Отец догадливо хмыкнул, но промолчал. Под людьми подразумевался вечный Галкин воздыхатель, которого она использовала всю жизнь как хотела. Бедняга мотался с ней по заграницам в статусе верного оруженосца, помогал в ее авантюрах, даже оформил на себя в свое время Галкину фирму, которую она на собственное имя оформить не могла – числилась в то время в какой-то бюджетной организации. Потом она с этой организацией благополучно рассталась, фирму переоформила. Но с воздыхателем расстаться не вышло, он к ней прилип навеки. Все Галкины просьбы заняться собственной жизнью ни к чему не привели, он так и остался с ней рядом. Что на его верность дочь всегда могла рассчитывать, отец знал точно.
– Значит, завтра. – Он ненадолго задумался, рука потянулась к карману вельветовой куртки, где лежал телефон. – Завтра вечером. Хорошо. Ступайте, дети, мне надо подумать. И переговорить кое с кем. Завтра.
Завтра вечером они узнают все или почти все. Завтра вечером их мальчик, их милый Тоша может лишиться надежды. Скорее всего, так и будет. Даже если Алина и была у Агапова, ее там больше нет.
Она не сказала Антону, пожалела его. Но ее личное наружное наблюдение установило, что Агапов внезапно прекратил ездить по утрам в булочную. Уже три дня не ездит. Что это могло означать, сомневаться не приходилось.
А что же будет дальше? Сможет он смириться с потерей? Остановится или снова станет искать?
Галя подавила тяжелый вздох. Племянник устроился рядом с бабушкой пить чай с домашними пирожками. Как бы там ни повернулось, она будет с ним рядом. До конца.
Глава 24
– Товарищ капитан, у нас утопленник! – Голос Ильи странно вибрировал. – Утром всплыл в районе плавней. Эксперт говорит, ему почти месяц.
Машу сразу замутило. Сглотнула раз, другой, поморщилась, отогнала в мыслях эту картину. Возмутилась:
– А почему вдруг он наш, Илюша? Насколько я помню, плавни не наша земля. Или нет?
– Это точно наш, товарищ капитан. – Теперь голос Ильи звучал так, как будто он проталкивал слова сквозь стиснутые зубы. – Он ряженый.
– Что он?
– Ряженый, товарищ капитан. От тела мало что осталось: раки. Ой, щас.
Отключился. Пошел блевать, поняла Маша. Ее бы тоже выворачивало от такой находки. Бедняга.
Перезвонил минут через пять, когда она, поразмыслив, уже обо всем догадалась.
– Это наш актер? – выпалила сразу, как только он позвонил. – Пропавший актер с квеста?
– Так точно, товарищ капитан. – Илья тяжело вздохнул. – На одежде инвентарный номер и бирка. Это точно реквизит оттуда. И это точно тот самый дядька, чью кровь мы обнаружили.
– Это ты так думаешь или экспертиза уже готова?
– Я так думаю, но не сомневаюсь, – нашелся ее помощник. – Вы приедете?
– Нет. – Маша передернулась, представив несчастного утопленника. – Ты давай заканчивай там, а я Голикова навещу. Теперь-то он точно не отвертится.
Отключилась. Еще раз мысленно пожалела бедного Илью, которому достался выезд в район плавней. Шагнула к двери, чтобы доложить полковнику и мчаться к Голикову. И надо же – поймала собственное отражение в зеркале.
– Черт!
Она снова была одета не по форме. Снова джинсы и футболка. Не ярко, не кричаще, но полковнику точно не понравится. Может, ехать к Голикову без доклада? А на обратном пути заскочить домой, переодеться и тогда уже с докладом. Решила, что так будет вернее. Высунула нос из кабинета: коридор пуст. Два поворота ключа, семь широких шагов до лестницы…
И нос к носу столкнулась с полковником.
– Та-ак, Ильина, снова ты в портках?
Суворкин стоял двумя ступеньками ниже. Его глаза оказались на уровне ее груди, туго обтянутой футболкой, и это ему тоже очень не понравилось. Сделал два шага вверх, осторожно обошел застывшую столбом Машу и приказал ей следовать за ним. В кабинете сразу уселся на свое место. Обычно он начинал с того, что включал чайник и засыпал в заварник три ложки. Заваривал, выпивал пару чашек своего огненного крепкого чая, а потом уже приступал к делам. Но не сегодня.
– Снова нарушаешь запрет являться на работу черт знает в чем, Ильина, – не спросил, скорее констатировал Суворкин.
Неожиданно потянул узел галстука и расстегнул две верхние пуговки на форменной рубашке. И пожаловался человеческим вполне, не начальническим голосом:
– Мне, может, тоже в трико удобнее здесь сидеть, однако же я в форме. А ты? Что снова за причина? Проспала?
– Никак нет, товарищ полковник. – Маше правда было стыдно, но она сейчас слишком торопилась. – Просто не подумала. Простите меня, Андрей Степанович.
– Простите ее, – фыркнул беззлобно и ткнул пальцем в телефон. – Наказал бы, точно наказал тебя, Ильина, если бы не твоя блестящая работа по убийству Стеллы Зиминой. Нашелся ребенок?
– Так точно, товарищ полковник.
– С кем он сейчас?
– Пока с бабушкой. Отец, не дождавшись результата, улетел обратно в Америку. Но вроде звонил, беспокоился.
– Вроде звонил, вроде беспокоился. – Суворкин был настроен поворчать. – Яковлева-то от своих показаний не отказалась?
– А куда ей деваться, товарищ полковник? Весь разговор Игорь Заботин записал. Явился к ней с портфелем, а там в замочке хитрая штуковина такая вмонтирована. Записывающее устройство. Да я сама Яковлеву с поличным практически захватила. На пистолете – ее отпечатки. На ней убийство, похищение ребенка и покушение еще на одно убийство. Статьи все серьезные.
– С которых ее супруг Яковлев благополучно соскочил, – подытожил Суворкин. – Но убийство Владимира Голубева все еще на нем, Ильина. Передача дела в суд замедлилась в связи с новыми открывшимися обстоятельствами. Ты понимаешь. Но доказательная база по убийству Голубева достаточно серьезная. Вот скажи мне, Ильина, откуда ты вот так прямо уверена, что он его не убивал?
– У него нет мотива, товарищ полковник.
– Да? Ты так думаешь?
Встал, засеменил к сейфу – огромному, старомодному, но надежному. Погремел ключами, достал картонную папку с тесемками. Вернулся за стол, открыл папку, нацепил на нос очки.
– Знаешь, что у меня здесь?
– Никак нет, товарищ полковник.
Маша стояла навытяжку, хотя так и хотелось подскочить к столу и выхватить у него эту папку.
– А здесь у меня, капитан, копии документов. Интересных документов. – Суворкин стал перекладывать бумаги. – Вот копия расписки из подпольного казино. Вот копия закладной. А вот копия дарственной. Понимаешь что-нибудь, Ильина?
– Копия расписки? – Маша нахмурила брови, чуть согнула левое колено: стоять навытяжку стало невмоготу. – Он играл? Владимир Голубев был игроком?
– В точку, Ильина, – похвалил полковник.
– Закладная, закладная… Он заложил свою долю в бизнесе отца? – сообразила она. Дождалась одобрительного кивка полковника, продолжила: – Голубев-старший недавно признался, что поделил бизнес на пять долей. Четыре у детей, одна у него, эту долю наследует его жена. Так, значит, Владимир проиграл в пух и прах и заложил свою долю? Ничего себе! А отец знает?
– Об этом мне, Ильина, не ведомо, я в детали его бесед со следователем не посвящен. Но ты угадала, молодец. А что насчет дарственной, угадаешь?
– Он выкупил свою долю и подарил ее? Или оформил дарственную, не выкупая?
– Мимо, все мимо, Ильина! – Суворкин явно был разочарован. – Дарственную на него оформила его родная сестра Инна.
– Что?
Ей показалось или за стенами в самом деле зазвенело, загремело и заухало? И потемнело внезапно?
– Да, Ильина. Инна Голубева, которой в конце мая исполнилось восемнадцать лет, на следующий день после дня рождения отправляется к нотариусу и оформляет дарственную своей доли в бизнесе отца на него. Как тебе такая информация?
– Обалдеть!
– Ильина, не забывайся! – прикрикнул полковник.
– Так точно, товарищ полковник. – Она снова вытянулась в струнку. – Прошу прощения, товарищ полковник.
– Хватит уже, затараторила, – отмахнулся Суворкин. Сбросил очки с носа на бумаги, поиграл дужками, потом спросил: – Как думаешь, почему так? С какой блажи она вдруг переписала на него свою долю? Насолить отцу? Сестрица пожалела братика?
– Вряд ли. Все, что мы о ней знаем, не позволяет так о ней думать.
– Во-от. – Суворкин поднял указательный палец. – Благотворительностью здесь и не пахнет. Здесь пахнет чем-то другим. Как-то гадко, не находишь?
– Так точно, товарищ полковник. У меня несколько версий, товарищ полковник.
Этих версий мгновенно появилось с десяток. Просто голову распирало – столько видов злодейства она вмиг придумала за Инну.
– Ишь ты, сразу несколько. Давай, предложи хоть одну.
– Первая. Владимир мог что-то знать о сестре и шантажировать ее. По информации… По имеющейся у меня информации, – поправилась Маша, а то ведь снова пристанет, что не по уставу докладывает, – не так давно Инна попала в какую-то скверную историю – речь шла о жестоком обращении с животными. Отцу пришлось постараться, чтобы это дело замять. Заплатил, понятно, кому-то.
– Так, молодец. Принято.
– Вторая. Отец узнал о долгах сына, решил помочь ему и заставил блудную дочь переписать свою долю на него.
– Это вряд ли, – нахмурился Суворкин. – Голубев крут, насколько я знаю. Не стал бы он делать такой подарок идиоту, который поставил на семейный бизнес в казино. Эта версия требует уточнения. Дальше!
– Третья версия, товарищ полковник. Инна могла о чем-то попросить брата и просто расплатилась с ним своей долей.
– А о чем она могла его попросить, Ильина? Давай не робей. Говори.
– Прозвучит чудовищно, товарищ полковник, но она могла попросить его… – Маша почувствовала, как по спине прокатились мурашки и внутри обожгло холодом. – Она могла попросить его устранить подругу.
– А зачем? – вскинулся Суворкин. – Она же, по словам матери, никогда бы не причинила зла Алине Яковлевой. – Чем та ей помешала?
– Инна была влюблена в парня Алины.
– В Антона Вострикова? – уточнил полковник.
Надо же, кто бы мог подумать, что он помнит имя.
– Так точно, товарищ полковник. – Маша покачала головой, уставилась в пол. – Как же я раньше не догадалась! Их одноклассницы говорили, что Инна с ума сходила по Антону, прохода ему не давала. Меня сбило, что это было еще до Алины. До того, как Алина и Антон стали встречаться.
– Вот так-то, Ильина. Вот такие у тебя под носом шекспировские страсти горели, а ты все прозевала.
– Но я даже подумать не могла, товарищ полковник! Она же девчонка совсем.
– За плечами которой хулиганские действия, многочисленные драки, плохие компании плюс съемка мерзких видеороликов о надругательстве над животными. Ты о чем думала, Ильина? Что ты о ней вообще думала?
Честно? О ней Маша думала меньше всего. Когда Инна наутро после памятной игры в квест не явилась домой, первое, что она подумала, – что девчонка испугалась. Испугалась, что Алину перепутали с ней. Должны были похитить именно ее, Инну, вот она и затаилась.
Потом всплыла информация о подслушанном разговоре сторожа и уборщицы. О том, что в транспортной компании творятся темные дела. И уверенность в ошибке только укрепилась.
Отец, правда, все отрицал, но ведь дыма без огня не бывает, так? Он мог просто отводить подозрения от своей фирмы, затем и явился.
Но то обстоятельство, что Инна оформила свою долю на брата незадолго до исчезновения Алины, в корне меняет дело.
– Думаю, ее надо брать, Ильина. Брать и как следует с ней работать. И не таких раскалывали. Ревность! Ревность и ненависть творят зло и похлеще. – Суворкин поджал губы, неодобрительно глянул на ее джинсы, проговорил с тяжелым вздохом: – Положи мне на стол ее признательные показания, что они с братом организовали похищение Алины Яковлевой, и узнай, где погибший Владимир спрятал труп девчонки, и я прощу тебе твои портки, капитан.
– Так точно, товарищ полковник.
За стенами все еще гудело и ухало. Или это у нее в голове такой та-ра-рам?
– А то, понимаешь, мотива нет у Яковлева убивать Владимира Голубева. Вот тебе и мотив! Что скажешь, капитан?
– Так точно, товарищ полковник. – Маша запнулась. – Это мотив.
– И еще какой! Яковлев узнает, что подруга дочери и ее брат вступили в преступный сговор. Является на фирму и убивает Владимира, не добившись от него правды. Или наоборот, – полковник развел руками, – добился он правды этой. Узнал, что дочери нет в живых. И убил его.
– Так точно, товарищ полковник, – повторила Маша в который раз. И вдруг с надеждой глянула на Суворкина: – А что, если Яковлев не убивал и…
– Все! Все, Ильина! Иди работай! – закричал Суворкин и руками замахал. – Я ей дело, считай, раскрыл, а она снова о своем. Иди уже!
Маша попятилась, повернулась. Взялась за ручку двери, когда полковник крикнул ей в спину:
– И в последний раз ты на службу являешься в этих портках! Взыскание объявлю! Выговор! За прежние разы прощу, но потом ни-ни!
– Так точно, – кивнула она, вжимая голову в плечи.
Вышла уже почти, когда он остановил ее вопросом:
– А ты куда собиралась, когда я тебя на лестнице поймал?
– В плавнях обнаружено тело.
– Утопленник, что ли?
– Так точно, товарищ полковник.
– И зачем ты туда?
– Я к Голикову собиралась. К индивидуальному предпринимателю, товарищ полковник.
– А к нему зачем? – Суворкин нахмурился.
– Утопленник имеет к нему прямое отношение, товарищ полковник. Предположительно это тот самый актер, который исчез во время игры в квест в ночь похищения Алины Яковлевой.
– С чего это вы так решили? От него небось ничего не осталось. Времени сколько прошло!
– Реквизит, товарищ полковник. На нем актерская одежда с логотипом ИП Голикова. После экспертизы и сличения с пятнами крови, обнаруженными в помещении…
– Все, понял, – прервал ее Суворкин с недовольной гримасой. – Это точно подождет, Ильина. Задерживай Голубеву.
– Есть, товарищ полковник.
Снова она двинулась к двери. И снова вопрос:
– А что там с этим парнем, который по поддельному паспорту живет?
– Пока ведет себя тихо, товарищ полковник. Ждем коллегу из Питера. Сегодня вечером он приезжает.
– Это еще зачем? – изумился полковник.
– Есть у него какие-то вопросы. Какие-то неясности. Едет в частном порядке.
– Уже лучше, – проворчал Суворкин. – Ладно, пусть приезжает, если в частном порядке. Голубеву задерживай до выяснения. Совершеннолетняя, не сломается посидеть семьдесят два часа. Наблюдение с господина с фальшивым паспортом не снимать пока. Тихо, говоришь, себя ведет?
– Да, товарищ полковник. Очень тихо.
Глава 25
– Очень тихо. – Галя нервно дернула шеей, побарабанила пальцами по баранке руля. – Не нравится мне это, Тоша.
– Почему? – удивился Антон. – Он же уехал на вокзал с этой растрепанной девицей. В доме никого. Сейчас сигнализацию отключат и…
– Не люблю я тишину, Тоша. Такую вот – не люблю. Подлая она. И разное она может скрывать.
Тетка полезла в карман ветровки за сигаретами, наткнулась на осуждающий взгляд племянника, вздохнула и решила устроить перекур потом. После того, как они совершат незаконное проникновение на чужую территорию и обыщут дом. И, может быть, найдут какие-нибудь следы Алины.
Этими словами провожал ее сегодня "на дело" отец. Нервными шагами мерил кухню, пока она накачивалась крепчайшим кофе, ворчал, поучал и без конца восклицал:
– Если бы не Антон!..
И грозил ей пальцем. А она сидела и думала, что если бы не Антон, то и она бы ни за что не полезла в это. Да, девчонку жалко. Да, красивая, молодая. Да, жить ей еще и жить. Но дальше-то что? Полиция бездействует, а они что могут?
Если бы не Антон, она бы пальцем не шевельнула. Не надоедала бы людям странными просьбами. Не мотала бы нервы своему верному оруженосцу.
Но Антон есть. Теперь у них у всех есть Антон. И она за него в огонь и в воду, и не только она. Отец тоже совершил кое-что предосудительное. И все ради мальчишки, которого они полюбили всей душой. Которого так долго считали чужим.
На мобильный пришло сообщение от отца. Лаконичное и обнадеживающее: "Все в порядке".
– Все, мальчики, пора. – Галя глянула на племянника, улыбнулась. – Идем?
Он уже выбирался из машины. Ее помощник остался на месте. Это было ее требование.
– Кто нас прикроет, Саша? – возмутилась Галина, когда он ни в какую не соглашался отпускать их одних. – Сидишь в машине и ждешь. Если вдруг что – отвлекай.
Они обошли машину сзади и двинулись к дому двадцать один. Высокий забор, наглухо закрытые ворота. Прошли до угла, свернули в проулок и побежали. Задняя калитка должна быть открыта – кто-то из знакомых отца постарался. Этот же человек должен был открыть дверь черного хода. Дальше они все сами.
– Ни на что больше он не согласен, – скупо пояснил отец, не называя никаких имен. – Камер по периметру двора нет. Что в доме – не знает никто.
– Открыто, – прошептал Антон, осторожно потянув заднюю калитку. – Идем, теть Галь.
Они вошли, огляделись, насколько это было возможно в сгущающихся сумерках. Дом темной громадиной возвышался ровно по центру участка. Вдоль забора с этой стороны никаких деревьев, грядок и клумб. Газон, узкая дорожка от заднего крыльца к калитке выложена тротуарной плиткой. Вдоль дорожки низкорослый кустарник. В паре метров от крыльца Галина рассмотрела качели с мягкими подушками, чуть в стороне низкий столик и пару скамеек.
Аккуратно, но по-спартански. На заднем дворе родительского дома все не так. Тюльпаны, пионы, лилии, астры, маргаритки, три шикарных розовых куста – буйство красок с весны по осень. И помидорным грядкам место нашлось, и грядкам с клубникой и зеленью. А как пахнет мятой после дождя! Мама посеяла ее много лет назад в подвесных горшках на задней веранде. С тех пор мята разрослась, повисла кистями, сплелась живой изгородью.
Здесь же все скупо. Много открытого пространства. Для обзора, поняла она, дотрагиваясь до ручки черного хода. Интересно, как в доме?
– Включи фонарик, – громким шепотом попросила она Антона, когда они вошли. – Перчатки не забыл надеть?
– Нет.
– А бахилы?
– На мне.
– Все, идем.
Дом они обошли быстро. Добротная дорогая мебель, в спальне хозяина и просторной гостиной на полу ковры. На стенах ничего – ни фотографий, ни картин. Полки почти пустые. Книги по спортивному единоборству и по стрельбе. Много журналов для рыбаков и охотников. Никаких безделушек, статуэток, сувениров – просто, как в гостиничном номере. Галина поежилась. Ни малейшего намека на уют в доме этого странного человека не было. И Алины не было тоже.
– Уходим, Тошка? – тронула она его за рукав темной трикотажной кофты.
– А подвал, теть Галь? Если уж на чердаке смотрели, то в подвал обязательно надо заглянуть.
– Время, малыш, время! – прошипела Галя. – Он может вернуться в любую минуту!
– Вы уходите. Я сам обыщу подвал.
"Настырный. Упрямый. Наш мальчик".
– Ладно, идем. – Она глянула на часы.