - Любой другой даже подарить могу…

- Тогда я его у тебя украду! - встряла я в их разговор под дружный взрыв смеха окружающих.

Губернатор тоже улыбнулся:

- Берегите шедевры, Муза Гурьевна. Такие красивые молодые женщины уж если поставят перед собой цель - ни перед чем не остановятся.

И губернатор, одобрительно кивнув моему серо-красному изваянию и взяв под локоть хозяйку вечера, пошел здороваться с высокопоставленными гостями. А я, с сожалением сняв палантин и передав его одной из Музиных помощниц, направилась в кабинет Веселовской переодеваться: мы договорились, что я оставлю у нее до понедельника свое платье от Сони Рикель.

На выходе из ночного клуба, где меня поджидал Беркутов, в тени за колонной я заметила чернявого молодого человека. Мне показалось отдаленно знакомым его лицо. Но, заметив, что я всматриваюсь, юноша полностью отошел в тень.

***

За пять дней ДО ЭТОГО…

В понедельник из Москвы я вернулась одна: у Беркутова питерские съемки начинались только в четверг, и он остался в столице на несколько дней утрясать график своих театральных постановок, сказав на прощание, что даже не знает, как дожить ему до этого четверга.

С вокзала я заехала домой и в Агентстве оказалась только к обеду.

Горностаева быстро глянула на меня в коридоре и отвернулась. Как-то очень бледно выглядит Валя в последнее время, подумала я машинально.

А вот Соболин… Соболин посмотрел на меня так, словно у меня на лице была маска из клубники.

- Чего уставился? Соскучился?

Вовка встал от компьютера, обошел вокруг меня, разглядывая с невыразимым изумлением.

- Кол проглотил, я спрашиваю?

- Ты что… газет сегодняшних не читала? Ничего не знаешь?

- А что я должна знать? Я только что с поезда.

Вовка положил передо мной три номера понедельничных газет: "Смену", "Известия" и "КоммерсантЪ" - последние две были вывернуты питерскими страницами наружу. Три заметки были жирно обведены красным маркером. Я быстро пробежала глазами по заголовкам: "Гладь для дамы бубей", ""Афродита" лишилась своего раритета", "Незабудки исчезают в полночь".

- Что это? - Я почувствовала легкое беспокойство.

- Да ты хоть на снимки посмотри, - печально сказал Соболин.

Две из трех заметок сопровождались фотографиями. На обеих… была я. Только в одном случае я стояла фактически одна (другие гости были скрыты размытым фоном) - упакованная в серый палантин; на другом - я же, в том же палантине, но уже кокетливо поглядывающая на губернатора (задник этого снимка тоже был размыт).

- И что? - успокоилась я. - По-моему, я неплохо получилась.

- Подпись к снимку прочти хотя бы…- Вовка как будто даже устало вернулся к своему столу.

- ""Тогда я его у тебя украду!" - сказала журналистка "Золотой пули" Светлана Завгородняя хозяйке вечера Музе Веселовской… К концу презентации раритетный экземпляр исчез с выставки", - прочитала я вслух. - Вовка, что это значит?

- А то и значит: сначала наша красавица грозит известному модельеру воровством, если та по-хорошему не продаст шарфик, а потом этот шарфик, стоящий немереных зеленых, благополучно исчезает с выставки в неизвестном направлении…

- Ты что хочешь сказать?.. - прошептала я.

- …Только то, что сказал. Дело приобрело огласку, сама видишь, фотодокументы налицо. Ты - главная подозреваемая.

- Ты что, действительно считаешь, что это я украла? - я аж поперхнулась.

- Ничего я не считаю! - отмахнулся Соболин. - Только Обнорский уже с утра помчался к Парубку.

- А Парубок-то тут при чем? Это дело районных ментов.

- В том-то и дело, что из-за скандала - сам губер был на выставке! - дело из района городу передали. А Парубок, сама говорила, испытывает к тебе личную неприязнь.

- Зато тебя будет любить долго и крепко, - от злости я воспользовалась запрещенным приемом: Соболин был устойчивым гомофобом.

Вовку передернуло:

- Чем язвить, лучше бы подумала, как отмываться будешь.

- А почему это именно я должна отмываться? Там больше ста человек гостей было. Этот палантин все видели, все руками щупали. Может, его губернатор спер! Муза ведь ему тоже отказала в покупке!

- Совсем чокнулась! - Вовка снова вскочил из-за стола. - Сиди и никуда не двигайся. Скоро шеф вернется.

В кабинет вбежала запыхавшаяся Лукошкина.

- Света, не волнуйся, я все знаю. И - помогу.

- Нет уж, мои дорогие! В нашей "Пуле", похоже, самому себя защищать придется. И подписку о невыезде я еще пока никому не давала…

В подъезде я чуть не смела с ног Барчик.

- Ты почему трубку отключила? - обиженно спросила она. - Я даже не. знаю, вернулась ли ты из Москвы.

- Аська, тут такое творится…

Пока мы ехали в машине, я сбивчиво рассказала ей о том, что произошло на презентации, и о том, что написали утренние газеты.

- Ну и гады! - Аська даже кулаки сжала. - Я думала, что только в актерской среде бывает такой сволочизм. А Соболин твой - последний гад! Как он вообще посмел так с тобой разговаривать!.. Ты сейчас куда?

- К Музе, конечно. Надо же узнать подробности. Заодно и платье заберу.

- Тогда подбрось меня до "Ленфильма", - засобиралась Аська. Потом немного помолчала и тихо спросила: - Света, а у тебя с Беркутовым уже… было? Ты с ним… спала?

- Нет, я с ним в ладушки в Москве играла, - разозлилась я; нашла время глупые вопросы задавать.

- …Вот не послушалась меня - потащилась с этим Беркутовым сначала на выставку, потом в Москву, вот все так и получилось…

- Да Андрей-то тут при чем? - это я прокричала ей уже в спину.

***

- Не строй из меня идиотку! - Муза закуривала очередную сигарету, откладывала ее в пепельницу, забывала об этом и тащила из пачки новую, снова прикуривала. - Я не утверждаю, что ты - воровка. Я просто сказала следователю, что меня удивило, когда ты вдруг еще раз попросила примерить палантин.

- Я не трогала его второй раз!

Муза стала нервно бегать по кабинету.

- Света, ну вспомни, пожалуйста, это поможет следствию… Ты подошла ко мне где-то через час после отъезда губернатора… (Знаешь, я все-таки всучила ему маленький голубой шарфик - в подарок жене…) И попросила еще раз примерить палантин. Я рассмеялась и сказала: бесполезно, все равно не продам.

- А я? - Я не верила своим ушам, но почему-то испытывала мазохистское желание дослушать этот бред до конца.

- Ты? Ты взяла палантин и обернула себя им точно так, как я тебе до этого показала. Я еще тебе сказала: смотри, мол, Светка, как тебя состарило неисполнимое желание…

- Я что - в тот момент старой была? - ахнула я.

- Не старой, а ниже ростом. К старости ведь люди всегда мельчают в параметрах.

- Ниже ростом? С чего бы это?

- Не знаю. Ниже - и ниже.

- Как сейчас? - Я встала.

- Нет, сейчас ты нормальная.

- Значит, тогда это была не я.

- Ну, знаешь…- Муза раздраженно смяла сигарету. - В таком случае, сейчас перед тобой тоже не я, а кто-то другой.

- Не исключено…- хмуро буркнула я.

Какое-то время мы посидели молча. Поразительно, но бред, который несла Муза, меня просто завораживал. До этого я никогда не замечала за собой особой любви к мистике, но сегодня с каким-то непонятным вожделением я хотела знать все новые и новые детали этой невероятной истории: вот я методом телепортации одновременно оказываюсь в разных концах света, вот я на глазах изумленной публики улетаю в окно на метле…

- А мой спутник?.. Во второй раз рядом со мной был мой спутник?

- Нет, ты была одна.

- Правильно, потому что он ушел со мной. В первый раз ушел. И не вернулся. Потому что сел в вагон московского поезда. А поскольку телепортировать умею только я, то он сидел со мной в вагоне, а я в это время - туда-сюда, туда-сюда…

- Света…- осторожно спросила Муза, - а ты уверена, что… ездила в Москву?

- Все! С меня хватит! Отдавай мне мое платье, и я ухожу.

Муза, как ужаленная, подскочила с кресла.

- Знаешь что, Света, если у меня украли дорогой палантин (а я, заметь, до этого часа тебя не подозревала), то это не означает, что в отместку лишь за возможную вероятность подозрения можно валить с больной головы на здоровую и начать подозревать в воровстве меня…

Муза так лихо завернула, что я не поняла ни слова из того, что она сказала.

- Что ты несешь?

- У меня нет твоего красного платьица. И ты это прекрасно знаешь. Потому что ты, видно, передумала оставлять его у меня и ушла с выставки именно в нем.

Как-то всего этого было уже много.

Я встала, медленно убрала в сумочку сигареты и взглянула на приятельницу уже только в дверях.

- Запомни, дорогая. Я уходила с твоей идиотской выставки в костюме! Английский такой - пиджачок и юбочка. У пиджака - одна пуговичка, у юбочки - маленькая шличка. Все - темно-оливкового цвета. Знаешь, ягодки такие бывают - оливки. С косточками или с анчоусами. Иногда - с лимоном…

- …Прекрати этот фарс! - взвизгнула Веселовская. - В красном платье!

- …Для тех, кто не понял: в кос-тю-ме! Темно-олив-ко-вом!

И я шарахнула дверью.

Назад Дальше